Говори мне правду

Мадина Федосова

Говори мне правду

П

редисловие автора

Дорогой читатель,

Перед тобой – не просто история о любви. Это история о правде. О той, что мы так боимся сказать друг другу, и о той, что боимся признаться самим себе.

Меня всегда завораживали турецкие сериалы – не только своей страстью и красотой, но и удивительной глубиной эмоций. В них есть то, чего порой так не хватает в жизни: смелость чувствовать без оглядки, говорить без утайки, любить вопреки всему. Именно это вдохновение я хотела сохранить на страницах этой книги.

Мои герои, Селин и Демир, – успешные, умные, привлекательные. У них есть всё, что ассоциируется с идеальной жизнью: карьера, признание, вид на Босфор из окна. Но за безупречным фасадом скрываются одиночество, страх и тихая тоска по чему-то настоящему. Им приходится заключить опасную сделку с самими собой – 30 дней без лжи.

Что происходит, когда исчезают все фильтры? Когда ты больше не можешь спрятаться за профессиональными терминами, красивыми платьями и ироничными шутками? Когда остаётся только ты – уязвимый, живой, настоящий – и другой человек, который смотрит на тебя без прикрас?

Этот роман – и есть тот самый эксперимент. Для меня. Для вас. Для всех, кто когда-либо боялся обжечься правдой, но ещё больше боялся прожить жизнь в удобной, красивой лжи.

Я верю, что именно в искренности – даже пусть горькой, пусть неудобной – рождается та самая, настоящая любовь. Та, что выдерживает любое «Я тебя знаю» и любое «Я вижу тебя».

Говорите правду. Себе. Тем, кого любите. Даже если страшно.

И пусть эта книга станет для вас тем самым тихим, честным разговором с самим собой – тем, после которого уже невозможно жить по-прежнему.

С любовью и верой в ваши истории,

Мадина Федосова

P.S. И да… если после прочтения этой книги вам захочется позвонить близкому человеку и сказать то, что годами откладывалось, – считайте, что моя миссия выполнена.

В

ведение

В эпоху тотальной цифровизации и вечной погони за идеалом, когда подлинные чувства оказались заложниками безупречных социальных профилей, а искренность стала редкой валютой в мире социальных одобрений, мы разучились быть настоящими. Мы приносим свою истинную сущность в жертву вируальному перфекционизму, прячем уязвимость за отфильтрованными селфи, а тихие трагедии повседневности – за глянцевыми историями успеха. И особенно тяжело эту ношу нести тем, чья жизнь превратилась в публичное достояние, чьи улыбки стали товаром, а личные драмы – сюжетом для обсуждения многомиллионной аудиторией.

Стамбул – город-парадокс, город-загадка, вечный мост между Европой и Азией, прошлым и будущим, традицией и современностью. Здесь, в тени величественных византийских стен и османских минаретов, под немолчный аккомпанемент волн Босфора и пронзительные крики чаек, разворачиваются бесчисленные человеческие драмы. Воздух этого города пропитан ароматами крепкого кофе, восточных специй и несбывшихся надежд. В его сердце бьётся ритм, сотканный из звуков азана, гудков паромов и тикающих часов по дорогим отелям, где за закрытыми дверьми скрываются самые сокровенные тайны.

Именно здесь, в сияющих небоскрёбах делового района Левент и на шикарных набережных Бебек, живут те, кто достиг вершин профессионального успеха, но заплатил за это высокую цену – цену своего душевного покоя. Их жизнь – это бесконечная гонка за признанием, вечный праздник с пустыми глазами и идеальные фотографии, за которыми скрывается леденящая пустота одиночества.

В эпицентре этого водоворота страстей и амбиций оказываются двое – Селин Йылмаз и Демир Арслан. Два блестящих ума, два эксперта в области человеческих отношений, два кумира для тысяч последователей. Их совместный подкаст «Психология любви» стал для многих отчаявшихся сердец настоящим спасательным кругом в бурном море современной жизни. Со стороны их дуэт кажется воплощением гармонии – они прекрасно смотрятся вместе, их интеллектуальные баталии завораживают, а кажущаяся любовная связь заставляет аудиторию замирать у экранов, веря в существование идеальных отношений.

Но за безупречным фасадом скрывается горькая правда. Их «роман» – не более чем искусно разыгранный спектакль, пиар-ход, в большой игре за рейтинги и популярность. После окончания съёмок они расходятся по своим стерильным апартаментам с панорамными видами на пролив, где роскошь и комфорт не могут заглушить гнетущее чувство экзистенциального одиночества. Каждый из них заперт в собственной позолоченной клетке, каждый играет роль, давно уже забыв, где заканчивается сцена и начинается реальная жизнь.

Все меняется в один момент, когда во время прямого эфира прозвучит неудобный, провокационный вопрос, который словно молния разорвёт завесу лжи, годами окружающую наших героев. Этот вопрос поставит под угрозу все, что они так тщательно выстраивали – их репутацию, карьеру, будущее проекта. И в отчаянной попытке спасти положение, движимые смесью страха, амбиций и скрытого желания что-то изменить, они заключают безумное пари.

Тридцать дней. Тридцать дней тотальной, абсолютной, безкомпромиссной честности. Никаких масок. Никаких недомолвок. Никаких спасительных лживых условностей. Только неприкрытая правда – неотфильтрованная, пугающая в своей откровенности. Они соглашаются на этот опасный эксперимент, не понимая, что играют с огнём, способным испепелить все вокруг.

Что произойдёт, когда рухнут все защитные барьеры? Смогут ли они вынести тяжесть взаимных откровений? Что останется от их тщательно созданных образов, когда будут обнажены все страхи, комплексы и разочарования? И может ли в этом горниле взаимного уничтожения родиться нечто настоящее – хрупкое, уязвимое, но подлинное чувство, не боящееся света правды?

Эта книга – не просто любовная история. Это глубокое психологическое исследование природы человеческих отношений. Это путешествие в самые потаённые уголки души, где скрываются наши самые тёмные страхи и самые светлые надежды. Это исповедь поколения, заигравшегося в перфекционизм и забывшего о простой человеческой искренности.

Это приглашение к разговору. К диалогу с самим собой. К смелому взгляду в зеркало без прикрас и фильтров. Возможно, перевернув последнюю страницу этой истории, вы найдёте в себе мужество произнести самые важные слова в своей жизни – те, что годами оставались невысказанными.

Говори мне правду. Готовы ли вы услышать ее?

Часть первая

Л

ожь

,

на которой мы построили рай

Г

лава 1

И

скусственный

рай

под

софитами

Студия "Псико-Ашк" тонула в неестественном полумраке, нарушаемом лишь слепящими лучами софитов. Воздух, густой и прохладный от кондиционеров, пах озоном от дорогой аппаратуры и сладковатым ароматом турецкого кофе, что стоял нетронутым на столике между креслами. За огромными звуконепроницаемыми окнами медленно гас вечерний Стамбул: огни Босфора мерцали как рассыпанные бриллианты, а силуэты паромов скользили по черной воде, словно призраки.

– Дорогие зрители, – голос ведущего Мехмета звучал медово-сладко, – сегодня мы вновь погружаемся в бесконечную вселенную человеческих отношений. И с нами, как всегда, наши звёзды – неподражаемые Селин Йылмаз и Демир Арслан!

Камеры плавно приблизились к ним. Селин ощущала на себе их холодные стеклянные глаза. Она сидела с идеально прямой спиной, в бежевом твидовом пиджаке, который стоил как месячная аренда небольшой квартиры в районе Бешикташа. Её пальцы нервно перебирали край пиджака, но лицо оставалось спокойным, почти отрешенным.

– Госпожа Йылмаз, – обратился к ней Мехмет, – ваша новая книга «Как управлять любовью разумом» стала бестселлером. Вы утверждаете, что любовь – это прежде всего рациональный выбор. Не убивает ли такой подход саму суть страсти?

Селин мягко улыбнулась, отработанным жестом поправив несуществующую прядь волос:

– Любовь без разума – это корабль без руля в бурном море, дорогой Мехмет. Да, страсть прекрасна, но именно разум помогает нам не разбиться о скалы разочарований. Контроль – это не отсутствие чувств, а проявление уважения к ним.

– Полнейшая ерунда! – Демир откинулся в кресле с показной небрежностью. Его тёмные глаза сверкали азартом. – Любовь рождается из хаоса, из этой божественной, неконтролируемой стихии! Ваш «контроль» – это просто страх. Страх потеряться в другом человеке, страх оказаться уязвимым.

– Уязвимость – не синоним силы, Демир-бей, – парировала Селин, чувствуя, как знакомое раздражение поднимается где-то глубоко внутри. – Бросаться в омут чувств, не думая о последствиях – это не смелость, а безответственность.

– А жить в стерильной комнате своих страхов, боясь даже вдохнуть полной грудью? – он наклонился к ней через столик, и его голос стал тише, но от этого только интенсивнее. – Разве это жизнь? Ваши идеальные отношения, которые вы описываете в книгах – они мертвы, Селин-ханым. В них нет души, нет дыхания!

За окном пронзительно крикнула чайка, и этот звук на мгновение нарушил напряженную тишину в студии. Селин чувствовала, как на её щеках выступает румянец. Она ненавидела его в такие моменты. Ненавидела за то, что он мог так легко вывести её из равновесия.

– Вы смешиваете страсть с истерикой, Демир-бей, – её голос зазвенел, как тонкое стекло. – Ваш «хаос» часто бывает просто нежеланием взрослеть и принимать на себя ответственность.

Их спор длился ещё несколько минут, переливаясь как отточенный танец. Зрители в социальных сетях должны были сейчас сходить с ума – этот их вечный спор был одним из самых рейтинговых моментов шоу.

И тогда прозвучал тот самый звонок.

Тихий, дрожащий женский голос наполнил студию:

– Простите за вопрос… Я вас обоих очень уважаю. Вы кажетесь такими… идеальными партнерами. Но… – голос замолк, и слышно было только нервное дыхание. – Скажите честно. Вы сами верите в то, что говорите? Вы когда-нибудь были по-настоящему честны друг с другом? Хотя бы раз говорили друг другу правду, без этих ваших красивых телевизионных фраз?

Студия замерла. Даже вечно суетливый продюсер застыл за стеклом. Мехмет открыл рот, чтобы прервать паузу, но не смог издать ни звука.

Селин почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она посмотрела на Демира и увидела в его глазах то же ошеломление, что чувствовала сама. Этот простой вопрос, заданный дрожащим голосом, разбил вдребезги всё их тщательно построенное представление.

И тогда Демир сделал то, чего от него никто не ожидал. Он не засмеялся, не отшутился. Он наклонился к микрофону, и его голос прозвучал непривычно серьёзно:

– Нет. Не всегда мы честны. Иногда правда бывает слишком… опасной.

В студии повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь тихим гудением аппаратуры. Красная лампочка «В эфире» погасла, но никто не двигался.

Первым очнулся продюсер, его голос прозвучал как выстрел:

– Что вы себе позволили? Вы вообще понимаете, что сейчас натворили?

Но Демир не слушал его. Он смотрел на Селин, и в его глазах горел странный огонь – смесь ярости и восхищения.

– Хватит, – тихо сказал он, но так, что было слышно даже в самом дальнем углу студии. – Хватит этой лжи.

Он встал, подошёл к ней и протянул руку:

– Тридцать дней. Тридцать дней абсолютной правды. Никаких масок, никаких фальшивых улыбок. Только чистая, неприкрытая правда. Согласна?

Селин смотрела на его протянутую руку. Весь её разум кричал: «Нет! Это безумие!». Но что-то другое, что-то глубокое и долго спавшее в ней, уже просыпалось.

– Я не боюсь правды, – тихо сказала она, чувствуя, как дрожат её пальцы. – Я согласна.

И в тот момент, когда их руки соприкоснулись, мир вокруг изменился. Огни Стамбуза за окном вдруг засияли ярче, а крики чаек зазвучали как предвестники бури.

Игра началась.

Глава 2

П

ервые

укусы правды

Роскошный автомобиль плавно скользил по ночным улицам Стамбула, оставляя за собой мерцающие огни набережной. В салоне пахло дорогой кожей, сладковатым табаком и едва уловимым ароматом мужского парфюма с нотами сандала и бергамота – терпким и навязчивым, как сам Демир. Селин молча смотрела в окно, где силуэты минаретов и современные небоскребы создавали причудливый симбиоз веков. Яркие вывески турецких ресторанов, лавок с керамикой и ювелирных магазинов мелькали как кадры из немого кино.

Тишина между ними была напряженной, почти осязаемой. Демир первым нарушил молчание, его голос прозвучал приглушенно в замкнутом пространстве:

– Ты действительно считаешь, что можно прожить всю жизнь, контролируя каждое движение, каждую эмоцию? Как шахматную партию, где нужно просчитывать ходы на десятилетия вперед?

Селин медленно повернулась к нему. Её пальцы нервно перебирали прядь волос, выбившуюся из идеальной прически.

– А ты действительно веришь, что можно бросаться в омут страстей, не думая о последствиях? Как мотылек на огонь – красиво, но бессмысленно?

– О, мотылек… – он усмехнулся, ловко объезжая внезапно остановившийся трамвай. – А разве не в этом красота жизни? В её спонтанности? В этих моментах, когда перехватывает дыхание и сердце бьется так, будто хочет вырваться из груди?

– И разбиться о первые же камни? – её голос прозвучал резче, чем она планировала. – Нет уж, увольте. Я предпочитаю смотреть на огонь с безопасного расстояния, восхищаясь его красотой, но не обжигаясь.

Машина плавно остановилась у подъезда её дома – ультрасовременного небоскреба с золотистой подсветкой, отражавшегося в темных водах Босфора. Демир выключил двигатель, и в салоне воцарилась тишина, нарушаемая лишь далекими гудками паромов и криками чаек.

– Знаешь… – он повернулся к ней, его темные глаза казались почти черными в полумраке. – Мне всегда было интересно: что скрывается за этим безупречным фасадом? За твоими идеально подобранными костюмами, безукоризненными манерами и учебными фразами о любви? Живой человек? Или просто красивая кукла, которая боится сделать лишнее движение, чтобы не потревожить пыль на своем пьедестале?

Селин почувствовала, как кровь приливает к лицу. Она гордо подняла подбородок:

– А тебе не кажется, что твоя показная эмоциональность – такая же маска? Маска человека, который боится показаться скучным, обыкновенным? Который готов говорить о высоких материях, но бежит от настоящей ответственности как черт от ладана?

Он внимательно посмотрел на нее, и в его взгляде мелькнуло что-то похожее на уважение.

– Хочешь сыграть в одну игру? Прямо здесь и сейчас? – его голос стал тише, почти интимным. – Давай говорить друг другу только правду. Без прикрас, без масок. Хотя бы пять минут.

Селин почувствовала легкое головокружение. Где-то в глубине души маленький голос кричал, что это опасно, что нельзя так рисковать. Но что-то другое, давно спавшее в ней, просыпалось и тянулось к этому вызову.

– Я слушаю, – тихо сказала она, чувствуя, как учащенно бьется сердце.

– Я ненавижу твой парфюм, – выдохнул он. – Эти приторные цветочные ноты… Они пахнут не женщиной, а витриной парфюмерного магазина. Как будто ты пытаешься скрыть за ними свое настоящее «я».

Селин замерла. Никто и никогда не говорил с ней так прямо. Где-то глубоко внутри что-больно сжалось, но одновременно с этим она почувствовала странное облегчение.

– А я… – её голос дрогнул, но она продолжила, – я всегда считала, что твоя показная харизма – это просто дешевый трюк. Как у уличного фокусника, который отвлекает внимание яркими жестами, чтобы скрыть примитивность своего трюка.

Демир медленно улыбнулся – впервые за вечер искренне, без привычной насмешливости.

– Вот видишь? – его пальцы легонько постучали по рулю. – Уже легче, правда? Как будто сбросил тяжелый плащ, который носил годами.

Они смотрели друг на друга в полумраке салона, и между ними пробежала первая искра чего-то настоящего – неловкого, колючего, но живого.

– Завтра, – сказал Демир, прерывая затянувшуюся паузу. – В семь вечера. Ресторан «Мелег» в Бейоглу. Наше первое… свидание в рамках эксперимента. Ты придешь?

Селин кивнула, уже открывая дверь:

– Приду. Но предупреждаю – я не буду сдерживаться.

– Я и не прошу, – его улыбка стала шире. – До завтра, Селин-ханым. Спокойной ночи.

Она вышла из машины, не оглядываясь, но чувствуя его взгляд на своей спине. Холодный ночной воздух пах морем, жареными каштанами и далекими огнями города.

И только поднявшись в свою безупречно чистую, безжизненную квартиру с панорамными окнами, Селин позволила себе дрожать. Она стояла посреди гостиной, глядя на огни Стамбула, и думала о том, что только что заключила сделку с дьяволом.

А внизу, на пустой набережной, Демир всё ещё сидел в машине, смотря на свет в её окне. Он достал телефон и набрал номер.

– Отменяем все планы на завтра, – сказал он, не отрывая взгляда от горящего окна. – Да, я знаю. Нет, это важнее. – Он замолкает, наблюдая, как в окне мелькает её силуэт. – Завтра начинается самое интересное.

Он положил телефон и ещё раз взглянул наверх. Где-то там, за стеклом, была женщина, которая только что назвала его харизму дешевым трюком. Впервые за долгие годы он чувствовал себя по-настоящему живым.

Игра в правду только начиналась.

Вечерний Стамбул окутывал их теплым дыханием, пропитанным ароматами моря, жареных каштанов и сладкой пахлавы. Узкие улочки Бейоглу вились причудливым лабиринтом, где за каждым поворотом открывались новые картины жизни: вот торгуют свежими бубликами-симитами, рассыпавшими золотистыми крошками кунжут на прилавке; вот из кофейни доносится густой аромат свежесмолотых зерен; а вот старый рыбак чистит только что пойманную рыбу, бросая серебристую чешую прямо на мостовую. Яркие вывески лавок с керамикой и коврами пестрели зазывными надписями, а из открытых окон доносились звуки народных песен, смешиваясь с криками чаек и гудками паромов.

Демир ждал её у входа в небольшую мейхане, спрятавшуюся в глубине переулка. Неприметная дверь вела в царство аутентичной стамбульской жизни – место, где время текло медленнее, а разговоры велись искреннее. Он прислонился к старой каменной столешнице, покрытой вековой патиной, и в его обычно уверенной позе читалась лёгкая нервозность.

– Я уже начал думать, что ты передумала, – произнёс он, заметив её приближение по мостовой. – Что предпочтёшь какой-нибудь фешенебельный ресторан с видом на Босфор этому… местечку.

Селин остановилась перед ним, её глаза оценивающе скользнули по простой вывеске с позолотой, слегка облупившейся по краям. – Я сказала, что приду. Хотя должна признать, ожидала чего-то более соответствующего твоему имиджу яркого ловеласа.

– Видишь ли, – он приоткрыл дверь, выпуская наружу волну звуков и ароматов, – именно в таких местах и рождается настоящая правда. Здесь нет места показной роскоши, за которой можно спрятаться. Только простые эмоции и честные слова.

Их встретил густой коктейль запахов: анисовой водки ракы, жареных морепродуктов, душистых трав и старого дерева. Небольшое помещение с низкими сводчатыми потолками было заполнено шумными компаниями, сидящими за простыми деревянными столами. В углу седой музыкант с закрытыми глазами перебирал струны саза, извлекая пронзительно-грустные мелодии. Стены, украшенные старыми фотографиями и медной утварью, хранили память о бесчисленных исповедях и откровениях.

Хозяин заведения – полный мужчина с щедрыми усами и гостеприимными глазами – кивнул Демиру как старому знакомому и провёл их к столику в дальнем углу, скрытому от любопытных взглядов резной деревянной ширмой.

– Почему именно здесь? – спросила Селин, с лёгким недоумением разглядывая простую глиняную посуду и выцветшие салфетки. – Я думала, ты выберешь что-то более… соответствующее нашему телевизионному образу.

– Именно поэтому, – он налил ей ракы, разбавляя её ледяной водой из глиняного кувшина. – Здесь мы не Селин Йылмаз и Демир Арслан – звёзды экрана. Здесь мы просто мужчина и женщина, которые пытаются понять, стоит ли игра свеч. В таких местах стены впитывают столько правды, что любая ложь здесь звучит как кощунство.

Они молча наблюдали, как прозрачная жидкость в стаканах медленно мутнеет, приобретая таинственный молочно-жемчужный оттенок. Где-то на кухне звенела посуда, слышались возгласы поваров, а саз продолжал свою грустную песню о любви и потерях.

– Давай начнём с малого? – предложил Демир, поднимая свой стакан. – Три правды за вечер. О себе. О друг друге. И о том, что происходит между нами прямо сейчас.

Селин почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Игра начиналась по-настоящему, и ставки были высоки как никогда.

– Я… – она сделала глоток, чувствуя, как обжигающая жидкость разливается теплом по телу, – с детства боюсь темноты. Не сказочных монстров, а именно этой абсолютной, беспросветной темноты. И до сих пор, – её голос дрогнул, – когда остаюсь одна, оставляю свет в коридоре.

Демир внимательно посмотрел на неё, и в его глазах не было привычной насмешки или снисхождения – только понимание.

– А я… – он отхлебнул ракы, задумчиво покручивая стакан в руках, – панически боюсь одиночества. Поэтому всегда окружён людьми, шумом, суетой. Даже если эти люди мне глубоко безразличны. Лучше любая компания, чем тишина собственных мыслей.

Они замолчали, прислушиваясь к странной лёгкости, которая пришла после этих простых, но таких откровенных признаний. Музыка саза стала тише, словно давая им возможность говорить.

– Теперь о друг друге, – Демир отставил стакан. – Я всегда чувствовал, что твоя кажущаяся холодность – это всего лишь щит. Как у тех крабов, что мы видели на рынке – с твёрдым панцирем снаружи и нежной плотью внутри. Ты прячешься за своими книгами, своими теориями, своими идеальными костюмами… потому что боишься, что кто-то увидит настоящую тебя и… уйдёт.

Селин почувствовала, как сжимается сердце. Она сделала ещё один глоток, давая себе время собраться с мыслями.

– А ты… – она посмотрела ему прямо в глаза, – используешь свою обаятельность как оружие. Как те фокусники на площади Султанахмет – отвлекаешь внимание яркими жестами и улыбками, чтобы никто не разглядел, насколько ты на самом деле раним. Ты боишься, что если покажешь своё истинное лицо, люди разочаруются и отвернутся.

В воздухе повисло напряжение, густое и сладкое, как турецкий десерт кунефе. Музыкант заиграл новую мелодию – страстную и тоскливую, рассказывающую о любви, которая жжёт сердца.

– И теперь… о том, что между нами, – голос Демира стал тише, почти шёпотом. – Я чувствую между нами что-то… настоящее. Что-то пугающее и прекрасное одновременно. Как будто мы стоим на краю пропасти и следующий шаг может изменить всё. И это пугает меня больше, чем всё остальное.

Селин опустила глаза, наблюдая, как дрожит свет в её стакане. Где-то внутри всё кричало, чтобы она убежала, сохранила свою безопасность, вернулась в свой привычный мир контролируемых эмоций. Но что-то другое, тёплое и живое, что долго спало в глубине её души, теперь рвалось наружу.

– Я тоже чувствую, – прошептала она, не поднимая глаз. – Эта… связь. Эта искра. И я тоже боюсь. Боюсь того, что будет дальше. Боюсь, что не справлюсь. Боюсь, что это разрушит всё, к чему я так долго шла.

Они сидели в тишине, слушая, как за окном шумит вечерний Стамбул. Где-то кричали чайки, звенели трамваи, смеялись люди, и жизнь шла своим чередом. А в маленькой мейхане, за скромным столиком, два человека впервые за долгие годы говорили правду – без прикрас, без масок, без защитных панцирей.

И где-то вдалеке, за пеленой ночи, мерцали огни Босфора – свидетели бесчисленных человеческих драм и откровений.

Глава 4

Н

очной

Б

осфор

раскрывает

секреты

Ночь над Стамбулом раскинула свой бархатный полог, усыпанный мириадами мерцающих звёзд. Воздух, ещё недавно наполненный густыми ароматами ракы, жареных мидий и восточных специй, постепенно очистился и наполнился свежестью ночного моря. Где-то вдали, на азиатском берегу, мерцали огни Кадыкёя, отражаясь в тёмных водах Босфора тысячами золотых змеек, танцующих на лёгкой ряби. Узкие улочки Бейоглу постепенно пустели, лишь изредка пробегали запоздалые прохожие, да мурлыкали уличные коты, греющиеся у тёплых стен пекарен, от которых ещё веяло ароматом свежего хлеба и симит.

Они шли молча по мостовой, выложенной вековым камнем, и это молчание было особенным – не неловким, а наполненным невысказанными мыслями и чувствами, которые витали между ними почти осязаемой пеленой. Селин чувствовала, как каждое слово, произнесённое за вечер в мейхане, отзывается в ней эхом, будто камень, брошенный в спокойную воду. Она украдкой взглянула на Демира: его обычно насмешливое, уверенное лицо сейчас было задумчивым и каким-то беззащитным, освещённым мягким светом старинных фонарей.