Моя невинная глупость

Я достала из рюкзака воду в бутылке и умывальные принадлежности. Почистила зубы, смочила нетканую салфетку и протёрла сначала лицо, а потом тело. Переоделась в тренировочную одежду и на цыпочках вернулась в комнату.

Мне надо было тренироваться. Без станка пользовалась подоконником или спинкой кресла. Выглянув в окно, я увидела террасу под навесом. На ней стояли спортивные тренажёры, на которых занимался Зорин.

Прямо сейчас он бежал по дорожке, посматривая на часы. Было ощущение, что он опаздывает на совещание и мчится в офис. Я залюбовалась его атлетичной фигурой.

В Зорине была сила и целеустремлённость. Судя по намокшей майке, бежал он уже давно. Но в лице было что-то такое упрямое, что я понимала, это не последняя его минута на тренажёрах.

Мне нравилось на него смотреть. Балетные избалованы стройными фигурами. Я видела много тонких и гибких мужчин. Но Зорин брал другим. Несгибаемой мощью.

Я любовалась. С трудом отошла от окна. Встав в ближний угол, нашла место, которое с беговой дорожки было не видно, и начала разогреваться и растягиваться.

Меняя позиции, увеличивала амплитуду и скорость движения. Делала всё на совесть. Хоть и не училась уже в училище 8 лет, но старалась делать всё так, словно на меня смотрел педагог.

В конце разминки я сделала фуэте и поклон. А когда подняла голову, за окном, почти вплотную к стеклу, стоял Зорин. Он смотрел так внимательно, словно старался запомнить каждое моё движение.

Смутившись, я отпрянула. Зорин замер, а потом снова окатил меня холодом своих ледяных глаз и, постучав пальцем по часам, кивнул на выход, словно зовя меня с собой.

Я заметалась по комнате, то запихивая в рюкзак вещи, то бегая между ванной, где переоделась и вытерлась влажными салфетками, и спальней. И только когда расчесала волосы, вышла с рюкзаком в коридор.

– Куда собралась? – спросил Зорин, поправляя ворот рубашки и слегка морщась.

– В павильон. Мне вчера показали, где мы будем выступать. Через пару часов приедут техники и начнут монтировать. Я их там подожду.

– Здесь. Сейчас позавтракаешь, а потом дождёшься своих. Когда они приедут, за тобой зайдут и проводят в павильон.

Зорин протянул руку, а меня окатило жаром воспоминания. Как он вчера догнал меня, схватил своими сильными руками и потащил к этому домику. И я вырывалась, молотила по рукам и ногам.

А когда Зорин принёс меня на крыльцо своего домика и развернул к себе лицом, пропала. Он просто меня удерживал, а меня трясло так, что я потерялась. Хотела, чтобы поцеловал.

И по глазам я видела, что и он хотел, но потащил в дом и заказал еды. Страшный человек. Надо было держаться от него подальше. Не вестись на обаяние и деньги. Я и старалась.

Сейчас тоже шагнула в сторону, стараясь увернуться от протянутой Зориным руки.

– Ангелина? – Требовательно спросил он.

– Я бы пошла на лавочку. Мне так проще.

– Точно. Сидеть часами на улице голодной – эта простота гораздо хуже воровства.

Зорин двинулся вперёд, и мне ничего не оставалось, чем войти в столовую.

– Давай-ка, время не тяни, и говори, что ты будешь на завтрак?

– А что есть?

– Ничего нет.

Я растерялась. А зачем он тогда спрашивал, если еды нет? Это такая шутка или он хотел меня позлить? Меня этим не проймёшь. Я и без еды могу, и издевательства переношу спокойно.

– Тогда ничего не надо, – ответила я спокойно.

– Ничего нет, потому что еду надо заказать, и её приготовят сейчас для тебя.

– А потом ждать доставки?

– Нет. – Зорин посмотрел на часы. – Повар на кухне ждёт твоего решения и сделает то, что ты захочешь. Я буду яичницу с беконом, зелёный чай с орешками и сухофруктами. Что будешь ты? Заказывай, и повар приготовит.

Словно услышав его слова, в соседней комнате звякнуло, и к нам вышла приятная женщина в белоснежном костюме и колпаке. Но ещё до того, как я успела сделать заказ, Зорину пришло сообщение.

Он пробежал глазами текст и поднялся на ноги. Не отрываясь от экрана, пошёл к выходу, продолжая со мной говорить.

– Ешь спокойно. Жди в гостевой сколько надо. Не строй из себя сиротку, сидя на лавочке. Это глупо.

Зорин вышел в коридор, а я кинулась к повару.

– Дайте маленький кулёчек!

Женщина удивилась, но через секунду принесла мне целлофановый пакетик. Я схватила со стола вазочку с орешками и опрокинула в кулёк. Туда же высыпала сухофрукты и рванулась за Зориным.

У дверей сунула ему пакет в свободную от пачки документов руку.

– Это что ещё такое? – удивился Зорин.

– Завтрак! – Радостно ответила я.

Есть кое-что ещё

Среда всегда самый напряжённый день. Раньше я не любил понедельники. Теперь понимаю, что там накопилось за выходные, и понедельник мне кажется не таким ужасным.

А вот среда – всегда завал в три раза от понедельника. Все проснулись, разобрались и решили озадачить кого-то другого. Бинго! Телефон начал раскаляться ещё до того, как я вышел из домика.

– Станислав Викторович, есть авария на подстанции в Нижнем. Переходим на резервное.

– Кого подтянули?

– Остапова. Пробуем перестроить под третий квартал. Пока решения нет.

– Жду.

Я подошёл к машине. Новая, чёрная, агрессивная. С матовым кузовом и всеми последними наворотами. Водитель выскочил открыть дверцу. Потому что в одной руке у меня был телефон, а в другой – пакет!

Через минуту я уже говорил по второй линии. В подставке для напитков у меня стоял горячий чай и высокий стакан, в который я опустил пакет с орехами и сухофруктами, собранными Ангелиной.

Дорога была загруженной, как и начавшийся рабочий день. Но в офис я поднимался с подземного паркинга с полупустым стаканом. Сам просматривал присланные таблицы, но косился на сухофрукты. Ел.

– Станислав Викторович, доброе утро. Аналитика у вас на почте. Графики распечатала в цвете, положила в синюю папку. Срочные документы на подпись в красной. – Светлана качнула округлыми бёдрами и сжала губы в бант, давая мне полюбоваться. Не дождавшись комплимента, продолжила, чеканя каждое слово. – У вас сегодня встреча в 12:30 с Горивецким и партнёрами, в 14:20 совещание по строительству, с 16:40 Миллер. Что-то ещё?

Секретарь была идеальной. Иногда я смотрел на контуры её фигуры и любовался. Сегодня она вызывала раздражение.

– Да. Напомните мне, пожалуйста, когда у меня обед.

Светлана судорожно начала искать что-то в телефоне. Она была безупречной и совершенно неинтересной. Даже её идеально скроенные пластическим хирургом губы и бюст сейчас смотрелись уродливо.

Ещё неделю назад мне такое нравилось. Даже на вечеринку к Альпике я ходил почти с такой же Каролиной. А сейчас точно не выбрал бы это. А вот тонкие запястья, Ангелины – да.

Вспомнил и улыбнулся. Светлана вздрогнула. На работе я не улыбаюсь. Тут я только решаю деловые вопросы. Никаких эмоций. Неудивительно, что Светлана начала нервничать.

– Станислав Викторович, у меня не записан обед на сегодняшний день. Давайте продублируем. С кем и во сколько? Заказать столик в Паровой осетрине или в Parmigiana di melanzane?

А я вспомнил, как по закускам на столе скользил восхищённый взгляд Ангелины и понял, что давно не наслаждался едой. Не видел красоты на тарелке, даже если повара были мирового уровня.

Да и вкуса особого не замечал. Заталкивал куски в рот. Жевал, думая совершенно о другом. Не замечал ничего вокруг. Только разговоры, во время еды были важными.

И вокруг меня все были такими же. Стол – только повод поговорить. Девушки тоже не наслаждались едой. Одни ковырялись в еде, ничего не пробуя. Другие обедали с таким видом, словно это было несъедобно.

Ни с кем не хотелось пойти именно в ресторан, а с Ангелиной захотелось. Её живая реакция на мороженое в жидком азоте мне была приятна. Я не мог сам себе объяснить, почему хотел оказаться с ней за одним столом.

– Не надо ресторан, Светлана. Проверьте на субботу заявку к Альпике. Каролину пригласите. И Николая Геннадьевича ко мне пригласите. Срочно.

Светлана настрочила что-то в телефоне, кивнула и пошла к выходу из кабинета. У самой двери остановилась.

– Простите, Станислав Викторович, могу ли я задать вопрос, не относящийся к расписанию встреч?

Это было что-то новенькое, и оно мне не нравилось.

– Я давал повод подумать, что это возможно?

Секретарша смутилась. СекретарША. Я так никогда не называл Светлану. Первый звоночек к её профнепригодности. А мне нужны только классные специалисты. Если у Светланы не хватит мозгов – на выход.

– Простите, конечно же, нет. Больше не повториться. – Девушка снова стала бесстрастной. – Что-то ещё?

– Безопасника.

– Уже за дверью.

– Приглашайте.

Светлана выскользнула в приёмную, а на её место тут же встал, исключительно после стука в дверь, начальник службы безопасности с неизменной папкой в руках. После приветствия я сразу перешёл к делу.

– Нужна информация на Дубровину Ангелину Андреевну. Срочно.

– Сделано.

Карпов протянул мне папку.

– Откуда? – Уточнил я.

– Все, кто находится с вами на расстоянии вытянутой руки, проходят проверку. Информация на Дубровину тут.

То, что Николай Геннадьевич не ушёл сразу, меня насторожило. Вместо привычного охотничьего азарта, в груди неприятно заныло. Что там такого нашли безопасники?

Я открыл папку. Дубровина Ангелина Андреевна. 22 года. Основное общее образование 9 классов… С 4 по 9 класс в хореографическом училище… Последний год в общеобразовательной школе Южного Бутово.

Информация была странной. Посещала Детский юношеский центр. Была звездой секции канатоходцев под руководством Венцеля Э. М. . Понятно. Профессиональная траектория мне стала ясна.

Отец: Дубровин Андрей Валентинович. Инженер. Погиб в ДТП 21 год назад. Похоронен на Бутовском кладбище.

Мать: Дубровина Наталья Алексеевна. 45 лет. Образование высшее медицинское. Специализация – Лечебное дело. Нигде не работает. Диагноз F10.2 – «Синдром зависимости от алкоголя». Лишена родительских прав.

Дочь с 6 лет воспитывалась бабушкой Карен Таисией Сергеевной, учительницей начальных классов и дедушкой Алексеем Петровичем Карен, анестезиологом-реаниматологом… Дата смерти… Похоронен…

В голове зашумело. Я видел много досье на разных людей. Но ни одно из них не вызывало такой реакции. Мне захотелось порвать эти бумажки и сжечь прямо на столе.

– Вы хотите ещё что-то добавить, Николай Геннадьевич?

– Да. Это касается здоровья Ангелины Андреевны.

Я представил себе тонкую фигуру на канате, и меня прошиб холодный пот.

Без диагноза

Я не допускаю эмоций в работе. Только цифры. Если кто-то заболел, то его место тут же занимает другой сотрудник. С кадровым резервом служба персонала работает хорошо.

Если сотрудник выбыл, меня это не касается. Всё сделают толково и по закону. Даже механизм выдачи материальной помощи отлажен до автоматизма. Есть понятные критерии и сроки. Нет проблем.

И эмоций нет.

Но когда безопасник сказал, что у Ангелины проблема со здоровьем, мои внутренности словно накрутили на кулак. В груди заныло. В голове образовалась немая, гнетущая пустота.

Перед глазами появился свет, выхвативший из черноты тонкую невесомую фигуру в пуантах, скользящую по тросу. В пустоте. В воздухе. Над землёй. И скрипка полоснула наотмашь.

– Что со здоровьем Дубровиной?

Мой голос прозвучал ровно! Внутренне я уже оотрезал от себя эту ситуацию, возможные проблемы и их последствия. Но чувствовал, что не до конца. Эти глаза, цвета неба из себя сразу вытравить не удавалось.

– По документам у неё прекрасное здоровье. Диагнозов, кроме острых заболеваний вирусной природы нет.

Безопасник затормозил, словно ожидая, что я его прерву, и ему не понадобится сообщать мне плохие новости. Плохие! Это предчувствие ледяной удавкой захлестнуло горло.

– Это по документам. А что по факту?

И снова я смог говорить ровно, словно меня этот вопрос волновал не больше, чем судьба ушастых лягушек в Оренбургской или какой-то другой области. Но сам затаил дыхание и ждал.

– А по факту, история тёмная. Дубровина не смогла доучиться в хореографическом училище. По нашим сведениям, произошёл скандал, и девочку оттуда тихонько выперли. Но и в общеобразовательной школе, куда она вернулась в девятый класс, она учиться не смогла.

– По какой причине?

– Умственная отсталость. Школьный психолог утверждает, что диагноз F70.0 – умственная отсталость лёгкой степени с указанием на отсутствие или слабую выраженность нарушения поведения, был бы вполне правомочен.

– Но ведь она получила основное общее образование. То есть девятилетку закончила?

– Так-то это так. – Безопасник переступил с ноги на ногу. Так он делал, когда сообщал сведения на уровне «без штампа», то есть устное мнение кого-либо. – Только психолог утверждает, что за девочку ходатайствовала опекунша. Бабушка преподавала в этой же школе и уговорила поставить внучке тройки без диагноза.

– Это возможный вариант. – Я никак не мог поверить безопаснику. Но Ангелина вполне могла быть именно такой. – Хорошо, Николай Геннадьевич, возможно это так и есть. Умственная отсталость, это, как я полагаю, снижение уровня интеллекта. А что вы имели в виду, когда указали на слабую выраженность нарушения поведения?

Безопасник снова переступил с ноги на ногу. Качнул рукой вперёд, но, вспомнив, что папку уже отдал мне, вернул кисть обратно.

– По словам психолога, дети с умственной отсталостью, чаще всего агрессивны, с нарушенной социализацией. При начальной форме, соответствующей отечественной классификации как дебильность, дети могут иметь IQ до 69 и не выделяться среди остальных поведенчески. Если только некоторой несообразительностью и наивностью.

– Что вы имеете в виду?

– Например, по словам психолога, Дубровина до сих пор верит в Деда Мороза.

– Что-то ещё?

– Излишне доверяет людям и верит, что они хорошие.

– В каком смысле? – Не понял я.

– Психолог привела пример. Когда Дубровина пришла в новую школу, одноклассники спрятали её куртку. Девочке пришлось дождаться, пока большинство школьников ушли домой, и только тогда она нашла свою одежду. Но она никого не обвиняла. Говорила, что сама перепутала шкафчик. А когда они выбросили её шапку из окна, сказала, что просто уронили.

– Я понял. Спасибо за оперативную работу.

– Будут ещё распоряжения?

Николай Геннадьевич был готов услышать моё «нет». Проблемные активы я переставал рассматривать ещё на этапе первичного знакомства. Дубровина была именно такой. Но вместо привычного ответа я произнёс:

– Да. Узнайте, пожалуйста, что случилось в хореографическом училище.

Безопасник на секунду замер. Но пришёл в себя почти моментально.

– Будет сделано. Докладывать по мере поступления информации или по итогу?

– По мере поступления информации раз в 3 часа.

– Будет сделано.

Николай Геннадьевич вышел, прикрыв за собой дверь. Папку я ему не отдал. Запомнил всё, что в ней было написано почти наизусть, продолжая перелистывать страницы.

Но вместо букв доклада перед моими глазами вспыхивали картинки. Сначала балерина на канате. Тонкая, невесомая, светлая. Потом угловатая девочка в чёрном худи, протягивающая завёрнутое в скомканную салфетку мясо.

Хрупкая фигурка в трико и футболке, выполняющая у подоконника отработанную программу класса. Беззвучно шевелящую губами и невозможно трогательную в своей незащищённости.

А потом снова момент, когда она бежала от меня по дорожке, а я нёсся следом, с единственной целью, догнать, прижать к себе, присвоить! И теперь в душе и теле поднимались совершенно другие желания.

Неукротимые, первобытные, жгучие.

И мне это не нравилось!

Подняв трубку, я дал задание Светлане.

– Вызовите мне на вечер Каролину. Забронируйте гостиницу по пути к загородному комплексу.

– Это всё?

– Нет. Ещё закажите, пожалуйста, цветы в корзинке. Небольшой, но симпатичный букет. Для юной девушки.

На другом конце что-то упало. Было ощущение, что секретарь свалилась в обморок. Но это были исключительно её проблемы. Потому что я хотел рвануть к Ангелине прямо сейчас и без промедления!

Приоритеты

Из офиса я выдирался с таким напором, как из волчьего капкана. Коммерс на пару с производственником вцепились в меня мёртвой хваткой. А когда я уже от них почти отделался, в дверях встал финик.

Этого игнорировать было невозможно. Потому что в бизнесе всё подождёт, кроме денег. Но и из его ловчей ямы я выскочил без потерь по времени. Сказывался запредельный уровень умения вести переговоры.

Поэтому я в бизнесе, а они наёмники. Понимать надо.

Светлана смотрела на меня каким-то затравленным взглядом, когда я выходил из своего кабинета. Ловчая троица рассы́палась по холлу, а меня ноги понесли к лифту.

Быстрей, быстрей, ну, ещё немного ускориться! И при этом выглядеть невозмутимо. Отец был кардиологом. Говорил, что самое страшное, что можно себе представить, – бегущий врач.

Он научил оставаться невозмутимым даже тогда, когда крыша рухнула на голову и пол провалился в бездну. И тогда остальные тоже будут держаться за остатки перекрытий и обломки балок.

Так я и жил. Всегда. Только это помогало быть первым. Оставаться на волне.

Но и себе сейчас не было смысла врать. Потому что в груди весь день горело желание бросить всё на замов. Рвануть в загородный комплекс. Отыскать там Ангелину. Утащить в свой домик и запереться с ней в спальне.

На день, на ночь, на вечность.

Это мешало думать! А мозг в моём положении – главная ценность. Другое не так важно. Будут деньги, остальное решу. Поэтому надо было срочно возвращать центр принятия решений в голову из нижнего белья.

Каролина сегодня была идеальна! Она стояла у панорамного окна в струящемся платье. Я хотел пойти в душ, потом в постель, но горело так, что развернул девушку в первую секунду.

Это было случкой. Сбросом напряжения. Раз, два, три. Но оргазм был, а эффекта не было. Физически я получил всё, что хотел, но в груди теперь жгло ещё сильнее, чем до секса.

– У тебя проблемы в бизнесе? – спросила Каролина, когда я встал на ноги и двинулся в душ.

Мне нестерпимо хотелось смыть с себя признаки этого физиологического недоразумения. Прикосновений Каролины.

– Разумеется. Это когда у тебя маленький бизнес, есть спокойные дни. А когда 9 заводов и филиальные сети, каждый день проблемы в бизнесе.

Разговаривать с Каролиной не хотелось. Её не хотелось категорически: ни видеть, ни слышать, ни прикасаться. Было желание зайти в душ, а выйти уже в пустую комнату. Но девушка не унималась.

– Ты сегодня какой-то другой. У тебя что-то случилось?

Я посмотрел на неё внимательно. Каролина поёжилась под неприятным взглядом, но даже на ноги не встала. Привалилась спиной к окну, одёрнув платье до середины бёдер.

Она мазнула глазами по ногам, и я успел заметить, как она прикидывала, нужная ли это длина, чтобы выглядеть идеально. Отрепетированная поза. Отретушированная жизнь.

Внутренне я усмехнулся, а внешне остался невозмутим.

– Ты задала уже два вопроса. Третий будет последним на сегодня. Это я тебя вызвал и устал отвечать. Не только на вопросы, но ещё и по обязательствам. – Всё, как обычно. В бизнесе, как на горной реке: всё время трясёт, выигрывает тот, кто не жмурится и продолжает направлять лодку в нужном направлении. – Я приоткрыл дверь в душ. – Твой последний на сегодня вопрос?

Это не было послаблением. Так я всегда выстраивал нужные мне стены между собой и людьми. Возьмите то, что я вам дам. Будьте должны. Но Каролина этого не знала.

Она поднялась на ноги. Ступая на носочках, подошла ближе. Прижалась щекой. Робко заглянула в глаза. Бретелька платья скользнула с плеча, оголив гладкую кожу.

Как же это всё было идеально! Всё, как я люблю. Под меня, на мой вкус. И как же теперь было противно. Хотелось оттолкнуть, избавиться, поехать туда, где всё это было настоящим, естественным, живым.

– Почему ты меня никогда не целуешь, Стас?

А вот это было действительно неожиданно.

– Потому что не люблю облизывать рот, в котором были чужие гениталии.

– Но ведь я сейчас только с тобой! Только с тобой!

– Это потому что у меня на тебя эксклюзив. Как только абонемент закончится, твой рот и другие отверстия отойдут другому собственнику.

– Стас, это грубо!

Каролина отшатнулась, глядя на меня обиженно.

– Это честно. Вопрос закрыт. Я выхожу – тебя уже нет. Пока.

В душ я заходил с чувством облегчения. Словно сбросил с себя что-то надоедливое и неприятное. И зачем мне такой актив, который, во-первых, пассив, а во-вторых, напрягает?

И когда это стало так? Каролина идеальная внешне. Тюнингованная, как мне нравится. С губами пухлыми очень умеренно. С округлостями, которые манят, но не с перебором. То, что мне нужно.

Она не наглая, с закосом под нежность. Но, эскорт, разумеется, эскорт. То, что надо: удовлетворила и ушла. Без выноса мозга и полностью оплаченная. Без иллюзии долга. Пред всеми обязательства. Хоть этой я ничего не должен!

Выходя из душа, остановился перед зеркалом. Острые скулы, бреющий, как говорила моя мать, взгляд. Весь из углов и осколков. Только такие и выживают. Подбирают в обойму нужных и подходящих.

Каролина перестала удовлетворять запросам, потому что эскорт, это не только про постель. Это про сбрасывание ненужного напряжения. И сегодня я его только усилил. Потому что Каролина – не Ангелина!

Это мысль меня тряхнула сильнее электрического тока. С этим что-то надо было решать. Пересматривать приоритеты. И если Дубровина начала так влиять на мою жизнь, её надо было отсекать моментально.

Вычеркнуть и забыть. И Каролину заменить.

Идеальное решение!

Переодевшись в чистую одежду, присланную Светланой без моего напоминания, я спустился к выходу из отеля. Надо было вернуться в городскую квартиру, вычеркнув обеих девушек из жизни.

Я был настроен решительно. Распахнул дверцу машины, скользнул на пассажирское сиденье сзади. Зацепился взглядом за корзину с нежными цветами и приказал водителю.

– В загородный комплекс.

И сам удивился своим словам.

Мне нельзя с вами!

Всю дорогу до комплекса я говорил по телефону. Этот способ отключиться от действительно важной проблемы, ввязавшись в другую серьёзную, срабатывал безотказно. Тем более что проблемы у меня были с размахом.

– Станислав Викторович, по третьему проекту банк не подтверждает рефинансирование. Если на следующей неделе денег не будет, придётся стопорить стройку. Вопрос только какую.

– Что говорит Геллер?

В трубке раздался шорох, словно финансист елозил ею по волосам. Ему точно было неприятно говорить со мной на эту тему.

– Ничего конкретного. Но в кулуарах, не для прессы, – кивает в сторону Штерна. – Финик помолчал несколько секунд и продолжил, – вы бы поговорили с ним аккуратно. Если это принципиальная позиция, то мы поменяем стратегию развития. Если он не участвует, будем искать новых партнёров.

– Сами что думаете, Александр Леонидович?

И снова в трубке шорох и тишина.

– Банки под Штерном. А у нас третий кредитор отвалился после изменения вашего семейного статуса. Я у вас работаю пять лет. Все расторжения только в последние 6 месяцев, хотя кредитная история компании не ухудшилась. Активов стало больше. Есть что закладывать, а результата нет. – И снова тихо, но уже настойчивее, – вы бы поговорили с ним.

Теперь наступила моя очередь молчать. Со свёкром я не общался со дня, когда получил подтверждение измены Ирэны. Измена противна сама по себе, а с персоналом – тем более.

О чём там было говорить с отцом бывшей жены? Как? Ворот рубашки впился в шею. Теперь это было не просто чувствительно, а болезненно. Привычным жестом я отодвинул его пальцем. Стало легче.

– Утром ещё уточните по результатам. В конце концов, я всё решу по третьему. Спите спокойно.

Следующей позвонила бывшая. С ней разговаривать не было смысла. Если бы что-то важное, мне бы сигнализировала одна из нянь. Они были наняты мной и подчинялись мне. Но Ирэна названивала несколько раз.

Потом начала строчить сообщения. Как обычно, сначала оскорбления, недовольства и угрозы. А потом её коронное «должен, должен, должен». У меня ни один мускул не дрогнул, но и радости никакой не было.

Ирэне я больше ничего не был должен. Только детям. Их я хотел растить сам, но жена предпочла разрушить семью. Значит, буду видеть по графику и обоюдному желанию. И, честно говоря, его становилось меньше.

Мама. Я снова оттянул ворот рубашки. От неё отделаться не удалось бы. Она могла дозвониться даже в кому.

– Стас, ты давно ко мне не заезжал, – без приветствия начала мать.

Надо же, сегодня без прелюдии.