Никто не разрушит

Она хотела бороться до конца.

Подобно лесной лани, чувствующей, как хищник собирается наброситься и вцепиться в ее тонкую шею, девушка замерла и посмотрела прямо в мою душу.

Рассвет делал ее глаза почти зелеными, а без того белоснежную кожу бледной. Я был охотником. И инстинкт пробудил во мне необузданные сигналы. Мне хотелось вцепиться в тонкую шею, почувствовать громыхающий пульс на выступающей вене и ждать, пока эта вена не остановиться под моим натиском.

Хруст листьев и мягкая уступчивость почвы под туфлями отмеряли каждый шаг. Она отползла – я приближался. Ухмылка скользнула по губам, когда резко наклонился, хватая ее за шею и прижимая к стволу сосны.

Она оказалась легкой, почти невесомой, беспомощно дергала ногами, вцепившись в мои руки и оставляя болезненные царапины своими алыми ноготками.

– Кто тебя послал? – прошипел, склоняясь над ее синеющим лицом, – Даже не думай лгать. Смерть покажется тебе милосердием.

Платок соскользнул с ее губ, раскрывая женское личико. Приоткрытые в мольбе губы, ровный, немного вздернутый нос и исхудавшие скулы, будто незнакомка долгое время нормально не питалась.

Я отпустил ее, забрав платок и сжав в руках. Девушка скатилась на землю и закашляла, пытаясь вдохнуть кислорода.

– У тебя пять секунд чтобы ответить мне на вопрос: кто тебя послал следить за нами? Время пошло…

Едва дыша, она начала несуразно тараторить:

– Ни-никто, – кашель, – никто не посылал.

Подсев рядом на корточки, настойчиво взял ее за подбородок, вынуждая встретиться взглядом. Светло-карие глаза девушки дрожали от страха и отчаяния, как янтарь, затуманенный бурей. Во взгляде читалась паника.

Она была подобно загнанному зверьку, не знающему, куда бежать. Но глубже, за пеленой страха, в самой сердцевине зрачков, плескалось нечто другое. Упрямая искра, будто она все еще держалась, несмотря ни на что.

– Ты труп в любом случае, так что говори. Вопрос только в том, умрешь ты быстро или медленно. Зависит от твоего ответа. Остальное решено.

Я вглядывался в нее, пытаясь разглядеть ложь под кожей, выудить правду из самой глубины души.

Я не был из тех, кто не трогал женщин и убивал лишь недостойных. Я убивал тех, кто мешал. Женщины, мужчины – не имело значения. На моих руках достаточно крови, чтобы больше не вести счет. Она не исключение. Никто не исключение.

– Послушай, – наконец дыхание незнакомки пришло в ритм, – Я…я ищу сестру. Я ничего не знаю и пришла сюда ради сестры, ясно? Тот, кого вы у-убили…это его люди забрали мою сестру. Я пришла с проститутками…

– Ты проститутка? – прищурился я.

Дьявол, и зачем я вел этот бессмысленный разговор? Если бы не вероятность, что ее могли послать за сбором информации, ее тело бы давно лежало бездыханным у моих ног.

– Что? – расширились ее глаза, – Нет, – она попыталась отдернуть подбородок из моих рук, но у ничего не вышло, – Я не шлюха.

– Говоришь, никто тебя не посылал?

– Богом клянусь, я понятия не имею, о чем ты.

– Ладно, – поднявшись, направил на нее дуло пистолета.

Я видел по глазам, что она говорила правду. Девушка не была похожа на тех, кто мог бы обманывать. Но, в конце концов, она стала свидетелем убийства и сняла компромат. По правилам я должен стереть ее с лица земли.

– Тогда время истекло, – не дожидаясь, нажал на курок и весь лес оглушил звук выстрела.

На одно короткое мгновение все стихло. Ни шелеста, ни дыхания. Только дымящийся ствол в моей руке и пульс в висках. Но я даже моргнуть не успел, как девушка резко метнулась в сторону и побежала.

Черт, она успела увернуться.Что-то внутри щелкнуло. Злость. Инстинкт. Азарт? Я сорвался с места, бросившись за копной темно-бардовых волос, выныривающей между деревьями и блистающей ярким пятном среди листьев. Ее волосы на первый взгляд казались черными, но при лучах солнца отдавались винным оттенком.

Подняв пистолет, выстрелил еще раз. Вороны, которые стали нашими свидетелями, взметнули крылья и подались в небо. Я не мог промахнуться дважды, поэтому девушка рухнула и закричала.

– Сукин ты сын! – вырвалось у нее сквозь боль.

Честно, я устал. Обычно все заканчивалось куда быстрее. Без пыток на одного человека уходило не больше пяти минут. А теперь? Что это вообще было? Как я мог промахнуться? Как она вообще успела увернутся?

Подойдя к ней, рыдающей, сжимающей рану на плече, прицелился. Решительно. Без капельки жалости и милосердия. Только холодный расчет.

Девушка замерла, глядя в лицо смерти, переставая чувствовать даже боль. Пуля только глубоко поцарапала ее кожу, но не вошла, так что она правда фортовая.

В ее глазах поднялась буря смятения.

– Не стоило убегать, – хрипло выдохнул я, глядя на нее сверху вниз.

Она подняла на меня глаза. Полные боли и страха. И все равно упрямые, не теряющие стержень. Такие, будто она презирала меня даже в этот момент, когда я держу ее жизнь на мушке.

– И сдаться так просто? – на ее лбу выступили капельки пота, она крепко сжимала челюсть, сдерживая боль. Ее пальцы уже окрасились в яркий красный оттенок крови. – Гоняешься за мной, чтобы почувствовать себя мужчиной? Я же говорю, что не следила за вами!

Палец сжался на спусковом крючке. Но я не нажал. Почему? Черт возьми, почему?

– Тебе не поможет твой язык. Здесь никто не услышит.

Ее взгляд изменился. Наивные надежды ломались прямо на моих глазах. Она закашлялась, сжавшись от боли, но не отвела взгляда.

Внутри меня все кипело. Это должна была быть обычная зачистка. Задание, как десятки до этого. Легкая цель. А теперь я стою над ней, раненой, дерзкой, живой, и не могу закончить. Почему?

Что в ней было такого, что я не могу закончить?

Щелк. Мой палец вновь лег на спуск.

Она поняла, что конец, и выставила руки.

– Лаура! – громко сорвалось с ее губ, – Подожди, пожалуйста, прошу тебя.

В коленях резко подкосило. Услышав до боли знакомое имя, по рукам прошлись мурашки, а я никогда их не чувствовал. Никогда. В недоумении опустив пистолет, посмотрел на нее.

– Что?

– Лаура – так зовут мою сестренку. Ей семнадцать лет, и она собиралась поступать на дизайнера. Мой муж продал ее какому-то типу, которому задолжал денег и убежал, я…я…

Ее голос начал потухать, веки слипаться. Она не смогла закончить предложение, потеряв сознание.

Безразлично подсев к красноволосой, осмотрел рану. Жить, она, точно будет.

Поднял голову в небо, где уже зарождался рассвет. Серое небо впитывало в себя остатки ночной темноты. Граница между светом и тьмой была тонкой, как лезвие.

Я не молился много лет. Бог умер для меня в день, когда я проснулся в луже крови своей матери и чувствовал лишь холод ее мертвого тела. Но сейчас, впервые за долгие годы, я задал вопрос:

– Что ты хочешь этим сказать, чувак? Что? Что, черт возьми, мне с ней делать?

Я не получил ответа. Только теплый ветер прошелся по коже.

Выругавшись под нос, закинул девушку на плечо. Сквозь густые ели леса понес к машине, которую оставил для меня Даниэль.

Мы прошли мимо остывающего трупа Визаро. Оказавшись в салоне машины, сорвал с шеи девушки тонкий хлопковый шарф, чтобы перевязать рану. Пуля не попала, а лишь поцарапала ее плечо. Однако привлекло меня другое: ее кожа была покрыта гематомами. И это не мои пальцы. Синяки не могли появиться так быстро. Урод. Ее муж настоящий конченный урод.

Стиснув зубы, перетянул ее рану и захлопнул дверь. Осмотревшись вокруг, оценил ситуацию; наши люди очищали особняк ублюдка и избавлялись от тел. Подозвав к себе кивком одного из солдат, приказал избавиться от тела Визаро. Отдав еще несколько распоряжений, сел в машину и дал по газам.

Визаро был консильери после моего отца, до того, как бывший дон, Лоренцо Конселло, решил все же отдать это место своему брату Карло. Визаро хотел рассчитаться за прошлое, но просчитался – мы просто сделали это раньше.

В мафии всегда побеждает тот, кто сильнее. Месть – это не слабость. Это то, что доказывает – у каждого поступка есть последствия, и ты никогда не убежишь от пули возмездия.

***

Особняк, оставшийся от отца, находился в южной стороне острова Сицилии. Чтобы оказаться на этой отчужденной от мира территории, приходилось переплывать берег с помощью катера.

Всю дорогу я думал, почему не прострелил ей мозги? Почему не избавился? Пошел против приказа. Еще и вез эту странную особу к себе.

Все изменилось, когда я услышал имя своей матери, принадлежавшее ее сестре.

Припарковав машину у берега, где уже ждал наш личный доктор Трент, понес раненую к берегу, где, молча и без лишних вопросов мы забрались на катер. Трент работал на нас не первый десяток лет, поэтому научился не задавать вопросы, лишь лучше перевязал рану девушки и проверил пульс.

– Жить будет, – заверил он, пока я управлял штурвалом. – Не переживай.

– Если умрет, у меня будет меньше проблем, – хмыкнул, прислушиваясь к мягким волнам, бьющимся об катер.

– Жестокий ты все-таки, Габриэль, – самовольно делал выводы док.

Я привык слышать это.

Жестокий. Непоколебимый. Безэмоциональный. Бездушный. Убийца. Сирота.

Великодушие не по мне.

Я являлся правой рукой главы самого крупного клана в мире. Каждый человек из преступного мира знал меня и мои методы решение проблем. Они были лишены милосердия. Чистое холоднокровье и никакой пощады. Люди боялись связываться со мной еще со времен, когда я был обычным солдатом.

В тишине ночи и приятного морского аромата, катер скользнул в тихую заводь. Подняв девушку, понес в дом.

Перед нами предстал наш фамильный особняк. Он был расположен на склоне холма, окруженными густыми лесами и морем. Архитектуру поместья отец и мама придумали сами. Некая смесь забытой элегантности и средневековья.

Сквозь множественные французские окна виднелись затененные интерьеры и просторы. Темнота и пустота, накрывшая каждый уголок дома со смерти родителей.

Облицованная дорогим камнем лестница спускалась прямо к воде, по которой мы и поднялись, сквозь высокие кипарисы, в этой темноте казавшиеся не обычными деревьями, а мрачными охранниками, застывшими в вечном дозоре.

Я почувствовал совершенно смешанные чувства, поняв, что Трент и незнакомка в моих руках, первые, кто за двадцать с чем-то лет собирались посетить стены нашего особняка из чужих. Вход был разрешен только для Дэна, Каира и Триса, с которыми мы часто играли покер в гостиной.

Я всегда избегал этого дома, как огня. Каждый дюйм был наполнен воспоминаниями, а тревожить и будить во мне давно забытую боль не хотелось. Этот особняк был символом моей собственной, неизведанной жизни.

Девушка, имени которой я не узнал, была слишком легкой, словно вообще не питалась. Ее цветочное платье было тонким, дешевым и явно давно не стиранным Сапоги потерты, а волосы, измазанные грязью, были похоже на птичье гнездо.

И больше всего внутри бурлила кровь от понимания, что на этой земле ходил такой нелюдь, как ее муж. Бросил все на нее и разбил судьбу ее сестры.

Я сжал челюсть.

Я и сам не был подарком. Да что уж там – был настоящей гребаной катастрофой. В моем послужном списке красовались смерть, боль, страх. Я ломал жизни, рушил семьи, жил с чужими проклятиями на плечах.

Но одно я знал точно: так со своей женщиной я бы никогда не поступил. Не ударил бы, не сбежал бы, не позволил бы падать, когда рядом я. Даже если бы весь мир кричал, что она не права – я бы стоял за ее спиной. До последнего.

Я мог быть монстром. Но не трусом. Не крысой, которая бросает. Я бы умер, но не предал.

В особняке стояла кромешная тьма, когда мы вошли в прохладную прихожую. Трент позволил себе включить свет, освещая закрытые белой тканью мебель. Только диван, на котором я чаще всего спал был так скажем «рабочим», куда и уложил девушку. Док принялся обрабатывать руки.

– Разрежь ткань платья, – распорядился он, кинув мне ножницы.

Сев рядом с диваном, разрезал рукава на ее плече.

У нее было слишком много синяков. 

Мои пальцы невольно сжались от вида пожелтевших гематом. Трент тоже был не в восторге от вида телесных повреждений.

– Принеси тару и воду, – продолжал диктовать док.

Пройдя на кухню, нашел подходящее и вернулся с водой. Мы промыли рану, и Трент, поставив обезболивающее, начал зашивать ее.

– Ну все, – выкинув окровавленные медицинские перчатки, Трент кинул мне ампулу со шприцами. – Ночью возможна температура, пригляди, – потом полетела еще ампула, которую поймал без труда, – Это обезболивающее. Уверен, ей будет больно, поэтому воспользуйся, и…

– Ты не останешься? – недоумевал я, ведь нянчиться вовсе не собирался.

– Ты вырвал меня в единственный выходной. В день рождения моей жены, поэтому нет, я лечу домой, пока она не выставила мои вещи за порог, – усмехнулся док.

– Спасибо за помощь, – пожал его руку, понимая, что он прав, – Перекину тебя на другой берег, – уже собирался взять ключи от катера, но Трент остановил меня.

– Не утруждайся, умею пользоваться судном. Лучше оставайся с ней. Я вколол снотворное. Проспит до утра.

Проводив Трента, остался в тишине своих мыслей и в глубокой темноте своего дома. Хотя своим его было трудно назвать. Я избегал этих стен всеми силами.

Незнакомка неподвижно лежала на моем диване. Ее грудь медленно поднималась и опускалась, что прекрасно говорило о том, что она жива, хотя сейчас должна была быть погребена в том лесу, где мы впервые встретились.

Сев напротив нее в кресло и почесав подбородок, задумался над тем, кто же она? Как ее могут звать? Знал бы ее имя, уже за эту ночь для меня накопали бы всю информацию, но теперь приходилось только гадать, сказала ли она правду.

Телефон в руках завибрировал и на экране высветилось сообщение.

К: Они улетели.

Никакой шутки и стеба. Каир впервые писал так кратко. Он говорил о Тристане и Инесс. Сегодня, после того как мы разобрались с нелегалами, являвшимися нашей занозой в одном известном месте уже несколько долгих месяцев, Даниэль позволил этой паре убежать из Италии.

Предательство Тристана было непростительным и все это знали, но Даниэль дал им возможность продолжить жизнь, только за пределами клана, который думает, что Инесс Конселло и Тристан Костанно были убиты врагами.

Я:проблем не возникло?

К:Это нормально, что я чувствую себя таким подавленным? Словно Тристан и Инесс правда умерли?

Я:Это  было самое правильно решение. Ты должен его принять.

К:Неужели мы никогда не увидимся? Мы с Дэном пришли домой и без этих двоих как-то совсем тихо, понимаешь?

Я:Нам стоит сказать спасибо, что все обошлось. Как Даниэль?

К:Подавлен и не говорит. Всю дорогу молчал и молчит.

Ожидаемо. Инесс для Даниэля была важной частью его жизни, как и Тристан. А теперь ему, и нам всем нужно смириться с тем, что наши связи разорваны.

Я:Нужно искать нового адвоката из наших кругов. Подбери список кандидатов. Завтра проверим.

К: Ок

Уже решился отключить мобильник, как тут высветилось другое уведомление. Чем я руководствовался, когда создавала скрытый аккаунт, чтобы следить за ней? Без понятия.

Беатрис Хюстон. В ее имени всегда было слишком много шума. Слишком много энергии, которой некуда деться. Наши отношения, если их можно было так назвать, были как вечное брожение. Просто вяло гниющее что-то. Я не любил ее – это факт. Но и равнодушным не был. Было в ней что-то живое, что прижилось во мне. Пока это не стало ее проблемой.

Мы были вместе, но никогда по-настоящему. Я не держал ее, и она это знала. Она хотела, чтобы я спасал ее из той бездны, в которую она себя тянула, но она понятия не имела, что могла погубить себя этим.

Она разрушала себя быстро и красиво. Искала спасения в людях, в чувствах, в том, что может заткнуть дыру внутри.

Я был один из этих «средств». Но я не доза. Не спасение.

Это и стало нашим концом.

Тиканье часов на моих руках было самым громким звуком в особняке. Я сидел, наблюдая за незнакомкой добрые три часа, а она все еще была в отключке и часто дергалась. Ее темные брови все время находились в напряжение, а пальцы то и дело сжимались и разжимались.

В конце концов мне осточертело смотреть на эти мучения. Я встал, подошел к ней и коснулся лба, на котором выступили капельки пота.

У нее жар, что было вполне ожидаемо.

Я вколол ей жаропонижающее, которое оставил Трент и пошел за компрессом, чтобы приложить ко лбу.

Сон тянул в свои оковы, поэтому переодевшись в обычные домашние черные вещи, расположился в кресле и, откинув голову, прикрыл веки.

Мой сон всегда был чуткий. Я спал, слыша каждый шорох, выдох и скрип. Навык, отточенный годами. Когда ты охотишься, ты привыкаешь сливаться с фоном. Быть одним и целым с хищниками. Анализировать и наконец беззвучно нажимать на курок. Можно сделать вывод, что крепкий сон вовсе не про меня. Я привык бороться за свою жизнь даже когда спал в собственном доме.

И, конечно, я услышал, как скрипнул диван, когда незнакомка перевернулась. Она застонала от боли, и до меня донесся скрип ее зубов, но я не торопился просыпаться. Прислушивался и делал выводы. Нужно было понять с какой добычей я имел дело. Может я отчасти и поверил в ее слова, но это не отменяло факта, что она могла быть чьей-то шпионкой.

С большими усилиями она поднялась, пытаясь быть тихой, но это у нее мало получалось. Пока я притворялся спящим, ее босые ступни рисовали шаги к входной двери, но она была заперта.

Тогда девушка глухо чертыхнулась и направилась на кухню. Мне нравилась эта игра; вслепую отгадывать каждый ее шаг. Она была настолько предсказуемой. Взяла со стола разделочный нож и направилась ко мне.

С другой стороны, меня удивила ее находчивость, когда она подошла ко мне и аккуратно наклонилась, чтобы наверняка найти ключи, спрятанные в кармане моих брюк.

Я позволил ей почувствовать себя главной и достать ключи. Ее распущенные волосы слегка коснулись моего лица. Она резко их собрала и застыла, ожидая моей реакции.

Я прислушивался к ее аромату. Кровь, пот и магнолия. Ужасно привлекательное сочетание.

И тут, когда связка ключей оказалась в ее руках, закрытыми глазами я перехватил ее руку и потянул к себе.

С ее губ сорвался испуганный визг. Она попыталась напасть и воткнуть нож мне в грудь, но и эту руку я перехватил. Теперь девушка висела на мне и не дышала. Ее волосы шторкой закрыли наши лица, и я почувствовал, как они раздражали лицо. Струйка теплой жидкости потекла по моим рукам. Это была ее кровь.

Белая перевязка уже впитала достаточно крови, теперь она текла по нашим рукам.

– Не стоит пытаться убить меня, bella*, ты же не хочешь вновь оказаться в том лесу? – оскалился я, не обращая внимания на кровь, – В этот раз ты от пули не убежишь.

(*итл. красавица)

В ее глазах застыл страх, затмевая боль. Лезвие ножа, замершее у моей груди, казалось, вот-вот вонзиться в плоть.

– Кто ты такой? – прошептала она, сжимая губы.

Резко отпустил ее. Она пошатнулась, едва не упав на меня, но вовремя удержалась и отступила.

– Чудовище, – ответил без тени улыбки. Ручейки ее крови стекали по моей правой руке. Я поднес окровавленные пальцы к губам, наблюдая за ее реакцией. – А ты кто, bella?

Она потеряла сознание. Покачнулась и упала прямо у моих ног. Жалкое зрелище. Только потому, что весь мой труд пошел бы насмарку, если бы она умерла,

встал, поднял ее и отнес обратно на диван, задаваясь вопросом какого черта я все это делаю?

Ну, наверное, во-первых, потому, что компромата на нас в фотоаппарате я не нашел. Чипа в нем тоже не было, а значит красноволосая успела его спрятать. Но куда? Я проверил все карманы ее плаща, но ничего не было. Мне нужно найти этот чип и удостовериться, что фотографии будут стерты.

Пока незнакомка отсыпалась, поменял ей перевязку и пошел готовить суп, готовке которому учила меня мама. Когда я болел, дни не казались такими ужасными благодаря фирменному чечевичному супу синьоры Сантис.

Я решил, что не помешает покормить мою пленницу. Она была настолько истощена, что на секунду мне показалось, что от одного моего вздоха она сломается на глазах.

Пока готовил, закинул в рот карамельную конфету и продолжил, поглядывая за девушкой, имени которой все еще не знал. На мобильник пришло сообщение от Каира, где говорилось, что Тристан и Инесс благополучно приземлились, и я выдохнул с облегчением, даже несмотря на некое неприятное чувство от осознания, что это была наша последняя встреча.

Гамбино был мертв, нелегалы, хоть и не все, но повержены. Отношения с кланами налаживались. Все становилось на свои места, но мы менялись. В этот раз нам пришлось оборвать все связи с Тристаном и Инесс, и сказать всем, что они мертвы, ведь если бы сделали иначе, им бы не дали жить после предательства Триса.  Клан и совет не простили бы его просто так.

Спустя полтора часа, когда за нашим большим французским окном с балкончиком на кухне показались первые лучи восходящего солнца, суп был готов. Я выключил конфорку, заварил себе черный кофе, вышел на балкон и устроился на стуле, сделав глоток.

Еще одна бессонная ночь, разбавленная любимым черным кофе. Я наслаждался тишиной лесной чащи, гор и моря, пока не услышал шаги за спиной. Я не шелохнулся, спокойно продолжая трапезу.

В этот раз она не осмелиться поднять на меня нож, да и я чувствовал, что сейчас она безоружна. Она остановилась и сделала глубокий выдох, прежде чем ее слова окутали прохладный ритм ветра, донесся до меня сказанное:

– Ты убьешь меня?

Я проигнорировал ее, поставил чашку на столик и поднялся. Девушка растерянно пробежала по мне взглядом и отошла на два шага, почти опрокидывая кухонный стул. Мы оба замерли, глядя друг на друга. Ее карие глаза смотрели со страхом и примесью неизвестности, пока мои сканировали каждое движение. Что она из себя представляла? Кто она?

Я прошел к газовой плите мимо нее, и она снова шелохнулась от моего приближения, что было неудивительно. За десятилетия служения «Corvi» и заработанного статуса безжалостного убийцы, чудовища и теперь правой руки дона, я привык, что люди опасались меня. Если даже мужчины порой пытались бежать от моего присутствия, что взять с той, которую я хотел убить?

Она молча следила за каждым моим действиям, пока я разлил суп в тарелку, взял ложку, стакан воды и вышел на балкон. Я поставил все на стол, сел на свое место и коротко приказал:

– Сядь.

Она думала несколько секунд, и когда я снова принялся за свой кофе, все же прихрамывая и придерживаясь за больное плечо, вытянула стул и присела, разглядывая перед собой еду.

– Ты добавил туда яд, да? Хочешь гуманно меня убить? – и она была вполне серьезна в своем предположении.

Уголок моих губ дернулся. Мне захотелось…засмеяться? Серьезно? Еще никогда мне не хотелось так смеяться, как сейчас, в этой глупой ситуации.

Выпив свой напиток, взял нетронутую ложку, набрал суп и прямо перед ней попробовал.

– Умрем вместе, – хмыкнул я, поставив прибор на место.

Девушка кивнула, удостоверившись и принялась за еду. Сначала она с опаской помешала суп и поднесла ложку к губам, пробуя на вкус. Ее брови взлетели, после чего она начала есть более смело .

Я не мешал трапезе, молча смотря за пробуждением природы. Она здесь пробуждалась медленно, сама наслаждаясь моментом. Солнечные лучи лениво скользили по заросшим склонам, по оливковым деревьям и лимонным рощам, что тянулись к берегу. Ветер доносил солоноватый запах моря, густой, теплый, терпкий, как бокал итальянского вина и сама Сицилия.

Наш особняк стоял на уединенном островке, зеленом, как бутылочное стекло, обрамленном скалами и волнами. Все здесь дышало стариной и кровью – моими корнями.

Несмотря на слабость, моя гостья была явно голодной, и ела так, словно впервые за долгое время. Доев до последней капли, она отодвинула тарелку и глотнула воды, после чего вытерла рот тыльной стороной ладони, и сжала эти ладони между бедер, не зная куда деть.

– Ну как? Яд уже начал действовать? – кинул на нее хитрый взгляд.

Карие глаза тут же расширились, будто она уже готова вывернуть все обратно.

– Это шутка, если что, – предупредил я.

– Плохая шутка от человека, который хочет меня убить, – нахмурилась девушка, – Ты психопат? Маньяк? Насильник? Кто ты? Кто вы? Вы все…

Вопросов было так много, что я не прочь выброситься с балкона. Не люблю тех, кто много говорил. Вообще не особо люблю людей…

– Вы…кто вы? – понизила она тон.

– Я же сказал, что я – чудовище, что непонятного?

Она начала смеяться. Сначала хмыкнула, а после ее вовсе прорвало. Девушка ухватилась за живот и в голос рассмеялась, подобно сумасшедшей. Истерично и отрывисто, прямо до слез, словно услышала очень комичную вещь.