Царство Давида

Та решимость, что горела во мне, когда я думал о своем дедушке, улетучилась, сдав позиции необъятной нежности, едва сдерживающей рвущееся с цепей желание. Желание обладать царицей.

Неровно выдохнув, я перевел глаза на зеркало. Лицо Регины было серьезным. Она ловко двигала руками, подшивая бусинку на лифе костюма, и каждый раз, когда ее рука отводила иголку в сторону, лиф отклонялся, и в отражении зеркала появлялась обнаженная грудь девушки. Светлую кожу ее аккуратных округлостей венчали розовые соски, сжавшиеся от прохлады, что сочилась сквозь приоткрытое окно.

Я не мог оторвать глаз от совершенства тела Регины. Не мог перестать любоваться своей царицей. В брюках выпирала настойчивая эрекция, разделяющая то восхищение, которое испытывали мои глаза.

От возбуждения перекрыло дыхание, и я рвано вдохнул, словно это был последний доступный мне воздух. Прикрыв наготу ладонями, Регина обернулась. Ее глаза смотрели на меня, замершего за приоткрытой дверью. Нет, в ее взгляде не было страха. Не было ненависти. Но была обида за то, что я задел ее гордость.

– Уходи, если тебе нечего сказать, – спокойно ответила она, а я, переполненный любовью, продолжал смотреть на нее. Эти пухлые губки, покрытые насыщенно-красной помадой… Как мне хотелось видеть следы ее поцелуев на своем теле.

Заметив мое безмолвное обожание, Регина поднялась со стула и опустила руки вниз, открывая моему взору свою нежную сладкую грудь – настолько манящую, что я, желая опробовать ее сладость, вошел в комнатку и, в два шага сократив между нами расстояние, обхватил руками тело Регины.

Девушка вздрогнула, едва я коснулся ее. Мои ладони с жадностью накрыли мягкие округлости, и большие пальцы, казалось, покалывало током от того, как они массировали острые соски. Регина слегка отклонила голову в сторону, и я прильнул губами к ее шее, источающей глубокий аромат темной дымной розы. Жадные поцелуи, горячие касания – все во мне было на грани. Я сходил с ума от желания овладеть Региной прямо сейчас – в едва прикрытой гримерке. Но единственное, что вдруг отрезвило мой рассудок – я все еще не был прощен, и я не мог насладиться телом Регины без контакта с ее душой.

Девушка молчала и не двигалась, позволяя мне ласкать ее. Поняв, что она не реагирует, я остановился. Отстранился и, часто дыша, отер влажные губы тыльной стороной ладони. Посмотрел на Регину сверху вниз и заметил слезы в уголках ее глаз.

– Почему ты остановился? – холодно спросила она, прожигая меня глазами. – Разве тебе не кажется, что мое тело продажное и может быть доступно любому желающему?

Меня словно окатило ледяной водой. Я чувствовал себя монстром, умирающим от голода по чувствам, которые никогда не испытывал, пока не встретил принцессу, что показала ему всю глубину его собственного сердца. Только он все еще оставался чудовищем. Разумным, с виду интеллигентным, богатым и даже привлекательным, но внутри у него был мрак, и только ее слезы заставили его вспомнить о свете.

Облизнув губы, я закрыл глаза и медленно проговорил:

– Не призывай. И без призыва приду во храм.

Регина молчала, не понимая, что я говорю, а я вдохнул и продолжил:

– Склонюсь главою молчаливо к твоим ногам. – я опустился на колени и склонил голову, уперевшись лбом в бедро девушки. – И буду слушать приказанья и робко ждать. Ловить мгновенные свиданья и вновь желать.

Регина стояла неподвижно, то ли до сих пор не понимая, что происходит, то ли решая, что со мной делать, когда я закончу.

– Твоих страстей повержен силой, под игом слаб. – мой голос звучал, словно молитва, резонирующая с тишиной комнаты. Я поднял голову и посмотрел в напуганные глаза Регины. Теперь, когда я стоял перед ней на коленях с глазами, в которых она могла видеть, насколько я противен сам себе, между нами больше не оставалось тайн. – Порой – слуга; порою – милый. И вечно – раб.

Я закончил читать то самое стихотворение Блока, которое однажды поразило меня до глубины души, словно тогда, будучи еще мальчишкой, я уже знал, что однажды мое темное сердце окажется в руках царицы, и мне придется встать перед ней на колени. И добровольно сдаться ей в рабство.

– Давид, – шепнули ее алые губы. Слезинки, что дрожали в уголках ее глаз, сорвались вниз и растаяли на моем лице. Я посчитал их своим благословением.

– Прости меня, – тихо произнес я, продолжая стоять на коленях и не смея обнять бедра любимой женщины. – Я не должен был сомневаться в тебе. Не должен был идти на поводу у слепой ревности.

Сжав губы, словно сдерживая всплеск рыданий, Регина покачала головой и опустилась на колени рядом со мной. Ее ладони обхватили мои небритые щеки, и я посмотрел на девушку удивленно, будто не понимал, зачем она прощает меня. Я эгоистично хотел ее прощения; моя самоуверенность твердила, что я буду непременно прощен. Но где-то глубоко внутри, в самой уязвимой части своей души – той, что все еще была жива и сейчас цвела от любви – я знал, что не заслуживаю ее прощения.

– Тебе незачем ревновать, Давид, – бормотала Регина, потирая мои щеки. – Я правда только танцую. Мне не нужен никто, кроме тебя, Пожарский. Я это поняла… Нет, я это почувствовала сразу, как только увидела тебя.

Ее искренняя сбивчивая речь лишь подтверждала – она говорила правду. И еще это напоминало о том, какой я идиот.

– Я ревновал, потому что чувствовал то же самое, Регина. Что ты моя. Это одержимость или это судьба – я не знаю, – признание далось мне на удивление легко, будто я давно хотел начать говорить то, что на самом деле чувствовал, а не то, чего от меня всегда ждали. – Ты моя царица, и я не могу допустить и мысли, что у кого-то над тобой есть власть.

Ведь если у кого-то есть власть над моей царицей, то у него есть власть и надо мной – ее верным рабом. Чувства делают нас слабыми. Любовь дарует крылья, а с ними и уязвимость. Но я больше не хотел думать о слабости. Я не хотел думать. Я хотел чувствовать.

– Давай убежим? – неожиданно для самого себя предложил я, когда Регина прильнула ко мне, позволяя обнять ее обнаженные плечи.

Не успела она ответить, как за моей спиной раздались одинокие аплодисменты.

– Ну и куда вы решили бежать, голубки?

Смольнов.

***

Мы с Региной одновременно вскочили. Я повернулся к Смольнову, прикрывая собой девушку. Она накинула рубашку, пользуясь мной как ширмой.

– Простите, что помешал, – Смольнов неприятно улыбнулся, обращаясь исключительно ко мне. – Давид, давай оставим Регину готовиться к номеру и пройдем в мой кабинет? Думаю, нам есть что обсудить.

– Я ее не оставлю, – огрызнулся я, отведя руку назад и придерживая Регину. Мне важно было физически ощущать ее тело за собой.

– Она должна танцевать, Давид, – Смольнов покачал головой, демонстрируя свое неодобрение.

С каждой секундой злость внутри меня становилась все сильнее, и только ровное дыхание царицы за моей спиной немного усмиряло внутреннего монстра.

– Она больше не будет танцевать, – по словам отчеканил я.

Смольнов, казалось, не злился вовсе. Напротив, его ситуация только забавляла. Он улыбался и смотрел на меня поблескивающим взглядом.

– Заключим сделку, Давид Пожарский? – Илья Алексеевич протянул Мне руку, но я проигнорировал этот жест.

Ухмыльнувшись, он опустил руку.

– В таком случае, думаю, вам с Региной стоит обсудить условия ее сделки со мной, – загадочно произнес Смольнов. – А потом, Давид, пусти девочку на сцену и найди меня. Я уверен, нам будет, о чем поговорить.

Еще раз смерив меня насмешливым взглядом, он вышел и прикрыл за собой дверь.

Сжав кулак, я шагнул вперед и ударил дверной косяк. Замер, сдерживая внутри злость. Я прекрасно понимал, что именно хочет от меня получить Смольнов. И я также понимал, что не смогу ему этого дать.

– Он прав, нам нужно поговорить, – тихо, но не без присущей ей уверенности произнесла Регина.

Я обернулся и увидел ее полностью одетой к номеру.

– Я не хочу, чтобы ты танцевала, – я старался оставаться спокойным и холодным, каким я всегда был, но эмоции, пробудившиеся с появлением царицы, свели меня с ума.

– Я тоже не хочу, Давид, – Регина посмотрела на меня через зеркало с сожалением. – Ты должен знать, почему я здесь. Но будь готов к тому, что правда тебе не понравится. – девушка повернулась ко мне и присела на стол.

В голове противными воронами гаркали мысли – одна другой неприятнее. Я сжал переносицу пальцами И помассировал, стараясь сконцентрироваться. Немного успокоившись и взяв себя в руки, я присел на кресло возле Регины. Обхватив руками ее бедра, я притянул девушку к себе и заставил сесть на свои колени.

– Говори, – попросил я, когда Регина устроилась у меня на коленях, пробудив внутри едва задремавшее желание.

– Помнишь, я говорила про отца? – девушка осторожно посмотрела на меня.

Барабаня пальцами по голому участку ее спины чуть выше легких брюк, я кивнул.

– Кажется, ты говорила, что он рыбак, – вспомнил я.

Регина кивнула, однако не все было так просто.

– Он не совсем рыбак, – она вздохнула и скривила накрашенные губы, борясь с неприязнью. – Он не ловит рыбу, он…, – Регина замялась и, решившись, выпалила одним словом: Вор.

– Что? – не понял я.

– Он обворовывал людей на отдыхе. На жаргоне таких воров зовут рыбаками.

Я не сдержал усмешки, за что удостоился недоуменного взгляда Регины.

– Это все? – спокойно уточнил я, продолжая улыбаться. – Твой отец крадет часы у отдыхающих на пляже?

– Он решил пойти выше и стал работать на одного из бандитов.

– На Смольнова? – я нахмурился.

– Нет, – Регина водила пальчиками по моему предплечью, рисуя узоры на венах, и я никак не мог заставить себя мыслить трезво. – Но ему выпал заказ украсть у Смольнова важную информацию.

– Твой отец попался? – угадал я.

– Конечно, – она снова вздохнула. Я прижался губами к ее плечу, выражая поддержку. Я рядом. Мне плевать, вор ее отец или нет. – Ему повезло, что Смольнов сам любит вербовать особо талантливых людей, – насмешка сорвалась с губ девушки.

– Но при чем здесь ты? Я не понимаю.

Зеленые глаза одарили меня ласковым взглядом, смешанным с сожалением.

– Ты, как никто другой знаешь, как не просто оторвать себя от семьи, – ее слова вбились стрелой в мою Грудь. Она была права. Семья неотделима, как бы сильно иногда ни хотелось бы от нее избавиться. – Я не знала. Удивлялась, конечно, что отец оплатил обучение в институте. Мама хотела, чтобы я стала балериной, и отец решил исполнить ее мечту, не спросив меня. Я училась, наивно веря, что отец нашел хорошую работу.

– Как ты узнала? – мне хотелось схватить ее и унести отсюда как можно дальше от мира, где ради спасения отца от бандитов ей приходится танцевать в борделе.

– Он перестал выходить на связь. А потом Смольнов сам меня нашел. Он пришел на один из концертов, что мы ставили в институте.

– Что он сказал? – нетерпеливо перебил я.

– Сказал, что мой папа не ценит его доброты, – в глазах Регины мелькнула злость. – Папа тогда как раз внес последнюю сумму за мое обучение, и, думаю, он хотел уйти от Смольнова.

Эта фамилия начала раздражать меня больше своей собственной.

– Что было дальше? – я сжал кулаки, ожидая, что мне не понравится то, что я услышу.

– Смольнов хотел, чтобы я стала его марионеткой в обмен на свободу, которую он гарантировал отцу и щедрую оплату моей работе.

– Ты не должна была соглашаться, – мои пальцы коснулись ее подбородка. Девушка перевела на меня глаза, и я понял, что она еще не закончила историю.

– Он сказал, что мне нужно будет танцевать всего один номер каждую ночь, пока я не увижу одного определенного человека.

Ее глаза пронзали меня насквозь. Я знал ответ, но все же спросил:

– Кого?

– Смольнов вывел меня в коридор, где ректор общался с новым преподавателем факультативного курса, на который я должна была записаться. – взгляд Регины смягчился, и она посмотрела на меня с тревогой. Я вдруг рассмеялся. Все происходящее казалось глупой шуткой. – Я уже была записана на твой курс. Смольнов здесь ни при чем, Давид.

– Но на сцене я оказался не случайно? – догадался я, продолжая нервно смеяться.

– Не случайно, – подтвердила девушка.

Мозг воспалился от роя мыслей. Раз Смольнов продумал эту операцию заранее, значит, ему действительно был нужен именно я. И, раз уж я не случайно оказался на сцене, то, возможно, и в сам бордель меня привела не просто судьба.

Финансовый директор моей компании мог быть заодно со Смольновым. Что, если в обход моего деда он сливает этому уроду конфиденциальную информацию?

Я предпринял попытку аккуратно снять со своих коленей Регину, но она, отрицательно помотав головой, повернулась и, обхватив своими изящными коленками мои бедра, вцепилась в мои плечи.

Ее гипнотически зеленый взгляд парализовал мое тело, и я понял, почему из всех студенток Смольнов выбрал именно Регину. Ее змеиные глаза свели бы с ума любого.

– Ты можешь думать, что все происходящее между нами, это только замысел Смольнова, но это не так. – понизившимся тоном начала она. Я усмехнулся, но глаза не отвел. Просто не мог, когда она смотрела так глубоко, что, казалось, еще немного и она коснется моего внутреннего монстра. – Я чувствую тебя, Давид. Я не могу это объяснить, но мы будто части единого целого, и я точно знаю, что не должна отпускать тебя.

– Иначе что? – собственный голос звучал чужим. Низкий, хриплый, жаждущий. Будто сам монстр изнутри подал звук, отвечая своей царице.

– Иначе я потеряю часть своей души, – губы Регины были так близко, и я ощутил жажду. Жажду ее поцелуев.

– Со мной ты потеряешь всю свою душу, царица, – я вымученно улыбнулся, наблюдая за тем, как отражается свет в зеленых глазах.

Уголки ее губ дрогнули. Девушка покачала головой, не соглашаясь со мной.

– Я помогу тебе найти твою, Давид, – шепнула она, и я точно знал, что это были не просто слова. Все, что она сказала, случится. И, раз уж я присягнул царице, то гореть нам единым пламенем.

– Сбежишь со мной?

– Сбегу, – не колеблясь ни секунды, ответила она.

Один быстрый, но пылкий поцелуй скрепил наше решение, и дальше дело оставалось за малым – исчезнуть, будто мы и не существовали вовсе.