Понедельник завершается в субботу. Ностальгическая сказка для бывших младших научных сотрудников

Лев Кирищян

Понедельник завершается в субботу

Ностальгическая сказка для бывших младших научных сотрудников

© Л. Кирищян, 2025

© «Время», 2025

© iStock, 2025

Посвящаю книгу моей дорогой жене и сердечному другу Ирине, сказочное долготерпение и помощь которой привели к появлению этой сказки

Человечество смеясь расстается со своим прошлым.

Карл Маркс

Предисловие

В некотором царстве, в некотором государстве, которого уже давным-давно нет на белом свете, жили-были два брата-сказочника. И писали они всякие сказки для взрослых, а однажды даже написали сказку про взрослых. Только написали они эту сказку не про всех взрослых, а только про тех, кого они хорошо знали. А звали этих взрослых «младшие научные сотрудники», или сокращенно м.н.с., и работали они в институтах, называвшихся Научно-исследовательскими институтами, или сокращенно НИИ. В этом царстве вообще любили многое сокращать. И делали в этих НИИ всякие чудесные и загадочные вещи, настолько загадочные, что даже для некоторых научных сотрудников, особенно младших, оставались загадкой. И тогда для таких вот непонятливых и написали братья-сказочники свою сказку, и назвали ее просто и понятно: «Понедельник начинается в субботу». И была эта сказка про НИИЧАВО, то есть про Научно-исследовательский институт Чародейства и Волшебства. И все мэнээсы, которые до этого «ниичаво» не понимали о многих чудесах и волшебстве, творившихся у них в НИИ, прочитав сказку, сразу все поняли и полюбили сказку так, что даже говорить стали фразами из нее, как, например: «Суета вокруг дивана» или «Кадавр жрал». Достаточно было сказать такое вот волшебное слово, и все сразу понимали, о чем речь идет, хотя ни в каком словаре такого волшебного слова, как, например, «кадавр», не было, а все равно читавшие сказку младшие научные сотрудники сразу все понимали и даже могли кадавров показать почти в любом НИИ. А вот кадавры не знали, что они кадавры, потому что сказки не читали и сами себя узнать не могли.

А потом в этом царстве-государстве царствовать стал Тот-Кто-Хотел-Все-Перестроить, но страшные кадавры окружили его и отняли у него царство. Только они не знали, что царство это было заколдованное и поэтому сразу исчезло, и НИИ все исчезли, а младшие и другие научные сотрудники разъехались кто куда по другим царствам-государствам. И стали там они кто учеными, кто инженерами, а некоторые превратились даже в программистов, хотя, честно говоря, так и остались в душе своей младшими научными сотрудниками, читавшими ту волшебную сказку, написанную в прошлом веке двумя очень добрыми и мудрыми братьями-сказочниками.

А потом захотелось одному из бывших мэнээсов, так и не ставшим программистом, узнать, как же так получилось, что НИИ все исчезли, а на месте их расплодились кадавры, которые все сожрали и оставили после себя то, что в сказке так подробно было описано, – пустыню! И тогда подумал этот бывший м.н.с., а может, и другим бывшим младшим научным сотрудникам это тоже интересно будет узнать? И решил он сотворить Зеркало, и посмотреть в него вместе с другими бывшими мэнээсами, чтобы понять прошлое свое, а значит, увидеть и будущее. Ведь в Зеркале так много можно увидеть, особенно издалека…

Однако, заглянув в Зеркало это, он увидел лишь светлую часть той жизни и мира, в котором работали и остальные научные сотрудники, ведь Зеркало это отражало лишь Свет. Нет не дало ответ Зеркало на вопрос: как же случилось, что Свет этот погас и наступила Тьма? И лишь после этого, понимая, что Зеркало не создает Света, а лишь его отражает, пришлось внимательно посмотреть в тень от Зеркала… в Зазеркалье. Это очень трудно смотреть во Тьму из Света. Но всегда находятся люди, именуемые пророками, которые находят в себе силы и мужество смотреть в Зазеркалье, чтобы увидеть Светлое будущее из Тьмы настоящего.

Часть первая

Зеркало

Иногда отражение в зеркале более реально, чем сам объект.

Льюис Кэрролл. Алиса в Зазеркалье

Глава 1

Новые веяния

Человек, который верит в сказку, однажды в нее попадает, потому что у него есть сердце.

Сергей Королев

Александр Петрович Привалин был младшим научным сотрудником, или сокращенно м.н.с., в Научно-исследовательском институте Числовой Электроники, Робототехники, Телеметрии и Автоматики, сокращенно НИИЧЭРТА. Впрочем, коллеги и товарищи звали его просто Саша. В Институт этот он был направлен работать по распределению после окончания МАИ, Московского авиационного института, который закончил по специальности «системы управления». Саша сидел за своим рабочим столом и смотрел в окно. Теоретически предполагалось, что он работает, и работа его протекает в мыслях. Но Саше не работалось, а мысли его в основном вращались вокруг процесса принятия во внутрь собственного организма пары кружек пива, конечно же, в кругу друзей. Друзья Саши обычно реализовывали этот вдохновенный процесс в заведении, именовавшемся в народе «Байконур». Название это не имело ни малейшего отношения к всемирно известным «воротам в космос», а было оно присвоено данному заведению его завсегдатаями благодаря старой военной ракете, установленной на пьедестал перед городским музеем Вооруженных сил. Музей этот по неизвестным причинам был возведен прямо перед окнами пивбара. Видимо, вид этой грозной ракеты должен был вдохновлять любителей пива к подвигам во имя страны и соответствующего технического прогресса ее же.

За окном Института в очередной раз начала свое традиционное буйство весна. В стране же завершал свой жизненный цикл спокойный период застоя. Поэтому работать не хотелось, а хотелось мечтать о светлом «завтра» и, видимо, еще более светлом «послезавтра».

Но вдруг этот сладостный круг предсубботних мыслей был прерван вызовом заведующего отделом, которого в глаза и за глаза называли в Институте Шефом. Саша был вызван на ковер в конце рабочего дня, недели, и вообще… это было просто бессовестно и даже бесчеловечно! И Саша пошел к начальству под сочувственные взгляды коллег, потому что к начальству просто так в конце недели не зовут, а если зовут не просто так, значит, предвидится «болезненный процесс ввода керосиновой клизмы с патефонными иголками и фитилем» – как обычно это называлось в отделе.

Однако, вопреки ожиданиям, Саша вернулся от начальства улыбающийся, возбужденный и одновременно с этим удивленный. Удивишься тут, когда ожидал получить клизму, а дали конфетку. В общем, что-то произошло не то!

Шеф деликатностью не отличался, а к молодым сотрудникам в особенности, и что-то давно никто не видел младших научных сотрудников, выходивших от Шефа в улыбающемся состоянии!

– Мужики, – сказал кто-то в лаборатории, – у нас либо Шеф испортился, либо Саша! Говори сейчас же, что стряслось, иначе пива лишу!

– О жестокий, – Саша артистично вознес руки к потолку, – не лишай меня, бога ради, божественного байконурского эля, и да воздастся тебе!

Саша вошел в роль, куражился, что-то там продолжал вещать, но нехороший человек сути не говорил.

– Слушай, Александр, не испытывай терпения коллектива! – воскликнул заведующий лабораторией, которого вместо имени-отчества все называли просто Завлаб. – Говори сейчас же, какая муха Шефа укусила или тебя – я не знаю!

Саша понял, что народ уже взведен, и начал удивительный рассказ о пережитом на шефском ковре.

– Значит, так, расскажу, ребята, – начал он, – не поверите, это не муха Шефа кусала, а само Министерство родное в лице кого – страшно сказать! Ну, то есть, как я понял, кусало наше Маленькое стерство не непосредственно Шефа, а Директора, естественно, ну а тот, соответственно, спустил «укус» по инстанциям. Ну вот и до нас докатилось, но уже в ослабленном виде! А суть в том, что в связи с наличием разрядки международной напряженности за окном нашему Микростерству умудрились выделить какую-то валюту. Соответственно, оно, трясясь от радости, накупило там, за бугром, всякого барахла. Как я понял, и нам перепала по разнарядке какая-то система, которая нам нужна как зайцу стоп-сигнал! Но, оказывается, ее к нам не только привезут, чтобы поставить в угол, а еще и какая-то их пусконаладочная бригада приедет все это запускать.

– А ты при чем, дорогой? – продолжал интересоваться Завлаб.

– А притом, – гордо подняв голову, отвечал Саша, – что им нужен, с одной стороны, человек, который что-то соображает в этих системах, а с другой стороны, сможет им что-то на английском языке умное сказать. И, предваряя ваш недостойный джигитов хохот, спешу сообщить, что начальство единственный раз за всю историю существования этой конторы поступило неестественно мудро, выбрав на эту роль меня!

Однако, несмотря на предупреждение, задорный хохот аудитории унять не удалось.

– Слушайте, ребята, – потупив взор артистически, произнес Саша, – ну чего вы на меня набросились. Ну, нужен начальству кто-то, кто бы с этой «бандой» сидел рядом, неужели непонятно. Ну и выбрали меня. Сидеть рядом – не работать ведь. А может, они все шпионы, и я совершу очередной подвиг на ниве защиты Отечества от утечки сверхсекретной информации о наших ржавых железках из стен родного Института?!

– Ладно, кончайте базар, – сказал Завлаб, – собрались в «Байконур», так идите, а то пиво кончится!

Прошло месяца четыре, вся эта весенняя суета уже было стала забываться, как вдруг в Институт приехал большой грузовик. Группа загадочного вида грузчиков в синих комбинезонах стала выгружать из него что-то очень импортное и, видимо, очень дорогое. Важность процесса была видна уже по тому, как сопровождавшее грузчиков начальство на грузчиков громко кричало и сильно возмущалось, что означало, что начальство переживало. Грузчиков было человека четыре, а начальства было человек шесть. Во всяком случае, четверо работали, а шестеро кричали. Но, видимо, сил начальства все же не хватило для достойного проведения процесса разгрузки, и к нему на помощь вскоре прибыло уже непосредственно институтское начальство. Далее вновь прибывшее начальство стало кричать сразу на всех: и на грузчиков, и на их начальство, и на водителя грузовика, и на сам грузовик, на котором гордо было написано: «УМ Треста СпецДорСтроймонтаж». При этом слово «УМ» в названии грузовика никакого отношения к его разуму не имело, а означало аббревиатуру от слов «Управление механизации». Кто этого не знал, мог, глядя на грузовик, впасть в заблуждение.

Потом начальства обоих контор сцепились друг с другом, размахивая какими-то очень важными бумагами, что позволило грузчикам наконец работать спокойно и выгрузить многочисленные импортные ящики и контейнеры.

Грузовик с грузчиками давно уехал, а начальство, прибывшее на отдельных легковых автомобилях, все выясняло свои взаимоотношения. Архитектура здания Института была явно рассчитана на подобного рода представления, ибо НИИЧЭРТА в плане был п-образен, что позволяло одновременно всем сотрудникам института, как в амфитеатре, наблюдать как процесс разгрузки «импорта», так и не менее задушевный процесс грызни приемо-сдаточных начальств.

– Опять что-то стащили… – провокационно предположил Саша.

– Не стащили, а недоположили, – поправил его умудренный опытом Завлаб.

– Друзья, я не понимаю, о чем песня! – продолжал Саша свою «трель». – Нет, вы мне скажите, а как в принципе может «импорт» дойти из экспортной страны до нашего Института в целости и сохранности, когда он такой разноцветный, а по дороге у него встречается столько наших портов, складов, грузчиков и самое главное – начальства?! Это же невозможно по определению.

Саша прочувствованно вздохнул.

– Чему я действительно удивляюсь, что какая-то часть импортных вещей все же доходит до стен родной конторы, а ведь могла бы и не доходить целиком, и никто бы не заметил. Так что радуйтесь и тому, что доехало!

А по Институту уже бегали институтские «девушки», трогательно спрашивая всех, не знают ли, что в «импорте», бижутерия или парфюмерия, и когда будут «давать», и самое главное – где, чтобы очередь занимать?! Но признаков «раздачи», как то: вызова руководителей отделов «на совещание», баррикадирования всех подступов к институтскому складу, бесследного исчезновения Главного Бухгалтера в районе директорского кабинета – не наблюдалось, что настораживало.

– Слушайте, ребята, тут что-то не то творится. По отсекам тишина, все местные институтские «орлы» на местах, – заподозрил кто-то в лаборатории.

– Ну да, и даже Шеф еще своей супруге не звонил, – заметил Завлаб, – я сейчас от него, сам не слышал! А уж Шеф-то рванул бы в первых рядах!

– Это как пить дать. Слушайте, а может, этот «импорт» не тот? – спросил один из ветеранов лаборатории, которого все звали Михалыч.

– Что значит не тот, а какой же еще?! – воскликнул Завлаб.

И тут вдруг Саша вспомнил про «систему» с пусконаладочной бригадой.

– Ребята, я, кажется, догадываюсь, в чем дело, – сказал он.

Все взоры в лаборатории устремились на младшего научного сотрудника Александра Привалина, причем на такого младшего, но все же сотрудника, что верить ему сразу же не хотелось.

– Похоже, час мой пробил, – с грустью в голосе сказал Саша, – и буду я сидеть безвылазно с этой «бандой» наладчиков, и по-«бандитски» с ними говорить, и пива пить мне никто не позволит!

– Ты это о чем, дружок? – похоже, в лаборатории Сашу никто не понимал, видимо, под гипнозом свежеразгруженного «импорта».

– Я это о том, друзья мои, что не «импорт» это, – продолжил свои догадки Саша, – а та самая система, которую нам родное Микростерство выделило. И вот это ее и привезли! А вслед за системой приедут и «империалистические» наладчики – и прощай «Байконур».

– Да, возможно, «устами младенца глаголет истина», – заметил Завлаб.

– А чего тогда так орали все там, внизу? Не скажи, кусок системы кто-то стащил к себе в огород парники с огурцами автоматизировать? – вопросил у Завлаба кто-то из лаборатории.

– А что и стащили! – продолжал Завлаб. – Что там на каком-нибудь местном складе много понимают? Увидели надпись на ящиках типа «МАДЭ ин ЮСА» и стащили на всякий случай. Потом, конечно, разберутся и выбросят, а нашему руководству каково? Примут, потом иди рассказывай высоким инстанциям, почему систему собрать не могут! И ладно бы еще, если бы систему «в угол» ставили, как обычно. А то тут, как «западная» бригада приедет, им-то, как нашим, не скажешь: «Извините, тут по дороге кусок вашей системы „недоположили“, приезжайте в другой раз». Тут уже не керосиновой клизмой пахнет, а, скорее всего, тротиловый. Головы у начальства враз отвинтят и на полку поставят, предварительно выдернув теплые сиденья из-под сильно развитых начальственных мест. Так что поорать было вполне почему!

В общем, общественное мнение лаборатории стало все больше склоняться к идее, что «давать» на этот раз ничего не будут, а Саше придется какое-то время пиво не пить, чтобы тонко чувствующие «империалисты» не были бы повержены наземь запахом из Сашиного рта, косвенно свидетельствующем о высоком качестве местного пива, производящей это пиво промышленности и, самое главное, общей безалкогольной обстановки в стране. И под самый конец дискуссии в лабораторию гордо вошел Шеф.

Шеф был человеком не злобным, но шумным. Он всегда придерживался правила, что сотрудников лучше переругать, чем недоругать. За что ругать? Такого вопроса у него никогда не возникало. Шеф обладал феноменальной памятью на любые проступки своих сотрудников или, точнее, поступки, которые Шеф считал проступками. Иногда казалось, что уже прошло много лет со времени того или иного события и, наверное, все о нем давно забыли, но не Шеф. Все, что могло быть использовано для «наезда» на своих сотрудников, им запоминалось навсегда, с тем чтобы потом быть использованным в «воспитательных целях». Но ныне у Шефа настроение было невоспитательным, поэтому он не стал прямо с порога рассказывать, что он конкретно думает о работе лаборатории за все время ее существования, а также о каждом из ее сотрудников, включая также и тех, кто давно уволился, перешел в другие отделы или покинул пределы страны.

Шеф сказал нижеследующее: «Я тут решил немного погулять из кабинета и зашел, чтобы вас всех предупредить, что с завтрашнего дня вы будете готовить Большую лабораторию под установку новейшей зарубежной системы, в чем-то похожей на ту, что мы разрабатывали два года назад для Уральского завода тяжелого машиностроения. Это понятно, я думаю?»

Фраза была типично шефской. Она начиналась с обязательного «Я», давала исчерпывающее объяснение, почему не лаборатория в полном составе была вызвана к нему, а Шеф зашел сам для дачи ценных указаний. Но главное – фраза эта подчеркивала, что новейшая западная система и в подметки не годится той, которая была бог знает как давно создана под его, Шефа, чутким руководством. И потому всему составу лаборатории должно быть совершенно понятно, что он, Шеф, вообще не понимает, почему эта система была руководством Министерства закуплена, но, соблюдая субординацию, прямо об этой глупости не говорит. Указания были выслушаны молча, а некоторыми даже стоя, так как Шеф лишних вопросов не любил, а сидячее положение своих сотрудников в процессе дачи им ценных указаний воспринимал как личное оскорбление с соответствующими последствиями.

Вообще-то говоря, Шеф специалистом в узкой области этой странной техники не был. Более того, он и не считал необходимым быть таким специалистом. Он считал себя специалистом более широкого профиля – крупным специалистом в области «человеческих отношений». Он считал, что «командир производства» должен, как и командир на поле боя, находиться в нужном месте и правильно стимулировать как раз тех работников, от которых зависит успех. В случае успеха главной его задачей было обеспечить получение лично ему полагающихся наград и премий, а в случае неуспеха точно знать, кто из «стрелочников» вверенного ему отдела виноват и должен понести соответствующее наказание. Эта безусловно правильная позиция была проверена временем и из года в год возносила его все выше и выше по служебной лестнице и по не менее важной лестнице личного благосостояния.

В качестве же основного средства «стимуляции» Шефом использовался так называемый разнос сотрудников. Обычно в процессе подобной стимуляции того или иного сотрудника из-за закрытых дверей шефского кабинета раздавался такой визг и грохот, которому могла бы позавидовать эскадрилья реактивных истребителей, взлетающая на форсированном режиме работы двигателей. А так как дело свое Шеф, как истинный профессионал, очень любил, то почти не прекращал этого увлекательного процесса стимуляции подданных ему сотрудников. Поэтому к концу дня он очень уставал, а отдел в Институте справедливо считался довольно шумным. Но, как справедливо заметил в свое время Михалыч: «Если вас ударят в глаз, вы, конечно, вскрикните. Раз ударят, два ударят, а потом привыкнете!» Так и сотрудники отдела постепенно привыкли к его обычной шумности, и даже, когда Шеф находился в нечастых командировках или в отпуске, им чего-то не хватало. Что-то во внешней среде было не то, какая-то стояла настораживающая тишина!

На следующий день в отделе началась соответствующая предподготовительная суета. Конечно, в первую очередь для подготовки лаборатории к размещению западной электронной системы было решено разработать соответствующий… плакат, вдохновляющего на подвиг содержания. Отдел вообще славился тематикой создаваемых в нем плакатов. К числу наиболее вдохновляющих мог бы быть отнесен плакат с надписью «Инженер – как тебе паяется?» с соответствующим паяльником посередине плаката и с двумя кругами схемных изображений транзисторов по бокам. Длительное время над Сашиной головой висел плакат с грозной надписью «Не влезай – убьет!», а в туалетной комнате красовался позаимствованный где-то в цеху сварочных работ могучий плакат с надписью «После работы, концы опускай в масло!» с соответствующей иллюстрацией того, как это правильно надо делать. В столовой Института местные шутники умудрились уговорить заведующего повесить плакат с надписью «Каков стол – таков и стул!». Заведующий был человеком малограмотным в тонких аспектах высокоинтеллектуального юмора, и поэтому этот замечательный плакат висел в столовой довольно долго, на радость его инженерно-техническим посетителям, пока его специальным распоряжением высокое руководство не указало снять. Собственно, длительность висения подобного рода плакатов и объяснялась тем, что высокое руководство столовую своим высоким посещением не баловало. А все вышеописанное указывало на то, что творческий потенциал по созданию вдохновляющих плакатов в Институте был.

Создание подобных плакатов всегда было привилегией младших научных сотрудников, потому что, а кого же еще? Вот и сейчас это важнейшее мероприятие было поручено Саше. Он маялся весь день в творческих потугах, но потом все же создал соответствующий шедевр, который гласил: «Неразрешимых проблем не бывает – просто знаний не хватает!» Безусловно, любой молодой человек узнал бы в этом плакате прямой пересказ известной поговорки: «Некрасивых женщин не бывает – просто водки не хватает». Плакат предполагался соответствующим, ибо Большая лаборатория считалась пусконаладочной, а при наладочных работах, как известно, возникают именно неразрешимые проблемы, граничащие с черной магией. Плакат, по традиции, был представлен пред очи Шефа, который долго на него смотрел, читал видимо, а потом изрек: «Самокритика – это хорошо, а особенно хорошо будет выглядеть этот плакат для американских наладчиков. Я представляю, как они будут себя чувствовать, когда не смогут там, в своей системе, что-нибудь запустить, а тут им плакатик этот все как раз и объяснит! Мол, у вас неразрешимые проблемы? Так это потому, что у вас знаний не хватает! Это правильно! Только надо бы плакат этот на английский язык перевести и снизу подписать – кто это сказал, например Шекспир там какой-нибудь, в общем американский автор!»

После разработки плаката Саша по громкой связи был вызван в Первый отдел. Вообще-то говоря, в разных организациях отделы, занимавшиеся секретностью и безопасностью организаций, именовались по-разному, но всегда почему-то имели номерные имена. Видимо, для того, чтобы никто не догадался, чем они там занимаются. Но все же большинству секретчиков очень нравилось называть себя первыми! Складывалось впечатление, во всяком случае внутри этих отделов, что они самые главные и организация без их присутствия будет немедленно растаскана многочисленными иностранными разведками и отдельно взятыми шпионами. С целью поддержания так называемого режима секретности, секретилось все, что можно и нельзя. Это, безусловно, создавало огромную массу сложностей. Все эти груды так называемой секретной литературы, включающей даже справочники и старые зарубежные технические журналы, десятилетиями занимали огромные площади организаций. Для прочтения сверхсекретных документов требовался так называемый доступ. А для получения «доступа» необходимо было прохождение специальных курсов о том, как эту «секретность» соблюдать. Далее требовались специальные подписки о неразглашении и т. д. В общем, Первые отделы, будучи по определению бюрократическими образованиями творческой части населения Научно-исследовательских институтов, на нервы действовали страшно. Поэтому, когда Сашу вызвали к Первачу, он громко и прочувствованно высказался, но пошел, а что делать?!

Когда Саша зашел в кабинет, то Первач писал что-то за совершенно необъятным реликтовым письменным столом. Писал он, видимо, столь важный документ, что минут пять не мог даже головы поднять и заметить наконец вошедшего. Саша стоял. Потом Начальник Первого отдела отложил написанное, грозно взглянул на Сашу, как Ленин на буржуазию, и начал звонить по телефону. Саша стоял. Будучи человеком очень занятым, Первач времени других не ценил, потому что вопросы секретности и безопасности были в его понимании важнейшими в организации. Саша стоял. Вдруг начальник всеинститутской секретности громко сказал, обращаясь к своему столу: «Войдите». Саша стоял. Тогда начальник еще более грозно посмотрел на Сашу и, еще более повысив голос, уже буквально крикнул: «Я сказал – войдите».

Саша сообщил начальнику как можно более вежливым голосом, что он уже вошел, причем минут десять назад. Начальник секретного отдела минуты две сверлил Сашу взглядом, а потом ледяным голосом сообщил ему нижеследующее: «Дерзите, так я вас отстраняю от возложенной на вас задачи с последующим представлением к увольнению из организации! Доступно?»

– Нет, не доступно, – ответил все тем же вежливым голосом Саша. – К работе с этими американцами я совершенно не рвусь, а уволить вы меня не имеете права по закону, так как я молодой специалист и работаю здесь по распределению после института.

– Грамотные больно стали, – продолжил Первач. – Думаете, что управы на вас нет? Но мы найдем! Я обсужу вашу кандидатуру с руководством Института. Идите, мы вас вызовем!