Сломанная

– Если ты принесёшь в подоле – я за себя не ручаюсь! – шипела она, и каждый звук, словно резал воздух.

Рианна открыла рот, чтобы крикнуть, что она еще не…, но слова застряли в горле колючей комком. Какая разница? Мать, родившая её в те же 18, лишь фыркнула бы и назвала лгуньей.

Внезапно за окном раздался скрип подъездной двери – то ли отчим вернулся, то ли просто пьяный бродяга с улицы. Мать дёрнулась на звук, и Рианна, воспользовавшись моментом, вырвалась из её хватки. С полки слетела фарфоровая статуэтка – подарок какого-то давнего «друга семьи». Осколки разлетелись по полу, как осколки их разбитой жизни. И этого хватило, что бы родительница разразилась криком:

– Всё как у твоей стервы-бабки! В 15 уже на панель!

Рианна чувствовала, как подгибаются колени, в ушах всё ещё звенели яростные слова. Тошнотворный запах слишком для них дорогих духов окутал её, словно удушающая пелена. Она зажала уши ладонями, пытаясь отгородиться от реальности.

– Мама, я не такая, не такая… как ты!

Резкий удар пощёчины хлестнул по щеке, оставив пылающий след. Губы матери искривились в зверином оскале, пальцы вцепились в кожу когтями оскорбленной жертвы.

– Не такая?! – праведный визг, срывался на крик. – Ты моя кровь, моя ошибка, мой позор!

Она рванула ее за волосы, заставляя смотреть в безумные глаза, где бушевала настоящая ярость. Слюна летела изо рта, мать шипела:

– С друзьями? Да? Я знаю, где ты была! В том клубе, где шлюхи и наркоторговцы! Где такие, как ты, кончают в подворотнях!

Её пальцы впились в плечи, тряся дочь, как тряпичную куклу.

– Принесёшь в животе – убью! Принесёшь болезнь – выгоню! Сдохнешь где-то под забором – даже плакать не буду!

Затем оттолкнула с такой силой, что девчонка отлетела к стене. Тяжело дыша, мать стояла перед ней, её грудь вздымалась от ярости, а в глазах полыхало безумие. Рианна сползла по вертикале, прижавшись к холодному бетону. В голове пульсировала боль, а в душе разрасталась чёрная дыра отчаяния.

– И не ври мне, что ты не умеешь сосать! – голос стал почти звериным рыком. – Ты знаешь, где у мужиков член! Все это знают!

Рианна побледнела так сильно, что казалось, будто жизнь покинула тощее тело. Ледяная волна страха прокатилась по позвоночнику. В голове промелькнула страшная мысль: «Неужели она знает про отчима?..» Горло сжалось в спазме, слова застряли где-то в груди, не в силах вытолкнуться наружу.

– Я видела! – мать шипела, придвигаясь настолько близко, что хорошо ощущалось на лице её горячее дыхание, пропитанное запахом перегара.

Слёзы подступили к глазам, обжигая веки, она дала им пролиться. Тихий, умоляющий шёпот сорвался с губ:

– Прошу… мама… остановись…

Та уже не слышала, развернувшись, с силой швырнула на пол пустую бутылку. И стекло с оглушительным звоном разлетелась на жгучие осколки.

– Ты кончишь хуже, чем я! – злой голос прозвучал как приговор, эхом отразившись от стен. – Ты не заслуживаешь ничего хорошего! Никогда!

Рианна застыла, чувствуя, как внутри что-то надламывается. Рвётся.

Дверь с оглушительным грохотом распахнулась, и в комнату ввалился отчим. Его неуверенные шаги были тяжёлыми и неровными, а мутные от выпивки глаза едва фокусировались на происходящем. Но руки оставались такими же крепкими, как всегда – опасными, безжалостными.

– Что у вас тут, мать твою, творится?

Мать мгновенно преобразилась, метнувшись к нему с ловкостью несчастной потерпевшей.

– Полюбуйся! – крик разрезал воздух, пронзительный и истеричный. – Опять бегала в клуб трахаться! Боже, помоги нам воспитать эту шлюху!

Рианна сжалась в комок. Телом попыталась стать невидимой, уменьшиться до размеров пылинки. Но отчим уже потянулся к пряжке ремня, его пальцы дрожали, а движения были чёткими, до ужаса привычными.

– Прошу… не надо… – её шёпот тонул в потоке слёз, те катились по щекам горячими дорожками, оставляя солёные следы на коже.

В комнате повисла горькая тишь, нарушаемая только хриплым дыханием отчима и сдавленными рыданиями Рианны. Время, казалось, остановилось, замерло в ожидании неизбежного.

Он даже не взглянул на неё. Только методично расстегнул ремень, вытаскивая его из шлёвок. Металлическая пряжка издала резкий звук – последний удар колокола перед казнью.

Рианна рванулась к окну, пальцами вцепилась в подоконник в отчаянной попытке спастись. Воспитатель оказался быстрее. Его грубая жилистая рука сомкнулась на её запястье, дёрнула с такой силой, что плечо пронзило острой болью.

– А ну-ка стой! – голос проскрежетал, как ржавое железо по металлу.

Ремень просвистел в воздухе, прежде чем обрушиться на спину жгучей плетью. Первый удар – обжигающий, лизнул пламенем. Второй – резкий, как удар ножа. Рианна закричала. Её тело извивалось в отчаянной попытке вырваться, нырнуть из окна, но хватка ощущалась железной, безжалостной.

Слёзы застилали глаза, превращая вид улицы в размытое пятно. Воздух вырывался из лёгких короткими, судорожными всхлипами. Каждый удар оставлял на коже жгучие следы, которые, казалось, будут гореть вечно.

– Получай! Получай! – он бормотал, как будто заведённая машина, каждый взмах руки отмеряя новую полосу боли.

Мать застыла в дверном проёме, её руки были демонстративно скрещены на груди. Тонкие губы сжаты в жёсткую линию, а глаза – холодные, безжизненные – не выражали ничего, кроме безразличия. В её взгляде читалось нескрываемое одобрение происходящего.

Всё расплывалось перед глазами Рианны. Пол, потолок, стены – всё кружилось в безумном танце, окрасившись в кроваво-красные тона. Каждый удар казался бесконечностью, растягиваясь в вечность. Каждый крик, вырывающийся из горла, будто был последним в жизни.

Она действительно умела кричать громко, пронзительно, до хрипоты. Её голос, обычно спокойный, тихий, разрывался от боли и отчаяния. И в этот раз её крики также не имели никакого значения. Они тонули в вязком пространстве реальности, разбиваясь о каменные сердца тех, кто должен был защищать.

Глава 5

На следующий день ей казалось спокойная аудитория университета, пропитана ярким запахом старой мебели и ароматного кофе. Солнечный свет через грязные окна рисовал на полу размытые пятна. Рианна сидела на краешке стула, перенеся весь вес на одну ягодицу – вторая всё ещё горела огнём после вчерашнего.

Преподаватель монотонно бубнил о статистике домашнего насилия, жестикулируя у доски. Его слова – «травматизация», «цикл агрессии», «посттравматический синдром» – висели в воздухе, как чужие, ненужные ярлыки.

Она стиснула зубы. Спина ныла от напряжения, а под рваным свитером скрывались синяки, которые утром она замазала тональным кремом. Какая ирония, – думала она, глядя в конспект, где вместо лекций были нарисованы каракули – острые, колючие, как её жизнь.

За соседней партой перешёптывались одногруппницы, бросая на неё любопытные взгляды. Наверное, думают, что я с бодуна, – усмехнулась она про себя. Если бы они знали…

Аудитория замерла, когда телефон преподавателя резко зазвонил, прерывая лекцию. Он нахмурился, выслушал сообщение и поднял глаза на Рианну. Взгляд был тяжёлым, неодобрительным.

– Рианна, вас вызывают в деканат. Сейчас.

Она встала, стараясь не морщиться от боли в спине. Хотя бы сидеть больше не придётся, подумала она с горькой усмешкой.

Кафедра социологии встретила её гулкой пустотой, нарушаемой только скрипом кожаного кресла. Александр Леонидович сидел за массивным столом в своем кабинете, его пальцы перебирали бумаги. Запах старых документов и деревянной мебели витал в воздухе.

– Здравствуй, – он отложил папку и сложил руки, – к нам поступили жалобы от родителей Бени. Они утверждают, что ты… избила его?

Его голос звучал скорее с недоумением, чем с обвинением. Бени, сынок местного чиновника, всегда был золотым мальчиком в глазах преподавателей.

Рианна сжала кулаки на коленях, но лицо осталось невозмутимым.

– Он сам напросился.

Мужчина откинулся в кресле, его пальцы постукивали по ручке, словно отмеряя время. Он взглянул на Рианну с тем выражением, которое обычно резервировали для трудных подростков – смесь усталого терпения и скрытого раздражения.

– Это не повод для подобных высказываний, – его голос шелестел ровным, но в нём явно читалось: «Не усложняй». – Родители Бени беспокоятся о твоём поведении…

Рианна гневно подалась вперёд, её ногти впились в колени. Она знала, что сейчас выглядит как взбешённая кошка, но ей было плевать.

– А они спросили у самого Бени, почему он постоянно врёт? – голос у нее задрожал, но не от страха, а от ярости. – Он всех подставляет!

Декан вздохнул, поставив ручку на стол с таким видом, будто разговаривал с капризным ребёнком.

– Успокойся. Мы должны разобраться объективно.

Он открыл папку, где лежало заявление от родителей Бени – аккуратное, на фирменном бланке, с печатью. Рядом – пустой лист, будто ждущий её версию событий.

Рианна вскочила со стула, её тень упала на аккуратно разложенные документы. Глаза горели, а голос сорвался на хриплый шёпот, полный иронического сарказма.

– Объективно? – ударила ладонью по столу, заставив деканскую чашку с кофе дрогнуть. – А кто разберёт, как он украл мою курсовую и сдал под своим именем? Или как подставил Марию на истории, когда она отказалась дать ему списать?

Декан вздохнул так, будто перед ним не студентка, а неисправимый ребёнок. Его пальцы сложились «домиком», как у школьного учителя, читающего нотацию.

– Рианна, я понимаю твоё возмущение, но обвинения должны быть подкреплены фактами.

– Фактами?! – её смех прозвучал пронзительно, почти истерично. – Спросите у любого в нашей группе! Спросите у Ларисы Петровны – она же видела, как он подменял работы!

Мужчина поднял руку, грозно останавливая поток лавины. Его голос стал ниже, и в нём прорезалась стальная нотка:

– Сядь. Мы разберёмся. Но пока я прошу тебя вести себя сдержаннее. Рианна, – произнёс он с подчёркнутым спокойствием, – я не отрицаю, что у тебя могут быть причины для недовольства. Но твоё поведение только усугубляет ситуацию.

Он потянулся к папке, достал оттуда ещё один лист – официальное заявление от родителей Бени с требованием дисциплинарного разбирательства.

– Видишь это? – он положил бумагу перед ней. – Они настаивают на твоём отчислении.

Она почувствовала, как земля уходит из-под ног. Отчисление? За то, что она дала отпор этому подонку? Он же подставил ее вчера. Трус, поганый трус!

– Но… – её голос дрогнул.

– Да, – декан перебил её, – я готов дать тебе шанс. При условии, что ты немедленно извинишься перед Бени и его родителями.

Тишина в кабинете стала оглушительной. Рианна сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Извиниться?

Дверь кабинета распахнулась с таким лёгким усилием, будто её толкнул ветер. В проёме стоял Ричард – в идеально сидящем тёмно-синем костюме, его ухмылка едва тронула губы, но глаза оставались холодными, как сталь.

– Прошу прощения за вторжение, – зато голос был мягким, почти бархатным, но декан вздрогнул, будто услышал скрежет ножа. – Доброе утро.

Мужчина шагнул в деканат, его пальцы коснулись спинки стула Рианны, едва задев ту за плечо. Контакт длился долю секунды, но она почувствовала, как по спине пробежал холодок. Декан побледнел, узнав Ричарда Вольского – того самого человека, чьё имя в городе произносили приглушенно.

– Мистер Вольский, я не ожидал… – он попытался сохранить официальный тон, дрогнувшим голосом.

– Я тоже, Александр Леонидович, – Ричард перебил его, улыбка стала чуть шире. – Рад вас видеть. Звонила ваша секретарша.

Его взгляд скользнул по Рианне. Та замерла, худые плечи слегка напряглись, а пальцы сжали край стула. Глаза широко раскрытые, отражали смесь удивления и настороженности – как у дикого зверька, который не решается ни убежать, ни приблизиться.

Губы чуть дрогнули, она быстро прикусила нижнюю, словно поймав себя на том, что вот-вот что-то вырвется. Вместо слов – лишь штилевой выдох, почти сип:

– Вы… зачем вы здесь?.. – выдохнула осторожный вопрос – будто боялась услышать ответ. Взгляд про вальсировал к декану, потом обратно к Ричарду, ища подсказку в их лицах.

Ричард слегка наклонил голову, его улыбка смягчилась, но в глазах осталась та же твёрдая уверенность. Он намеренно опустил руку, слегка задевая – не хватаясь, просто обозначая присутствие. Пальцами едва коснулся её плеча, скользнул вдоль спины – лёгким, но намеренным прикосновением. Она вздрогнула, но не отстранилась. Закусила губу от боли. Её тело инстинктивно напряглось, словно готовясь к удару, которого не последовало.

Их взгляды встретились.

В его глазах – не привычная холодная расчётливость, а что-то глубже: сожаление. Жалость. Понимание. Как будто он знал. Как будто видел эти синяки ещё до того, как коснулся её.

Девчонка в понимании отпрянула, её губы сжались в тонкую линию. В груди вспыхнуло что-то горячее и колючее – злость. Нет, стыд.

Кабинет вдруг стал тесным, воздух густым. Ричард не повышал голоса, но каждый его слог резал и душил.

– Как часто он это делает?

Рианна быстро отвела глаза, её пальцы вцепились в подол юбки. Она знала, о ком он. Знала слишком хорошо. Но признаться – значит сделать это реальным.

Декан нервно заёрзал, его взгляд метался между ними, пытаясь уловить суть разговора.

– Я вас, конечно, приглашал, но завтра… – он вытер платком вспотевший лоб, бумажный краешек затрепетал в дрожащих пальцах.

Ричард проигнорировал его. Шагнул ближе, намеренно наклонился на уровень её глаз – будто разговаривал с испуганным ребёнком.

– Как часто, – повторил он, уже без вопроса, с твёрдостью приказа. – Отвечай.

Она закусила губу до крови. Молчание стало её щитом. Но телесная дрожь выдавала всё – каждый удар, почти каждую ночь, каждый стыд. Кабинет будто сжался до размеров клетки.

Он знал. Не всё – но видимо достаточно…

Мужчина выпрямился, теперь не отводил ледяного взгляда от декана, его голос звучал ровно, но в каждом слове чувствовалась стальная хватка.

– Можем решить и сегодня все финансовые вопросы. – слегка наклонил голову, как бы предлагая сделку. – Насколько я понимаю, вопрос по стадиону у вас горит?

Александр Леонидович быстро кивнул, его пальцы нервно постукивали по столу. Он бросил взгляд на Рианну, словно внезапно вспомнив, что она ещё здесь.

– Да, верно… – махнул рукой в сторону, – Ну, вы свободны.

Пальцы Ричарда, до этого лишь слегка касавшиеся её плеча, вдруг сжались – прямо на синяке, оставленном отчимом. Боль пронзила тело, и она вскрикнула, не в силах сдержаться.

Александр Леонидович вздрогнул, тут же отвел глаза, делая вид, что не заметил. Деньги важнее, – казалось, говорило его поведение.

Ричард разжал пальцы, но не отпустил. Вместо этого его рука скользнула ниже, к её запястью, сжимая его уже не болью, а предупреждающе – не двигайся.

– Закрываете глаза на студентов из неблагополучных семей, верно? – голос стал настолько тихим, почти покойным, с закипающей взрывной яростью. – Зато для других двери всегда открыты?

Декан побледнел. Пот выступил на его лбу, а пальцы судорожно сжали край стола. Он выглядел так, будто вот-вот рухнет.

– Что вы имеете в виду… – он попытался сохранить достоинство, но голос предательски сел.

Рианна молчала. Она тоже хотела бы знать, что он имеет в виду? Но что-то в его хватке, в этом взгляде, говорило ей: Ты скоро всё поймёшь.

Ричард не сводил глаз с мужчины, его улыбка стала острее. И тот резко сглотнул, его кадык судорожно дернулся вверх-вниз. Губы растянулись в неестественно широкой улыбке, обнажив желтоватые зубы – профессиональная гримаса человека, готового в любой момент переступить через собственную гордость. Его взгляд, водянистый и заискивающий, метнулся от Рианны к Ричарду, словно пытаясь угадать, какая реакция ожидается, а пальцы нервно перебирали край манжет.

– Д-думаю, вопрос будет решен в пользу студентов из неблагополучных семей, – выдавил он, голос сорвался на фальцет.

Ричард лишь слегка кивнул, едва заметное движение подбородка, но в этом жесте читалось столько холодного превосходства, что у декана по спине потек мелкий пот.

– Иди, Рианна – велел он и она рванула к выходу, ее тело двигалось на чистом адреналине. Дверь захлопнулась с таким грохотом, что секретарша в приемной вздрогнула. Она выскочила, не чувствуя под собой ног – пятки лишь мелькали в воздухе, волосы развевались сбоку.

А сердце трепыхалось, как у канарейки.

Глава 6

Дверь деканата захлопнулась с оглушающим финальным аккордом. Рианна стояла, опираясь о холодную стену, её дыхание рвалось из груди короткими, прерывистыми рывками. Глаза жгло – но слёзы не выходили, застряв где-то глубоко внутри, смешавшись с ядом унижения.

Секретарша посмотрела на неё, лицом белее бумаги, которую она обычно подсовывала декану на подпись. Губы дрожали, когда она прошептала:

– Ты… ты знаешь этого человека?..

В ответ девушка выпрямилась. Её пальцы впились в край стола, ногти оставили царапины на лакированной поверхности. В глазах – ненависть. Но под ней – что-то хуже: беспомощность, которая разъедала душу, как кислота.

– Знаю? – смех прозвучал хрипло, почти истерично. – Да я разбила ему яйца вчера вечером!

Секретарша ахнула, отпрянув, будто слова студентки были раскалённым железом.

Рианна резко развернулась, рванув к выходу, но тут же застыла на месте – в дверном проёме, словно выросший из тени, стоял охранник. Его массивные руки были скрещены на груди, а взгляд говорил яснее слов: "Ты никуда не уйдёшь."

– Да вы все сговорились… – прошипела она сквозь стиснутые зубы, кулаки сжались так, что ногти впились в ладони.

Сделала шаг вперёд – тот неожиданно расступился, пропуская её. Но это не было победой. Это была милость, временная отсрочка, и она это знала.

После лекций она зашла в библиотеку, стараясь оттянуть неизбежное. Пыльные фолианты, спокойный шелест страниц – здесь было мирно. Но что-то внутри настойчиво шептало: "Он найдёт тебя. И это будет не завтра. Это будет сегодня."

Она вяло перебирала учебники, не в силах сосредоточиться. Каждый скрип двери заставлял её вздрагивать. Где-то он уже идёт. Где-то он уже близко.

Его голос прокрался за шиворот, обжигая шею горячим дыханием, когда он наклонился к самому уху.

– Прятаться в книжках? – слова сочились ядовитой нежностью. – Как… мило.

Мужчина протянулся над её плечом, доставая с верхней полки потрёпанный томик "Симбиозные семьи". Переплёт скрипел в его пальцах, будто жалуясь на небрежное обращение. Мужчина перелистывал страницы, его усмешка становилась всё шире, пока не превратилась в откровенно хищную.

– Ирония. Верно?

Книга захлопнулась с резким хлопком, заставив её дёрнуться. В следующее мгновение его пальцы уже обхватили её запястье – внешне нежно, но с такой скрытой силой, что каждый мускул в её теле понял: это не приглашение.

Он повернул её руку ладонью вверх, его большой палец провёл по тонкой коже на внутренней стороне запястья, где отчётливо проступал синяк в форме отпечатка пальцев.

Рианна почувствовала, как её запястье дрожит в его железной хватке, но не от боли – от напряжения.

– Пойдём. У нас долгий разговор, зайка.

– Прекратите называть меня ТАК! – её голос сорвался на визгливый шёпот, – Это бесит. Я не крольчиха. Я…

Она резко замолчала, когда его пальцы сильнее сжали запястье – не больно, но предупреждающе. Он не даст ей закончить. Не даст лгать.

– И не о чем говорить!

Он развернул её одним движением, прижав спиной к книжным полкам. Корешки томов впились в лопатки, но она даже не успела вскрикнуть – жесткое колено впилось между её ног, а пальцы врезались в подбородок, заставляя смотреть в глаза. Ледяные. Бездонные. Безжалостные.

Она задохнулась. Чужое дыхание обжигало губы, смешиваясь с её прерывистыми вздохами. В глазах Ричарда читалась опасная игра – он наслаждался её попытками вырваться, как хищник, дающий жертве ложную надежду.

– Мы будем говорить, – повторил он, намеренно растягивая слова. – О том, как ты сбежала вчера. О том, как сегодня игнорируешь меня.

Его колено сильнее упёрлось между её бёдер, вызывая волну стыдливого тепла внизу живота. Она зажмурилась, но его пальцы тут же дёрнули подбородок вверх – смотри на меня.

– И особенно… – голос стал тише, ядовитее, – о твоём милом "отчиме". О том, как он бьёт тебя каждый раз, когда выпивает.

Девчонка дёрнулась, словно её ударило током. Глаза расширились от ужаса – откуда он знает? Сердце колотилось так, что, казалось, он слышит его.

Он ухмыльнулся, наслаждаясь её паникой, и наклонился ещё ближе.

Время спрессовалось в один удушающий момент. Каждый вдох обжигал лёгкие, будто она дышала раскалённым металлом. Спина впилась в острые корешки книг, но эта боль казалась ничтожной по сравнению с тем, как его колено вдавливалось ей между бёдер, а пальцы впивались в подбородок, заставляя смотреть в эти бесчеловечные глаза.

Его губы – были так близко, что она чувствовала их тепло. Каждое слово падало на кожу, как капли кислоты.

Когда его рука грубо скользнула под юбку, внутри что-то сломалось. Паника взорвалась в висках, но следом пришла ярость – слепая, животная.

Она захотела кричать, но горло сжалось, будто перехваченное удавкой. Библиотека, обычно наполненная шёпотом страниц, теперь давила гробовой тишиной.

Внезапное осознание ударило, как током: он хочет её. Но не так, как Бени – с его жалким подчинением, слюнявыми обещаниями. Нет. Этот жаждал её сопротивления, её унижения, её слёз.

Грудь у нее вздымалась часто-часто, губы задрожали. Она готова была на всё – лишь бы не говорить с ним. Не признаваться про отчима. Не вспоминать вчерашнее.

– Чего… – голос сорвался на хрип, – Чего вы хотите?!

Он рассмеялся – басовито, глухо, как будто она произнесла что-то смешное.

Его жесткие пальцы внезапно ослабили хватку, и во взгляде, обычно таком холодном, мелькнуло что-то тёплое – почти больное.

– Ты… – голос сорвался, стал тише, мягче, – Я не хочу тебя пугать.

Он осторожно провёл большим пальцем по её запястью, где уже проступали красные следы от его пальцев, и сжался внутри от стыда.

– Прости.

Его колено медленно отошло, давая ей пространство. Но он не отпустил её полностью – его руки теперь просто держали её, а не приковывали, будто он боялся, что она рассыпится, если разожмёт пальцы.

– Я хочу… – он замолчал, губы сжались в строгую линию. В глазах читалась борьба – между яростью и жалостью, между желанием владеть и потребностью защитить.

– Скажи мне правду, – прошептал он, и в этом шёпоте было столько боли, что её собственное сердце сжалось.

Он не Бени. Не станет бить её за правду. Но он и не отпустит.

– Сначала – правду. Всю. До последней капли.

Глава 7

И она поняла: он не даст уйти. Не даст солгать. Он доберётся до сути.

Его вопросы повисли в воздухе, тяжелые, как бетонные глыбы. Сложно было не почувствовать, как подкашиваются колени, но не от страха – от стыда, тот взвивался из глубины, обжигая внутренности изнутри. Она торопливо отвела взгляд, но мужчина тут же подхватил её за подбородок, настойчиво и неумолимо возвращая к себе.

В горле у Рианны образовался ком, горячий и колючий, не до проглоченный горький кисель. Губы задрожали. Она хотела крикнуть, что он не имеет права, это не его дело, но…

…но его глаза. Не холодные, как вчера. Не жестокие. Глубокие, как рана, в которую она боялась заглянуть. В них читалось нечто, отчего её собственное сердце сжалось – понимание? Боль? Или…

Она зажмурилась, отчаянно пытаясь стереть его гребаный понимающий взгляд. Но он уже проник внутрь, дотронулся до самых потаённых уголков, до тех синяков, что были не на коже, а глубже, намного глубже.

– Я… – голос сорвался на плеск, почти лепет ребёнка, – Не могу.

– Ладно, – он отозвался тоже тише, с хрипотцой, сделал шаг назад, давая ей пространство. Его пальцы нервно провели по своим же щекам, будто стирая невидимую гримасу ярости. Когда Ричард заговорил снова, в словах уже не было приказа – лишь просьба:

– Но если не мне… то хотя бы психологу. Или… чёрт, хоть продавщице в булочной.

Его губы искривились в подобии улыбки, но глаза оставались серьёзными – слишком серьёзными.

– Потому что иначе… – он оборвал себя, поймав на краешке сознания, что вот-вот сорвётся в угрозы. А она не виновата. Вместо этого злясь, снова провёл ладонью по лицу.

В глазах Рианны вспыхнул странный огонь – не страх, не боль, а вызов, намеренно черный, испепеляющий. Она заставила себя улыбнуться – криво, по надрывному, как улыбаются те, кому уже нечего терять.

– Нет, зря переживаете, – голос фыркнул, нарочито грубо, – Я трахаюсь с ним! Со всеми. С Бени, с другими тоже… я шлюха.