Гавриловна

Домовой задумчиво посмотрел на крысика, забавно черпающего розовой лапкой чаёк из блюдца, погладил животное по жирненькой холке и изрёк:

– Да вы проституток любезный?

Лейв подавшись чаем, закашлялся и окатил горячей струёй своих, гм, собокальников.

– Я и говорю, – смахнул чай с бородёнки Ефим. – Только и способен, всё портить.

– Да уйду я, – Лейв саваном вытер стол, глянул на испачканное в чае одеяние, со стоном вздохнул, и, виновато стёк под стол мужичком.

Домовой прикрыл глаза, по гавриловски досчитал до тринадцати, и полюбопытствовал:

– Так кто твой хозяин, никудышный ты наш?

Лейв зажмурился и сказал.

Ена была из породы тех женщин, что могли выглядеть и как аристократки и как старые ведьмы, в зависимости от настроения. А так как настроение у бабы Ены было приподнято-агрессивное, то и выглядела она как старая аристократичная ведьма. Её длинные, белоснежные волосы всклокочились над тонким лицом с пергаментной кожей и огромными, тёмными глазами, отсвечивающими болотной зеленью. Высокая, стройная, несмотря на свой немалый возраст, Ена имела лебединую шею и немигающий взгляд вертикальных зрачков.

– Подруженька моя, – обняла женщина Гавриловну и поволокла к столу.

Анна плюхнулась в удобное кресло и тут же была одарена бокалом чего-то древнего и, несомненно, дорогого. Иного Ена не держала. Сама хозяйка пристроилась на подлокотнике, не выпуская гранёный стакан из холёной руки.

– Сала хочешь? – поинтересовалась она. – У меня в холодосе только сыр с плесенью и сало с чесноком. О! Ещё где то повидло валялось! Родственники из деревни привезли вместе с сухофруктами. Ну, фрукты Кирыч сгрыз, а повидло осталось.

– А родственники? – хохотнула Гавриловна.

– Да нормально родственники, – Ена потянулась за сигаретой. – Им же только передневаться. Ночью сходняк на кладбище был, со всей области упырей наползло. Мы с Кирычем поприсутствовали, да замёрзли только. Ну, шашлычек ничего так, если не думать из кого. Хотя мне без разницы, это Кирыч сволочь нежная.

Внутри Анечки протяжно заурчало. Видимо проглоченной сушине было одиноко в объёмном Гавриловском животе.

– Может яишенки поджарить? – предложила она.

– Можно, – Ена мечтательно посмотрела на люстру. – Только яйца Кирыч унёс.

– Зачем? – Гавриловна представила Кирыча в его любимом рубище и корзинкой яиц в мозолистых руках.

– А кому он без них нужен? – хохотнула Ена. – Хотя, он и с ними-то разве что ворон пугать сгодиться! А мне тут, представляешь, иностранец в друзья набиваться стал. Олаф зовут, и серьёзный такой, с зубом на палочке.

– В смысле зуб на палочке, – изумилась Гавриловна. – На какой?

– На задней, – Ена махнула рукой со стаканом и окатила Аню древним и дорогим.

– Еночка, ты что, тоже с демоном связалась, – охнула Гавриловна, стряхивая тёмные капли. – Какая задняя палочка с зубами?

Ена фыркнула, прикрыла глаза нижними веками, собрала распуганные коньяком мысли в кучку и выдала:

– Зуб пластмассовый на столе, большой, как этот, ну, флаг. Вот. А он такой весь улыбчивый и в халате белом.

– Зуб? – бока Гавриловны заныли от сдерживаемого хохота.

– Олаф! – почти обиделась Ена.

– В халате и с зубом на палочке?

– Ну да, – Ена пожала плечами. – И пишет, гад, красиво.

Ена достала из лужи на столе планшет и начала тыкать в него наманикюренным когтем.

– Вот, смотри, пишет, что я прекрасная королевна! А? Каково! И интер… ик тоись суется… как моё царственное настроение и как прошло моё утро. Правда, мило?

Ена растянула тонкие губы в улыбке, слегка оголив остренький раздвоенный язычок.

– Ага, – вздохнула Гавриловна. – Романтика сплошная. А мне тоже один в друзья набиваться начал. Федя. Взяла. А он меня сразу в группу пригласил. Ритуальных услуг.

– Ух, ты! – восхитилась Ена. – Вот бы меня так! Представляешь, я в гробу, в белом платье, кругом свечи горят, и прекрасный принц склоняется надо мной….

– А сзади Кирыч с топором, – хохотнула Анна.

Ена ткнула острым локтем мягкий Гавриловский бок и рассыпалась переливчатым смехом. Анна подхватила своим раскатистым. И вот уже хрустальная, свистнутая из какого-то музея люстра, дребезжит и подпрыгивает от дикого бабьего хохота. Веселье прервал звук открывающейся двери.

– Это твой, с зубастой палочкой пришёл? – гулким шёпотом поинтересовалась Анна.

– Да не, – отмахнулась Ена, вытирая слёзы. – Это Кирыч явился. Он же, как кот. Чем дальше пошлёшь, тем быстрее вернётся.

В коридоре зашуршало, бухнуло тяжёлыми сумками, и в комнату просунулась кудлатая башка Ениного мужа.

– О, Анечка,– обрадовалась башка. – А я на рынок за картошечкой ходил. Тебе с сальцем или яичком?