Вырванные из мира

– Отец говорил, что в то время маги считали себя равными с обычными, – возразил Флинн, садясь рядом с Лиарди. – И хотели, чтобы обычные тоже получили их способности.

– Не верю, – Лиарди тряхнула головой, и ее золотистые волосы рассыпались по плечам. – Вряд ли древние маги стремились поставить производство равных себе на поток. Элита должна быть немногочисленной, иначе она потеряет свою исключительность и привилегированное положение. И внутренне единой, чтобы защитить себя от посягательств тех, кто захочет занять ее место. А у нас… Тонолан прав – каждый Орден прячется в отдельной скорлупе и варится в собственном соку…

– Хочешь сказать, что нам нужен единоличный правитель, властвующий над всеми? – усмехнулся Филибер, налегавший на засахаренный лук, маринованные грибы с чесноком и фаршированную цаплю. – У тебя есть на примете подходящий кандидат, а, Лиарди?

У Филибера была густая темная борода, медвежий загривок, руки, как у ярмарочного борца, ноги – как печные трубы и острый проницательный ум.

– Возможно, сгодится Великий магистр Гудейкон? Или твой муж, от которого ты сбежала? Он тут недавно заявил мне, что готов справиться с любой ношей, которую возложат на его крепкие плечи. А что – Праведники всегда пытались занять главенствующее положение среди Орденов.

– Сейчас, после очередного скандала и устроенной нам выволочки, мы с чистой совестью можем похоронить свои амбиции, – буркнул Флинн, добавив мысленно: «Но все равно именно мы, Праведники, ведем остальных».

– Только на выволочки наш Большой совет и способен, – заметила Браенна, пригубливая бокал с красным вином.

Браенна была лиорентийкой с изрядной примесью вернигской крови. Светловолосая, высокая и статная, как и Лиарди. Их вообще можно было принять за близких родственниц.

Рот Хадиуля растянулся в кривой ироничной усмешке.

– Кто там из вас, помнится, говорил, что Совет Магистров – это собрание сильных, умных и беспринципных людей, забравшихся на самый верх благодаря своим талантам? По мне, так было больше похоже на сборище самодовольных глупцов, брызжущих друг в друга ядовитой слюной и выходящих из себя по любому поводу.

– И скрытно от конкурентов потирающих потные ручонки в надежде на торжество их мелочных себялюбивых планов, – добавил Флинн, своими словами вызвав у друзей смешки.

– А что твой брат, Флинн? – осторожно поинтересовался Грисенер, исподлобья косясь на Лиарди и проводя пальцами по спутанным каштановым волосам, беспорядочно падавшим на воротник. Низкие густые брови придавали ему сумрачный и угрюмый вид. – Арнетиас окончательно отпал от нашей компании?

С губ Лиарди слетела улыбка, и лицо ее стало будто высеченным из мрамора. Точь-в-точь как у установленных в Садах статуй.

– Мой брат считает, что мы занимаемся не тем, чем должны, – хмурясь, ответил Флинн. – Что отец, мать и дед Лиарди и их друзья узнали нечто опасное. Что они предостерегли бы нас и хотели бы, чтобы мы отступились. Не рискну судить, насколько предположения Арнетиаса верны, но он знал отца лучше, чем я. И любил его.

– Мне всегда казалось, что твой старший брат не умеет никого любить, – холодно заметила Лиарди, медленно отпивая из своего бокала.

Флинн был уверен, что это не так. Арнетиас умел любить, просто долг для него значил больше. И Лиарди он любил, на свой манер, но ей проще было это отрицать. Она желала ему зла, в то время как он позволил ей уйти и не снисходил до мелочной мести. Размолвки с братом, растущая между ними пропасть – все это грызло Флинна и вызывало острое беспокойство. Что если Арнетиас прав в своих настойчивых предостережениях?

«Вы не в состоянии оценить меру собственной безграмотности и непонимания, – долбил Арнетиас во время их последней беседы. – Мы на самом деле не знаем, что послужило настоящей причиной Катастрофы. Но вы все равно лезете и ищете! Только дураки не боятся за свою жизнь и бессмысленно рискуют. Пусть! Это, в конце концов, ваше дело. Но думали ли вы, что ставкой могут быть не только ваши жизни?»

Флинн вздохнул, помотал головой, изгоняя неудобные мысли, и налег на еду. Потом заметил юнца с редкой козлиной бороденкой, облаченного в такой же белый балахон, что и Браенна с Тоноланом. Юнец дергал за свисавшие сверху светящиеся лианы и косился на их компанию с откровенной завистью, умудряясь при этом брезгливо кривить губы. По нему сразу было видно – новообращенный. Вот же странно – вроде и бельма на глазах, а все равно в этих бельмах легко читается зависть к вышестоящим и жадное честолюбие.

Когда взгляд юнца переместился на Браенну, о чем-то перешептывавшуюся с Грисенером, а затем на Лиарди, зависть на его лице сменилась столь же неприкрытым маслянистым вожделением. Он даже ощерился, обнажив мелкие острые зубы.

– Кто это на вас пялится? – спросил Флинн Браенну, кивком указывая на юнца.

– Вон тот? – пренебрежительно бросила Браенна, поворачивая голову. – Не интересовалась, как его зовут. Способностей у него навалом, только трусливый. Удивляюсь, как он рискнул пройти Второе посвящение и не сбежал, куда глаза глядят.

– Значит, он не такой трус, как ты считаешь, – заметил Кейрен, щуря белесые глаза с едва заметной радужкой.

Кожа у него была бледная, как и у Хадиуля, однако во всем остальном они разительно различались: Кейрен был высоким, узкокостным и гибким, с темными прямыми волосами до плеч.

– Или же ваше Посвящение страшное только с виду, – добавил Хадиуль, переводя настырный вопрошающий взгляд с Браенны на Тонолана.

У каждого Ордена были свои тайны, тщательно оберегаемые от посторонних. Некоторые темы они даже в дружеской беседе обходили стороной. Так что о Видящих, как и об остальных Орденах, Флинн знал далеко не все. Ему известно было, что у Видящих в Зале Посвящения есть чаша, наполненная зеркальной жидкостью. На поверхности жидкости отражалось не только то, что в данный момент происходило в зале, но и некие события прошлого либо будущего. Для того, кто глядел в чашу, отражения совмещались, и ему представлялось, что эти события происходят с ним самим. Как-то так.

«Каждому достается свое, – говорила Браенна. – Но что именно – мы не помним: пережитые видения улетучиваются из памяти и сознания. После Посвящения глаза покрываются белыми пленками, которые вы все зовете бельмами. У нас считается, что это испарившиеся частицы зеркальной жидкости оседают на роговице».

Рядом с первым юнцом, робко выглядывая из кустов, стоял второй. Этот был адептом. Смуглый, темноволосый, высокий и сухощавый, с обычными темными глазами и еще более куцей растительностью на подбородке и щеках, которая не могла скрыть румянца. Он явно стеснялся окружающего общества, своей магической неполноценности и при этом тоже умудрялся откровенно таращиться на Лиарди.

Лиарди, уловив его взгляд, чуть улыбнулась – вполне благосклонно, снова тряхнула головой, рассыпав волосы и звякнув сережками. Затем осмотрела юнца более тщательно и заметила, задумчиво потерев подбородок:

– А он симпатичный и милый. И так славно краснеет. Скромняга. Куда приятнее Арнетиаса.

– Милый – точно, – отозвалась Браенна, не оставив без внимания оценивающий взгляд Лиарди. – Однако он адепт и адептом останется. Его способности столь незначительны, что при всем желании Второе посвящение он не пройдет.

– Я, кажется, видел его в Библиотеке, – сказал Грисенер, снова запуская пальцы в свою неопрятную шевелюру. – По-моему, он весьма интересуется книгами.

В устах Грисенера это, несомненно, похвала. Сам он из Библиотеки редко когда вылезает, иногда и ночует там. В свои книги он влюблен, пожалуй, сильнее, чем в Браенну.

– Он не из Магических земель, а из Беляра, – добавила Браенна. – Хороший мальчик. Смышленый и начитанный. И, кстати, может быть полезным – у него в Беляре есть знакомые ученые, из обычных.

– Тебе ничего не будет стоит прибрать его к рукам, – фыркнула Стина, повернувшись к Лиарди.

И ведь, вроде бы, Стину подобные вопросы не интересовали.

Идиотские женские разговоры! Три женщины в их компании – это все-таки чересчур!

– Конечно, судя по его невинному виду, опыта у него маловато, – продолжила Стина. – Но иногда удобно иметь кого-нибудь под рукой для мелких поручений, кого можно будет использовать и не так жалко будет потерять.

Стина вроде бы шутила, но Лиарди все равно разозлилась и одарила Стину взглядом столь же холодным, как зимний ветер в северных землях.

Оба юнца продолжали исподволь глазеть на их компанию. В конце концов, первому это надоело, и он предпочел переключиться на одну из служанок, решив не ограничиваться лишь масляными взглядами. Второй остался и продолжил пялиться.

– Эй, малыш, подойди сюда! – позвал Флинн юнца.

– Брось свои дурацкие фамильярные манеры, – раздраженно бросила Лиарди.

Она на мальчишку точно глаз положила. Может, он ей действительно приглянулся, а, может, и просто в пику Арнетиасу. Юнец вконец смутился, но послушно подошёл, забыв поклониться и продолжая таращиться на Лиарди.

– Присоединяйся к нам, – милостиво предложила Лиарди.

Она не любила долго рассусоливать.

– Боюсь, у меня нет ранга, я лишь адепт, моя госпожа, – пробормотал юнец, наконец-то вспомнив о полагающемся поклоне.

– Ничего страшного! – Лиарди ободряюще ему улыбнулась. – Так получилось, что у нас довольно… эгалитарная компания, и мы водимся даже с обычными. Как твое имя?

– Айниль-дин-Зан, госпожа, – назвался юнец.

– Белярское имя. – Лиарди провела кончиком пальца по красиво очерченному подбородку. – У вас всех в именах встречается «дин»?

– «Дин» означает «потомок» или «наследник», госпожа. – Юнец еще раз поклонился. – Это слово есть только в нашем диалекте, но не в стандартном ронийском.

– Да, я знаю, – кивнула Лиарди. – В велгарском и хоремском диалектах попадаются и другие необычные слова. Это правда, что ты просиживаешь дни и ночи в Библиотеке?

– Не совсем… – Юнец смутился еще сильнее. – Мне больше интересен сам мир, наблюдения за небом и арифметические вычисления. Но я готов…

Он запнулся, заставил себя замолчать и бросил на Лиарди быстрый, но весьма красноречивый взгляд.

«Готов таскаться за вами хвостом и выполнять все ваши поручения», – мысленно закончил за него Флинн.

Милый, честный, почтительный, скромный, но довольно пылкий. Просто находка.

Беседа после недолгой паузы возобновилась и продолжила течь своим чередом. Тонолан с изрядным пафосом вещал о древних знаниях, несущих в себе смысл, несмотря на исчезновение предметов и понятий, к которым они относились. И о той части прошлого, тех остатках истории, что избежали костров Чистильщиков и жадности грабителей, но не забвения всемогущего времени.

– Постыдно жалкие ошметки, – буркнул Филибер, хрустя луковицей. И добавил, дожевав: – Войны Хаоса оставили нам лишь предания, в которых истину намеренно извратили. Причем не в каком-то одном конкретном месте – а везде!

– Что поделаешь! – отозвался по-созерцательски невозмутимый Эйкин. – Предания предпочитают истине внешние эффекты.

– Здесь дело не во внешних эффектах, а в намеренном сокрытии, – возразил Филибер. – От тех времен до нас не дошло ни единого полноценного исторического документа. Да даже каких-нибудь комментариев к комментариям! Предания же могут иметь статус культурного, литературного и, если хотите, религиозного артефакта. Но к истории они не имеют отношения.

– А тебе хотелось бы получить свидетельства непосредственных участников и критический анализ тех событий? – спросил Кейрен.

По губам Лиарди скользнула улыбка. Она осторожно поставила на стол бокал, который держала в руке, снова задумчиво провела пальцами по подбородку и подалась вперед.

– Я знаю, где есть именно это – исторические документы, свидетельства непосредственных участников, как ты выразился, Кейрен. Мне рассказывал дед.

Филибер заглотнул остатки луковицы и устремил на Лиарди жадный взгляд.

– И где же?

– Вво Дворце Правосудия и Справедливости, в Запертой комнате. Как вы знаете, помимо Великого магистра остальные члена нашего Ордена имеют право заходить туда только по приглашению Шепчущих. Так вот – там есть книга… – Голос Лиарди стих, напоминая мягкий шелест ветра в листве. – Ее переписывает заново каждый Великий магистр, используя вместо чернил кровь – свою и своих предшественников, а вместо пера – обломок человеческой кости. Эта книга содержит правду, донесенную до нас Основателями, и прочитать ее могут лишь избранные.

«Ты думаешь, магистр Алоф каким-то образом умудрился получить ее в свое распоряжение?» – мысленно спросил Флинн.

«Мне он об этом не говорил. – Лиарди провела пальцем теперь по ножке бокала. – Но из этого ничего не следует. Такое возможно. Не только Шепчущие, по своему усмотрению, могут призвать любого, кого сочтут достойным нести бремя».

– Однако кое-что я знаю почти наверняка, – добавила Лиардрни вслух. – Незадолго до того, как… исчезнуть, дед обмолвился, хоть и не прямо, что в материалах о Войнах Хаоса нашел упоминания о некоем озере. Дед считал, что это, возможно, то самое озеро, которое описывал отец Флинна и у берегов которого некогда жило таинственное племя дибада.

Досказав, Лиарди откинулась на спинку стула, взяла оставленный бокал и осторожно пригубила, внимательно рассматривая собеседников.

Она дала время Айнилю-дин-Зану отведать блюд, что еще оставались на их столе: форель, перепелов, утиные язычки. Очень предупредительно с ее стороны! А затем предложила ему пойти прогуляться по Радужным садам. Щеки юнца запылали с новой силой, но он не стал мямлить в ответ всякую несуразицу, а вежливо и прямо согласился.

– Расскажете мне после, о чем договорились, – бросила Лиарди, временно покидая их компанию. – Погода приятная – грех этим не воспользоваться. Мы дойдем до Сада Орхидей, Арки и водопада и, возможно, поднимемся к мостикам.

– И не скучно вам будет… прогуливаться? – насмешливо полюбопытствовала Стина.

– Не беспокойся! – Лиарди лучезарно ей улыбнулась. – Мы найдем, чем развлечься!

Развлечься, значит! Впрочем, у Лиарди были вполне ординарные представления о развлечениях, в отличие от магов из многих других Орденов.

– Ну-ну, – все так же ехидно произнесла Стина, повернув голову и провожая удаляющуюся парочку взглядом.

Она поправила маску, дотронулась до гладко зачесанных темных волос и длинных красивых сережек, скользнула пальцами по подбородку и шее. Неужели завидует? Стина, похоже, была не в духе и за столом чувствовала себя неуютно: из-за дурацкой маски она ничего не ела, лишь пила через полую соломку фруктовый пунш со льдом. Удобно, ничего не скажешь.

Браенна тоже проводила Лиарди взглядом, сохраняя невозмутимость и, по своему обыкновению, загадочно улыбаясь. Уравновешенная, как мраморная статуя. И прочитать что-либо по ее лицу, этой полуулыбке, по скользившим фоновым мыслям было крайне сложно. Флинн не мог даже понять, питала ли она какие-либо чувства к Грисенеру – кроме дружеских.

– Расскажете, о чем договорились! – передразнила Лиарди Стина. – Разбирайтесь тут, мол, а мне недосуг, есть дела и поинтереснее!

– Лиарди права, что предпочла нашей пустой болтовне иные способы развлечения! – ухмыльнулся Филибер, отправляя в рот очередную луковицу. – Мы будем по десятому разу мусолить одно и то же.

– Это нормально, – возразил Кейрен. – Мы планируем серьезную экспедицию. Нужно продумать все до мелочей.

– И после Большого совета всем должно быть ясно, что на Запретный континент путь отныне заказан, – сказал Грисенер.

– Лезть туда сейчас вдвойне запретно, – рассмеялся Хадиуль.

И, по большому счету, бессмысленно.

Касательно Запретного континента отец в своем дневнике не оставил никаких конкретных указаний, заметив, что искать там можно бесконечно, но на то, чтобы найти что-то помимо безжизненных пустошей, лучше не надеяться. «На каждом здешнем камне лежит гнетущая печать Катастрофы, уничтожившей прежний мир и перекроившей облик планеты. Я уверен – это место будет хранить свои тайны до нового Конца света», – так писал отец.

Флинн там был и, предсказуемо, ничего не нашел. Сверкающие вечными льдами горные хребты, бесконечные базальтовые плоскогорья, лавовые поля, кипящие гейзеры, кислотные озера, сочащиеся ядовитыми испарениями бездонные разломы – словно врата в потусторонний мир, которые однажды пропустят через себя погибель всего человечества. И более ничего. Как отыскать точку доступа, если она там? Флинн не понимал. И отец с друзьями, если судить по записям, тоже не имел представления, с какой стороны подступиться.

В качестве ближайшей цели можно было бы назначить озеро, о котором еще раз напомнила Лиарди, или, например, Отколотые земли. Филибер и Хадиуль настаивали на последнем варианте. Наверное, потому что это был отчасти привычный им мир – мир, погребенный под снегом и льдом. Огромный и, по сути, неизведанный. Густые туманы, снежные бури и всепроникающий холод.

«Вокруг скалистые утесы и ледники, обрывающиеся прямо в море, – писал отец. – И, конечно же, холод. Стремительно летят низкие облака, среди зубчатых ледяных гор воет ветер – он несет снежную мглу. Сквозь его завывания слышны протяжные стоны и внезапные взвизги движущегося льда. Спустя совсем короткое время ничего не видно – пришла метель, и со всех сторон нас окружает густая пелена снега. Ветер швыряет в лицо пригоршни мелких острых льдинок, поднятых с поверхности, а сверху налетают, кружась в диком танце, колкие снежинки».

«Твой отец красиво пишет», – завистливо прицокнув, заметил Хадиуль, когда Флинн дал прочитать ему дневник.

– Уж Отколотые земли, всяко, ближе к предполагаемой точке доступа, чем пустынные засушливые степи, – заявил между тем Кейрен, разделявший мнение Филибера и Хадиуля. – И степи эти, замечу, кишат режущими друг с друга племенами кочевников. Очень здравая идея отправиться туда!

– Орды воинственных кочевников вокруг, удушающий газ, ядовитая вода – это, по-вашему, заманчиво? – ворчал Хадиуль загибая пальцы. – А еще жара, раскаленные пески и тучи мух.

– Пустыня красная, любил бы я тебя! Когда б не зной, песок, тарантулы и мухи! – поддразнила его Браенна.

Хадиуль рассмеялся. Он никогда не стеснялся смеяться ни над собой, ни над другими. С рождения привыкший к холоду, Хадиуль жару не любил, Филибер и Кейрен тоже.

– Озеро, кстати, мы с Флином видели, – сказал Тонолан.

– Да, – кивнул Флинн. – Вместе с Арнетиасом и Лиарди. Мы воспользовались отцовскими пояснениями и отметками на карте. Только пробыли там совсем недолго…

Вода тогда отступила: сползла на два десятка шагов, обнажив крутые берега котловины с рядами террас, покрытых минеральными бело-розовыми отложениями. Никто из них четверых не спускался вниз, но и стоя у обрывистого края, Флинн ощущал, как трепещет каждый мускул, каждый нерв, как шевелятся на голове волосы. В озере что-то было, таилось в глубине. Вполне материальное и не смертоносный удушливый газ – его бы Флинн распознал.

– Я чую… опасность, – выдохнул Арнетиас, растирая переносицу. Он напрягся, натянулся, как тетива. Флинн заметил выступившие на его шее жилы. – Там, под водой, что-то, что ворочается, ищет… Источник Излучения, но… не такого. Не того, что мы используем.

– Ерунда! – небрежно отмахнулась Лиарди.

Она скрывала беспокойство за улыбкой, да и бросила это свое «ерунда» лишь назло Арнетиасу.

– Ты не понимаешь, – произнес тот, обернувшись к ней и глядя на нее с печалью. – Вы слишком самоуверенны и не хотите видеть. Я чувствую, что озеро таит в себе смерть, и оно будто притягивает меня к себе, зовет, нашептывает.

Флинн передернулся от пробившей его внезапной дрожи, устремил взгляд на поверхность, испещренную рябью от всплывавших из глубины пузырьков. Он чувствовал то же, что и брат. Тонолан молчал, мрачный и напряженный, а Лиарди бросила на Арнетиаса презрительный взгляд:

– Притягивает? Зовет? Ты меня удивил. Я и думать не думала, что ты такой мнительный.

ГЛАВА 4 Путешествия на крайний север и юг

Флинн любил путешествовать. Когда ты умеешь перемещаться, расстояния и время перестают быть непреодолимой преградой. Пусть молодые маги не хозяева сами себе, способ отлучиться на несколько дней при желании всегда отыщется, а за этот срок можно много где побывать.

В итоге они решили сначала предпринять короткую вылазку в Отколотые земли, чтобы, как выразился Филибер, «получить общее представление и оценить перспективы дальнейших изысканий», а после уже готовиться к экспедиции на озеро. Такая последовательность путешествий представлялась им логичной и более простой в плане организации. Они не знали, с какой периодичностью и в каких пределах изменяется уровень воды, зависит ли это от сезона, и полагали, что потребуются длительные наблюдения, то есть в окрестностях озера придется провести немало времени.

Хадиуль утверждал, что крайний юг похож на крайний север и, прежде чем предпринять поход, даже короткий, в неизведанные территории, предложил Флинну «пообвыкнуться».

Так Флинн вместе с Хадиулем и Филибером оказался в Идригаге, столице Гам-Эвъян Илылка, Земель Преобразователей. Идригаг был вратами северного торгового пути, проходившего через Неспокойное море. Теплое течение, омывавшее побережье, не давало замерзать воде даже глухой зимой.

На подступавшей к городу каменистой прибрежной полосе, где частыми гостями были густые холодные туманы, выстроилось в ряд множество черных скал в форме высоких столбов. Хадиуль рассказал, что местные племена считали эти столбы фигурами окаменевших духов-гигантов, боялись подплывать близко и тем более забираться на вершины.

Вход в гавань, напоминавший узкую горловину, обозначали две отвесные черные скалы. Верхушки их венчали сложенные из неотесанных камней башни маяков. У подножия, в пенных бурлящих водоворотах сине-черного моря, будто только что вынырнув из его пучины, застыли высеченные из вечного льда устрашающие фигуры гигантских чудовищ. Горловой проход перегораживала двойная кристаллическая цепь, натянутая между утесами. В глубине гавани был еще один уступ, вертикально срывавшийся в море – с плоской, срезанной вершиной. Посреди площадки высился Ледяной Чертог, а по углам стояли опять-таки ледяные фигуры жутких зубастых тварей с вытянутыми головами и перепончатыми крыльями.

– Посторонним, не членам Ордена, перемещаться к Чертогу нельзя, – пояснил Хадиуль. – Даже будь они трижды Великие магистры. Так что придется тебе наслаждаться видом снизу.

Флинн наслаждался – если можно так выразиться.

На отвесном склоне с гладкой, будто отшлифованной поверхностью, было несколько навесных ярусов из прозрачного кристаллического волокна, где находились особняки членов Ордена, а у основания утеса раскинулся так называемый Нижний город. Хадиуль и Филибер сочли необходимым сводить Флинна туда – посмотреть и набраться впечатлений.

По улицам, не заслужившим название таковых и усыпанным обломками камней, бродили мохнатые собаки и олени. Жилища представляли собой лачуги с каркасом из плавника и китовых ребер, сверху покрытым несколькими слоями тюленьих и моржовых шкур, или большие землянки, обложенные камнями и дерном. Вместо окон и дверей наверху было единственное отверстие, и чтобы спуститься внутрь или вылезти, обитатели землянок использовали поставленные вертикально бревна с зарубками. Снаружи развешаны были вяленая рыба, пласты сала и шкуры морских животных – моржей, котиков, сивучей, нерп, каланов. Запах стоял отвратительный. Хадиуль ходил между землянками, тыкал пальцем, называл и описывал чуть не каждый вид.

По сравнению с Анидаб-Дорему, да и со всеми прочими городами, где бывал Флинн, даже с выгрызенными в скалах норами Изготовителей, Идригаг казался местом совершенно диким.

Затем, оставив Филибера в городе, Флинн с Хадиулем вдвоем переместились дальше на северо-восток.

– Ты должен научиться выживать в суровых условиях, – убежденно заявил Хадиуль.

Флинну это не казалось таким уж необходимым. Они же маги: они могут согреть себя, разогнав кровь, могут переместиться хоть на противоположный край планеты. Тем не менее он испытывал любопытство и охотно согласился.

Было в этой местности нечто первозданное и завораживающее. Стояло позднее лето. Погода выдалась ясная, но теплой назвать ее не поворачивался язык. В селении, состоявшем из единственной зимней землянки и нескольких конических шалашей из жердей и набросанных поверх шкур, Хадиуль раздобыл лодку и местную охотничью одежду, в которую облачился сам и настоял, чтобы и Флинн последовал его примеру.

Флинну казалось странным, что Преобразователи, занимавшиеся изготовлением кристаллического волокна и других самых разных материалов, предпочитают одеваться, как дикари – в шкуры и меха. Флинн надел штаны из тюленьей кожи, к которым пришиты были сапоги, меховую куртку с опушенным капюшоном – глухую, без разреза спереди, и поверх еще одну куртку, сшитую из сивучьих кишок, о чем заботливо просветил его Хадиуль. Воротник и концы рукавов затягивались продетыми сухожилиями.