Лаборатория любви

"Поэт" наклонился вперед:

– Мое преступление было актом страсти, доктор. Страшной, искаженной, но все же страсти. Разве не в этом суть человечности? В способности чувствовать так сильно, что это меняет нас и мир вокруг?

– А что, если мы дадим вам способность чувствовать иначе? Любить вместо ненависти?

– Тогда я стану персонажем другой пьесы, – пожал плечами "Поэт". – Вопрос в том, будет ли эта пьеса моей собственной или вашей?

Левин сделал пометку в планшете:

– Вы верите, что способны на настоящую любовь? На эмпатию?

– Я убил женщину, которую любил, доктор, – тихо ответил "Поэт". – Потому что не мог вынести мысль, что она полюбит другого. Это была извращенная, эгоистичная любовь. Но разве любовь часто бывает другой? – Он помолчал. – Знаете, я веду дневник. С момента прибытия сюда. Записываю свои наблюдения, мысли. Это помогает… сохранять рассудок.

– Можно взглянуть?

"Поэт" покачал головой:

– Пока нет. Но когда эксперимент начнется, и если ваш препарат подействует на меня… я дам вам прочитать его. Это будет интересное сравнение – мысли до и после "химической любви". Маленький эксперимент внутри большого.

Левин кивнул:

– Я ценю вашу откровенность. И ваш аналитический подход.

– Не льстите себе, доктор, – усмехнулся "Поэт". – Я говорю с вами откровенно не из уважения к науке. Просто в этом месте так мало стоящих собеседников.

Когда Левин уже собирался уходить, "Поэт" окликнул его:

– Доктор Левин! Вы ведь понимаете, что этот эксперимент изменит не только нас, но и вас? Наблюдатель всегда становится частью эксперимента.

Левин остановился в дверях:

– Что вы имеете в виду?

– Вы нырнете в глубины человеческой природы, доктор. И то, что вы там найдете, может вас ужаснуть. Или преобразить. – "Поэт" улыбнулся. – В любом случае, я с нетерпением жду нашей следующей беседы. Возможно, к тому времени я буду безумно влюблен в весь мир. Представляете, какая ирония?

Вернувшись в свою комнату поздно вечером, Левин открыл ноутбук и начал вести собственный тайный дневник эксперимента. Он записал все свои наблюдения, опасения, гипотезы. Последняя запись гласила:

"Завтра мы пересечем черту, отделяющую теорию от практики. Мы буквально изменим химию человеческих эмоций. Я должен оставаться объективным наблюдателем, но слова "Поэта" не выходят из головы. Наблюдатель всегда становится частью эксперимента. Я знаю это как ученый. Но готов ли я к последствиям как человек?"

Он закрыл ноутбук и посмотрел на фотографию Марии. В ее глазах ему почудилась тревога.

– Я делаю то, что должен, – сказал он фотографии. – То, что может изменить мир к лучшему.

Но почему-то эти слова прозвучали неубедительно даже для него самого.

Глава 4: "Препарат LV-9"

Лаборатория напоминала операционную перед сложной хирургической процедурой. Блестящие инструменты, мониторы с мерцающими графиками, ученые в белых халатах, сосредоточенно выполняющие последние приготовления. В центре этого организованного хаоса стоял Левин, наблюдая за процессом финализации формулы препарата LV-9.

– Анализ стабильности завершен, – доложила Анна, поднимая взгляд от микроскопа. – Молекулярная структура сохраняется при комнатной температуре в течение 24 часов. После этого начинается деградация боковых цепей.

– Период полураспада в организме? – спросил Левин.

– По данным тестов на животных – от 8 до 12 часов. Но это приблизительно. Человеческий метаболизм может отличаться.

Левин кивнул, делая пометки в планшете:

– Значит, нам нужно будет вводить новую дозу каждые 12 часов для поддержания эффекта. А на изучение отсроченных последствий у нас будет максимум 24 часа после последней инъекции.

– Не слишком большое окно, – заметил Карпов, проверяя результаты хроматографии.

– Мы работаем с тем, что есть, – отрезала Морозова, входя в лабораторию. – Министр Крылов будет здесь через два часа. Он хочет лично присутствовать при введении первой дозы.

Левин нахмурился:

– Мы не готовы к такому давлению. Это научный эксперимент, а не шоу.

– Это национальный проект стратегической важности, доктор Левин, – холодно возразила Морозова. – Министерство вложило миллиарды в "Объект-17" и вашу работу. Они имеют право видеть, куда идут деньги.

– Наука не работает по расписанию политиков, – вмешался Карпов. – Мы все еще видим тревожные результаты в тестах на грызунах. После окончания действия препарата…

– Доктор Карпов, – перебила его Морозова, – мы уже обсуждали это. Эффект отдачи у грызунов не означает, что то же самое произойдет у людей. Человеческий мозг значительно сложнее.

– Именно поэтому мы должны быть особенно осторожны, – настаивал Карпов. – Кто знает, какие долгосрочные последствия…

– Достаточно, – голос Морозовой стал ледяным. – Решение принято. Эксперимент начинается сегодня.

Она повернулась к Левину:

– Александр Сергеевич, я понимаю ваши опасения. Но подумайте о потенциальной пользе. Если LV-9 сработает, мы сможем преобразить не только пенитенциарную систему, но и общество в целом. Представьте мир, где агрессия химически контролируется, где каждый способен к эмпатии и сотрудничеству.

– Звучит как антиутопия, а не утопия, – пробормотал Карпов, но достаточно тихо, чтобы Морозова не услышала.

Левин медленно кивнул:

– Я понимаю потенциальную пользу. Но также осознаю потенциальные риски. Мы должны действовать методично, следовать протоколу.

– Разумеется, – улыбнулась Морозова. – Протокол утвержден. Мы начинаем с двух субъектов – Колотова и Черепанова. Базовая доза, постоянный мониторинг. При первых признаках нестабильности эксперимент прерывается. Все четко и по науке.

Левин повернулся к Анне:

– Подготовьте две дозы LV-9. По 5 миллилитров. И полный набор для экстренной нейтрализации, если что-то пойдет не так.

Анна кивнула и направилась к стерильному боксу, где хранился препарат.

Карпов тихо подошел к Левину:

– Вы действительно верите, что это сработает?

– Верю ли я? – Левин задумчиво поправил очки. – Наука не о вере, доктор Карпов. Она о проверяемых гипотезах. Моя гипотеза состоит в том, что управляемое воздействие на нейрохимию может изменить эмоциональные реакции. Сейчас мы это проверим.

– А если вы неправы?

Левин посмотрел на коллегу:

– Тогда мы получим другой результат. И тоже чему-то научимся.

Игорь "Череп" Черепанов сидел неподвижно, наблюдая, как лаборанты устанавливают оборудование для мониторинга. Его мощные руки были зафиксированы в специальных держателях кресла, но все равно производили впечатление сдерживаемой силы. В отличие от буйного Колотова, который кричал и сопротивлялся в соседней комнате, "Череп" сохранял пугающее спокойствие.

– Нервничаете, доктор? – спросил он, когда Левин вошел в комнату для проверки подготовки.

– С чего вы взяли? – Левин проверил капельницу, через которую будет вводиться препарат.

– У вас дергается левый глаз. Микромимика. Я обучен замечать такие вещи. Полезный навык в спецназе. И в тюрьме.

Левин удивился точности наблюдения. Он действительно испытывал напряжение, но думал, что хорошо его скрывает.

– В такие моменты испытывать определенное волнение нормально, – признал он. – Мы стоим на пороге важного научного эксперимента.

– Или катастрофы, – спокойно заметил "Череп". – Мне интересно, что вы хотите увидеть. Действительно ли вы жаждете превратить таких, как я, в безобидных овечек? Или вам просто любопытно, что произойдет?

Левин внимательно посмотрел на заключенного:

– А что вы сами ожидаете почувствовать?

– Ничего, – пожал плечами "Череп", насколько позволяли фиксаторы. – Я давно не чувствую… многого. Убийство людей делает это с вами. После определенного числа все становится просто… процедурой.

– И это вас не тревожит?

– Тревожит? – "Череп" усмехнулся. – Нет, доктор. Это освобождает. От условностей. От морали. От иллюзий. Вы когда-нибудь убивали, доктор Левин?

– Нет, – ответил Левин, проверяя датчики ЭЭГ.

– Тогда вы не поймете. Это момент абсолютной ясности. Момент, когда вы видите, что за всеми нашими культурными наслоениями скрывается простая истина – мы всего лишь мясо и химия. – "Череп" смотрел прямо в глаза Левину. – Возможно, именно поэтому ваш эксперимент интересен. Вы хотите доказать, что даже самое темное в человеке можно контролировать химией. Что всё – лишь набор формул и реакций.

– Возможно, вы правы, – согласился Левин. – Но есть и другая перспектива. Если человеческие эмоции – это действительно "просто химия", то, изменив химию, мы можем изменить и человека. Вернуть способность чувствовать то, что было утрачено.

– Или заставить чувствовать то, что никогда не было испытано, – заметил "Череп". – Что если я никогда не был способен на настоящую эмпатию? Что если это не мой "естественный" химический баланс? Тогда вы не "возвращаете" меня к норме, а создаете искусственную версию меня.

Этот разговор удивил Левина. "Череп" проявлял глубину мышления, нехарактерную для большинства преступников. Это делало его еще более интересным объектом для исследования.

– Время покажет, – сказал Левин, заканчивая проверку. – Через час мы введем первую дозу. Препарат начнет действовать примерно через 20 минут. Если вы почувствуете что-то необычное – дискомфорт, галлюцинации, любые странные ощущения – немедленно сообщите.

– А если я почувствую внезапный прилив любви к человечеству? – с сарказмом спросил "Череп". – Это считается странным ощущением?

– Это считается целью эксперимента, – ответил Левин, направляясь к выходу.

– Доктор, – окликнул его "Череп", когда Левин был уже у двери. – Один последний вопрос. Когда действие вашего препарата закончится, что останется? Кем я буду тогда?

Левин остановился:

– Этого мы пока не знаем. Но будем внимательно наблюдать.

– Вот этого я и боюсь, – впервые в голосе "Черепа" послышалось нечто похожее на эмоцию. – Что вы создадите монстра хуже того, что уже существует.

– Препарат готов, – Анна протянула Левину две пробирки с прозрачной жидкостью слегка голубоватого оттенка. – LV-9 в окончательной формулировке. Контрольные тесты показывают стабильность и ожидаемую биоактивность.

Левин внимательно осмотрел пробирки:

– Выглядит совершенно обычно. Трудно поверить, что эта жидкость может изменить саму суть человеческой личности.

– Разве не в этом красота науки? – улыбнулась Анна. – Невидимые молекулы, изменяющие видимый мир.

В лабораторию вошла Морозова в сопровождении министра Крылова и нескольких человек в строгих костюмах.

– А, препарат готов, – Морозова довольно кивнула. – Познакомьтесь, Александр Сергеевич, это министр науки Геннадий Аркадьевич Крылов. Он лично курирует наш проект.

Крылов, грузный мужчина с бледным лицом и маленькими цепкими глазами, протянул руку:

– Рад наконец познакомиться лично, доктор Левин. Ваша репутация опережает вас. Особенно впечатляет ваша работа по картографии эмоций. Правительство очень заинтересовано в практическом применении ваших открытий.

– Для улучшения пенитенциарной системы? – уточнил Левин, пожимая холодную и влажную руку министра.

– Для улучшения общества в целом, – уклончиво ответил Крылов. – Представьте мир, где агрессия и антисоциальное поведение контролируются не грубой силой закона, а тонкими химическими воздействиями. Мир без преступлений, без терроризма, без социальных конфликтов.

– Звучит как утопия, – заметил Левин. – Или антиутопия – зависит от перспективы.

– Перспектива определяется тем, кто устанавливает правила, доктор, – улыбнулся Крылов. – Но давайте не будем отвлекаться на философию. Я здесь, чтобы увидеть научный прорыв в действии. Испытуемые готовы?

– Да, – кивнула Морозова. – Все системы мониторинга активированы, базовые показатели зафиксированы. Мы можем начинать.

– Отлично, – Крылов потер руки. – Кто будет иметь честь ввести первую дозу?

– Я проведу процедуру, – твердо сказал Левин, забирая пробирки у Анны. – Как автор формулы и научный руководитель проекта.

– Как пожелаете, – Крылов сделал приглашающий жест. – Давайте приступим к формированию лучшего будущего.

Они направились в специальное помещение с большим экраном, разделенным на две части. На каждой половине транслировалось изображение из камер подопытных – Колотова и "Черепа". Оба были подключены к системам мониторинга, оба ждали начала эксперимента – один агрессивно дергаясь в фиксаторах, другой сохраняя каменное спокойствие.

– Доктор Левин проведет процедуру лично, – объявила Морозова команде из десяти ученых, собравшихся в комнате наблюдения. – Доктор Соловьева будет контролировать физиологические параметры. Доктор Карпов – нейроактивность. Остальные – фиксируйте все изменения согласно протоколу.

Левин надел стерильный халат, перчатки и маску. Анна помогла ему подготовиться.

– Удачи, – тихо сказала она, когда застегивала его халат. – И будьте осторожны.

– Со мной или с препаратом? – спросил Левин.

– С обоими, – она слегка улыбнулась. – Что бы ни произошло, это изменит все.

Левин кивнул и направился к двери, ведущей в коридор между камерами подопытных. Он решил начать с "Черепа" – более сложного и интересного с научной точки зрения субъекта.

Войдя в камеру, он сразу почувствовал на себе изучающий взгляд заключенного.

– Время пришло, доктор? – спросил "Череп" с легкой усмешкой.

– Да, – Левин подошел к капельнице, уже подключенной к вене заключенного. – Сейчас вы почувствуете легкое жжение в месте введения. Это нормально. Первые эффекты должны проявиться через 15-20 минут. Они могут быть субъективно неприятными – дезориентация, головокружение, изменения в восприятии. Не паникуйте, это временно.

– Я не из паникующих, доктор, – "Череп" следил за каждым движением Левина. – Вы нервничаете больше меня.

Левин не ответил. Он медленно ввел содержимое пробирки в капельницу и наблюдал, как голубоватая жидкость потекла по трубке к вене заключенного.

– Введение завершено, – сказал он в микрофон, прикрепленный к воротнику. – Отметка времени – 10:42. Начинаем отсчет.

Он посмотрел на "Черепа":

– Как вы себя чувствуете?

– Пока никак, – пожал плечами заключенный. – Но я чувствую, как эта штука входит в мою кровь. Холодная.

Левин сделал пометку в планшете и вышел из камеры. В коридоре его ждал охранник, который сопроводил его к камере Колотова.

Здесь процедура прошла сложнее. Колотов сопротивлялся, выкрикивал угрозы и ругательства. Левину пришлось ждать, пока охранники зафиксируют его полностью.

– Я тебя найду, очкарик, – шипел Колотов, когда Левин вводил препарат в капельницу. – Я найду тебя и твою семью, и я вас всех…

Он не закончил фразу. Вдруг его глаза расширились, и он замер.

– Что… что это? – пробормотал он. – Я чувствую… странно.

Левин взглянул на часы. Прошло всего три минуты с момента введения. Слишком рано для эффектов.

– Что именно вы чувствуете? – спросил он, приготовив шприц с блокатором, на случай неожиданной реакции.

– Тепло. Тепло разливается по телу, – Колотов говорил уже другим, более мягким голосом. Его глаза были широко открыты, он смотрел куда-то мимо Левина. – И свет. Я вижу свет, которого раньше не замечал.

Левин проверил показания мониторов. Пульс Колотова ускорился, но оставался в пределах нормы. Давление слегка повысилось. ЭЭГ показывала усиление активности в вентральной тегментальной области и прилежащем ядре – центрах удовольствия и вознаграждения.

– Это слишком быстро, – сказал Левин в микрофон. – Препарат не мог начать действовать так скоро. Возможно, эффект плацебо или…

– Я все вижу по-другому, – продолжал Колотов, его голос становился все более изумленным. – Цвета ярче. И я чувствую… я не знаю, что я чувствую. Это… приятно?

Левин записал все наблюдения и вышел из камеры, направляясь в комнату наблюдения.

– Что происходит? – спросил он, как только вошел. – Реакция Колотова наступила слишком быстро для фармакологического эффекта.

– Взгляните на ЭЭГ, – Карпов указал на монитор. – Активация норадренергической системы, выброс эндорфинов. Похоже на эйфорию. Но вы правы, это не может быть прямым действием препарата. Скорее психологическая реакция на саму процедуру.

– А "Череп"? – Левин посмотрел на другой монитор.

– Никаких изменений, – ответила Анна. – Все показатели стабильны. Он сидит неподвижно и, кажется, медитирует.

– Как и ожидалось, разные субъекты – разные реакции, – кивнула Морозова. – Этот эксперимент уже дает нам ценные данные о психотипах.

Министр Крылов наблюдал за происходящим с жадным интересом:

– Когда мы увидим полное действие препарата?

– По нашим расчетам, в течение следующих 15-20 минут, – ответил Левин. – Но сейчас я бы хотел вернуться к "Черепу". Что-то в его реакции… или отсутствии реакции… меня беспокоит.

Он вернулся в камеру "Черепа". Заключенный сидел в той же позе, глаза закрыты, дыхание глубокое и ровное.

– Черепанов? – позвал Левин. – Как вы себя чувствуете?

"Череп" медленно открыл глаза. Левин невольно отступил. В глазах заключенного было что-то новое – странная ясность, почти светящаяся.

– Я чувствую… всё, – тихо произнес "Череп". – Всё, чего не чувствовал годами.

Его голос изменился. Исчезли жесткие интонации, появилась мягкость, почти музыкальность.

– Что конкретно вы чувствуете? – спросил Левин, лихорадочно записывая наблюдения.

"Череп" смотрел на него с выражением, которое можно было бы назвать благоговением:

– Я чувствую связь, доктор. Связь со всем. С вами. С этой комнатой. С миром за её пределами. Как будто всю жизнь я смотрел через мутное стекло, а теперь оно стало прозрачным.

Левин проверил мониторы. ЭЭГ показывала резкое увеличение активности в зонах, связанных с эмпатией и просоциальным поведением. Уровень кортизола снизился, уровень окситоцина повысился. Все точно соответствовало теоретическим прогнозам.

– Невероятно, – пробормотал он. – Реакция полностью соответствует модели.

– Можно мне воды? – попросил "Череп", и в его голосе не было ни намека на требование, только вежливая просьба. – У меня сухость во рту.

Левин поднес к его губам стакан с водой через соломинку.

– Спасибо, – искренне сказал "Череп" после нескольких глотков. – Вы очень добры. Я… я хотел бы извиниться за свое поведение раньше. Я был… не в себе. Не я настоящий.

– А кто настоящий вы? – спросил Левин, пораженный трансформацией.

"Череп" задумался:

– Я не уверен. Но точно не тот человек, который убивал и причинял боль. Тот человек был потерян… замерз внутри. Сейчас я чувствую тепло, доктор. Впервые за многие годы.

В глазах заключенного блеснули слезы. Левин был потрясен. По всем данным, "Череп" был высокофункциональным социопатом, неспособным к эмоциональной эмпатии. А теперь он плакал, говоря о "тепле".

Левин поспешил вернуться в комнату наблюдения.

– Это работает, – объявил он, как только вошел. – "Череп" демонстрирует все признаки повышенной эмпатии и эмоционального пробуждения. Его нейрохимический профиль точно соответствует модели "просоциального состояния".

– А Колотов буквально преобразился, – добавила Анна, указывая на монитор.

На экране Колотов, недавно бившийся в фиксаторах и изрыгавший угрозы, теперь спокойно беседовал с лаборантом, проверявшим его показатели. Он улыбался и, казалось, шутил.

– Фантастика, – министр Крылов расплылся в широкой улыбке. – Президент будет в восторге. Это открывает совершенно новые перспективы контро… я хотел сказать, реабилитации.

– Давайте не будем спешить с выводами, – предостерег Левин. – Это только начало эксперимента. Нам нужно отследить длительность эффекта, стабильность изменений, возможные побочные явления.

– Разумеется, разумеется, – Крылов похлопал его по плечу. – Но первый шаг сделан, и весьма успешно, не так ли?

Морозова просматривала данные на мониторах:

– Я предлагаю расширить эксперимент. У нас есть еще восемь подготовленных субъектов. Давайте введем им препарат и увеличим объем данных.

– Это преждевременно, – возразил Левин. – Мы должны сначала убедиться в стабильности эффекта у первых двух.

– Но мы теряем время, – настаивала Морозова. – Представьте, какой объем данных мы получим, если все десять субъектов будут одновременно под воздействием препарата.

– И какой хаос мы получим, если что-то пойдет не так, – тихо добавил Карпов.

Министр Крылов задумался:

– Давайте найдем компромисс. Расширим эксперимент до пяти субъектов. Это даст больше данных, но сохранит контроль над ситуацией. Что скажете, доктор Левин?

Левин колебался. С научной точки зрения, большая выборка действительно давала более надежные результаты. Но интуиция ученого говорила ему о необходимости осторожности.

– Согласен на пять, – наконец сказал он. – Но только после того, как мы проследим реакцию первых двух в течение минимум двух часов. И только если не будет никаких тревожных сигналов.

– Разумно, – кивнул Крылов. – Тогда я вернусь через два часа, чтобы увидеть расширение эксперимента. А пока, позвольте поздравить вас, доктор Левин. Ваш препарат может изменить мир.

После ухода министра и Морозовой Левин обратился к команде:

– Я хочу, чтобы вы следили за малейшими изменениями. Любое отклонение от нормы – немедленно докладывать мне. Особенно следите за знаками отсроченной реакции – тремор, дезориентация, резкие перепады настроения.

– Что вас беспокоит, Александр? – тихо спросила Анна, когда остальные разошлись по своим постам. – Препарат работает идеально.

– Слишком идеально, – Левин задумчиво смотрел на экраны. – В науке все редко бывает так гладко. Особенно когда речь идет о вмешательстве в сложнейшую систему человеческого мозга.

– Может быть, вы недооцениваете собственное открытие? – улыбнулась Анна. – Иногда научный прорыв действительно случается.

– Может быть, – Левин не выглядел убежденным. – Или это затишье перед бурей.

Два часа спустя эффект препарата только усилился. "Череп" и Колотов демонстрировали все признаки глубокой трансформации. Оба просили развязать их, обещая полное сотрудничество. Оба выражали глубокое раскаяние за прошлые преступления. Оба проявляли искреннюю благодарность к ученым.

Тесты подтверждали изменения. Уровень эмпатии, измеренный по стандартным психологическим шкалам, вырос в разы. Агрессивные реакции на провокационные стимулы снизились почти до нуля. Нейровизуализация показывала стабильно высокую активность в центрах, связанных с просоциальным поведением.

– Поразительно, – Морозова не скрывала удовлетворения. – Препарат превзошел все ожидания. Я думаю, мы можем приступать к расширению эксперимента.

Левин, изучавший последние данные, медленно кивнул:

– Согласен. Но давайте освободим первых двух подопытных от фиксаторов. Я хочу увидеть их поведение в более естественных условиях.

– Вы уверены, что это безопасно? – спросила Анна.

– Охранники будут рядом, – ответил Левин. – И потом, если препарат действительно так эффективен, как показывают данные, риск минимален.

Решение было принято. "Черепа" и Колотова освободили от фиксаторов, оставив только мониторинговые датчики. Им разрешили находиться в общей комнате отдыха под наблюдением.

Результат был впечатляющим. Два человека, которые в обычной ситуации, вероятно, попытались бы убить друг друга, теперь мирно беседовали, сидя за столом. Колотов, казалось, был более эмоционален и открыт, в то время как "Череп" сохранял спокойную сосредоточенность, но теперь эта сосредоточенность была направлена не на поиск угроз, а на установление контакта.

– Я никогда не думал, что скажу это, – "Череп" говорил тихо, глядя в окно, – но мир… прекрасен. Даже здесь, за решеткой. Я вижу небо, облака, и меня переполняет… благодарность? Это благодарность? Я не уверен, я давно не испытывал подобного.

Колотов кивал, его глаза блестели:

– Я знаю, что ты чувствуешь. Как будто пелена спала. Я вспоминаю все, что сделал, и меня тошнит. Как я мог? Как я мог причинять столько боли?

Левин наблюдал за ними через стекло, записывая каждое слово, каждый жест. То, что он видел, было не просто подавлением агрессии. Это была полная эмоциональная трансформация. И хотя как ученый он был восхищен результатом, как человек он не мог не задаваться вопросом о природе этих изменений. Были ли они настоящими? Или это была лишь химическая маска, скрывающая истинную личность?

– Мне кажется, мы можем начинать вторую фазу, – сказала Морозова, наблюдавшая за подопытными вместе с ним. – Все показатели стабильны, эффект устойчив.

Левин кивнул:

– Давайте подготовим еще три дозы. Для "Поэта", заключенного номер 344 и заключенного номер 501. Хочу видеть реакцию разных психотипов.