Черные крылья

Почему-то Крячко показалось, что последнюю фразу Ирина произнесла даже с какой-то затаенной обидой, но он решил не развивать эту тему. Мало ли что могли не поделить две дамы на работе. Но про себя, опять же, сыщик сделал заметку, что прыгать с парашютом на этом аэродроме он бы не рискнул, учитывая, какие тут работают эмоционально нестабильные барышни.

– Стас, помнишь, у нас с тобой еще дела. – Кутузова влетела в кафе с такой скоростью, словно за ней кто-то гнался. При этом она была одновременно зла и расстроена, не лучшее качество для сотрудника главка – не уметь держать эмоции в себе. Ходили слухи, что Инна Владимировна часто срывалась на подчиненных, правда, потом всегда просила прощения и всегда первая шла на примирение.

Конечно, можно было ответить: «Инна, ты не забыла, что у нас расследование?» Но Крячко с женщинами не спорил, особенно при посторонних. И особенно если знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. За эти дни они с Гуровым уже поняли, что Инна Владимировна отличалась потрясающей избирательной глухотой. И это не медицинский диагноз. По губам она читала с лету. Насколько понял Крячко, и глухой абсолютно женщина не была – скорее, слабослышащей. Под пышной прической у нее просматривался слуховой аппарат. По телефону – и это Стас наблюдал собственными глазами – она общаться могла без всякой видеосвязи, только орала в трубку так, что распугивала всех окрестных голубей, и регулярно просила собеседника повторить погромче. И тем не менее… Все то, что она не хотела слышать – она не слышала. Очень удобно. И еще один нюанс – Крячко действительно соскучился по оперативной работе. Ему хотелось погонь и засад. Много раз уже давал себе и жене клятву, что пистолет теперь только в кобуре, но руки помнили его успокаивающую тяжесть.

Крячко вздохнул и, попрощавшись с Ириной, вышел из кафе.

Гуров тем временем во второй раз убедился в том, что в воздухе его все-таки укачивает. Даже на небольшом спасательном вертолете. Даже не высоко и без облета облаков. Но каждый раз, когда Тарас на него смотрел, Лев умудрялся сохранять нейтральное, как он думал, выражение лица.

– Вот, держи, сразу легче станет, – сказал провожатый полковника и протянул ему термос. Полковник машинально глотнул, и дурнота прошла почти мгновенно, в тот же момент, когда по телу пробежали мурашки. Он ответил Байбыкину благодарным взглядом, все же пока еще стараясь не сильно шевелить головой.

В термосе был холодный кофе с лимоном. Очень крепкий и очень холодный, и еще какой-то странноватый на вкус.

– Он с солью. Варишь обычный крепкий кофе с солью, потом кладешь туда толстый кусок лимона, лед, все в термос и берешь с собой, – пояснил Тарас и улыбнулся, – старый рецепт. Меня в воздухе ужасно укачивает, вот и запасаюсь заранее.

– Святой ты человек, – улыбнулся полковник.

Дурнота в самом деле отступила, и Лев смог наконец-то аккуратно, особо не двигая головой, осмотреться. Сказать, что они пролетали над красивыми местами, было бы пустым преуменьшением. Потому что это было невероятно. Первым делом полковника поразила зелень. Листья на деревьях и трава внизу были какого-то невероятно яркого, сочного цвета, и везде, куда ни посмотри, царила природа. Дороги прятались в деревьях, а редкие дома казались лишними. Суровая и удивительная красота, которая недвусмысленно давала понять, что человек тут лишний.

– Он до сих пор работает? – удивился Гуров, когда оказалось, что «старый аэродром» был вполне себе новым. Два новых аккуратных ангара закрыты маскировочными сетями, небольшое здание, видимо терминал, вертолетная площадка, где стояло еще несколько вертолетов, и большая взлетно-посадочная полоса.

– Он у нас как военный и спасательный, вон в том здании, кстати, может, что интересное и найдем, там работает наш сторож. Уникальный человек, он у нас при этом аэродроме живет, работает. Уже лет пятьдесят. И я думаю, что хорошо помнит тех, кто вам нужен.

«Старый сторож» оказался бодрым старичком, энергии в котором было больше, чем в Гурове после полета на вертолете.

– Да, конечно, помню эту историю. И ребят хорошо помню. Но при пожаре погиб только один. Кашнер Олег. Я его хорошо знал. Остальные все живы остались. Пассажиров пытались спасти, все вытаскивали их. Но там странная была история. Девушка еще с ними была. Ольга, фамилию не помню, надо уточнить.

– Что это значит? Что за странная история?

Старик потер подбородок и задумался, вспоминая:

– Понимаешь, москвич, не обижайся, у нас тут все по-свойски. Из Москвы, значит, москвич. Человек, а не автомобиль. Никто не видел, как они в самолете оказались. Какая-то суета такая была. Откуда-то на поле выбежали олени. Много. А у нас тут животных очень любят, сам понимаешь, Север, животные наши друзья. И пока мы ловили этих оленей, стараясь убрать их подальше от поля, то, соответственно, каким-то образом все оказались в самолете. Ждали только молодого. Потому и задержали вылет, что надо было убрать олешек с поля. А они как сорвались, носились тут. Уж не пуганул ли кто специально. Двадцать лет прошло. Не помню.

– То есть? Как можно не заметить, что каким-то образом, даже пока вы тут все ловили оленей, на полосу выехала машина и погрузились люди? – этот вопрос уже задал Тарас, который волей-неволей и сам втянулся в ту старую историю.

– Я в ту ночь тоже был на работе. Обычно пассажиры приходили, пробивали свои билетики, паспорта показывали и дальше сами с багажом до самолета. А тут шли только пилоты, притом все, что у них были. Я еще удивился, не их смены, а все тут. Один, как сейчас помню, Антонов, самый молодой был, постоянно у нас тут с пьяными дрался. Народ летал в основном под градусом, побаивались тут тогда летать. Вот он обычно выходил и помогал ссаживать таких. Так вот, я тогда и спросил у него, а чего вы все? И он сказал, что начальство хочет отпраздновать что-то и их всех позвали. А пассажиров при мне не было. И в терминале не было. Потом, помню, машина приехала. Большая, черная, типа маршрутки. Я решил, что это начальство на такой ездит. Потом нужно было Зинке помочь заправиться, я отошел. А вернулся – уже взрыв. Тихий такой, но горело сильно. Это я запомнил.

– Это был именно взрыв, а не пожар? – уточнил Гуров, записывая показания.

– Точно взрыв. Самолет рванул у носа, а пассажиры должны были сидеть в салоне, сам понимаешь. Так вот. Пилоты живы, а все, кто в салоне, погиб. Как так? Погиб один, а остальные вытаскивали пассажиров, и я тебе точно говорю, что-то там нечисто было.

Лев задумался.

– А каких-то странных разговоров там не было? Что-то, может быть, запомнилось? Вы ведь наверняка слышали, что говорили спасатели, пожарные? Понимаю, что прошло двадцать лет. Но я не думаю, что у вас тут часто бывали с тех пор взрывы самолетов.

– Молодого пилота с веснушками сильно ударило по голове чем-то. Его вывели, он сидел вот тут, на ступеньках, смотрел перед собой. Я спросил, нужна ли помощь, сказал, что скорая едет, что все хорошо будет, а он посмотрел на меня и сказал, что сегодня холодно очень. И там они все тоже холодные. Думаю, он имел в виду, что пассажиры все погибли.

Картина вырисовывалась очень плохая.

В девяностые полковник сталкивался и не с таким и понимал, что, учитывая удаленность от центра города, вряд ли у него получится собрать стопроцентные доказательства своей догадки. Но попробовать стоит. Потому что есть места, где все держится на архивах, цифрах и бумагах, а есть места, где всегда можно найти такого вот сторожа, уборщицу, директора аэродрома, которые помнят, как было на самом деле, а не по бумажкам.

– Куда теперь? – спросил Тарас, когда они вернулись в город.

– Мне бы теперь вот такого же старожила найти, только у вас в полиции. Желательно в центральном отделении и чтобы он очень хорошо помнил дела из прошлого. Хочу кое-что проверить.

– Думаешь, что на борт погрузили уже трупы? И убить должны были пилотов? Чтобы все концы в воду? – проницательно спросил Тарас. Хотя в целом догадаться об этом после рассказа сторожа было не так уж и сложно.

– Да, скорее всего, – кивнул Лев. – Ну как? Есть у тебя такой человек?

– У меня нет, но найти всегда можно. У нас тут особой текучки нет. Если нашел свое место, то будешь за него держаться до последнего. Кто не подался на заработки в столицу или другие большие города, обычно по десять-двадцать лет сидят на своих местах. Ты пока, Лев Иванович, прогуляйся или вон там в столовой чаю попей, а я на телефоне посижу, – Байбыкин показал на вывеску, а сам отошел к машине, чтобы начать обзвон. Зачем московскому гостю слышать все эти их разговоры?

Гуров кивнул и пошел в кафе. За чуть облезлой вывеской «Планета-бар» скрывалась самая настоящая столовая, где сейчас Лев был единственным посетителем. А кормили там очень вкусно, в этом полковник уже успел убедиться. И дешево. Пока Байбыкин обзванивал своих знакомых, Лев успел поговорить с Машей, спросить, как ее дела, услышать, что все хорошо. Позвонить Орлову, кратко отчитаться перед генералом о проделанной работе и заодно спросить, нет ли новых трупов или еще каких новостей. Крячко и Кутузова на телефоны не отвечали. В целом причин для волнения не было, они оба могли сейчас мотаться по городу в поисках следа фальшивок, но Гуров поймал себя на том, что отчего-то напрягся.

– О, отлично, сегодня куриное меню. Обычно попадаю все время на рыбу, – обрадовался Тарас, быстрым шагом зашедший в столовую, взял себе обед и вернулся с подносом за стол. – Значит, так, нашел я тебе одного старожила, дядя Гена. Быстрыкин. Отличный мужик, служил в танковых войсках, потом его на пенсию отправили и на непыльную должность к нам в местный суд устроили. А он, ко всему прочему, еще и архивист. Начал работу по собственной инициативе да так втянулся, что даже смог выбить деньги какие-то, купил ноутбук, стеллажи, учет стал вести. Теперь там три сотрудника, лаборанты на полставки, но раньше и их не было. И, что самое главное, у него можно найти следы дел давно минувших дней.

Лев кивнул:

– Отлично. Вот именно на таких дядях и держится планета, куда уж там черепахе, слонам и прочим держателям небесного диска.

Тарас улыбнулся, они быстро пообедали в тишине и поехали в суд, он же был и зданием архива. Просто вход с торца. Обычное дело в таких городах.

Если бы у Льва спросили, понравился ли ему Салехард, то полковник бы честно ответил, что понравился. Интересный город. С характером, с душой. Дома, раскрашенные в яркие цвета, суровые северные реки Обь и Полуй. Город был старым, и это чувствовалось, но не обветшалым. Можно приехать в отпуск, чтобы попутешествовать, посмотреть на природу, на самый северный пляж, поездить по окрестностям, удивиться, восхититься. Но не жить тут. Называйте это профдеформацией, но Лев уже давно оценивал города не только с позиции комфорта для жизни, но и с точки зрения безопасности и удобства расследования преступлений. В том, что преступления будут всегда, полковник не сомневался. Увы, но это заложено в человеческой природе. Рано или поздно кто-то кого-то убьет или украдет что-то. И рано или поздно условному Гурову придется вести расследование. Салехард был похож на отдельную планету, как и многие подобные ему географически удаленные города. Со своими законами. И такие законы частенько слегка разнились с общепринятыми.

Конечно же, тут чтили Уголовный кодекс Российской Федерации. Но наверняка часто предпочитали решать вопросы так, как решали их раньше. В семье. В племени. Не важно.

Дядя Гена встретил их у дверей. Обстоятельно изучил документы Гурова. Полковнику даже стало немного лестно. Потом провел их в комфортный кабинет, где уже был согрет чайник, и первым делом предложил выпить чай. Не кофе. Лев обратил внимание, что кофе почему-то до сих пор не пользовался большой популярностью, но, как сказал Тарас, банка растворимого кофе – в целом это отличный подарок и такая же местная валюта, как и все остальные виды натурального обмена. Гуров специально купил банку кофе в магазине рядом с «Планета-баром» и подарил ее старику. Как знак уважения.

– Как приятно. Кофе я люблю вечером, когда один и можно расслабиться и послушать оперу. У них в шесть как раз начинается все.

Дядя Гена показал в окно, на соседнее здание:

– Это музыкальный театр, и в шесть у них репетиции. Но вы же не за этим ко мне приехали? Аж из самой Москвы.

– Нет.

Лев кратко обрисовал дело.

– Может быть, вы помните, не пропадали ли у вас в то время массово тела из моргов? Я так понял, что должны были пропасть одиннадцать невостребованных тел.

– Да, такое вполне могло быть. Массово никто не заявлял, но ходили слухи, что появилась банда сатанистов. Недели две их гоняли со всех кладбищ, я почему запомнил, потому что ни до, ни после того, а прошло уже двадцать лет, нечисть у нас тут такая не появлялась. А тут вам и черные мессы, и камни верстовые поливали кровью… Мы, кстати, так и поняли, что никакие они не сатанисты настоящие.

– По камням?

– Ну да. Неучи обыкновенные. У нас тогда Павлиния служила секретарем в милиции. Она историк, и она хорошо в этом разбиралась. Она и сказала, что сатанисты эти вместо ритуальных камней… У нас тут есть рядом с кладбищем стоянки древних племен, они как парк под открытым небом сейчас, музей, а тогда просто развалинами были, там камни типа идолищ из земли торчали, – пояснил дядя Гена. – А вдоль дороги камни обычные, верстовые. Где расстояние отмеряли. А писали тогда закорючками и галочками. На своем, видимо, птичьем языке.

Дядя Гена отхлебнул чай, посмотрел в окно и продолжил, отвечал он при этом очень четко и толково, не растекался мыслью по древу и не делал много лирических отступлений, за что Гуров ему был очень благодарен.

– Так вот. Она нам тогда и сказала, что они перепутали. Не идолищам этим кровь приносили, а обычным верстовым камням. Ну, тоже старые, тоже тесаные. Почему бы и нет. И опять же, точно не назову даты и имена, но тогда главврач местной больницы приходил к нам и писал заявление о том, что из морга стали пропадать тела. И обычные тела, и те, кто был невостребованным.

Но сильно раздувать дело тогда не стали, свалили все на сатанистов. Но никого не поймали. Вроде как была стрельба какая-то. А потом раз – и пропали. Местные, у нас тут есть и местное население, сами знаете, исконные народы севера, вот они сразу сказали, что это духи наказали за темные дела. А я думаю, что сбежали эти сатанисты недоделанные. Тела, может, на органы продали или куда. Свежие же были. А сами дело свое сделали и свалили. Днем-то точно все эти сатанисты были обычными Машами да Васями.

Гуров кивнул. Больше они старика тревожить не стали, к нему постоянно шли люди, и поговорить толком особо не получилось. Да и сам Быстрыкин быстро свернул разговор, дав понять, что у него дела. Не любит он всех этих чаепитий и долгих разговоров.

– Получается, что сатанисты эти липовые заранее разыграли весь спектакль, чтобы, когда придет время, просто украсть тела, – подытожил Тарас.

– Да, – кивнул Лев, – думаю, что им зачем-то заказали эти трупы. Потом они все неожиданно стали пассажирами взорванного самолета. И вся эта история быстро закончилась. Значит, вот что нам нужно. Ты нашел тех, кого я тебя просил?

Тарас кивнул:

– Да, я передал все в полицию. Почти ни у кого из пилотов родственников не осталось, кроме Кашнера. Всего было два руководителя «Аналыка» – оба мертвы. Начальник отдела кадров, бухгалтер. Пилоты и всего две бортпроводницы. Офиса у них не было. Они арендовали две комнаты на аэродроме. Это все, что удалось узнать. Про дочь Кашнера ничего не известно. Вроде как у него был еще сын от первого брака, тоже пока ничего не знаю, фамилия у него была по матери.

– Почему не сохранились имена сотрудников?

Байбыкин пожал плечами:

– В то время у нас люди жили или очень богато, или очень бедно. Сам понимаешь, только недавно более или менее все выровнялось. Компании-транспортники жили лучше всего. Они возникали и пропадали постоянно. Быстрые деньги. Почти никто не остался потом здесь. Фамилию, когда ты обитаешь вдали от столицы, а особенно тут, на Севере, тоже сменить не так уж и сложно. Я помню, было время, когда многие из коренных народов продавали свои паспорта. А что? Выезжать они никуда не собирались. Через некоторое время приходили в полицию, говорили, что паспорт потеряли, документ восстанавливали, а где-нибудь на другом конце нашей родины уже спокойно жил с «утерянным» паспортом человек, которому очень сильно нужно было исчезнуть. Главное было не сильно светить документом и перекантоваться где-нибудь подальше от наших двух столиц.

– Бардак, – только и сказал полковник. Но все же он собрал данные для официальных запросов от главка. Порядок есть порядок. В целом все получилось так, как он хотел, более или менее мозаика складывалась. Но в то же время было понятно, что искать других участников этой истории нужно среди тех, с кем общались Антонов и Арутюнов. Здесь они явно оборвали все ниточки.

– Еще один момент ты можешь уточнить, не было ли в последнее время других интересующихся нашим делом? Может быть, кто-то так же, как и я, искал свидетелей?

Тарас кивнул:

– Да. Я уже спросил. Пока никто не наводил справки. Едем в тюрьму? Ваш генерал попросил нашего генерала устроить тебе встречу с нашей местной знаменитостью.

Лев кивнул и улыбнулся уголком губ, вот уж знаменитость так знаменитость. Нахимичил, а им теперь расхлебывать.

Елисей Шукро в самом деле оказался знаменитостью. Пока они ехали на зону, находившуюся в часе езды от Салехарда рядом с небольшим северным поселком, Тарас кратко ввел Гурова в курс дела. В тюрьме Елисей открыл в себе талант писателя и стал писать остросюжетную прозу. Началось все с того самого небольшого самиздата о том, как он сотворил отменную подделку забугорной купюры. С нуля, на собственноручно изготовленном оборудовании, с применением различных химикалиев. А уж потом перешел на детективы. Произведения у него получались емкими, жесткими, а главное, «все про нас»: писал Шукро про девяностые, двухтысячные на Севере, как жили там обычные люди, как умудрялись вляпаться в преступление, связаться с криминалом. Но делал автор это с таким умом, сердцем и чувством юмора, что, даже сидя в тюрьме, умудрился прославиться, постоянно занимает какие-то призовые места на литературных конкурсах, а то, что пишет он свои истории из зоны, только добавляет ему баллов в глазах общественности. И сидит он там, судя по всему, неплохо, даже два барака отремонтировали полностью на его деньги, так что Елисея там любят и ценят.

– Почти что наш местный Солженицын. К нему чуть ли не паломники идут. Даже проводит занятия в тюремном зале. Лекции, семинары… Кашпировский.

– Что, и воду заряжает через экран? – рассмеялся Гуров.

– Ну типа того, занятия по химии ведет, – отшутился Тарас.

Лев только покачал головой от удивления. Хотя в целом чему тут удивляться? Полковнику много раз попадались действительно талантливые заключенные, которые открывали себя, именно отбывая наказание. Когда появлялось свободное время для «подумать».

Елисей совсем не был похож на химика, разработавшего отличную схему изготовления фальшивых купюр, которые даже спустя двадцать лет могли пройти проверки на чуть устаревших детекторах. Гуров успел мельком пробежать его дело. Профессор – а он действительно был профессором химии – любил жить хорошо. И обожал науку, которой и посвятил жизнь. В итоге, когда в девяностые годы прошлого столетия экономика страны начала перестраиваться – стремительно, внезапно и очень жестко, и денег у народа практически не стало, Шукро решил действовать. Тогда как раз заработали всевозможные мелкие банки, пункты обмена валюты и прочая, и прочая. И Елисей занялся разработкой технологии изготовления фальшивых купюр. Благо «Ямалхиммарш», хоть денег и не платил, худо-бедно функционировал. А значит, в распоряжении химика были и цеха, и оборудование, и реактивы.

Опыт удался, и финансовое положение Шукро постепенно выровнялось. Поначалу он не наглел – делал купюры в таком количестве, чтобы не перенасытить рынок, не засветиться и при этом жить на должном уровне. А потом на него вышли местные бандюганы. Как – об этом история умалчивает. Факт в том, что химику пришлось «выпустить» порядка пары сотен тысяч долларов, так сказать, на заказ. За них, собственно, его и посадили.

Выглядел Шукро в самом деле как профессор. Невысокий, спортивного телосложения, в очках. С приятной улыбкой и спокойным, чуть отрешенным взглядом. И одет он был лучше, чем оба полковника. Ну или дороже.

– Чем я могу быть полезен главку? – Голос у Шукро был под стать образу. Глубокий, хорошо поставленный, ровный. Явно мужик работал с профессионалом, чтобы добиться этого эффекта.

– Я по поводу фальшивых стодолларовых купюр. Хотелось бы поподробнее узнать эту историю, – отрекомендовавшись, сказал Гуров и попытался устроиться поудобнее в максимально неудобном кресле для посетителей. Судя по всему, профессор любит поговорить о себе, а Льву сейчас именно это и нужно было.

– Где-то всплыла старая партия? – подобрался Елисей.

– А почему вы решили, что именно старая партия? – заинтересованно придвинулся к столу Гуров.

Его собеседник улыбнулся уголком губ:

– Потому что не я один занимался изготовлением поддельных денег. И лично я не занимаюсь этим делом вот уже около двадцати лет, как сюда угодил. Раз уж вы приехали ко мне, логично предположить, что фальшивки, обнаруженные вами, моих рук дело. Если бы все ограничивалось парой сотенных, вряд ли я бы имел счастье лицезреть целого полковника из главка, – продолжал мужчина с легким оттенком иронии. – Значит, всплыла либо часть, либо вся моя последняя партия. И по характерным особенностям – химическому составу, высокому качеству подделок и прочему – вы поняли, чья это заслуга. Это был мой шедевр, полковник. И я за него уже отсидел свое. И продолжаю, впрочем.

– Таланты ваши, я думаю, можно было приложить в каком-нибудь другом месте и с большей пользой, – хмыкнул Гуров.

– Возможно, в нынешние времена я бы так и поступил. А тогда… я, честно признаться, не видел иного выхода. Деньги… Они всем нужны. И, собственно, поначалу не догадывался, что придется изготовить большую партию. Но меня об этом настоятельно попросили. А потом все завертелось.

– Будьте добры, поконкретнее, – попросил полковник, с интересом выслушивающий фальшивомонетчика.

– Подробнее? Что ж, извольте. Поначалу, когда у меня получилось изготовить доллары высочайшего качества, которые можно было смело сдавать в обменники при банках, я решил, что подзаработаю себе на жизнь – и довольно. Только у кого-то из тех, кому я эти деньги сдавал, язык в одном месте не удержался, и на меня вышла местная братва. Из мелких, конечно, но обычному химику с завода и того было довольно, – оживленно рассказывал Елисей. – Разумеется, я откликнулся на их настоятельную просьбу – а они не наглели – и изготовил сравнительно небольшую партию, тысяч в десять долларов. Но дело этим не закончилось. Ко мне обратились более крупные товарищи – пришлось заняться выпуском, так сказать, банковских билетов и для них. Им требовалось больше – сначала сто тысяч долларов сотками. А потом – два миллиона. После того, как я отдал им эту последнюю партию, меня и взяли, – Елисей развел руками.

– Ясно.

– Ну вот. Жалею, что ввязался в это тогда, но у меня не было выбора. У меня жена и две дочери были. Ими и прижали. Или я работаю, или работают мои девочки, и совсем в другой области. Я использовал свои разработки и постарался сделать процесс изготовления фальшивок максимально сложным. Тогда я думал, что вот, сделаю немного, мои поддельные купюры все равно рано или поздно «отловят» и выведут из обращения – все-таки все деньги стекаются в Центробанк, а с их проверкой не мне тягаться. И надеялся, что никто не сможет повторить мою работу. Тем более и правда не повторят. Я был на удивление наивен тогда.

Елисей сделал взмах рукой в воздухе, словно хотел показать, насколько мечтателем он тогда был.

– Еще скажите – проявили альтруизм, – Лев постарался вложить в это слово максимум сарказма, но его собеседник успешно сделал вид, что не понял этого. Или, может быть, в самом деле верил в то, что тогда он действовал по воле обстоятельств, спасал жену и дочерей.

– За все, что я натворил, я уже давно отсидел, повторюсь, – развел руками Шукро, – и сейчас готов оказать помощь следствию, как говорится, всем, чем могу.

Он приложил руку к груди и притворно поклонился.

– Хорошо. Сбыт фальшивых долларов находился в конкретных руках?

– Да. И, может быть, я удивлю вас, но я отлично помню в чьих. У «Ямалхиммарша» была дочерняя авиакомпания, ну, вернее, сейчас бы ее назвали дочерней, а тогда, они просто наняли людей, которые будут играть роль директоров коммерческой авиакомпании. Я не знаю, сколько там было самолетов и летали ли они на большие расстояния, но базировались где-то на Ямале. Знаю, что там была очень сложная цепочка подчинения и переподчинения, и я даже в нее не вникал. Мне угрожали, я работал. Вы не поверите, насколько смехотворную сумму я за все это получил. Гроши. Но мне хватило, чтобы спрятать жену и детей. В Мексике. Ради этого и работал. И кстати, сейчас они там живут без меня совершенно спокойно, – усмехнулся Елисей.