Венец из лезвий. Месть фараонов

Леон Ланчевски

Венец из лезвий. Месть фараонов

Глава 1

Пролог

Воздух пропитан запахом горелого пластика, крови и металлической трухи. Зеленый Jaguar F-PACE, лежит на боку, превратившись в груду искореженного металла и стекла. Капот разорван и смят. Зеленый кузов покрыт глубокими трещинами, вмятинами и следами крови. Лобовое стекло разбито на тысячи мелких осколков. Из-под капота валит густой пар, смешивается с запахом горячего масла, гари и крови.

Рядом на земле – два тела в черных пластиковых мешках.

Пожилой мужчина с рассеченным лбом стоит на коленях, прикованный наручниками. Он неловко крестится снова и снова, что-то шепчет. Одежда залита кровью – своей или чужой, неизвестно. За ним двое сотрудников особого отдела.

Почти невредимый «мерседес» с тонированными стеклами и открытыми дверьми припаркован чуть дальше по дороге.

Эмчеэсовцы работают быстро, слажено. Пытаются достать кого-то, придавленного крышей. «Жив!», – кричит один, все вздрагивают.

Вращая лопастями, ждет вертолет медиков, готовый унестись прочь. Рядом с ним стоит полковник – седой, с сигаретой в руке. Он курит одну за другой, не глядя. Безостановочно качая головой

Неподалеку двое мужчин в деловых костюмах. Один – высокий, с аккуратной щетиной и короткой стрижкой. Второй – ниже, с лысиной и вечной папкой в руках. Они говорят тихо, почти шепчут, но в голосах слышна тревога. Стараются не привлекать внимание.

– Что тут за побоище-то?

– Вроде машина жены самого Центрального.

– Да ты что?! А убитые-то кто?

– Да не знаю я, разберутся.

– Ну хоть не жена его?

Второй пожимает плечами.

– Одно скажу – нас сюда так гнали, будто конец света. Все на ушах.

Первый кивает, сжав зубы.

– Странно все это, – показывает на пожилого мужчину. – А этот здесь зачем?

– Говорят, причастен. Вот только его еще не хватало! Сейчас начнется. Мутная какая-то история. Но! Тут главное не лезть наперед. Разберутся. Меньше знаешь – крепче спишь.

Они замолкают. Смотрят на тела, разбитые машины. Мужчину, который продолжает креститься. На лице одного – страх. У другого – холодное равнодушие. Второй достает телефон, делает короткий звонок. Несколько раз говорит: «Да». Где-то далеко воет сирена. Ветер поднимает бумажный пакет. Который теперь кружится над местом аварии, будто душа одного из убитых. Холодный воздух пробирает до костей. Славный выдался денек.

Глава 1. Девушки Юность – счастливейшая пора.

«Три девицы под окном собрались над вином», – нараспев продекламировала Вероника и печально потерла шелушащийся от ветра и вечных приключений нос. На щеке красовался свежий синяк, замазанный тональным кремом. А коленка через рваные джинсы сверкала предательской полоской зеленки. Вино разлили по трем стаканам сомнительной чистоты, на дне которых скопился мутноватый осадок. Но яркий рубиновый цвет божественного напитка не позволял усомниться в его благородном происхождении. По крайней мере, так хотелось думать.

Юная Инга аккуратно повернула стакан к тусклому свету настольной лампы. Темные глаза хищно прищурились. Накрашенные алым блеском губы презрительно кривились. Она, как всегда, выглядела безупречно: длинные черные волосы, тщательно выпрямленные утюжком, облегающее платье, выгодно подчеркивающее фигуру. И высокие каблуки – даже в этой обшарпанной комнате. А то! Она оглядел своих юных приятельниц. Куда им до нее. Вероничка еще ладно – своя в доску. Ну а эта мелкая крыска Анька – та еще штучка. Все вязалась и вязала к ним с Вероникой, того и гляди, начнет претендовать на звание лучшей подруги. А это место было занято – навсегда, навечно. Это ее личная должность – Инги. Вероничка была ее, и точка. И никаких возражений: она ее первой нашла и взяла себе. И нечего тут. Ну-ка, попробуй поспорить с ней, великой и могучей. А кто сомневался – запросто мог и по шее получить. Особенно Анька.

Вероника сделала глоток и закашлялась.

– Не, не прет сегодня, вообще не могу! – поставила стакан на стол. С любовью и безграничной нежностью смотрела на своих таких разных девочек. Инга, которая дулась ни с того ни с сего. Анька, недавно прибившаяся к ним. Хорошие какие. И всегда с ней, с Вероникой. Теперь не надо бояться ночами, что бабка внезапно умрет и Вероника останется с ней одна до утра. Инга, которая цапалась со своими каждый день да через день, уже вообще к ней почти переехала. У Аньки ее строгие родители собрались отправиться на продолжительную исследовательскую работу за рубеж, и непонятно, когда вернутся. Поэтому она теперь все время с ними, как ниточка за иголочкой и игольным ушком. Как же она всех их любила! Вероника все умела – и готовить, и убирать, и даже подлечивать вечные ссадины, царапины и укусы на Инге, которая дралась, как пацан. Она все-все для них сделала бы. Только пусть с ней будут. Не уходят. Не бросают.

Анна осторожно держала стакан двумя неухоженными руками. Ее длинные редкие русые волосы были туго заплетены в две жиденькие косицы и уложены корзиночками над ушами. «Девочка должна быть аккуратной!» Да никто бы ее без этой затянутой дряни на голове и из дома бы не выпустил. Круглые очки в металлической оправе сползали на кончик носа. На ней была футболка с логотипом научного института и видавшие виды спортивные штаны. Она прекрасно помнила, как впервые увидела Ингу и Веронику во дворе. Через окно. Они лепили снеговика и смеялись, а мама тогда сказала: «Девочки, которые тратят время на игры, становятся статистической погрешностью». Потом много раз видела Ингу, удирающую от отца или старшей сестры на огромных каблуках. Иногда они догоняли – тогда дрались и волокли ее, упирающуюся, обратно. Но она все равно убегала, только позднее.

Веронику, пухлую и тихую, с вечной булкой в руках, которая в бесконечном патруле ждала свою отчаянную подружку, а заодно кормила голубей, котов и щенков. Некоторых даже брала домой. Всех лечила, клеила пластыри и мазала зеленкой.

Если бы Анна могла спрыгнуть к ним из этого окна, она бы помогала им. Потому что они обе делали многое неправильно. Но теперь она была с ними в одной компании и даже дома у Вероники. Значит, не все потеряно. Она сможет с ними подружиться. Даже с этой злой и надменной Ингой. Потому что Анне так хотелось быть такой, как она. Ходить так, одеваться и даже немного краситься. Но! Инга все делала слишком! И ее Анна бы научила, как надо, чтобы было лучше. А Веронике нечего так много есть сладкого и мучного. Ох, замучается она с ними, а куда деваться. Такой уж она родилась. Как мама говорит: «У каждого свой крест».

– А вот скажите, девки, – медленно растягивая слова и призывно поведя плечами, промурлыкала Инга, не отрывая прищуренного взора от стеклянной поверхности, – миллион… Это много или достаточно?

– Смотря чего, когда и на каких условиях, – рассудительно ответила Анна, поправляя очки. – Миллион рублей? Миллион долларов? Сейчас? Через десять лет? И что взамен?

– Да много, наверное, – нерешительно протянула Вероника, – куда столько? С таким-то богатством – и на свободе? Не по нашим краям.

– Отчего же, не скажи, – кокетливо улыбнулась Инга. – Сейчас самое то время. А куда бы кто его растратил?

– Просто все, – фыркнула Анна, отпив маленький глоток вина. – Часть для будущих свершений, часть на покрытие расходов, а маленькая, но самая сладкая часть – для души.

– Это как? – поинтересовалась Вероника.

– Просто. Украшения, фейерверки… и тусовки с нарядами, – мечтательно произнесла Инга.

– Страны разные, экзотические… – подхватила Анна.

– Море, море! Забыли! – воскликнула Вероника.

– Икра и коньяк, – добавила Инга, облизывая губы.

– Да откуда ты знаешь про коньяк? – усмехнулась Анна.

– У начальника папки моего на именинах пила, – пожала плечами Инга. – Бутылка машину стоит. Одну рюмку.

– Врешь! – недоверчиво протянула Вероника.

– Серьезно, круто забирает, – заверила Инга. – Да еще квартиры всякие, большие, светлые… и в центре бассейн, как в кино. И солярий.

– Греки, турки, американцы… – мечтательно вздохнула Вероника.

– Негры, эскимосы, верблюды и… – начала перечислять Инга.

– Дура! – засмеялась Анна.

– Сама дура! – огрызнулась Инга.

Инга одним лихим глотком осушила свой стакан вина, отчего ее глаза стали похожи на большие черные виноградины. Но поторопилась – и, выдохнув, забрызгала всю компанию красным полусладким. Визг поднялся нешуточный. Девицы вскочили, вытирая, а больше растирая темно-бордовые брызги. Сладкую кровь. На бутылке было написано, что медвежья. Задохнувшаяся и красная как рак Инга сердито схватила Веронику за ногу. Кучей мала все трое рухнули на потертый прикроватный коврик. В свалке мелькали руки-ноги, носки-трусы, обрывки мечтаний и смеха. Только темное пятно растеклось по коврику, да так там и осталось. Забытое, неровное, ставшее почти черным.

– Девочки! – раздался из другой комнаты грозный голос Вероникиной мамы, всего лишь на пару дней вернувшейся из своей геологической экспедиции. – Прекратите немедленно! Или по домам! – и дверь недовольно захлопнулась.

– А еще! – шепнула Инга, сверкая глазами. – Любви хочу! Как в книжках, чтобы до края, до самого, до самого! И умереть в один день!

– Нашла, чего хотеть! – фыркнула Анна и поправила очки. – Вот представьте, девки, управлять миром! Чтобы все было в твоих руках!

– Вот ты дура, Анька! – тихонько хихикнула Инга. – Руки-то не оборвут тебе? Зачем оно надо, напрягаться?

– Не знаю, девочки, – Вероника мечтательно смотрела в потолок и краснела. – Я хочу, чтобы просто. Дети, муж молодой. Только не старый чтоб. Такой, веселый, чтобы смеялись вместе.

– И ты дура, Вероничка! – пыхтела Инга. – Давайте лучше еще про бриллианты и яхты! Шикардос!

В комнате наступила тишина. Бутылка, словно уличенная в преступлении, мгновенно исчезла в недрах бельевого шкафа. Стаканы, как испуганные мыши, закатились под кровать. Девицы, запыхавшиеся и разгоряченные, сталкивались вспотевшими лбами, к которым прилипли разноцветные пряди выбившихся из причесок волос, и шептались о будущих сокровищах и головокружительных приключениях.