Моя невинная глупость

За спиной послышался шум и топот ног. Я хотела обернуться, но мужчина с ледяными глазами не дал. Потянул меня за локоть в сторону от кухни. И только когда снова остановился, ко мне подошёл охранник.

Меня уже трясло мелкой дрожью, но я держалась. Сжала губы в линию. Напрягла кулаки. От них было мало толку, но сдаваться или плакать я не собиралась.

– Станислав Викторович.

– Жди. – сказал главный. Потом снова посмотрел на меня. – Кто такая?

– Д-дубровина. – Запинаясь ответила я.

Мои слова Его не удовлетворили. Он повернулся к охраннику. Тот листнул смартфон и отчеканил:

– Дубровина Ангелина Андреевна. Ивент Агенство Венцеля. Канатоходец. Сценический псевдоним Энджи. – Посмотрел на меня совершено бесстрастно, как на стену. Уточнил. – Обыскать?

Главный сощурился. Главный? Он же гость? У его сына день рожденья. Но охранник ему подчинялся без сомнений. Значит, здешний.

Его ледяные глаза снова проморозили меня холодом.

– Не надо. Руки покажи.

Я вытянула вперёд пустые ладони.

– Что под одеждой?

Простой вопрос, но я дёрнулась от понимания, что сейчас они полезут под худи. Будут раздевать?

– Ничего! – выпалила я.

Главный нахмурился.

– Показывай.

Я снова дёрнулась, как рыба на крючке. С одной стороны стоял охранник, с другой, главный, держа меня за локоть. И судя по взглядам обоих, милости просить было не у кого.

– Там ничего нет, – проблеяла я. – Совсем ничего.

– Показывай.

Нет! Нельзя! У меня под худи была только я. Голое тело даже без белья. Я снова была беспомощной. Как в хореографическом училище. Такой же бесправной и мелкой. Я всё это помнила.

А ещё знала, что сильные не отступают. Они дожимают до последнего.

Прикусив губу, чтобы не плакать, я схватилась свободной рукой за край худи. Медленно потянула его вверх. Словно под гипнозом. Как безвольная кукла на верёвочках.

Смотрела в ледяные глаза. Тонула в них, не сопротивляясь, и стягивала худи. Весь мир вокруг перестал существовать. Остался только холодный взгляд и я, без возможности ему что-то противопоставить.

По коридору проходили люди. Они старались проскочить место, где мы стояли, как можно быстрее. Но даже если бы они обступили нас и разглядывали мой позорный стриптиз, я бы не заметила.

Теперь меня колотило крупной дрожью. Я вздрагивала всем телом. Зубы не стучали только потому, что я их стиснула намертво, чтобы не скулить от стыда и унижения.

Ледяной взгляд словно держал меня за горло, не давая вырваться. Я больше себе не принадлежала. Только ему. На все 100.

Край худи поднялся до пояса, до пупка, дошёл до рёбер. Воздух коснулся кожи, и она покрылась колкими мурашками. Рука продолжала скользить вверх.

Когда ткань скользнула к груди, меня едва не разорвало от унижения. Меня душили невыплаканные слёзы и сдерживаемый крик. Когда я уже была готова грохнуться в обморок, главный прекратил пытку.

– Хватит! – Раздалось у меня в голове, и я замерла. – Я верю, что ничего не брала. Что ты тогда здесь делала?

Я медленно расправила худи. Пыталась сориентироваться, поворачивая голову, но от потрясения даже не могла понять, откуда пришла.

– Я-а-а…

Мимо нас прошёл официант с подносом, на котором шкворчало мясо на специальной подставке. Запах был таким привлекательным, что рот моментально наполнился слюной. Я сглотнула.

Главный развернул меня к себе.

– Ты что? Голодная? И по канату ходила на детском празднике?

В его глазах поднялась метель. Я испугалась ещё сильнее.

– Нет! – Торопливо запротестовала я. – Я не голодная. И я никогда не падаю в обморок, и могу ничего не есть неделю!

В глазах главного теперь не просто мело, вьюжило. Взгляд потемнел и стал свинцовым, как грозовая туча. Я втянула голову в плечи. Снова попробовала выдернуть руку.

Станиславу Викторовичу позвонили. Он медленно достал телефон из кармана и приказал охраннику.

– Отведи в зал. Скажи администратору посадить за мой отдельный стол. Я туда всё равно не вернусь. Пусть поест.

А потом он отпустил мою руку, и я едва не свалилась на пол. Словно я была марионеткой, которой разом обрезали верёвочки. Хватала ртом воздух и удивлялась, как мир вокруг снова стал цветным и быстрым.

Охранник подхватил меня за другой локоть и потащил почти волоком. Я не успела ничего сказать их главному. Снова вошла в зал, где почти никого не осталось.

Выступление закончилось. По залу сновали официанты и уборщики. Техники разбирали смонтированные конструкции. Меня отвели в дальний конец зала к небольшому столику, на котором было всё!

Едва ли не теряя сознание от счастья, я придвинула к себе блюдо с шашлыком и схватила самый сочный кусок руками.

Нате. Это вам

Ирэна сегодня превзошла себя. Больше всего на свете она не любила, когда её игнорируют. Бывшая злилась и пыталась злить меня, но мне было всё равно. Она перестала участвовать в моём проекте под названием Семья.

Выбыла из команды.

И то, что я не делал попыток восстановить руины, её бесило. Это было настолько противно, что мне пришлось запретить носить напитки кроме сока и воды за её стол. Иначе день рождения Яра закончился бы плачевно.

Девушку из высшего общества можно узнать по выражению лица. Шмотки, цацки, машины – ерунда. А вот гримаса едва сдерживаемой брезгливости и отвращения к происходящему – признак породы.

Этим, родившимся с золотой ложкой прямо на норковые подгузники, или тем, кто только втиснулся стройной ножкой в лакшери жизнь, было невозможно угодить. У них на лице была печать превосходства.

У Ирэны была, и она скандалила.

Я кивнул ребятам, и они её оттеснили, чтобы не позорилась. Лукреция тут же испарилась. Недальновидная и продажная. Забавно. С такими точно работать не надо.

Детей я контролировал ежесекундно. Со Златой, одетый в итальянский костюм ручной работы и запонками ценой в приличную тачку, нырял в бассейн с шариками. Катал на плечах.

Ярослава подхватывал в любой перерыв между активностями, кто бы ни был в это время на связи. Сын сначала смотрел на меня настороженно, а потом оттаял.

Сначала подбегал звать на аттракционы. Потом хвалился выигрышем в тире. А когда устроили перетягивания канатов, дёрнул меня на ринг. Я внутренне собрался. Дело чести на дне рождения сына выгрызти победу.

Против нас вышел качок. Рама 7 на 8, 8 на 7. Но, взглянув в глаза парня, я понял, что он декоративный. Мышцы есть, хватки нет. Чей-то сыночек. Может и на должности, но во вторник на детском празднике.

Понятно. Сложно, но можно.

Ярослав побледнел, увидев противника. Но я ему подмигнул и сказал, что мы будем тянуть рывками. Отработал ритм и показал, как держать канат. Мы приготовились, дождались сигнала и выиграли!

– Пап! Пап! Па-а-а-ап!

Он повис у меня на шее, и я понял, что этот раунд за сына я выиграл. Не на ринге, а у бывшей. Она каждый день говорила, какой я неподходящий, деревня, мужик-лапотник.

И Яра это отравляло каждый день. А сейчас слетело, как шелуха. И мы выходили с праздника счастливые. Сын сидел у меня на руке, обнимал за шею и светился от радости.

– Спасибо, пап! Это лучший день рожденья!

Наследник чмокнул меня в щёку, и я ответил так же. Яр. Мой сын. Мой.

Он убежал отдирать боковое зеркало от торта-феррари, а я снова кинулся к телефону. Там уже был не один пожар. Там полыхали 6 чатов.

– Кондрашов через Евграфова заходит на Урал. Запускают новую серию.

– Что с макетами?

– Пришлют.

– Сроки?

– Выясняем. Будет информация – форвардну в группу.

В другом тоже не было гладко.

– Стройка проседает на 3 дня. Какие перспективы?

– Планируем перекрыть работой в параллель. Поставщики задерживают. Перестраховываемся с другими производителями.

– Что по коммуникациям?

– Пришлите.

– Дайте.

– Вышлите.

Станислав Викторович! Надо… Надо… Дайте… Надо!

И так без перерыва.

Внезапно на меня навалились сзади. Обхватили руками с ярким, похожим на лезвия, маникюром. Окатили удушливым ароматом дорогого парфюма с восточными ноками. Самым модным.

– Зорин, ты как всегда, в делах. Как рабочая лошадь.

– Лучше быть рабочей лошадью, чем декоративной собачкой.

Ирэна дёрнулась, но хватки не ослабила. Пришлось самому убрать её руки с себя. Красивая же баба. Лицо оттюнингованное, фигура давно забыла, какой была от природы. Но сделано классно, качественно. Не заметишь, если не знаешь.

Но не возбуждала, хоть тресни. После того, что было, вообще не тянуло к ней. Из разряда «женщины» она выпала в категорию «все». Не будоражила кровь даже на процент от сегодняшней малышки на канате.

– Ты не умеешь жить! Отдыхать не умеешь! Ты вообще ничего не можешь, кроме как работать!

– Это для тебя только плюс. Алименты регулярные. Личным присутствием не донимаю.

Бывшая начала заводиться. Во время ссор она становилась несимпатичной. Ирэна что-то делала с морщинами на лбу, и теперь, когда злилась, выглядела несуразно. Словно лицо возмущалось, а лбу было плевать.

У Дубровиной каждая клеточка лица была в дружбе с остальными. Она пугалась до сжатых кулаков, стыдилась до покрасневших милых аккуратных ушек. Ан-ге-ли-на. Энджи.

– А ты подонимай, Зорин! Подонимай меня! Может у нас всё и наладится!

Ирэна снова кинулась в атаку. Я отошёл в сторону, поставив между нами стул. Её это оскорбило, и она решила рубануть в ответ.

– Да ты бездушная машина, робот! Тебе и жена не нужна. Зачем? У тебя же нет души.

– Нет. – Я искренне согласился. – Ты права, Ирэна, души нет, а бабки есть. Поэтому у тебя есть алименты и прочие внедоговорные радости на Лазурном берегу и в Монако с Дубаями.

Она зашипела от ярости. Но дети хлынули с площадки, и я пошёл заниматься ими. Обоих подхватил на руки и донёс до входа. Усадил в машину и помахал рукой вслед.

Праздник с ежесекундным контролем закончен. Следующий у Златы через два месяца. Нормально. Прорвёмся.

Я отошёл за сцену и продолжил работать. Сколько времени это продолжалось, я не знал. Но когда огляделся, ресторан был полностью убран. Никаких следов детского праздника и артистки на канате не было.

Голова звенела от напряжения. Продолжая отвечать в миллионе чатов, я обогнул ресторан и двинулся по боковой дорожке. Сын уехал, праздник кончился. Работа не прекращалась никогда.

Углубившись в свои мысли, я едва ли не подпрыгнул, когда в вечерних сумерках в мою сторону от запасного входа качнулась чёрная тень.

Ангелина!

– Опять ты? – спросил я резче чем хотел бы. – Что надо?

Девушка смотрела нереально. В глазах не было высокомерия, корысти, зависти. Искренность? Я забыл, что это такое! Этого не может быть! Таких сейчас не делают!

Все продажны. Всем что-то надо!

Ангелина насупилась, поджала губы, опустила голову. Сделала резкий шаг вперёд и протянула мне что-то размером с бугристый апельсин, завёрнутый в скомканную замызганную салфетку.

– Нате. Это вам.

Дурак

Я с подозрением посмотрел на мятую бумагу со следами жира. Желания брать в руки эту гадость не было. Но бездонные серые глаза девушки не давали просто оттолкнуть её руку.

– Что это? – спросил я без интереса. Только чтобы понять.

Она оглянулась по сторонам, словно боялась, что её застукают за разговором со мной. Было ощущение, что она меня стесняется. Что ей неловко находиться рядом.

Не хотела мне объяснять очевидное, как несмышлёному. Мне?!

Ангелина нахмурилась, поджала губы и снова протянула мятую бесформенную салфетку с таким видом, словно делилась драгоценным сокровищем.

– Это шашлык. Ешьте.

Мне показалось, что я ослышался. Ворот рубашки болезненно тёр шею, и я отодвинул его пальцем. Не помогло. С Ангелиной тоже не помогло.

Она мне принесла еду? В этой бумажке? Из моего ресторана? Моя мать, когда я смог открывать холодильник говорила: «Ешь, что найдёшь». И никогда не проверяла, чем я питался.

Ирэна тоже не смотрела мне в тарелку. Где смог, там и поел. У меня свои рестораны и даже фабрики по переработке продуктов: заготовочные, полуфабрикатов. Разумеется, доступ к еде у меня был всегда.

Что-то не сходилось. Мир явно дал трещину и накренился. Надо было срочно понять происходящее. Разобрать по винтикам и собрать новую жизнеспособную конструкцию.

– Зачем ты его принесла? – Уточнил я.

Мне действительно было интересно.

– Чтобы вы съели. Разве не понятно?

Мне стало весело.

– Понятно. Только нелогично.

– Прям там. Вы сказали, что ничего не ели с утра. Потом я сидела за вашим столом, но вы с него ничего не взяли. Значит, ничего не ели весь день. Логично?

Она выглядела уверенно. Меня это позабавило. Девушка, у которой только один вариант решения, это что-то новенькое.

– Нет. Я мог поесть на кухне или ещё где-то. Но ты спёрла еду из моего ресторана, чтобы принести мне? Зачем?

Я посмотрел пристально. Обычно от такого взгляда тушевались даже тёртые мужики. Ангелина только наморщила свой очаровательный носик.

– Это же понятно! Со столов начали убирать. Я поняла, что вы не успеете что-то съесть. Официант сказал, что вы заказывали шашлык. Вот я и взяла несколько кусочков, чтобы накормить. Ешьте.

Теперь я понял, чего она хотела. А вот причины не выяснил. Но они мне были неинтересны: конкуренты подослали, Ирэна двинулась мозгами или кто-то решил насолить из-за неудачного бизнеса? Мне это было всё равно.

Я подхватил девушку под руку и потащил к дальним дорожкам. Там за деревьями, кроме помещений для персонала, были и специфические строения. Ангелина начала вырываться.

– Можно я пойду? Меня ждут с автобусом. Мне ехать пора.

– Точно. Сейчас покормишь и уедешь.

Надо было сдать её охране, но не хотелось. Почему-то я решил выяснить всё сам, а уже потом сдавать её службе безопасности. Словно это было важно лично для меня.

Девушка не хотела идти, упиралась пятками. Но мы сегодня с Яром такого быка сдвинули на ринге, что с этой крохой проблем не было. Я тащил её к вольерам со скоростью крейсера, а на душе было гадко.

Так и знал, что её кто-то подослал. Даже знать не хочу, чем она накачала несчастный шашлык, от которого я захлёбывался слюной. Но последствия могли быть разными.

Меня не вывела из себя Ирэна. Не раскачали поставщики и срыв сроков по проектам. Не завалила работа. Но ощущение, что меня предал Ангел, было тошнотворным.

Подойдя к вольерам, я дал девушке увидеть собак. Она сжалась в комок и постаралась вывернуться из моего захвата.

– Не дёргайся. Я привёл тебя к псам, которые обучены искать запрещёнку. Если в мясе что-то есть, они учуют. Кидай им.

– Нет! Не надо! – завопила Ангелина.

Меня тряхнуло от гадливости. Как такое нежное создание может быть таким испорченным? Почему-то это ранило в самое сердце. Одно дело, такие, как Лукреция или бывшая, другое – нежная девочка с лицом Ангела.

– Нет! Не надо!

Она скулила и извивалась, а ещё, дёргала руку, пытаясь освободиться. Я был безжалостным. Подтащил девчонку к вольеру. Вытянул её руки над забором и, чтоб не пачкаться, легонько стукнул по кисти.

Мясо в салфетке выскользнуло и полетело вниз. Но ещё до того, как оно успело упасть на пол вольера, его прямо из воздуха выхватили две, едва не сцепившиеся челюстями, служебные овчарки.

От удивления я разжал руку, и девушка отскочила в сторону. Она отбежала несколько шагов обратно, растирая руку. Я с удивлением смотрел на собак, которые не почувствовали ничего подозрительного. Просто сожрали мясо.

Ангелина остановилась. Сжала руки в кулаки и топнула ногой. А потом закричала. На меня закричала!

– Ты дурак? Ты скормил собакам шашлык! Собакам! Шашлык!

Она была в бешенстве, но не плакала. Это меня взбесило.

– Как бы я узнал, что он не отравлен наркотиками или ещё чем-то? К тому же это был мой шашлык. Ты же мне его принесла? Я мог делать с ним, что хотел. Захотел – скормил собакам!

Последнее я произнёс с ехидной ухмылкой. Но Ангелина не купилась. Снова топнула ногой и закричала:

– Это была моя порция! Моя! Я не знала, сколько мне разрешат взять еды. И можно ли вообще что-то брать с собой? Но ты разрешил мне поесть. Я попросила положить мне порцию. Там оказалось 5 кусочков. Я съела 2! Остальное принесла тебе! Накормить хотела! Дура! – Она затопала ногами. – Дура! И ты дурак! Голодный дурак!

Ангелина резко развернулась и побежала по дорожке. Грудь полоснуло ощущением потери. Повинуясь какому-то древнему инстинкту, я кинулся за ней.

Догнать. Схватить. Прижать к себе!

Во мне билось жаркое чувство, которого я никогда не испытывал. Что-то незнакомое. Не просто мужская похоть и жажда быть главным. Меня трясло от всепоглощающего желания полного безраздельного обладания.

А потом догнал, схватил поперёк груди и поднял на руки воздух.

И во мне что-то вспыхнуло.

Свет, боль, и что-то ещё.

Никто не заметил

Он сидел напротив. Однажды я была в настоящей лаборатории. Там что-то кололи крысе, а потом описывали её поведение. Следили, не отрываясь. Замечали всё, что она делала.

Зверёк бегал по стеклянному аквариуму, хватал веточки, толкал шарики. И что бы он ни вытворял, за всем следили. Крыса не могла никуда спрятаться. Потому что везде была лаборатория.

Вот и я сидела за столом напротив, а руки немели от изучающего взгляда Станислава Викторовича Зорина. Нет, он не пялился безотрывно. Но даже когда он что-то смотрел в телефоне или накалывал еду на вилку, он меня видел!

Я ощущала это каждой клеточкой и ёжилась. Здесь всё было слишком для мены. Я такое даже в кино не видела. Стол, как в музее. Еда, похожая на передачу про шеф-поваров. И Он.

Даже когда он снял свой офигенский костюм, всё равно остался каким-то потрясающим. Даже принцы из детских сказок расплакались бы, глядя на него. А я его боялась.

Сцепила руки в замок, зажала их между коленями. Замерла.

– Ешь. – В сотый раз повторил. Зорин.

– Отпустите меня. – Снова ответила я. – Пожалуйста.

Он дожевал кусок стейка, положил приборы.

– Я тебе уже говорил: Венцель с командой уехал. Отсюда нет транспорта.

– Я пешком.

– Куда пешком? Ночью? По трассе? – Он раздражённо поджал губы. – Не дури. Ешь и ложись спать. Завтра вы выступаете во втором павильоне. Дождёшься своих и откатаешь программу.

– Откуда вы знаете?

Я ему точно не говорила про завтрашнее выступление. Связи тут нет. Венцель уже уехал, я видела его автобус у ворот. Понимала, что сама опоздала к выезду. Теперь и выбираться самой.

– Я волшебник. Я всё знаю.

Он смотрел так, словно и правда видел то, что творилось в моей голове. От этого стало ещё страшнее.

– Отпустите меня.

– Сначала поешь. Ты мне принесла свой шашлык. Теперь моя очередь тебя кормить.

– Нет.

– Что, «нет»?

– Вы мне дали посидеть за своим столом. Я там ела.

– Два кусочка мяса?

Я вспомнила бабушку и ответила её словами.

– Достаточно. Не надо себя баловать, можно и привыкнуть к хорошему.

Мужчина моргнул. В его каменном лице промелькнуло что-то человеческое. Он открыл рот, чтобы мне ответить, но бросил на стол вышитую салфетку, которой вытирал руки и кивнул официанту.

– Несите десерт и свободны.

По лицу Зорина ничего нельзя было понять. Взгляд оставался ледяным, но я чувствовала, что его что-то тревожит. Может быть его злило моё упрямство, может не нравился мой вид?

В блестящей салатнице я разглядела своё отражение. Светлые волосы растрепались. Коса, в которую я их собрала, распустилась и выглядела неопрятно.

Моё худи было таким дешёвым, что в этой комнате им бы не рискнули даже вымыть пол. Здесь вообще всё было каким-то богатым. Даже воздух. Он пах лучше, чем мои духи, подаренные бабушкой на день рождения.

Мне снова стало неловко. Зачем он всё это устроил? Отпустил бы уже, и я бы задышала. За этой мыслью меня застал официант. Одетый в белоснежный костюм и галстук-бабочку, он поставил на стол металлическую супницу.

Поднял рукой, обтянутой белоснежной перчаткой, пузатую крышку, и я ахнула! Из чаши повалил пар! Но не еле заметный, как при варке пельменей, а густой, как в кино про призраков!

Вода в супнице продолжала бурлить, словно стояла на самой большой конфорки плиты. Я наклонилась к столу, но огня под ней не увидела. Посмотрела на Зорина, но его это вообще не удивило.

Беспокойно заёрзав на стуле, я наблюдала за официантом. Тот придвинул ко мне супницу и снял крышку с чаши, стоявшей внутри. Я ожидала там увидеть горячий шоколад, но там было мороженое!

Я вскрикнула от удивления. Осмотрела супницу со всех сторон. Огня не было, вода сильно бурлила и выкатывалась волнами пара на скатерть. А во внутренней чашке лежало мороженое.

Всё правильно, но как?

В кипящей воде могло быть только что-то горячее! Я, не отрываясь, смотрела на разноцветные шарики с крошкой. Мороженое не таяло даже по краям чашки. Не оставляло мокрого следа на стенках.

Не веря своим глазам, я потянулась рукой к супнице. Её бок оказался обжигающе холодным. Но ведь этого не могло быть! Вода бурлила так, что могла вылиться на стол.

В замешательстве, я потянулась к супнице. Уже собиралась окунуть в неё пальцы, чтобы проверить температуру воды, как услышала окрик Зорина.

– Куда? Сдурела совсем?! Это же жидкий азот!

Я моментально отдёрнула руку и спрятала её под стол. Меня трясло с перепугу. Мало того что кипящая вода холодная, так и этот с ледяными глазами разозлился.

За что? Что я сделала?

Мне хотелось заплакать, но я изо всех сил сдерживала слёзы. Слабых всегда кусают. Нельзя показывать слабость. Плачут неудачники.

Злость в глазах Зорина сменилась удивлением. Он наклонился над столом в мою сторону, звякнув приборами. Спросил больше удивлённо, чем зло.

– Ты что? Никогда не видела жидкий азот?

Я молча отрицательно замотала головой. Говорить боялась, чтобы не разреветься. Зорин нахмурился. Я думала, что он начнёт кричать, обзывать дурой, а он кивком спровадил официанта и улыбнулся.

Еле-еле. Углами рта.

– Смотри.

Зорин вынул из вазы на столе крохотную, похожую на кустовую, розу. Окунул её в бурлящую воду. Кипение замедлилось. Пара стало меньше. Но мужчина не торопился.

Станислав аккуратно покрутил розу в булькающей воде, а потом осторожно вынул. Показал мне. Бутон стал чуть-чуть тусклее остальных цветов, но других отличий я не заметила.

Потом Зорин медленно приподнял цветок и с силой ударил им по столу. Лепестки рассы́пались на мелкие осколки! Я вскрикнула и прижала ладонь ко рту. Не веря глазам, дотронулась до кусочка лепестка.

Он был острым!

Я снова вскрикнула и недоверчиво посмотрела на Зорина. В его глазах было что-то непередаваемое.

– Откуда ты такая неотягощённая?

– Из Южного Бутово.

– Да, знаю я! – Он быстро встал, взглянул в телефон. Продолжил с таким напором, что перечить ему никто бы не решился. – До твоего дома отсюда не меньше полутора часов на машине. Ложись спать в гостевой комнате и не бойся. Тебя никто не тронет.

Это звучало страшно и сказочно одновременно. Он был словно Дед Мороз: заботливый и добрый. А так не бывает. Никто не будет нянькаться со мной просто так. Это же глупо! А дурочка только я, остальные умные.

– Но почему вы так поступаете?

Мне нужен был ответ на этот вопрос! Если бы Зорин сказал, что ему меня жалко, я бы вышла из домика и потопала на трассу. Я не жалкая! Я хожу на пуантах по канату, а это редкость!

Я многое могу. Не надо меня жалеть! И терпеть, когда меня обзывают, я тоже умею. Но почему-то Его мнение для меня было важным. И сердце билось, как перед выступлением. Ну, скажи же!

Зорин снова стал серьёзным. Словно услышав мои мысли, он ответил жёстко, словно припечатывая.

– Потому что я ничего не ел с утра. – И добавил, словно удивившись. – Со вчерашнего утра. Но этого никто не заметил.

Завтрак

Как же мне всё здесь не нравилось! Вокруг было так хорошо, что страшно. Слишком огромная кровать, слишком мягкий ковёр, слишком дорогая мебель. Я боялась сделать лишний шаг, чтобы не испортить эту красоту.

Но хуже всего было в ванной. Мне принесли рюкзак, и я хотела умыться. Но это было невозможно. В комнате не было крана. Раковина была, а источника воды не было.

Только у самой стены лежала чёрная блестящая коробочка, размером с упаковку сока. Только металлическая. Идеально сочетающаяся с плиткой на стенах и полу.

Аккуратно прикоснувшись к коробочке, я поняла, что она приклеена к раковине намертво. Осторожно, стараясь ничего не сломать, я попробовала сдвинуть металлический брусок в сторону, но он не пошевелился.

На краю ванной была такая же штучка. И тоже не двигалась.

Ладно.

Я подошла к душевой кабине, надеясь включить воду там, но едва не заплакала от разочарования. Внутри был экран, как у телефона, и он был тёмным.