Доктор Ланской: Тайна кондитерской фабрики Елисеевых

Он вновь погрузился в сон, а очнулся только тогда, когда ему под носом вновь начали водить куском ваты с нашатырем.

Он открыл глаза – и не поверил собственному рассудку.

Их старая квартира в доме на Вишневой, их зеленые обои, персиковая постель на кровати, старая люстра, которую Жизель стащила с чердака собственного дома, чтобы привнести в купленные апартаменты уюта. В ушлу уже стоял трельяж, а около двери в ванную – платяной шкаф с восточного побережья Столицы, купленный лично Жизелью за сто серебряных и десять золотых монет. В те года это были существенные деньги в Троелунье, поэтому Феликс берег эту махину, как пробирки с образцами в своей лаборатории.

Но самое главное – рядом с ним, среди всего этого ненужного, была его Жизель.

Белокурая, зеленоглазая, со слегка смуглой кожей и румянцем на щеках. Она уже была худой, потеряв естественные округлости, но Феликсу было все равно. Что с пышными формами, что без них – он любил ее любую. И был готов отдать все, лишь вновь прикасаться к ее коже, целовать ее щеки и вдыхать аромат французских духов с ее одежды.

– Жизель…

– Наконец – то ты проснулся, – ее голос был точь – в – точь, как при жизни. – Встанешь?

Но Феликс лишь помотал головой. Он протянул к ней руку – и внезапно почувствовал тепло пальцев девушки. Она склонилась к нему, поцеловала в щеку, как это обычно делала Жизель по утрам, и улыбнулась.

– Ты снова со мной?..

– А я никуда и не уходила, – она прижала его руку к своей щеке. – Я всегда рядом.

– Какое… счастье…

Феликс почувствовал, как его мысли становятся тяжелыми, словно свинцовые шарики. Доктор не мог уже трезво мыслить. Реальность и сон смешались. В горле запершило, как при фарингите, и Феликс почувствовал, что становится тяжелее дышать. В груди разливается что – то горячее, спина становится мокрой, как и лицо.

Но ему уже не важно. Если это конец, если его все – таки прикончили по приказу Канцелярии, как неугодного, то и пускай. Он уходит так же, ка ки Жизель: без сожаления, без обещаний, без лишних прощаний. За Лиду он не переживал: ее пристроит около себя Шелохов, который только и ждет смерти соперника, а Мишу уже сама Ильинская куда – то пристроит. Либо уговорит Александра вернуть мальчика в семью.

Феликс знал свою ассистентку: она была прекрасной девушкой. Доброй, чересчур сердобольной, в меру ласковой и самое главное – справедливой. Не словом, так молчанием и действием за спиной добьется своего.

– Феликс!..

(3 дня спустя)

Особняк г – на Шелохова в Столице, по улице Лермонтовская д.16

Почти три дня подряд лил непрекращающийся дождь. Всю Столицу омыло так, что дворникам даже выходить на улицу не было нужды. Садовники также сидели в своих коморках и с благодарностью наблюдали за серым небом и льющим без конца ливнем.

Грозовой фронт отошел на юг, готовясь скрыться за морем, но все равно магазины и рестораны пустовали. На улицах можно было встретить максимум почтальонов или же мальчишек – посыльных, выполнявших мелкие поручения.

Даже экипажей как таковых не было, поэтому Лидии пришлось бежать по мокрому тротуару от Универмага до дома господина Шелохова добрых двадцать минут. Ей было все равно на прическу, свое платье, мокрые сапожки и насквозь вымокшее пальто.

Она прижимала к груди двойной слой пергамента, в который была замотана свежая выпечка.

Именно та, которой любил завтракать Феликс.

Для Лидии, не спавшей двое суток до этого, поход в пекарню был надеждой и одновременно – спасением от страшных мыслей. Холодные капли отрезвляли паникующий рассудок, и мысли собирались в кучу, чтобы тело двигалось не как испуганный таракан, а как единое целое, готовое дальше сражаться.

Ворвавшись в холл дома, Лидия скинула пальто и отдала его служанке, а сама, юркнув на кухню, наскоро выпила приготовленный чай – и принялась заваривать новый.

Кухарки уже во всю приготавливались к завтраку, делая заготовки из продуктов, а нанятый новый дворецкий спокойно сервировал три подноса, дабы подать блюда к столу как подобает.

Лидия же, быстро заварив сбор из собственных трав, которые они с Феликсом увезли из Кенсиона, положила на еще один поднос принесенные из Универмага булочки – и пошла на второй этаж.

Шелохов еще был у себя, так как в гостиной было пусто, а юная Маргарита еще даже не просыпалась. И Лидия лишь усмехнулась: разумеется, господам не должно вставать в семь утра. Тем более маленьким.

Пройдя коридор и несколько гостевых комнат на каком – то воодушевлении, Лидия вошла в комнату, выданную для Феликса. Аристарх уже сидел за письменным столом и выписывал очередной рецепт на лекарства, а в тазике около постели дымился кипяток с положенными в него компрессами.

– Мисс Лидия? – Аристарх снял очки и кивнул девушке. – Вы уже вернулись? Быстро сегодня…

– Так никого нет в лавке, вот и быстро, – заметила Лидия, оставив поднос на обеденном столе у камина. – Какие новости?

– Увы, нечем порадовать, – вздохнул врач. – Нервная горячка подтвердилась. Теперь мы можем только ждать.

– Ждать…

Лидия вновь слегка сгорбилась и вжала голову в плечи. Она подошла к кровати, села на стоявший рядом стул и, взяв пальцы Феликса в свои ладони, легонько сжала запястье Ланского. Кожа была горячей, но априори не такой, какой была позавчера, когда ночью Феликса схватил самый сильный приступ. Вспомнив, Лидия содрогнулась: в тот момент ей показалось, что ее мир вот – вот рухнет, если Феликс и правда отдаст душу богу.

– Будьте вы прокляты, Соколов…

– Что вы сказали? – не услышал Аристарх.

– Ничего. О своем говорю.

– Что ж, раз не могу вас ничем порадовать, то позволю покинуть данные покои, – Аристарх набросил белый халат и подошел к двери, – если будут ухудшения или улучшения – сразу зовите. Я тут рядом. На этаже. А впрочем – вы знаете.

Он закрыл зверь, и Лидия, оставшись одна, вдруг почувствовала, как пальцы доктора дрогнули. Он рефлекторно сжал руку Лидии, желая ухватиться за реальность хотя бы таким образом.

Ресницы медика дрогнули, и он, приоткрыв глаза, глубоко вздохнул, посмотрев на Лидию. И Ильинская была готова: уже привыкнув за два дня быть в роли Жизель, она еле улыбнулась, когда Феликс, задержав на ней взгляд, лишь сильнее стиснул пальцы на руке девушки.

– Все хорошо, ты дома, – Лидия пересела на кровать к Феликсу.

– Ты?..

– Ты уже и меня не узнаешь? – испуганно уточнила Лидия, проведя руой по волосам доктора. – Феликс…

– Узнаю… и даже очень… хорошо…

Феликс прокашлялся, после чего Лидия, положив ему на лоб компресс, уточнила:

– Тогда скажи, кто я?

И тут ее душа екнула.

И от радости, и от отчаяния.

Этот ледяной и недовольный взгляд непонимающих глаз. Феликс посмотрел на Лидию как на дурочку, но потом смягчился и, осмотрев комнату вокруг, уточнил:

– Где мы?

– В гостевой Шелоховых, – спокойнее пояснила Лидия. – Тебя… то есть вас доставили сюда три дня назад. Вы упали в нервную горячку, и два дня бредили.

– Нервная горячка? Бредил? Я?!

Феликс приложил руку ко лбу и закрыл глаза.

Он упорно пытался вспомнить последние кадры д прекрасного сна с Жизель, но не помнил ничего. Мельком в воспоминаниях мелькало кладбище, могила Жизель, Шелохов с протянутым зонтом, но далее – лишь обрывки сонных галлюцинаций.

– Не беспокойтесь, все хорошо, – Лидия встала и принесла поднос к кровати доктора. – Вы скоро поправитесь. Главное, как сказал Аристарх, отдых и покой. Никаких волнений. И никаких прогулок под дождем, – акцентировала Лидия, налив в фарфоровую чашку с синими павлинами и золотым ободком чай. – Вот, берите. Станет легче.

Феликс лишь скривился и, помотав головой, отказался.

– Не хочу.

– Надо, – настояла Лидия. – Вам нужны силы. К тому же, вы три дня не ели. Сейчас вам необходимо…

– Лида, пожалуйста, замолчи, – резко оборвало ее Феликс, закашлявшись.

– Господин Феликс.

– Уйди.

– Но…

– Я сказал: уйди! – вдруг крикнул хриплым голосом Феликс, привстав. – Я что, не по – русски говорю7! На каком языке тебе сказать?!

Лидия несколько минут сидела с каменным выражением лица. Она была безразлична к крику доктора, так как привыкла к такому тону. И ей было абсолютно все равно, что сейчас ей скажет Ланской. Она бы не была его ассистенткой, если бы не знала: после нервной горячки больной еще долгое время находится в стадии психоза.

Поэтому, аккуратно приложив руку к груди Феликса, Лидия заставила его без слов лечь на подушки. А после, сама отпив из чашки с павлинами чая, лишь мягко улыбнулась.

– Лида…

– Жизель вы так не гнали два дня назад, – усмехнулась Ильинская. – Но ничего. Я не ее замена, конечно, но потерпите. В конце концов, какая вам разница, кто вас будет лечить.

– Не нужно меня лечить. Я здоров.

– А градусник утром сказал мне об обратном, – спокойно заметила Лидия, вновь отпив чая. – Господин Феликс, не стоит играть на моем терпении. Оно у меня воистину королевское. И вам его не отнять, – она посмотрела в глаза Феликсу, и увидела, как его взгляд смягчился. – И вы, что странно, это хорошо знаете. И все равно пытаетесь. Смешной же вы иногда.

Она допила чай и, оставив пустую чашку на подносе, встала. После чего поднесла Феликсу несколько конвертов, отправленных на его имя из Дворца. Ланской с удивлением взял корреспонденцию и, прочитав отправителей, нахмурился. Он ничего не просил и не направлял никаких писем во Дворец…

– Вскрывала?

– Не стала. Там печать Дворца и Канцелярии. Такое не подделать.

Феликс вновь посмотрел сначала на Лидию, словно ждал дополнительной информации, но девушка промолчала. Поэтому, пока она готовила все к завтраку, Феликс перенял у нее нож для писем и вскрыл то, что удивило его больше всех.

И почти сразу побелел.

«Прошение от 6 сентября сего года удовлетворено и является отныне бессрочным подтверждением воли Его Превосходительства, Короля Анубиса Верри.

Уважаемый Ф. А. Ланской, урожденный Герченев, 19 сентября 1893 года, рады сообщить Вам, что прошение о помиловании Лидии Аркадьевны Ильинской, урожденной 23 октября 1960 года, удовлетворено Его Превосходительством, Анубисом Веери. В связи с этим удовлетворению подлежит и поданный от Вашего имени иск в Земельное министерство.

Сей документ подтверждает право собственности Лидии Аркадьевны Ильинской на дом №15 по улице Речной, ранее зарегистрированный на Аркадии Сергеевиче Ильинском и бывший местом его постоянного проживания. Постановлением от 10 сентября сего года утверждено: передать дом №15 по улице Речной в пользование Л.А. Ильинской. Помимо этого постановлением сим утверждено: восстановить во всех правах и титулах Л.А. Ильинскую и постановить о прекращении судебного разбирательства в отношении Л.А. Ильинской.

Указом и милостью Его Превосходительства,

Короля Столицы Анубиса Линета Верри»

– Боже, что с вами?! – испугалась Лидия, когда Феликс, сложив письмо и положив его к двум другим нераспечатанным конвертам, глубоко вдохну и прижал руку к груди. – Господин Феликс, что такое?!

– Ничего плохого, – Феликс взял из рук Лидии чашку с чаем и, почти залпом выпив содержимое, улыбнулся девушке.

– Вы чего? Господин Феликс, что происходит?

– Скоро все будет хорошо, – загадочно протянул Феликс, взглянув на Лидию с теплотой.

– Вы чего?

– Я «чего»? – он прокашлялся и посмотрел на булочки из Универмага. – Я желаю, чтобы ты мне рассказала все в подробностях. Ты же наверняка все узнала, что случилось, когда я покинул госпиталь.

– А, вы про это, – Лидия сразу расслабилась и передала Феликсу с подноса булочку с вишней. – Приготовьтесь. Мне ужалось узнать не слишком много, но достаточно качественного материала для анализа.

– Что ж, я готов тебя выслушать.

Он впился в свежую слойку, не заботясь о трехдневной голодовке и ее последствии для желудка, а Лидия, чуть ли не рассмеявшись, начала свой рассказ…

Глава 4

Ни к завтраку, ни к обеду Феликс с Лидией не вышли. Да и Шелохов никого не звал специально. Как поняла Ильинская, Александр не мог надышаться той свободой, какую он приобрел в тот момент, когда избавился от ненавистного племянника.

Лидия наскоро собрала все найденные и выкраденные с кухни газеты за три дня, отдала их Феликсу, указав на определенные колонки, исписанные одной и той же рукой. И Ланской, только увидев, кто писал статьи об отравлении детей, усмехнулся.

– А у нее острый язык, – отметил доктор, беря другую газету.

– Ларсен популярна в узких кругах, – подтвердила Лидия. – Но большинство с ней стараются не связываться, так как знают: она имеет связь с Драгоновским. И не только рабочую.

– Давай оставим постель канцелярского главы в покое, – заметил сразу Феликс. – Итак, что случилось? Можешь толком мне объяснить?

– Все просто: вновь отравления детей. Вновь смерти. Только теперь я знаете, что заметила?

– Удиви.

– Киприан мне дал список тех, кто уже мертв, – Лидия подошла к письменному столу, взяла с него небольшую тетрадь – и поднесла ее Феликсу. Доктор, усевшись в постели удобнее, взял тетрадку в руки и, распахнув, стал смотреть фамилии, адреса, номера телефонов и возраста. – Так вот, обратите внимание, что все покойные – дети либо чиновников, либо состоятельных граждан Столицы.

Феликс еще раз пересмотрел список. Почти ни одной знакомой фамилии он не увидел, однако доверился Лидии, которая была более тесно знакома с высокопоставленными дворянского круга. Единственная фамилия, которая оказалась Феликсу знакома:

– «Марина Владимировна Штильц», – указал пальцем Феликс на записи в самом конце списка. – Неужели дочка того самого помощника Разуминина?

– Скорее всего, – пожала плечами Лидия. – Она, кстати, только вчера была записана в эту тетрадь, так как умерла третьего дня на рассвете. Господин Киприан сказал, что именно из – за ее смерти дворяне подняли шумиху.

– Почему именно «из – за ее»?

– Марина была дарованием, – вдруг выдала Лидия, и Феликсу лишь оставалось удивляться способности Лидии доставать и систематизировать информацию. – Она владела пятью музыкальными инструментами, достаточно ловко управлялась со школьной программой, закончив пятый класс в свои десять лет с отличием, а также начала изучение химии и биологии для дальнейшей учебы в Золотом Университете.

– Действительно дарование, – усмехнулся Феликс. – И такая погибла? Но причина какова? Уточняла?

– Да. Отравление. Все умершие дети имели схожие признаки перед смертью: слабость, причем такая постепенная, что даже родители не сразу замечали изменения, похудение всех без исключений, а также, как выразились многие матери, «упаднические настроения».

– А еда? Они снова все ели мед?

– Нет, его исключили из рациона почти всех детей. Да и действующее вещество другое.

– Какое? Ну?

– По предварительным данным, которые добыли господин Соколов и господин Цербех, основной компонент – мышьяковый ангидрид.

И тут Феликса передернуло. Он прекрасно помнил собственное отравление гадостью Панкратовой. Его живот сразу скрутило от судороги, а рука с тетрадью опустилась на постель.

– Опять?

– Не знаю, – честно призналась Ильинская. – мышьяковый ангидрид используется не так уж и часто. И областей – то не столько, чтобы не найти, откуда яд пришел.

– Стоматология, – загнул палец Феликс, вспоминая все, что знал о данной веществе.

– Стекольное производство, – помогла Лидия.

– Оптика…

– Инсектициды…

– Обработка древесины…

– И как эта гадость попала к детям? Это же не что – то пищевое, – заметила Лидия.

– И тем не менее, дети, да еще и такие «высокие», попробовали и отправились на небеса, – констатировал мрачно Феликс. – Что ж, нужно собрать у всех родителей список продуктов, которые ели их отпрыски последние две недели.

– Это уже сделали.

Лидия вновь вернулась к столу и, взяв еще одну стопку листов, преподнесла их доктору. Феликс с удивлением взял в руки документы и, пробежавшись взглядом, с удивлением обнаружил схожие детали:

– Все ели шоколадки? И всего две фабрики? – не понял Феликс.

– После прошлой вашей проверки многие производства меда были закрыты. Кондитерских фабрик сие тоже коснулось. Кто послабее – продали все на аукционах, а два сильнейших гиганта Троелунья остались на плаву, но понесли убытки, так как пришлось менять технологию.

– «Фабрика Панкратовых» и «Кондитерская фабрика Елисеевых», – прочитал Феликс, и тут же вздрогнул, подняв взгляд на Лидию.

– Да, я навела справки о роде Панкратовых.

У Феликса невольно изогнулась правая бровь в недоумении. Он знал, что Лидия имеет хорошие связи в высшем свете, но не думал, что после ее изгнания из элиты Столицы она сохранила столь обширные воспоминания о семействах.

– Панкратов Николай Алексеевич имеет двух дочерей. Имел, – поправилась Лидия, присев вновь на край кровати. – Вера погибла. Осталась младшая – Оксана. В отличие от Веры – не пошла по стопам отца ученого, а перешла в семейство супруга – Оскара Мельборга. Мельборги владели маленькой мануфактурой в пригороде Столицы, но после брака с Панкратовыми – перебрались сюда, в город, и открыли кондитерскую фабрику.

– Расширились за счет денег тестя? – уточнил Феликс.

– Да, – безапелляционно сказала Лидия, сркестив руки на груди и выпрямив спину. – Мельборги, как род, в целом вызывали долго много вопросов.

– Судя по фамилии – выходцы с юга?

– Нет, в том – то и дело. Фамилию эту Мельборг – старший взял от совей супруги, ныне покойной, – Лидия убрала прядь волос за ухо, – Саманта Мельборг умерла при повторных родах. Ребенка так и не успела родить. После этого ее муж присмотрел себе в невесты ту самую Оксану?

Феликс быстро посмотрел на собранное Лидией досье Фридриха Мельборга – и выругался так, что у Лидии невольно округлились глаза.

– Сколько ему было? Шестьдесят пять?! – Феликс отложил листы в сторону, отряхнув руки, словно на них правда была грязь. – Этот старикашка захотел взять себе в жены девочку, которой было… сколько, кстати?

– Шестнадцать.

– Боже…

– Можете не волноваться, – беззаботно продолжила Лидия, – Мельборг – старший почил за месяц до свадьбы. Поговаривали, что это все будущая женушка и собственный сынок угробили старика. Но доказательств не нашли, а дело закрыли. Панкратова позаботился.

– Деньги?

– Кто знает… но факт есть: Оксана и Оскар не стали отменять свадьбу. Всего лишь заменили документы жениха.

– Какая простая, однако рабочая схема.

– Скорее – стандартная, – пожала плечами Лидия.

Невольно с губ Феликса сорвался смешок, после чего он упал на подушки, посмотрел в бежевый потолок и уточнил у Лидии:

– Драгоновский в курсе?

– Конечно. Он и помог мне собрать всю информацию.

– Какое великодушие.

Феликс прикрыл глаза – и в ту же секунду ощутил укол в грудь.

Он вскрикнул, вскочил – и сразу понял, что к нему пришли гости.

Рыжеволосая девочка с двумя хвостиками, белоснежными бантами, только уже в школьной форме с белоснежным воротником, покрывающим своими крыльями плечи. Черное платье гимназистки сидело на девочке как – то неправильно, словно было на размер больше, а белые гольцы пестрели темными пятнами грязи, как балетки – от красных капель.

Феликса бросило в дрожь, однако он сразу заметил: в этот раз призрак выбрал «щадящий» режим. Дыхание не сбилось, хоть вокруг и сгустился воздух, а сердце, прибавив всего пару ударов в минуту, билось относительно нормально.

Потерев горло и промычав пару слов, Феликс понял, что в силах говорить как в обычном своем состоянии, поэтому, собравшись и глубоко вдохнув, тихо спросил:

– Что ты хочешь?

И в следующую секунду его подбросило к потолку, и Феликс, зажмурившись, испугавшись, что врежется в каменную поверхность и еще заденет часть люстры, внезапно понял, что не летит… а падает.

Его кинуло в чью – то детскую, в которой повсюду оказались раскиданы плюшевые мишки, куклы, а также стоял раскрытым посередине комнаты кукольный домик, вокруг коего валялись скомканные обертки от конфет.

Под рукой Феликса оказалась миниатюрная копия советской «Чайки», а прямо около носа – деревянный солдатик в форме королевской гвардии. Ланской тут же его отшвырнул, рефлекторно испугавшись расплаты от влатси за прошлые грехи, поднялся и, осмотревшись, увидел достаточно богатую обстановку.

Высокие потолки, две люстры со свисающими хрустальными каплями украшали белый потолок, а лунный свет, отражаясь от висюлек, падал на девчачий трельяж бежево – розового оттенка, кровать с балдахином и потушенный серый камень в углу комнаты.

Вокруг был сумрак ночи, часы на каминной полке показывали далеко за полночь, и Феликс, тихо встав на ноги и посмотрев вокруг, увидел, что бесшумно тут шагать не выйдет: все игрушки оказались разбросаны и смешаны с фантиками от сладкого.

Феликс поднял один из фантиков, осмотрев и обертку, и фольгированную оболочку. И внезапно, сам того не ожидая, чихнул. Тут же прикрыв рот ладонью, Феликс обернулся к кровати, боясь, что разбудит ребенка, однако спавшая девочка даже не шелохнулась.

Феликс выдохнул и, тихо прокашлявшись, осмотрев обертку.

«П и Ко» – этот позолоченный вензель Феликс сразу узнал.

Сам доктор был по натуре не сладкоежкой, однако порой даже ему хотелось поесть что – то под чашку чая или кофе. В Цюрихе Лидия покупала только самые лучшие конфеты, так как было грехом не пользоваться производительностью Швейцарии в области кондитерского мастерства. Но после схватки с Панкратовой и почти недельной комой в доме Драгоновского, Феликс пристрастился к конфетам Столицы.

И шоколадный трюфель с ванильным кремом внутри от фабрики Панкратовых он знал отлично. Лидия их столько накупила, что Феликсу просто не осталось выбора: либо есть то, что было «хорошего качества» – по мнению Лидии, разумеется, – либо же терпеть и пить пустой чай, иногда закусывая его принесенными из ближайшей пекарни вафлями.

Феликс бы и дальше продолжал осматривать фантики, как вдруг услышал за спиной скрип.

Он обернулся – и в этот момент его желудок скомкало неведомой рукой.

Страх сковал похлеще, ежели бы Феликса окунули в жидкий азот. Ноги задрожали, но Ланской так и не понял, что именно его так испугало: два загоревшихся красных глаза во мраке коридора или же шагнувшая из тьмы фигура в обтягивающем платье и широкополой шляпе с вуалью.

На Феликса хлынул порыв ледяного ветра, взметнув волосы доктора и пронзив кожу под рубашкой невидимыми, но достаточно острыми шипами холода.

Два красных глаза, которые горели во тьме комнаты и просвечивали сквозь вуаль, заставили Феликса задержать дыхание, замереть на месте, скомкав в кулаке фантик, и сдержать крик, застрявший в горле нервным комком.

И в тот момент, когда фигура в черном платье двинулась к Феликсу, в комнате раздался детский крик, часы зазвонили час ночи, а в коридоре вспыхнул теплый свет от бра – и Феликса, как магнитом, оттянуло назад – к окну…

– Нет! Нет! Хватит!

– Господин Феликс!

– Хватит! Нет!

В этот момент Феликса что – то ударило скуле с такой силы, что его отбросило на подушки. Сознание помутилось, однако не от новых гостей из потустороннего мира. Феликс открыл глаза, посмотрел сначала на персиковые обои, высокое окно с фигурными вставками, бардовые шторы, скрепленные плетеными шнурками, а потом – на фигуры вокруг себя и понял, что вернулся в реальный мир.

Над ним склонились Аристарх, Лидия и взявшийся из ниоткуда Драгоновский, державший подсвечник – трезубец над головой личного врача Шелохова. Лидия же сжимала у руке шприц с подготовленным лекарством для сердечной мышцы, а сам Аристарх, сжав плечо Ланского с такой силой, что сустав заныл, щелкнул два раза у носа Феликса пальцами и уточнил:

– Вы слышите меня, господин Ланской? – он еще раз щелкнул, и Феликс моргнул пару раз, – Сколько я показываю пальцев?

Аристарх показал три, и Феликс тут же ответил верно на вопрос медика. После этого Аристарх помог Ланскому сесть, осмотрев язык доктора и его слизистые, измерил быстро давление и махнул рукой Лидии: можно было убрать шприц с адреналином.

– Доктор Ланской, скажите, за грудиной болит?

Феликс прислушался к себе на вдохе и выдохе, но лишь помотал головой. Болела лишь спина, однако Ланской списал этот временный дискомфорт на возвращение из мира призраков.

– Пропишу укрепляющие настойки, сердечные пока не будем трогать, – заметил Аристарх, выписывая на бумаге рецепт. – Но советую вам, господин Ланской, сходить к кардиологу. У вас точно есть аритмия, но она может быть последствием чего – то посерьезнее.