Губы на Сигареты

Открыла шкафчик, достала пузырёк с таблетками, потрясла – почти пусто. Насыпала в ладонь горсть и, не глядя, запила их холодной водой прямо из-под крана.

Горло обожгло, но это было хотя бы что-то, что она могла почувствовать.

Собираясь снова скрыться от реальности в комнате, она уже повернулась к двери, как вдруг в тишине раздался звонок.

Девушка вздрогнула. Брови сами собой нахмурились, а пальцы сжались на рукоятке костыля. Кто бы это мог быть?

– Почему ты не отвечаешь на наши звонки?! – хором выпалили Джессика и Мэй, как только Рид приоткрыла дверь.

Шатенка застыла. Появления подруг она явно не ожидала.

– А в универе почему не была? – с прищуром спросила светловолосая, скрестив руки на груди.

– Врач запретил? – подхватила Мэй, наклоняя голову, будто ища на лице Рид следы лжи.

Бонни резко замотала головой, но тут же спохватилась:

– То есть да… Да, врач запретил мне посещать университет.

– Неубедительно, – с наигранной строгостью процедила рыжая, состроив недовольную мордашку. – Может, ты нас хотя бы впустишь?

– Нет! – выпалила Рид.

Подруги переглянулись, удивлённые таким резким отказом. Они не догадывались, под каким давлением сейчас живет Бон. Не знали, как выстроена её реальность за закрытой дверью.

Для них её комната – это место уюта, где стены увешаны старыми фотографиями с отцом, где мягкое одеяло пахнет детством, и всегда горит тёплая лампа на прикроватной тумбе.

Но всё это давно исчезло. Теперь за дверью – почти пустое пространство, отведённое мачехой «на время», с узким диваном вместо кровати, пыльной беговой дорожкой у стены и гнетущей тишиной, от которой некуда спрятаться.

И впустить их туда – означало признаться. А признаться Бон пока себе не могла.

– Просто… мать… то есть… мама скоро придёт. Она устанет, ей нужен будет покой, – соврала Рид.

– Хорошо, тогда мы идём в наше кафе, – объявила Джессика с таким тоном, будто у неё не было права на возражение.

– Но…

– Никаких «но»! Собирайся, – и да, выбора у Бон действительно не было.

***

Как и всегда, в кафе пахло свежемолотыми кофейными зёрнами, а спокойная, почти невесомая музыка мягко укутывала мысли, заставляя забыть о проблемах. Здесь всё было привычным, уютным, почти домашним.

Девушки заняли свой любимый столик у окна, и, едва усевшись, тут же обрушили на подругу шквал вопросов:

– Что у тебя случилось?

– С мамой поссорились?

– Только не ври нам. Ты ужасная актриса.

Бонни положила руки на стол, опустила взгляд и тихо вздохнула. Мысли метались – как сказать, чтобы не звучало как удар в лоб? Чтобы не ранить? Чтобы не жалели?

Она выдержала долгую паузу. Но нужные слова так и не пришли. И тогда, почти шёпотом, она произнесла:

– Я переезжаю.

– О, правда? И куда? Далеко от универа? – обрадованно откликнулась Мэй.

Джессика же нахмурилась, настороженно наблюдая за подругой.

– В Лондон… – выдохнула Бон.

Рыжеволосая тут же закашлялась от неожиданности, а Джесс, не говоря ни слова, только округлила и без того большие глаза.

– Ты это сейчас серьёзно? – прохрипела Мэй, не сводя с подруги взгляда.

Рид молча кивнула.

– Когда? – тихо спросила Джессика, будто уже зная, что не готова к ответу.

– Послезавтра.

– Что?! – Мэй резко вскочила со стула, заставив соседний столик обернуться. – Но как? Как такое вообще возможно? А как же мы? Как же универ?!

– Я не знаю… – только это и смогла выдавить из себя Бон.

Светловолосая, положив руку на плечо подруги, мягко потянула её обратно на место.

– Твой байк у Джонс?

Рид удивлённо приподняла брови:

– Откуда ты знаешь?

– Мы видели, – вмешалась рыжеволосая, опуская голос, – как Мэнди Джонс приехала сегодня к Майку. На твоём байке.

– Он был в шоке, когда увидел её. Потом они долго о чём-то говорили… и она уехала, – добавила Джессика.

Бонни сжала пальцы под столом так сильно, что побелели костяшки. В груди всё сдавило, как от удара.

Больше не будет шума мотора под пальцами, ветра в лицо, безрассудных ночных поездок. Больше она никогда не почувствует, как адреналин разливается по венам.

Больше она никогда не будет свободной.

– Но мы ведь сможем переписываться… И я буду приезжать к вам на каникулах. Так что не всё потеряно! Это не конец, ясно? – натянув фальшивую улыбку, Рид старалась приободрить подруг, хотя внутри всё сжималось. – И хватит вам раскисать! Иначе вместе с вами сама зачахну.

– Ты права! – с неожиданным энтузиазмом отозвалась Мэй, хлопнув ладонью по столу. – Расстояние – это всего лишь проверка дружбы.

– У нас остался один день, – подхватила Джессика. – Так что давайте добавим в него хорошие воспоминания, а не слёзы и сопли.

– Поэтому завтра ты идёшь с нами на вечеринку в честь Хеллоуина, – с хитрой ухмылкой добавила она.

– Что? Вечеринка? – переспросила Бон, нахмурившись.

– Ага. За хорошую успеваемость ректор разрешил нам устроить её в актовом зале.

– С одним условием, – добавила Мэй. – Дресс-код. Только те, кто придёт в действительно устрашающем костюме, смогут попасть внутрь.

– А это тебя не смущает? – Рид кивнула на свою ногу в фиксирующем бандаже. – И как, по-вашему, я туда пойду?

– Это вообще не проблема! – воскликнула рыжеволосая, будто её осенило. – Будешь мумией. Обмотаем тебя туалетной бумагой – и никто даже на ногу не посмотрит.

– Вы сумасшедшие… – выдохнула Бонни, закатив глаза. Она уже хотела что-то добавить, но их разговор оборвал миловидный официант, появившийся как по сценарию:

– Ваш кофе.

Он поставил чашки на стол и быстро отвернулся. Но Рид успела заметить, что он выглядел каким-то расстроенным – то ли от усталости, то ли…

– Это случайно не тот официант, который тебе номер дал? – с притворным равнодушием спросила Джессика, щурясь ей прямо в лицо.

Мэй поперхнулась и тут же выпрямилась.

– Блин, точно! Я же ему так и не позвонила! – Она принялась рыться в сумочке. – Сейчас мы это исправим.

Быстро набрав текст сообщения, известный только рыжеволосой, Мэй нажала «отправить» и, подперев щёки руками, стала наблюдать за официантом.

Он, почувствовав вибрацию в кармане чёрных брюк, поставил поднос на стойку и прочёл сообщение. Тут же расплылся в улыбке, обернулся в сторону рыжеволосой, которая игриво ему подмигнула, и, в заметно приподнятом настроении, отправился дальше обслуживать клиентов.

– Что ты ему написала? – с любопытством спросила Бонни.

Рыжая откинулась на спинку стула и, хитро улыбнувшись, ответила:

– Парень, твоей маме невестка не нужна?

– Что-о-о? – удивлённо протянула Джессика.

– Я просто спросила, помнит ли он меня, – рассмеялась Мэй.

– Кажется, у кого-то намечается свидание, – с хитрой улыбкой заметила Рид, на что рыжая лишь мечтательно вздохнула.

***

– Она будет мумией! – выкрикнула Мэй, яростно тянув к себе рулон туалетной бумаги, словно это был главный трофей вечера.

– Нет уж! Она должна быть принцессой! – возразила Джесс, вцепившись в другой конец рулона.

– А моё мнение тут вообще учитывается? – мрачно спросила Бонни, сидя между ними на диване и сжимая в руках подушку. Она уже третий раз закатывала глаза, но толку от этого не было – подруги будто соревновались, кто перекричит другую.

– Она будет мумией! – продолжала Мэй, обмотав себе руку началом бумаги.

– Нет, принцессой! – стояла на своём Джессика.

– Мумией!

– Принцессой!

– Мумией!

– Принцессой!

Словесная перепалка нарастала, и, наконец, Бон встала с дивана, уперев руки в бока.

– Я буду египтянкой! – выпалила она. – Ни принцессой, ни мумией. Просто египтянкой, ясно? Потому что принцесса меня напрягает… а твоя мумия, Мэй, тем более.

Рыжеволосая драматично всплеснула руками.

– Ну спасибо. Разбила мечту, испортила образ, и вообще – ты ничего не понимаешь в концепциях!

– Египтянка… – задумчиво протянула Джесс, скрестив руки на груди. – Это, между прочим, даже звучит лучше.

Нацепив на подругу тёмно-синюю обтягивающую юбку, которую с трудом натянули поверх фиксирующего бандажа, стараясь не причинить Бон боли, и аккуратно заправив в неё лёгкую майку пастельного оттенка, девушки сделали шаг назад, чтобы окинуть её придирчивыми взглядами.

– Главное – не шагай резко, а то разойдётся по шву, – с серьёзным лицом заметила светловолосая, приглаживая ткань на боку.

– Спасибо, ты как всегда вдохновляешь, – хмыкнула Бонни, опираясь на костыль и криво усмехаясь.

Мэй тем временем ловко застегнула на её ушах массивные серьги – они звякнули, как колокольчики, и немного оттянули мочки, заставив Рид морщиться.

– Терпи, красота требует жертв, – с важным видом сказала рыжеволосая, надевая на голову подруги чёрный парик-каре, который тут же лёг ровными линиями.

Последним штрихом стала диадема – замкнутое золотистое кольцо с тонкой резьбой. Мэй с бережной сосредоточенностью поправила его, словно боялась нарушить магию момента.

– Готово! – с удовлетворением выдохнула она, отходя на шаг назад.

– Настоящая египтянка! – восхищённо воскликнула светловолосая, хлопнув в ладони.

Бонни бросила взгляд в зеркало. С одной стороны – элегантный образ, с другой – костыль под мышкой и заметная тугая повязка на ноге, прикрытая юбкой лишь частично.

– Египтянка в компании ведьмы и Белоснежки… – пробормотала она с усмешкой, – Звучит как начало очень странной сказки.

– Ну зато запоминающейся! – подмигнула Мэй и добавила: – К тому же ты – первая хромающая египетская королева, которую я когда-либо видела. Уникальность – залог стиля.

Рид рассмеялась и, махнув костылём, театрально произнесла:

– Тогда пусть эта ночь войдёт в историю.

***

Как только девушки зашли в здание университета, их сразу окутал странный, слегка жутковатый антураж: коридоры были полны оборотней, вампиров, зомби и прочей нечисти, разгуливающей так свободно, будто это был не университет, а съёмочная площадка фильма ужасов. Свет был приглушён, лампы слегка мерцали, создавая ту самую атмосферу предвкушения чего-то… потустороннего.

Бонни бы, может, и испугалась, если бы не знала точно – всё это лишь переодетые студенты, у которых в глазах больше веселья, чем угрозы. Тем не менее, в таких костюмах порой сложно было различить, кто есть кто. Приходилось буквально вглядываться в мелочи: походку, манеру держать телефон, даже выражение глаз.

Вот, например, Ворген* (* Ворген – оборотень из вселенной World of Warcraft), притаившийся в углу у окна, судорожно нажимает кнопки на своём телефоне – скорее всего, это Оливер, тот самый вечный задрот с потухшим взглядом и запахом энергетика, который без ума от компьютерных игр. Его даже из-под костюма выдавала сгорбленная осанка и рефлекторное подёргивание правого плеча, когда он сосредоточен.

А вот вампирша с идеально выкрашенными губами и подозрительно дорогими клыками, из-за которых она говорила чуть шепеляво, но надменно – почти наверняка Бетти. Она спускает все деньги на коллекционные издания книг своей любимой вампирской саги.

– Узнаю университет, – хмыкнула Джессика, оглядываясь по сторонам. – Только тут можно встретить зомби, обсуждающего лекцию по строительной механики с инопланетянином.

– Главное, чтобы мертвецы не сожрали декана, – добавила Мэй с самым серьёзным видом.

Держась за костыль, Бон хромала в сторону актового зала, втайне мечтая скорее добраться до ближайшего стула и захлебнуться пуншем. Несмотря на все попытки подруг расшевелить её, мысль о скором переезде в Лондон глубоко засела в голове.

Как только девушки вошли внутрь, громкая музыка ударила по ушам, а тяжёлые биты, будто волнами, прокатывались по телу, отдаваясь где-то под рёбрами. Свет мигал как бешеный, и всё помещение казалось на грани взрыва – от веселья, от переизбытка энергии и молодости.

Египтянка и ведьма осели у стола с пуншем, стараясь не потерять друг друга из виду в хаосе танцующих костюмов, а Белоснежка пошла куда-то к сцене, подмигивая очередному симпатяге в костюме дьявола.

Заметив, как приуныла Джессика, Бонни наклонилась ближе, стараясь перекричать грохочущую музыку:

– Почему грустишь?

Подруга лишь слабо пожала плечами, не глядя в глаза. В разноцветных вспышках света её лицо казалось бледнее обычного, и от этой тихой печали что-то болезненно кольнуло в груди.

Рид знала – она не может просто сидеть. Это её последний вечер здесь. Последний шанс оставить светлое пятно в памяти, прежде чем всё затянет Лондонской серостью.

Не раздумывая, она поднялась, опираясь на костыль, и решительно потянула подругу за руку:

– Пошли танцевать!

– Но ты же… – начала было светловолосая, глянув на её зафиксированную ногу.

– Танцы бывают разные, – перебила Бонни с озорной улыбкой. – Главное ведь не ноги, а настроение.

Она громко рассмеялась, заразительно и искренне, а потом добавила:

– Я хочу, чтобы вы запомнили меня вот такой – не в слезах, не в больничной палате. А здесь. С вами. В этой нелепой египетской юбке и с пуншем в руке.

Джесс улыбнулась и, схватив Бон за руку, повела её прямиком в самую гущу танцующей нечисти, где мумии обнимали вампиров, а оборотни теряли парики под тяжестью битов.

Наконец, когда к ним присоединилась рыжеволосая, Рид ощутила что-то странное – будто холодный, цепкий взгляд буквально прожигает воздух. Она сразу насторожилась: на такие вещи Бонни была особенно чувствительна.

Быстро оглянувшись по сторонам, она заметила Калеба. Он стоял у стены, не отрывая глаз от Джесс, и выражение на его лице было слишком серьёзным для вечеринки.

– Что у тебя со Смитом? – спросила она, приблизившись вплотную.

– Он пытался несколько раз заговорить со мной, но я его избегаю. – светловолосая отвела взгляд, но тут же вернула его, стараясь выглядеть беззаботно. – А почему ты спрашиваешь? – переспросила она, не сбавляя ритм. На лице – лёгкая улыбка, но в глазах мелькала тихая грусть.

Сколько бы Джессика ни пыталась прислушиваться к голосу разума – холодному, чёткому, безжалостно рациональному – её сердце всё равно тянулось к Калебу Смиту. К тому самому неприступному парню, который мчался на байке, разрезая воздух, и прожигал свою жизнь огнём – между алкоголем, сигаретами и бесконечными мимолётными связями, словно завтра для него не существовало.

На лекциях она тайком наблюдала за ним, стараясь не выдавать своего интереса. Как он водит ручкой по страницам тетради, рисуя что-то, понятное лишь ему самому – плавные линии, которые казались едва уловимыми набросками из другого мира. Его лоб часто сморщивался в глубокой морщине, когда он сосредоточенно пытался уловить мысль, а длинные пальцы едва заметно подрагивали, будто внутри него бушевала буря, которую он старательно прятал от всех.

Джессика знала: держаться рядом с Калебом – значит рисковать всем. Её мечты и принципы были словно противоположность его миру – упорядоченному, надёжному, выстроенному по пунктам: карьера, уютная квартира, ароматный кофе по утрам. А Калеб? Он был хаосом, вихрем, который жил одним днём, словно каждое утро могло стать последним.

В её надеждах, в этих тонких, почти прозрачных розовых мечтах, она была той – той самой, кто сможет изменить его. Ради кого Смит оставит разгульную жизнь. Той, кто вытащит его из тьмы, спасёт от самого себя.

Девушка представляла, как однажды после лекции он подойдёт к ней – не с привычной отстранённой усмешкой, а с настоящим светом в глазах. Как тихо скажет, что устал от пустоты, от бессмысленных ночей, и что в ней – в Джессике – увидел искру, которая может согреть его душу.

В её мечтах он уже не пах сигаретами, и его руки, обычно дрожащие от адреналина и бессонных ночей, стали тёплыми и уверенными, словно обещание новой жизни.

И вот, словно из-за поворота судьбы, эта мечта начала приобретать форму. Калеб – неприступный, каменный, как будто вырезанный из самого мрака – вдруг пригласил её на свидание. Это потрясло даже её. Может быть, под всей этой бронёй – шумной, пьяной, обжигающей – действительно скрывался кто-то настоящий.

Но реальность была сурова и безжалостна.

Парень привёз её на мотодром – в свой мир, где грохот байков глушил мысли, дым сигарет резал глаза, а запах жжёного топлива впивался в кожу. Девушки в коротких шортах, громкий смех, звон разбитых бутылок под светом фар – всё это казалось чуждым, враждебным, слишком громким и опасным для её хрупкой души.

Она стояла рядом с ним и чувствовала себя одинокой, как никогда. Чужой в этом мире – слишком нежной, слишком ранимой для всего этого хаоса. Ей хотелось уйти, спрятаться, раствориться в тишине. Но Смит… он даже не заметил её взгляда, её попыток найти в нём хоть каплю защиты. Он погружался в выпивку всё глубже, всё громче смеялся и был тем же безумным, агрессивным Калебом, которого она пыталась понять.

Он не осознал, что ей нужна была совсем другая поддержка. Что ей нужно было внимание, забота, нечто настоящее, а не только громкий шум и пыль мотодрома.

И, в конце концов, он просто не умел быть другим. Блондин привык, что женщины приходят к нему легко, не задают вопросов и принимают его правила. Калеб не знал, как быть рядом с такой, как Джессика – мягкой, искренней, чуждой его миру. Он пил, потому что это было проще, потому что не знал, как открыть душу и что делать с этой хрупкой девочкой.

После той ночи, которая разбила её розовые очки вдребезги, Джесс твердо сказала себе: с Калебом покончено. С этими глупыми надеждами. С этим притяжением к разрушению.

Но сердце – предательское – продолжало биться быстрее, едва парень появлялся рядом. Оно вспыхивало от его взгляда, дрожало, когда он пытался заговорить, пытался объясниться.

В этой вечной борьбе – между разумом, кричащим об опасности, и слепо влюблённым сердцем, ищущим свет в его тьме – Джессика чувствовала себя разорванной. Как будто две части её души враждовали, не находя мира.

– Потому что он глаз с тебя не сводит, – отозвалась Бонни, склонив голову.

– Что? Где? – светловолосая резко повернулась, её глаза расширились, щеки вспыхнули.

– Может, он хочет извиниться? – пожала плечами Мэй, с любопытством наблюдая за подругой. – Уже два месяца он пытается тебе что-то сказать. Ты это и сама знаешь. А ты… убегаешь.

– Но… – пробормотала та.

– Мэй права, – спокойно, но твёрдо вставила Рид. – Он упустил свой шанс, да. Но ты хотя бы выслушай. Узнай, чего он добивается. А то под его взглядом даже я танцевать не могу, – усмехнулась она, хотя в голосе чувствовалось напряжение.

Джесс замерла, неуверенно поигрывая краем рукава. Затем глубоко вдохнула, выпрямилась и, чуть прикусив губу, сделала первый шаг в сторону Калеба.

Он всё ещё смотрел. И когда их взгляды встретились, на его губах появилась мягкая, виноватая улыбка.

– Я пойду на улицу, выйду. Голова разболелась, – сказала Бонни, массируя виски.

– Сама дойдёшь? – заботливо спросила Мэй.

Девушка коротко кивнула и, не говоря больше ни слова, направилась к выходу.

Ночной осенний ветер обжигал обнаженные плечи, словно мелкий ледяной песок. Рид, даже не накинув куртку, облокотилась на холодные железные перила, чувствуя, как металл буквально тянет из неё тепло.

Свежий воздух быстро прогнал головную боль, но по телу тут же пробежали мурашки, и девушка втянула голову в плечи. Нос начал неметь от холода, и она, поёживаясь, подумала, что пора возвращаться.

Решив напоследок пройтись по опустевшим коридорам универа, Бон направилась к двери. Но внезапно…

– Ублюдок!

Рид замерла на месте, как будто кто-то ударил по выключателю внутри неё. Она всмотрелась в темноту. В тишине – только глухие удары и приглушённые стоны, доносившиеся откуда-то со стороны, но где именно – не разобрать.

Прищурившись, Бонни заметила смутные чёрные тени за оградой университета. Их очертания путались с деревьями, уличными фонарями и сумраком.

Это не её дело. Да и чем она может помочь – хромая, с костылём в руке?

Девушка уже было развернулась, чтобы вернуться обратно, как вдруг внутри что-то кольнуло.

А если там действительно кто-то лежит? Если истекает кровью, не в силах закричать, не в силах даже пошевелиться?

Бонни стиснула зубы. Сердце глухо стучало в ушах, отдаваясь в висках. Тело тянуло назад – туда, где безопасно и светло. Голова подсказывала: «Уйди. Это не твоё».

Но совесть уже сделала шаг вперёд.

Проглотив остатки страха, Рид крепче перехватила костыль, втянула в себя воздух и медленно, прихрамывая, направилась к воротам. С каждой неровной плиткой под ногами внутри крепло одно: она не могла просто уйти.

Приблизившись, Рид поняла – драка ещё не закончилась. Проходя мимо скамьи, она заметила стеклянную бутылку из-под сока, схватила её и крепче сжала – на всякий случай, если придётся защищаться.

– Где деньги, ублюдок?! – снова раздался тот же голос. Девушка нервно сглотнула, сердце колотилось где-то в горле.

Подойдя ближе, она наконец разглядела троих незнакомцев и парня, переодетого в костюм Джокера. Он лежал на земле, сгорбленный, корчась от боли.

«У него уже нет сил сопротивляться», – промелькнуло у Рид в голове.

В следующую секунду кто-то из них снова с силой ударил лежащего ногой – и Бонни сорвалась.

Не раздумывая, она разбила бутылку о металлический забор – звон стекла резко вспорол тишину.

– Отойдите от него! Я сейчас вызову полицию! – крикнула она.

«Браво, Бон! Почему нельзя было просто сделать это изначально?» – мелькнуло с раздражением.

В ответ – только короткий смешок. Один из парней лениво шагнул вперёд, совершенно не впечатлённый ни криком, ни стеклянным осколком в её руке.

– И что ты сделаешь? – хмыкнул он, скользнув взглядом по стекляшке. Язвительно усмехнулся и одним резким движением вырвал её у Бонни.

– Эй! – выдохнула она, но не успела ничего предпринять – он швырнул осколок на пол и с силой толкнул девушку.

Рид потеряла равновесие и упала на холодный асфальт. Боль пронзила локоть, а костыль глухо отлетел в сторону.

Вся шайка рассмеялась.

– Сейчас повеселимся, – бросил тот же парень, подходя ближе.

Девушка зажмурилась, тело сковал страх. Она уже мысленно прощалась с жизнью.

Но вместо боли – удар рядом. Что-то тяжёлое с грохотом рухнуло в нескольких сантиметрах.

Она резко распахнула глаза.

Парень в костюме Джокера – тот, кого они только что избивали – теперь яростно сражался. Его загримированное лицо было в грязи и крови, дыхание сбивчивое, движения резкие, как у зверя.

Один из нападавших уже корчился на земле, схватившись за живот. Второй получил короткий, хлёсткий удар бутылочным осколком по щеке – кровь брызнула, тот закричал и отшатнулся.

Третий – самый крупный – после мощного удара кулаком в висок упал, как подкошенный.

– Звони в полицию! – бросил он, не оборачиваясь.

Бонни застыла, ошарашенная. Она смотрела на него, пытаясь разглядеть знакомые черты.

– Звони! – рявкнул он снова.

Рид судорожно начала водить руками по карманам своей юбки, пальцы дрожали, дыхание сбилось.

Парни, понимая, что представители закона вот-вот появятся, поспешно поднялись на ноги и ушли, оставляя за собой шквал матерных слов в адрес Джокера. Тот даже не пытался их остановить – и в этот момент Бон поняла: упоминание полиции было лишь уловкой, чтобы заставить шайку исчезнуть.

– Ну? Ты так и собираешься здесь валяться? – недовольно произнёс парень, застыв у ворот.

Девушка сразу узнала этот низкий голос и хамоватый тон. Только он позволял себе так обращаться с ней.

– Майк… – прошептала Бонни, с трудом поднимаясь с земли. Каждое движение отдавалось болью, но она старалась не обращать внимания. Нащупав костыль, шатенка аккуратно оперлась на него и, прихрамывая, последовала за парнем.

Вуд стоял неподалёку, засунув руки глубоко в карманы куртки и слегка ссутулившись. Он шмыгал носом, откуда медленно текла кровь, оставляя на шее мокрые пятна. Несмотря на то, что Рид не испытывала к этому парню особой симпатии, в этот момент ей стало его искренне жаль.

Тусклый свет фонарей вырисовывал чёткую картину: разбитая губа, возможно, сломанный нос и уже зреющий под левым глазом фингал.

Почему-то при взгляде на Майка внутри неё что-то щемило, словно кошки скребли по душе. Бонни не могла понять, откуда взялась эта тяжесть, эти неожиданные и непривычные чувства к Вуду – но они были.

Внезапно остановившись, парень, не оборачиваясь, резко спросил:

– Чем ты думала, когда шла туда? Надеялась, что они, как псы, будут слушать твои команды?

Бон тихо пробормотала себе под нос, с легкой горчинкой в голосе:

– Я не знала, что это ты…

На самом деле, девушке хотелось услышать от него хоть какое-то «спасибо».