Другая жизнь А.Б.Гольца.

Ну да, ну конечно, некоторых я даже узнаю, попадались на глаза где-то, когда-то.

Даже у входа в туалет слонялся человек, лицо которого было до боли знакомо.

Гольц сочувственно взглянул на него: «Держись, брателла!»

Он набрал Петровича: «Срочно пробей, кто этот за моим столиком».

«Нет проблем. Наверняка – фигурант. Но учти – он не один».

–Но кто он – кто ?

–Работаем. Выясняем.

–Гольц вернулся за столик.

– Надеюсь, все в порядке ? Продолжим ?

(«Ничего не тронуто. Но в notebook небось заглядывал? Впрочем, что он там увидит?»)

Один момент, ага, есть данные! Так-так, занятно, чёрт побери, неужели?)

«Продолжим», – сказал Гольц. «Налито, налито!»

– А за что пьем !

–Как за что ? За знакомство !

– За встречу !

И они снова выпили.

– Так где мы остановились , Дмитрий Иванович ?

– Кажись в вечности…. На вечных вопросах… Вы ставили под сомнение их вечность.

– Да. Лучше жить здесь и сейчас.

– Ну а потом что потом?

– Потом – ничто, нигде, никогда.

– Но это же страшно, страшно! Особенно для неудачника вроде меня.

И шансов никаких, и жизнь прошла… Позади – неудавшаяся жизнь, впереди – ничто…

– Так и счастливчику не легче, труднее даже…,

– И вы Александр Борисович считаете все это правильным и справедливым ?

«Не знаю, – ответил Гольц, которому начинал надоедать этот дорожный разговор, – я не мыслю в этих категориях. Однако я знал когда-то человека, который всё хлопотал о справедливости. И звали его так же, как и вас, Дмитрием Ивановичем… Вернее, друзья называли его Димыч!»

«Санечка, – потерянно пробормотал Димыч, после того как закончилась минута неловкого молчания, – это действительно ты?»

(«Растерянность разыграл? – подумал Гольц. – Но вряд ли, он ведь никогда не был актером!»)

– Ты пей, пей , без водки все это переварить трудно!

«Господи, – сказал Димыч, когда они опорожнили рюмки, – а я-то думаю, он – не он! Сяду, думаю, выясню. А это – он».

«Не он, – улыбнулся Гольц. – Был он, а теперь не он».

– Ну, изменился, изменился. Никогда бы тебя не узнал.

– Да и ты сам на себя не похож. С трудом узнал, сотрудники подсказали.

– Чьи сотрудники ?

– Да мои Димыч, смешной ты мой человек. Твоя фотография поступила в службу безопасности, там покопались по базам и сетям, нашли наши школьные фотки, так и вычислили !

Искреннеее, неподдельное изумление отразилось на лице Димыча.

– Как…же…

–А вот так ! Вот так дружище !

Гольц торжествовал. Если опасность таилась за дверью, он всегда открывал дверь ударом ноги.

– Так ты теперь кто? Как тебя теперь называть?

– Можешь называть Санечкой. Тебе можно.

– В том смысле, где работаешь ? В спецслужбах ?

– Да нет, Гольц чуть было не покатился со смеху . Числюсь в одной маленькой корпорации.

– Ничего себе ! Да там небось платят немеряно!

– Мне немеряно. Остальным – по-разному.

Гольц искренне наслаждался. С того момента, как он узнал, что Дмитрий Иваныч был когда-то Димычем, добрым и справедливым Димычем из 9-го «А», Гольц и сам превратился в Санечку Треплева. В того самого Санечку, немного странного мальчика, над которым многие снисходительно посмеивались. Гольц уже совсем забыл то время, его оттеснила вся его последующая стремительная жизнь, и вот это время вернулось к нему вместе с Димычем, который сидел напротив, удивленно и с некоторой опаской рассматривая своего школьного товарища.

«Ну что, Димыч, – спросил Санечка, после того как они в очередной раз выпили, – нашел ты справедливость?»

– Ты издеваешься, ты же заранее знаешь ответ!

– Ну прости, дружище, давай бросим эти детские разговоры. Ты лучше скажи, как живешь, чем живешь, зачем живешь?

– Живу как-то и чем-то, а зачем – не знаю.

– Никто не знает зачем. Ну как у тебя со всем этим, с работой, с семьей?

– Ничего, всё как у всех. Жена, две дочки, служу в одном муниципалитете.

– То есть в наших пенатах ?

– Что-что ?

– В нашем городе ?

–Да, конечно.

– А ты чем занимаешься ?

– Я же уже говорил, пишу программки. Программульки

– А семья, дети ?

– Ни того, ни другого. Только сотрудники и партнеры.

– Так ты – хозяин ?

«Хозяин», – хотелось ответить Гольцу, но до него вдруг дошло,

что надо пустить игру по другой ветке.

.– Да нет – просто программист. Работаю за деньги.

– Наемник стало быть ?

– Угу. Отсюда и корысть. Это ты правильно подметил.

– Ты же знаешь – я это насквозь вижу.

(Это я тебя насквозь вижу, – думал Гольц. – Таких случайностей не бывает.Ехать в одном поезде, сидеть в одном ресторане и за одним столиком, познакомиться и узнать друг в друге школьных друзей – о, это просто так не случается, да и добром не кончается.)

«Ну переходи, переходи к главному», – думал Гольц. Ему хотелось развязки, игра становилась скучной, водка убывала, а Димыч всё медлил.

«Всегда так бывает, – сказал Годьц, – когда не видишься лет тридцать, говорить особо не о чем».

– Ну, в школе у нас всегда было о чём поговорить. Помнишь, мы придумали целый город, Космоград, и нарисовали его план и всё такое…

– А,Космоград, центральная улица ведущая к космодрому!

– А на ней небоскребы, гигантские парки и памятники космонавтам !

– И научные центры, где создают космические корабли Тьфу, неужели мы занимались такой чепухой ?

– Ну не совсем это чепуха. Это все могло наступить, если б не такие как ты, да я..

– Загибаешь братец, ты тут ни причем. Да и я тоже..

– Не ты, а такие как ты.

– А откуда ты знаешь какой я теперь ?

– Знаю. Я как посмотрел эти твои программульки – сразу понял. Ведь ты и есть тот самый?

(Вот оно, вот! Не удержался! Спросил прямо! Главное! Но не для себя же? Теплее, уже теплее… Они хотят узнать, как я выгляжу, ведь нет ни одной достоверной фотографии, «все изображения г-на Гольца не вполне достоверны», – прочел он недавно у какого-то борзописца, впрочем, это была заказная статья, мы и заказывали, итак, они хотят достоверных изображений, а для чего… Ну конечно… Чтобы… Убить-то надо с гарантией, а кого – не знают… Вот и заслали дурачка узнать… Уж он-то узнает… Учились вместе…)

–Самый –кто ?

– Да не валяй дурака, ну этот… Гольц ?

– Гольц ? (Санечка чуть не подавился от смеха ) Да нет, я –Треплев, ты же знаешь. «Треплев к доске», ты же помнишь ?

–Нет ? – очень тихо переспросил Димыч.

– Нет. Я знаю о ком ты говоришь, но я – не он.

. Казалось, Димыч облегченно выдохнул.

– Но ты же говорил, что ты…

– Приврал для важности. Но я все же программист, старший программист. И мне неплохо платят, это правда.

– А этот Гольц, какой он ? Кто он ?

– Не знаю. Видел его пару раз, на корпоративах. Мне до него – как до звезд.

А он тебе – зачем ?

– Низачем. Мне нужно знать: ты – это он? Или не он?!

– Ну что ты, Димыч… Ну нельзя же так волноваться из-за пустяков. Совсем ты меня, Димыч, запутал! Я – это я. А он – это он. Давай выпьем, что ли, за то, что узнали друг о друге много нового…

– Постой ….А как же – служба безопасности ? -

– А! Это! Так это у нас нравы такие… Это меня охраняют на случай-чего как ценного сам понимаешь кадра.

«Не буду я с тобой больше пить», – сказал Димыч упавшим голосом.

– А что так ?

– Ты предатель. Предал нашу дружбу.

– Космоград ?

– Тебе лучше не вспоминать о нем ! .

– Да о чем ты, мил человек ? ( ага кажется снова дискуссия – прелестно) !

– Ваши поганые игры… У меня старшая на них зациклилась. Эти бесконечные другие жизни. Где-то там… И люди зависают в этих выдуманных жизнях и бросают свою единственную… И ты , с твоими то мозгами, участвуешь в этом балагане !

– Ну хорошо, не пей, сказал Санечка мне тем более не надо. Но ты пойми я ж за деньги. Хорошие деньги платят. Жить то надо.

– То-то и оно. Предатель.

«Послушай, – Гольц старался говорить как можно мягче, – разве то, что мы делаем, так уж плохо? Мы живем ведь так мало – ты, я, все мы, – что реализуем себя едва ли на одну сотую, да нет – гораздо меньше. А другие жизни – пусть в игре, пусть даже понарошку – ведь это шанс, шанс!»

– Это ложь Санечка, это ложь…

– А Космоград – правда ?

– Правда…

– Ну ты даешь Димыч ! Но скажи мне правду, ты – это ты ?

– Я это я….

– А я думаю – не совсем…

Димыч угрюмо молчал.

«Если бы мы встретились случайно, – продолжал Гольц, – я бы, пожалуй, и поверил в твою святую невинность!»

– Мы встретились случайно.

– Ну так слушай меня внимательно, меня, твоего старого друга. Люди, которые тебя наняли (а тебя наняли), – убийцы. Они ищут Гольца, моего шефа. Подрядили тебя, чтобы узнать, может, Треплев и есть Гольц? Подозревают, что я Гольц, вот тебя и послали удостовериться. Не понимают, дурачки, что Гольц поездами не ездит! Так кто же ты после этого? О, ты не предатель – нет! Ты хуже – ты пособник!

Димыч молчал долго

«Всё ты выдумываешь, – сказал он наконец, – как в твоих поганых играх. Совсем они не бандиты, а журналюги. Хотят сделать фотографии настоящего Гольца, газеты оторвут с руками, хорошо заплатят. Они не похожи на убийц».

– А где ты видел похожих? Они либо сами убийцы, либо работают на убийц. Какой сигнал ты должен им подать?

– Они в левом углу у двери. Когда я буду проходить мимо них…

– Не оборачивайся ни в коем случае… Скорее всего, они уже сделали фотографии, от тебя нужно только подтверждение.

– Да. Если это ты, я должен почесать затылок.

– А если это не я?

– Повернуть голову направо, потом налево.

– В какой момент ?

– Я должен с тобой хорошо выпить, напоить тебя, затем мы расплатимся, пойдем к выходу и…

– М-да. Гениальный план. Стало быть, время еще есть. Давай выпьем и поговорим.

Гольц наполнил рюмки.

Димыч взял рюмку, но пить не торопился. Гольц заметил, что одна рука у него дрожжит

«Я не верю тебе, ни одному слову не верю, – сказал Димыч. – Убить тебя? За что?»

– Да не меня, дурачок, а Гольца! Однако занятная у тебя оговорочка. Ты ведь до сих пор не веришь ни одному моему слову!

– Не верю. Ты лжец.

– Ну и не верь

Гольцу надоел этот разговор. Пора заканчивать,давно пора.

«Знаешь, – мирно и как-то доверительно сказал он, – иногда сам точно не знаешь, кто ты. Но вот что я знаю точно – ты, Димыч, попал в очень скверную историю. Эти ребята, которые тебя подрядили, – они тебе не заплатят, они тебя обманут. Им свидетели не нужны. Твои дочки станут сиротами, а жена – вдовой. Так что думай, Димыч, думай. Но если ты всё расскажешь нашей службе безопасности – шанс выжить у тебя еще есть. Более того, я тебе обещаю: ты останешься в живых и вернешься к своей семье. Времени мало, Димыч, времени очень мало. Решай».

Димыч резко опрокинул рюмку.

– Что они тебе обещали, Димыч ? Деньги ?

– Все ты лжешь. Ты и есть Гольц. Ты по отцу Треплев, а по матери…

– Правда, Димыч, правда! Ну так пойди к ним и почеши затылок… Сколько они тебе предложили? Скажи мне – я дам больше.

– Мне не надо.

– А от них ты бы взял ?

– Ты все выдумал.

– Сколько ?

Димыч молчал.

Ладно,к делу. Времени почти нет.

Гольц вызвал Сергей Петровича .

– Выручай, выходим. Эти- слева у двери

– Они только передаточное звено. Исполнять будут другие.

– Знаю. Эвакуируйте моего приятеля.

«Ну, будь здоров, – обратился он к Димычу. – Хорошо мы посидели. Я предал детство. Ты предал друга детства. Не получилось у нас Космограда. Может, больше и не увидимся. Ведь Санечки Треплева больше нет. Есть Александр Борисович Гольц, а это совсем другая история. А тебе я желаю только одного: выбраться отсюда живым».

Димыч молчал. Так они и выпили – молча .

– Сейчас пойдешь в туалет и дашь знак. Там тебя встретят.И мой совет – не лезь больше в эти игры. Вперед !

«А ты, – спросил напоследок Димыч, – как ты?»

– Обо мне не беспокойся, я – счастливчик.

Димыч, пошел к выходу, его слегка пошатывало.

Интересно, что же он выберет? Затылок почешет или…

Ага… Головой вертит в разные стороны… Так я и знал… Но ведь бесполезно, бесполезно! Они и так всё узнали, разговор слушали, микрофон наверняка в какой-нибудь солонке. Ну иди же, иди, зачем оборачиваешься? Не веришь? Мне? Великому и ужасному?

Гольц подозвал официанта и заказал чашку кофе.

«Никаких эксцессов исполнителя,—написал он Птровичу. За безопасность моего друга отвечаете головой».

– Понял, работаем

Игра подходила к концу, и, как всегда, ему стало немного грустно.

Прихлебывая кофе, он смотрел в окно и считал пробегавшие столбы.

Нет, лучше не встречаться с бывшими друзьями. Лучше помнить их такими, какими они были тогда. «Никогда ничего не вернуть, – вспомнил он. Кто же это написал?"

Чтобы убить время, он попытался вспомнить стихотворение давно канувшего в Лету автора.

Но вспомнить не получилось, и он потихоньку двинулся к выходу.

Обитатели плацкарта мирно посапывали.

В полумраке тамбура он успел заметить какую-то неясную фигуру, шевелившуюся в углу. Стало быть, здесь всё и должно было произойти. Отличное место, лучше не найдешь.

Так и есть! Человек в вязаной шапочке, надвинутой на глаза, с пистолетом в руке и посиневшими губами, неуклюже раскинув руки, лежал на полу лицом вниз.

И двое неизвестных с едва различимыми лицами склонились над ним.

Подойдя ближе, Гольц заметил на их куртках эмблему Корпорации – две стрелы, летящие в цель, и девиз, известный всему миру.

На него почти не обратили внимания.

«Спокойной вам ночи ребята», -тихо сказал Гольц.

Он не стал смотреть, как они осторожно, поднимают безжизненное тело и открывают вагонную дверь.

Ему страшно хотелось спать, и, добравшись до купе, он уснул мгновенно.

Он проснулся от яркого солнечного цвета.

Солнце ли сопровождало поезд, поезд ли бежал за солнцем – не всё ли равно? На ближайшей станции он купил котелок вареной картошки и банку огурцов домашнего засола.

На душе было пусто и весело. Жизнь хороша !

Прихлебывая железнодорожный чай, он смотрел, как солнце путалось в верхушках деревьев и терялось среди корабельных сосен. Нет, ничего не изменилось в его родной стране, всё так же тянулись вверх сосны, всё так же тонули в осенней хляби низкорослые, прижатые к земле домики.

Вчерашнее вспоминалось , как эпизод давно забытого фильма. Дорожное приключение кончилось.

Тем более о нем ничего не сообщалось в новостях, а стало быть, и вовсе не имело место быть.

В который раз он убеждался,что Петрович незаменим в подобных делах

«Молодец», – написал он, – «высший пилотаж. А как поживает наш общий друг?»

– Он в полном порядке. Благополучно доставлен домой. Средства переведены на его счет.

– А как наши оппоненты ?

– Мелкая сошка, любители.

– Так я и думал. А откуда ноги растут ?

– Ниоткуда. Вырваны с корнем.

– Еще вопросы ?

– Один мелкий.

– Давай.

– Помнишь, я тебе говорил про пиарщицу ?

– C трудом, но что-то припоминаю

– Ну так вот – есть кандидатура

– Кто она ?

– Журналистка. Авантюристка. Красавица..

– Не нужна.

– Ну почему же? Возможно, будет полезна.

– Кому ? Чем ?

– Ну не тебе же объяснять ? Лицо нашей фабрики.

– И ?

– Слушай, поговори с ней

– Ты забыл, что я там буду неофициально ?

– Ты что не имеешь права поговорить с красивой женщиной ? Хе-хе !

Гольца передернуло. Несмотря на давнюю дружбу, от этого смеха иногда тошнота подкатывала к горлу. Но только на мгновение.

– Кто она такая черт возьми ?

– Хочет работать у нас. Без ума от нашей продукции.

– А ! В другую жизнь захотелось?

– Не без этого.

– Надеюсь ей не меньше тридцати ?

– Лет 30, не меньше.

– Ладно. Там видно будет.

«Хорошо я тебе пришлю», – сказал Петрович и отключился.

Глядя на бегущие навстречу поезду корабельные сосны, он думал о том, что вот еще раз остался жить, и это не так уж плохо. Особенно если везет тебя поезд, а впереди еще несколько часов блаженного безделья. Продолжаем расслабляться, дружище Гольц! Продолжаем смотреть в окно!

Когда-то, в далекой юности, его увлекала и затягивала непредсказуемость каждой минуты, ее таинственная неопределенность, ее предощущение и предвкушение.

Жизнь в поезде полна таких мгновений. Но тогда любое мгновение было чревато будущим: «налево пойдешь – богатым будешь, направо пойдешь – жену встретишь, а прямо пойдешь – смерть найдешь».

А теперь – все сбылось. Точнее – почти все.

Вглядываясь в обшарпанные здания стареньких вокзалов, он в который раз убеждался, что не стоит предаваться воспоминаниям.

Он стряхнул с себя прошлое, как стряхивают пыль с пиджака, и стал думать о том, что ему предстоит. Теперь, между сорока и пятьюдесятью, у него почти исчезло то страстное, лихорадочное ожидание будущего, которое одолевало его еще лет 20 назад.

Он стал силен и достаточно защищен, чтобы никто не осмелился…

Однако – осмелились! Встреча с Димычем взбодрила, развеселила… Так сказать, будущее, незаметно выползающее из прошлого, давно сданного в утиль… Как змея из черепа коня! Тоже мне, вещий Олег!

Давным-давно возникла у него эта привычка рассматривать себя как бы со стороны, думать о себе в третьем лице. «А. Б. Гольца пытались убить» звучит не так страшно, как «Меня чуть не убили, я чудом остался жив».

Да, нужно смотреть на жизнь как на то, что случается не с тобой. Как на приключение. Как на один из вариантов игры.

Из всех покушений на Александра Борисовича Гольца не удалось ни одно. В последний момент всегда что-то случалось. То пуля не могла вылететь из ствола, и пистолет разрывался в руке убийцы, то снайпер внезапно оказывался в стельку пьяным и вываливался из окна со всем своим снаряжением, то метко брошенная граната не пожелала взорваться вовремя, и вот сейчас – у киллера внезапный инфаркт или, скажем, паралич сердца, как вам больше понравится.

Случайности, сплошь и рядом счастливые случайности.

Писали о его исключительном везении.

Ну что же, пусть это называется везением.

А детали – детали, как известно, не разглашаются.

Город,которого нет

Я вернулся в мой город, знакомый до слез,

До прожилок, до детских припухлых желез.

(Осип Мандельштам)

Город, некогда бывший для него столь родным, встретил его осенней сыростью.

Был вечер, середина октября, и плотный темно-серый слой облаков накрывал землю.

Город был полон водой.

Гольц любил эту воду, воду, падающую с неба, воду, хлюпающую под ногами, воду большой реки, разрезающей город на несколько частей, воду чавкающих луж и текущих крыш.

Иногда вода заливала улицы, но чаще текла сверху мелким дождичком, холодным душем вместе с зябким ветерком.

Так было и сейчас.

Он вышел из вагона тихо, почти незаметно, но сразу почувствовал, как ускоренным шагом двинулась за ним пара-тройка сопровождающих-охраняющих.

Ничего не изменилось с того времени, когда он был здесь последний раз.

Всё та же площадь перед вокзалом, всё тот же обелиск, всё та же вереница машин, движущихся по кругу.

Широкий и прямой проспект шел от вокзальной площади туда, где стоял известный всему миру дворец, а оттуда рукой подать до набережной, насквозь продуваемой ветром, с ее желтыми фонарями и мостами, уводящими к островам.

В отеле, вполне приличном, но не избыточно роскошном, он зарегистрировался как Александр Борисович Треплев – такова была общедоступная версия.

. Никого не оставалось у него в этом городе.

Друзья когда-то были у Санечки Треплева, а у Александра Борисовича таковых не было.

Один. Совсем один. Наконец-то!

Выйти на знаменитый проспект, прогуляться под осенним дождичком без всякой цели, не торопясь, с удовольствием вдыхать осеннюю сырость, и вдруг осознать, что ты снова здесь, что может быть лучше?

С неба уже не капало.

Пахло мокрыми осенними листьями, прошедшим и будущим дождем.

Гольц медленно, с удовольствием двинулся по проспекту к площади, к дворцу, где некогда жили цари, к реке, которая все так же продолжала течь.

Много лет назад, проводив домой девушку в жёлтом свитере, Санечка стремглав мчался по проспекту к мосту, чтобы успеть до его развода, но успевал не всегда.

Приходилось торчать на этом берегу и бесконечно прогуливаться туда-сюда по набережной вдоль речных фонарей или сидеть на ступеньках набережной наедине с ночной рекой.

Дома его не ждал никто. Никто, никогда, нигде – как богат был он всевозможными «не» и «ни», какую свободу они ему предоставляли! Они не оставляли ему никого, кроме самого себя.

Ибо вокруг не было ничего, кроме низкого неба, осеннего ветра и темной воды, и если можно было бежать от всего этого, то только туда, внутрь, по ту сторону зеркального стекла.

Туда, где, стоя перед зеркалом с зеркалом в руке, ты видел в зеркале самого себя с зеркалом в руке, в котором был опять же ты, и так, внутри зеркального колодца, ты находил только твой отраженный в зеркале образ, и не было тому колодцу конца.

Не было ни дождя, ни ветра, ни парочек, прижавшихся к набережному граниту, ни фонарей, ни девушки в желтом свитере, а он всё падал в манящую глубину, увлекаемый вниз отражениями в зеркалах.

Сейчас, двигаясь вдоль до боли знакомого проспекта, Гольц с жадностью вглядывался в окружающее. Проспект остался тем же, он сохранился и приумножился, фасады особняков были хорошо подкрашены и удачно подсвечены, а уличное освещение работало в полную силу.

Волна света заливала проспект, стайки молодых людей двигались по тротуарам и в центре: проспект стал веселым прогулочным местом, и людские потоки текли в обе стороны.

Гольц узнавал и не узнавал окружающее. Куда-то исчезла ночная тишина с изредка пролетающими машинами, сквозь которую так хорошо было бежать к мостам парящим над темной водой.

Теперь то здесь, то там раздавались взрывы смеха, и под веселые крики вылетали пробки из-под шампанского. Увеселительные заведения, плотно расставленные там и тут, работали в полную силу. Рекламные щиты поражали обилием света.

Ночь развлечений набирала обороты.

Казалось, что свидание с городом отменялось, потому что того города, который когда-то покинул Санечка, уже не существовало. Проспект был вылизан и вычищен, он сиял праздничными огнями, но что-то утратил в своей реальности.

Будто богатую оттенками черно-белую фотографию заменили густо ретушированным и хорошо обведенным цветным фото на развороте гламурного журнала.

Но ведь не существовало и молодого человека по имени Санечка, а Александр Борисович был то ли его наследником, то ли душеприказчиком.

«Эй, отец, выпить хочешь? – крикнул ему веселый парень, держащий под руку сразу двух девушек. – Двигай к нам!» Но Гольц только покачал головой и пошел дальше, ускоряя шаг.

Не хватало опять влипнуть в какую-нибудь историю, вроде вчерашней.

Тем более, каким-то боковым зрением он ухватил фигуры двух людей в хорошо сшитых плащах – сотрудников службы безопасности корпорации. Нет, они не выделялись из толпы – инструкции на этот счет были довольно строгими.

Только Гольц и Сергей Петрович могли бы безошибочно опознать их, и только охрана Гольца была их единственной задачей, хотя они тщательно удерживали на лицах рассеянно-глуповатые улыбки, разыгрывая восторженных туристов.

Наконец он вышел на площадь перед дворцом – здесь теперь был своего рода каток, только катались не на коньках, а на роликах. Дворец, свежевыкрашенный и хорошо освещенный, был, как всегда, на месте, он был лучше, новее прежнего, но именно это немного мешало и раздражало.

На мосту Гольц вдохнул полной грудью – отсюда были видны почти всё то, по чему он изредка скучал: и шпиль крепости, бывшей некогда тюрьмой, и золотой купол собора, и зеленые с белым стены дворца. Он перешел на другой берег и спустился к воде. Мелкие волны, накатывающие на гранит, и низкое серое небо, висящее над водой – всё это снова заставило его вновь поверить в происходящее. Прошел час, а Гольц все еще сидел на ступеньках и смотрел, как плещется у его ног река.

. Теперь он опять был Санечкой Треплевым. Он опять вспомнил девушку в жёлтом свитере. Они часто сидели здесь вместе, и в такие часы не нуждались в словах.

Всё, что он помнил столь мучительно, случилось так давно, что казалось никогда не бывшим.

Однажды в начале января он провожал ее домой в крещенский январский мороз, когда мерзнут уши и руки и не спасают ни шапки-ушанки, ни варежки.

Помнится, он рассказывал ей про какой-то фильм, возможно, и вправду существующий, а возможно, только что им придуманный. Ему хотелось прыгать вокруг нее, бегать, дурачиться. В таком состоянии хорошо было зайти в парадную (как тогда говорили, «парадняк»), покурить, согреться и поцеловаться.