Никто не разрушит

– Ой, прости, – выдохнула она, вытягивая ладонь перед собой, – Просто я правда схожу с ума. Моя жизнь за последний месяц не перестает меня удивлять. Мой муж пропал, а потом он появился и выкрал все наши сбережения, а потом…, – смех исчез и вместо этого на глаза девушки выступили слезы, – Господи, кому я это рассказываю, – спросила она, поднимая взгляд в небо, – Так ты убьешь меня? – снова посмотрела на меня.

– Если сильно хочешь, мне не тяжело. Вижу жизнь у тебя не удалась, – пожал я плечами, – Только ты должна отдать мне чип с фотографиями и рассказать, кто тебя послал шпионить за нами. Ты уже отправила эти фотографии кому-то?

– Что? Нет, боже, нет! – вскочила она с места, – Послушай меня внимательно, чудовище или как там ты говоришь, – взмахнула она здоровой рукой в воздухе, – Десять лет я была замужем за мужчиной, которого, как оказалась вообще не знаю. Просто представь! У меня было все: идеальная работа, муж, даже если он был мудаком, но он оплачивал нам с сестрой жизнь. А потом бац! – щелкнула она пальцами, – Твой муж оказывается должен миллионы мафии. Он крадет все твои сбережения, а потом к тебе домой заявляются эти люди и говорят, что простят долг, если заберут твою семнадцатилетнюю сестру! Вот так! Ее забрали, мудак-муж убежал, а твой дом был заложен. И вот, за месяц ты остаешься без мужа, крыши над головой и теряешь сестру, нормально да? – слезы стекали ручьем по ее коже, и она почти задыхалась от эмоций.

– А потом ты ищешь ее везде и попадаешь к той самой шайке мафии, снимаешь, как убивают главаря. Потом в тебя просто стреляют, и ты просыпаешься в доме какого-то маньяка, у которого пристрастье к чужой крови и просто бомбический чечевичный суп!

Наконец она замолкла и протянула мне ладонь.

– А так я – Ариэлла Розали Гарсия, рада знакомству. Хотя бы будешь знать имя той, кого убьешь.

– Рад, что тебе понравился суп, – проигнорировав жест рукопожатия, встал, возвышаясь над Ариэллой, – Так, где чип с фотографиями?

Люди всегда знали, что я отличался особым безразличием и бессердечием. И я был не из тех, кто ринется помогать решать ее проблемы, потому что внутри меня заиграла совесть. И на женские истерики я не поддавался.

– Ты отпустишь меня? – подняла она свои глаза, дернув подбородком.

Я заметил, что девушка явно была не из низких. При моем росте почти в два метра, она доставала мне до плеча.

– Если я отдам тебе чип, ты отпустишь меня? – уточнила она.

– С чего ты взяла? – вытянул я бровь, – Ты прямой свидетель того, как мы убили человека.

– Тогда к чему все это, – на грани слез, девушка обвела всю себя взглядом.

Выглядела она, грубо говоря, совсем не хорошо. Разорванное платье, порванные рукава, застывшая кровь на плече, лесная грязь, несколько ссадин на лице и пять отчетливых отметин моих пальцев на шее. Несмотря на загорелую итальянскую кожу, она выглядела совсем бледной.

– Зачем ты привез меня сюда? Зачем позволил прожить этот день? – ее голос надорвался.

Мои пальцы сжались в кулак на автомате.

Ненавидел женские слезы.

«Самое жестокое что может сделать мужчина – это заставить свою женщину плакать» – слова отца всплыли в голове совсем не вовремя.

Она не моя женщина…поэтому черт…

Она упала на пол и скрыла лицо в ладонях, начиная плакать в голос. И это была не истерика, а настоящий отчаянный вой уставшей души.

– Я не могу так, – задыхаясь твердила Ариэлла, – Нет, не могу. Они забрали у меня все. Я обещала отцу позаботится о Лауре, но не смогла, не смогла. Я не смогла защитить ее, а теперь бросаю.

Лаура.

Когда имя вылетело из ее уст мое сердце больно сжалось.

Мама. Как давно я не слышал твоего имени.

Имя ее пропавшей сестренки вызвало во мне миллионы противоречий, а я, на минуты, еще ни разу не сомневался в своих действиях.

Выругавшись про себя всеми не лестными словами, сел на корточки, ровняясь с девушкой. Она подняла на меня свои заплаканные карие глаза.

– Я отдам тебе чип, – вытирая слезы, она была уверена в своих словах, – Я отдам, только не убивай меня, прошу…, – взмолилась она, – Лаура – это моя младшая сестра, – несмотря на слезы и горе, она улыбнулась, как только заговорила о сестре, – Она слишком невинна и нежна. Они забрали ее, понимаешь? Она ждет меня. Я – единственное, что у нее есть. Мне нужно спасти ее.

– Вставай, – приказал, поднимаясь.

Ариэлла на секунду задумалась, а после встала с пола.

– Чип, – вытянул руку.

– Поклянись, что не будешь меня убивать, – настойчиво просила она, – Поклянись.

– Клянусь, – без колебаний вырвалось с уст, – А теперь давай сюда чип. Сейчас же, – я пригвоздил ее взглядом в землю, теряя терпение.

Ее грудь вздымалась от резкого и прерывистого дыхания, а нижняя губа дрожала от невыплаканных слез. В ее глазах промелькнула тень принятия. Ариэлла потянулась к своей груди. Я внимательно следил, как она доставала чип из своего лифчика и протянула мне.

– Я должен проверить, – прокашлялся, – Жди здесь, синьора.

Через минуты я уже был на кухне с ноутбуком. Ариэлла сидела на балконе, прижав колени к груди и задумчиво бросая взгляд вдаль. Она дрогнула, когда я сел рядом, и отодвинула свой стул дальше, на что вовсе не обратил внимания, подключая монитор и вставляя карту памяти. Фотографии прогрузились, и на экране тут же появились наши отчетливые снимки.

Я, Даниэль и Тристан стояли вокруг Визаро, уже мертвого главаря нелегалов, с пистолетами в руках, пока ублюдок валялся в грязи и умолял. Следующий снимок сделан прямо в момент, когда Тристан стрелял в Визаро. Он был немного размыт, но наши лица невозможно было спутать.

– Господи, какой ужас, – скривилась девушка, отворачиваясь.

Фотографий было больше сотни. Знаменитая Этна с балкона одной из квартир Палермо. Рынок Балларо в разгар весенних ярмарок. Некоторые личные фотографии.

– Твой муж? – внимание остановилось на фотографии, сделанной год назад на пляже. Ариэлла была совсем другой. Не такой худой, измученной и погрязшей в горе. Она улыбалась, а ублюдок-муж обнимал ее. Они казались вполне счастливыми. Как этот сукин сын мог оставить ее в таком положении?

– Бывший, – подчеркнула девушка, – Надеюсь, он мертв, – сочилась ненависть в ее словах.

На следующем снимке показалась девушка-подросток. Ее темные волосы обрамляли светлое личико, а в нефритовых глазах сквозило столько любви к миру, что мне стало тошно. Разве человек может настолько сильно любить этот прогнивший мир?

– Лаура, – догадался я, – Это твоя сестренка.

Ариэлла слабо кивнула, стирая тихие слезы с щек. Она встала и захлопнула ноутбук, что я едва успел убрать пальцы.

– Я отдала тебе чип. У меня больше нет доказательств, теперь отпусти меня.

Я не мог отпустить ее так просто.

– Есть условие, – прищурился я.

– Чего ты хочешь? – девушка задрожала, словно тонкая ветвь оливкового дерева под ветром с моря, наверняка представляя ужасные вещи.

– Раздевайся.

Мой тон был жесток и без запинок. Я не любил многословить и разбрасываться словами.

Ариэлла отшатнулась назад как от огня, врезаясь в столешницу.

– Мы так не договаривались, – едва слышно прошептала она.

– Ты в моем доме, на моем острове. В моей власти, – шагнул в ее направление.

Девушка убегала от меня по кругу и оказалась на балконе. Позади была балюстрада и несколько метров высоты.

– Ты сняла преступление, за которое нас всех могут засудить, – продолжил, надвигаясь на нее, – Ты видела всё своими глазами. –  загнал ее в ловушку и не дал ускользнуть, заблокировав с двух сторону, уперев ладони в ограждение, – Тебя отправил кто-то следить за нами, и ты все время собирала компромат? Может ты ведешь прослушку? – выдвинул я бровь, наклоняя к мочке ее уха и убийственно спокойно прошептав, – Раздевайся, Ариэлла Розали Гарсия, и помни, что смерть дышит тебе в затылок, – наклонился к ней ближе, и, убегая от моего натиска, девушка чуть не выпала с балкона.

– Хорошо, – схватилась она за меня, нервно дыша, – Хорошо, – ее пальцы начали с дрожью искать скрытый замок на платье.

Она сняла его, уронив к ногам и оставшись в одном комплекте обыкновенного черного белья.

Я отошел на шаг, ведь расстояние между нами было слишком тесным. Нет, я не был из тех мужчин, что возбуждались от одного лишь взгляда на женское тело. Я был из тех, для кого секс без эмоциональной связи был чем-то пресным и не удовлетворял меня по-настоящему. Чтобы впечатлить меня, женщине не обязательно раздеваться.

Ее тело было привлекательным, да. Мягкие обороты плеч, отчетливые ключицы и равномерный загар. Достаточно округлая грудь и несколько родинок над ней. Тонкая талия и резко отдающиеся винными оттенком волосы, доходящие до поясницы.  Но это не значило, что я хотел ее изнасиловать и мой член не мог сдержать себя.

– Повернись.

Она закрыла глаза, и снова по ее щекам текли слезы. Я мог бы ненавидеть себя за это, но сочувствие во мне намертво запечатано в оковах. Если бы я сочувствовал каждой жертве, павшей от моих рук, сошел бы с ума.

Девушка повернулась, и я подошел к ней. Сначала мои пальцы прошлись по бретелькам ее лифчика, а после спустились к чашкам.

Ее кожа была теплой и приятной на ощупь, даже если покрылась мурашками. Я проверял каждый клочок ткани на наличие жучков прослушки, после перебрался к волосам, проводя по ним.

Я убрал локоны на одно ее плечо и начал ощупывать шею и позвоночник. Технологии не стояли на месте. Те, кто прислали ее, могли ввести наножучок под ее кожу, даже если не было прослушки.

Спускаясь ниже по спине, добрался до резинки нижнего белья и тоже прошелся по нему, после наклонившись, поднял платье и осмотрел его.

Все чисто. 

– Одевайся, – кинув платье на балюстраду, поспешил удалиться, чтобы больше не видеть эту муку на ее лице, – У тебя минута.

Я пошел переодеться в свой костюм. Когда спустился, Ариэлла уже сидела на диване, обнимая себя саму. Сжав в руках свой пиджак, подошел к ней и протянул его.

– Надень это, ты дрожишь.

И она молча приняла вещь, не сказав ни слова.

– Иди за мной, – направился к выходу из дома.

Оказавшись во владениях нашего особняка, девушка на минуту остановилась у веранды, осматривая горную местность и ровную гладь воды. Наш особняк ничем не ограждался, поэтому вид природы не портили высоченные заборы.

– Кому надо продать душу за такой дом? – подумала она вслух, торопливо догоняя меня.

– Дьяволу как минимум, – насмехался я, подойдя к основанию воды и сев в катер.

Я подал руку Ариэлле.

Она замерла, гипнотизируя протянутую ладонь. В темноте, освещенной светом из особняка, ее карие глаза, вновь впитывали страх и неуверенность. Она казалась спокойной, но я видела, что Ариэлла была на грани истерики. Ее колени и нижняя губа дрожали, пальцы постоянно нервно сжимали мой пиджак на плечах, а дышала она тихо и побаиваясь, будто я заберу у нее воздух.

– Долго ждать?

Неожиданно, она развернулась и побежала прочь. Это заставило меня закрыть глаза и глубоко выдохнуть. Она правда думала, что убежит от меня на моем же острове?

Я даже не старался бежать за ней. Моего быстрого шага хватило, чтобы настигнуть ее и встать на ее пути. Она врезалась в мою грудь, выбивая весь кислород из своей грудной клетки. Ее волосы липли к ее губам, а глаза бегло прошлись по моему лицу в поисках малейшего намека на спасение.

– Послушай, bella, – я сделал шаг к ней, она назад от меня, – Ты сейчас сядешь в этот катер и молча поплывешь со мной, поняла?

Я продолжал шагать в ее направления, сокращая все расстояние. Она была настолько увлечена старанием убежать от меня, что не заметила, как подошла к самому краю и начала падать в воду, но я словил ее и прижал к себе. Ариэлла прекрасно знала, что если отпущу – она утонет, если не умеет плавать.

– Слышишь, как хрустят камушки под твоей обувью? – прошептал запредельно тихо, – Твоя жизнь для меня ничего не стоит, как и эти камушки. Я толкну их в воду, и они утонут. Так и с тобой, но я почему-то все еще терплю твою депрессивную персону и спасаю тебя. Еще одна попытка, и я убью тебя, не моргнув и глазом, уяснила?

Наклонил ее еще ближе к воде, и она вскрикнула, ухватившись за мою рубашку.

– А теперь кивни, если поняла.

Она тут же закивала, и я поставил ее.

– Хорошая девочка, – пройдя в катер, снова протянул ей ладонь и теперь она вложила свою.

Мы сорвались с берега и уже через минут десять были на другом конце моря, где ждала моя припаркованная машина. Ариэлла правда уяснила всю ситуацию, поэтому и села молча в салон. Мы также молча доехали до центра Палермо.

Я остановился на площади и погасил фары, после чего спокойно начал:

– С этого дня, Ариэлла Розали Гарсия, я открываю на тебя охоту, – хмыкнул устрашающе спокойно, – Я знаю твои имя и фамилию, поэтому могу с легкостью разрушать твою жизнь, но я даю тебе шанс спастись. С этого дня, в этом городе, не должно быть даже твоей тени. – достав из бумажника свою запасную кредитку, протянул ей.

– Вон там, – указал на ближайший банкомат, – Ты снимешь сумму, доступную на счету и выкинешь кредитку. После купишь билет на любой конец планеты и исчезнешь. Помни, – повернулся медленно к ней, – Если я увижу тебя здесь еще раз – секундная пауза ясно дала понять, что я вполне серьезен, – Уничтожу.

Ее пальцы начали действовать. Она коснулась ручки двери.

– А теперь беги, bella, – оскалился я, – И не оглядывайся, вдруг я передумаю.

Она побежала. Побежала, ни на секунду не обернувшись, и я нажал на газ.

Сегодня я впервые не выполнил приказ своего босса. Впервые отказался искупаться в чужой крови. Впервые дал кому-то шанс. Я мог бы себя ненавидеть. Но я никогда не жалел о своих поступках.

И не разбрасывал слов на ветер. В следующий раз я правда уничтожу ее, как только увижу. И будет хорошо, если ее нога больше не вступит на территорию Италии.Никогда.

Глава 2

Габриэль

Прошлое

– Нет, Мёрф, мы заканчиваем сейчас же, ясно? Ты просто ублюдок! Настоящий мерзавец! Можешь дальше погребаться в своей травке и не ищи меня, ясн…черт, – пока она кричала в трубку и несла грязное белье, врезалась прямо в меня, обронив все вещи и выронив телефон, что переключился на громкую связь.

– Ну ты и сучка, Беа, – кричал, кажется, тот самый мерзавец Мёрф, – Вот будет у тебя ломка, продавай натуру, чтобы заработать на…

– Господи, – девушка упала на колени и начала ползать, чтобы взять телефон, – Катись в ад, сукин ты сын! – яростно закричала рыжая, после чего завершила разговор.

Пребывая в легком раздражении от ситуации, скрестил руки за спиной и дождался, пока домработница, судя по темно-синей форме с белым фартуком, соберет грязное белье и поднимется. Она виновато взглянула на меня светло-зелеными глазами.

– Я..эм..это…прошу прощения, вырвалось случайно…, – не находила она слов, перебираясь с ноги на ногу. Девушка не нашла ничего лучше, как протянуть свою ладонь и улыбнуться белоснежными зубами, – Беатрис, – представилась она, но ответной реакции не получила.

Я с самого начала понял, кем была эта особа.

Джулия, ее бабушка и наша главная домработница, еще неделю назад просила меня взять на работу ее внучку, что до этого работала официанткой в Лос-Анджелесе, но из-за потери работы прилетела обратно на Сицилию.

Джулия работала в особняке Конселло больше двадцати лет. О внучке она говорила очень редко, но всегда отправляла деньги.

Беатрис – единственная дочь сына Джулии, который в воспитании дочери не участвовал от слова совсем, бросив все на свою девушку. Джулия не общалась с сыном, потеряв с ним связь, но внучку с молодой мамой не бросила и частично обеспечивала.

– Беатрис, – пробуя имя на вкус, прищурился, – О какой ломке идет речь?

От такого прямого вопроса нефритовые глаза девушки расширились.

– О, нет, он не имел в виду то, что вы считаете…

– Послушай, – шагнул вперед, но Беатрис выдержала мой натиск, – Мы держимся подальше от всего, что связано с наркотиками, ясно? Увижу хоть намек, ты вылетишь отсюда несмотря на свою бабушку.

Она сглотнула и что-то похожее на слезы появились в ее глазах.

– Я спрашиваю – ясно?

– Да, – теперь уже четко ответила девушка и прижав белье теснее к телу, словно защищаясь от меня, убежала прочь.

Было в ней что-то подозрительное. То, что заставляет напрячься. Но при этом привлекает тебя.

Она всего лишь служанка. Я дал ей понять правила. Она поняла.

Но почему я все еще смотрю ей вслед?

***

Мы с Даниэлем дружили с четырех лет. С того самого момента, когда мой отец привел его в особняк по приказу своего босса. У Даниэля была такая сильная истерика, что его отец приказал оставить его на улице у порога, где он потерял сознание на наших с Каиром глазах.

– Почему ты там его оставил? – мой заинтересованный и немного возмущенный голос совести внутри просто не мог смотреть на это молча.

Смотреть, как мальчик, прижавший к груди растрепанный детский рюкзак, сидел на крыльце особняка Конселло, и так громко звал маму. Папе это тоже не нравилось, но он был преданным человеком в клане и всегда подчинялся приказам своего босса, поэтому сказать что-то против решения Лоренцо Конселло не мог. Это мне и не нравилось в его работе, как бы я ни любил и ни уважал отца.

– Потому что так надо, сынок, – потрепав меня по волосам, отец поднял меня и унес подальше, – Мы не вольны выбирать, когда дело касается чести и устава клана. Когда вырастешь, обязательно поймешь.

Но я так и не понял.

Пока наши папы были на совещании, мальчик все еще сидел у порога. Он уже не плакал, но был обессилен.

Каир попытался завязать с ним разговор, но тот явно не поддавался.

– Отстань от него, – потянул Каира назад за воротник. Он всегда был приставучим. – Ты его пугаешь.

Но Каир не отставал, предлагая леденец. И казалось, вот уже, мальчик встал и был готов принять сладость, но сделав два шага, упал прямо перед нами.

– Папа! – яро закричал Каир, испугавшись и выронив все леденцы.

Он побежал на помощь, пока я подложил руку под голову мальчика, чтобы ему не было твердо, а потом взяв упавший чупа-чупс, положил ему в карман, пока в дверях не появилась Джулия и не забрала его.

Ближе к вечеру, когда мы с Каиром ужинали приготовленным минестроне*от Джулии, папа зашел на кухню и улыбнулся нам, подсев рядом.

– Будете есть, синьор? – Джулия была такой великодушной, что дай ей волю, кормила бы всех.

– Спасибо, Джулия, – мягко улыбнулся отец, – Дома Лаура готовит ужин, и я освобождаю место для ее творений.

– Пап, а как там Даниэль? – оставив приборы, уставился на отца.

– Так ты уже знаешь его имя.

– Нам сказала Джулия! – спохватился Каир, продолжая уплетать суп за обе щеки.

– Они настаивали, синьор, – виновато схватилась за сердце женщина.

– Ничего страшного, – махнул рукой папа, – Наверняка они теперь будут часто видеться.

– Можно мне к нему подняться? – засверкали мои детские глаза.

– Только тихо, хорошо? – подмигнул папа.

И пока Каир приступил ко второй порции, я побежал на второй этаж, куда и уложили Даниэля.

Открыв дверь, я прошел в огромную гостиную комнату, где на кровати, увешенной балдахинами, лежал Даниэль, свернувшись комочком. Он уже не спал, а просто рассматривал подсвечники на прикроватной тумбе, крутя в руках леденец, который я ему положил.

Я был ребенком, поэтому вовсе не знал, как начать разговор, и даже не спросил, можно ли мне войти. Просто поднялся на кровать и сев по-турецки заговорил:

– Хочешь я буду твоим другом? – прозвучало в пустоту.

Даниэль не двинулся и даже не моргнул.

– Мама говорит, что дружить – это важно. Иногда друзья заменяют семью, – продолжил я.

Даниэль моргнул пару раз, а потом перевернулся и сел, заглядывая в мои глаза.

– А у меня больше нет мамы, – спокойно выдал он, а потом шмыгнул, – Мне так сказали.

– Но такого не может быть, – по-детски возразил я, – У каждого есть мама.

– Моя умерла, – темные глаза мальчика наполнились слезами, и он заплакал, спрятав лицо в ладонях.

Будучи маленьким, понятия не имел, как реагировать, но, когда я грустил и плакал, мама обнимала меня. Я так и сделал; придвинулся к Даниэлю ближе и заключил в свои объятия.

– Когда моя бабушка ушла на небеса, папа сказал, что она всегда следит там за нами. Твоя мама не умерла, она просто превратилась в звезду, и с наступлением ночи ты сможешь ее увидеть.

– Правда?

– Посмотри ночью на небо. Там всегда есть звезды.

Звезды не меняются, а вот мы выросли.

С тех пор прошло тридцать лет.

Мы все еще оставались неразлучны. Мы не разбрасывались силой нашей дружбы. Просто знали, что каждый из нас готов отдать жизнь ради другого, если понадобиться.

– Говорят, звезды умеют слушать, – подошел к Даниэлю, что стоял у загона для лошадей, и глядел в небо, испуская тяжелые и усталые выдохи.

Разговор за сегодняшним ужином вышел напряженным. И я понимал, что немного переборщил, когда наговорил ему всего. Однако, в одном я был уверен. Бороться за человека, который ушел, не было смысла. Она сделала свой выбор, Даниэль – свой. Но между Даниэлем и Андреа была слишком сильная связь, и ее невозможно разрушать так просто. И это я понимал.

Порой людям нужно уметь отпускать. Сильная привязанность и созависимость это медленная яма, в которой вы в конце концов и окажитесь. Как моя мать. 

– Наверное поэтому они и падают, – хмыкнул друг, – Чтобы подарить людям хоть какую-то надежду.

– Там, за ужином…, – придвинулся ближе, вставая ему по плечо.

Даниэль повернулся ко мне и перебил:

– Ты прав, на мне клан, люди и много ответственности. Логично, что мне нужен наследник и жена, но, что, если я даже представить себе не могу, что рядом будет кто-то другой, кроме Андреа. Кто-то, кого я смогу назвать «женой». Я разрушу жизнь любой после всего. Забыть ее не под силу моему разуму.

– Именно поэтому я ненавижу любовь, – вырвалось из моих уст, – Простые люди считают, что это счастье, когда ты нашел свою любовь, но мы, люди мафии, понимаем, что любовь в нашем случае – проклятье. И мы, Даниэль, знаем об этом. Наши матери стали жертвами этого мира.

Даниэль тяжело вздохнул, поднимая взгляд в небо:

– Каждый раз смотрю на небо, на звезды, и задаюсь вопросом: что, если бы у мамы получилось бы? Получилось бы спасти нас от этого мира, смогли бы мы прожить все как обычные люди? Как бы сложились наши жизни?

– Хотел бы уйти из клана? – впервые задавал такой вопрос.

И он, на самом деле, был опасен. Говорить такое могло означать предательство и смерть, но Даниэль понимал меня.

– Нет, – твердо ответил друг, – Уже нет. Клан и этот мир – часть меня, и тебя тоже, – указал он пальцем в мою сторону, – Знаешь, это, как если бы рыбу взяли и переместили на сушу, приказав выжить. Она не выживет. Ведь была создана для жизни в воде. Так и мы, Габ. Мы рождены во тьме, и выход отсюда – только смерть.

– Ты прав, жизнь такая сука, – хмыкнул я, уловив взглядом падающую звезду.

– Та девочка, рыжая которая, – неожиданно заговорил Дэн, – Внучка Джулии…

– Беатрис, – напомнил я.

В моей голове все еще играли сомнения насчет этой девушки. Ее разговор не давал мне покоя. А если она и вправду употребляет? Как я могу позволить ей оставаться в доме?

– А, да, Беатрис, – щелкнул пальцами Дэн, – Мне нужно, чтобы ты разобрался с ее учебой. Джулия сказала, что она очень хочет учиться. Нужно ей помочь в этом.

– Понял тебя, займусь завтра, – кивнул я, уже прикидывая план, как придется говорить с этой девчонкой.

Я ненавижу разговаривать. Это заложено в моем характере. Я очень редко и мало говорю. Если вижу, что моя пуля должна быть засажена в черепушку человека, я делаю это, и не разговариваю с ним, ведь это пустая трата времени. Так и со всем остальным. Я делаю, а не болтаю языком.

И я не люблю людей, за исключением своих друзей, хотя признаюсь, иногда, они тоже меня раздражают. Но по сравнению, как бесят меня другие, это можно приравнять к «любви».

Я собирался уходить, когда Даниэль остановил меня на пол пути.

– Габ!

– Что? – повернулся я.

– Неужели, ты ни разу не влюблялся, ну…не знаю, никого не было?

– Нет, даже не думал.

Кроме одного раза. Я не мог сказать, что влюбился тогда. Но было ощущение, что та маленькая девчонка на кладбище могла стать той самой.

***

На следующее утро, спускаясь из кабинета Дэна, где мы обговорили поставки оружия в Нью-Йорк, поймал взглядом Беатрис. Она возилась с чистым постельным бельем у гладильной доски.

Дверь в прачечную была приоткрыта. Я подошел, облокотился об косяк и начал следить за ее танцем под песню в наушниках, из-за которых она меня не слышала.