Хочу скандала!

– Короче так, тетеньки, следуйте за мной! – приказал парень таким тоном и так выразительно взмахнул ножом, что мы повиновались ему безропотно.

Храня гордое молчание, мы спустились на первый этаж и вошли в ту комнату, мимо которой чуть ранее благополучно прошмыгнули. Это оказалась довольно просторная гостиная с самым обычным для отечественных жилищ набором предметов интерьера. Здесь стоял большой кожаный диван, два кресла, стенка, уставленная книгами и фарфором, на стенах висели картины, по углам стояли этажерки и вазоны с цветами, напротив дивана располагался дорогой на вид домашний кинотеатр.

Но главными предметами интерьера в ту минуту были три человека, которые при нашем появлении одновременно повернули головы в нашу сторону. Похоже, что изумление, написанное на их лицах, по крайней мере, на двух из трех, было искренним.

Мокрый стоял посреди комнаты на коленях, рядом с небольшим журнальным столиком. Его лицо было изуродовано следами недавних побоев: правый глаз заплыл, левая скула разбита, из левой же рассеченной брови сочилась кровь, тонкой струйкой стекавшая по пухлой щеке к вздувшимся и кое-где лопнувшим от ударов губам. По всему было видно, что Мокрый от пережитых побоев находится в глубокой прострации. Его даже покачивало из стороны в сторону, и казалось, что достаточно одного легкого толчка, чтобы он окончательно потерял способность ориентироваться в пространстве, а то и вовсе рухнул бы на пол.

Над Мокрым возвышался, судя по всему, его мучитель – тот самый второй жлоб, которого я тут же мысленно окрестила Оглоблей. Он действительно был очень высок, никак не меньше ста девяноста сантиметров ростом, а лицом и статью поразительно напоминал запомнившиеся из учебников истории картинки первобытных людей. Если Зырик хоть как-то тянул на современного человека со скидкой на занятия боксом, то Оглобля словно перенесся в наше время через не одно тысячелетие. Ума в его глазах светилось еще меньше, чем в глазах коротышки. Зато свирепости плескалось в них в несколько раз больше.

Третьим персонажем оказался еще один знакомый нам человек. То, что он нам знаком, я поняла сразу, но поначалу никак не могла сообразить, где могла его видеть. Потом вспомнила, шрам помог, который тянулся с левой стороны лица от края брови через всю щеку к подбородку. Этого человека Танька несколькими часами ранее пыталась придушить в подпольном казино. Жаль, что не придушила. По крайней мере, сейчас бы мы не оказались в столь щекотливом положении.

Мужик со шрамом тоже был довольно крепок на вид, но от своих, по всей видимости, подчиненных отличался природной изящностью. Если в Зырике и Оглобле чувствовалась прямо-таки звериная, первобытная сила, то в их вожаке сила казалась совершенно иной, затаившейся и мягкой, словно у тигра, изготовившегося к прыжку. И главное, она совершенно явно была подчинена достойному уму.

Если бы не шрам, этого экземпляра можно было бы назвать красавцем. Он тоже был коротко стрижен и, судя по всему, был натуральным блондином, хотя брови у него темные, под стать глазам, будто сотканным из черного бархата. Мужественные скулы, нос и подбородок гармонировали с чувственным ртом, а шрам хотя и не красил, но добавлял элемент пикантности к его внешности. Одет он был довольно просто, в обыкновенные синие джинсы и плотную светлую рубашку с закатанными по локоть рукавами и тремя расстегнутыми верхними пуговицами, открывавшими оловянный крестик, висевший на его мощной шее на обычной же суровой нити.

Когда мы вошли, вожак не смог скрыть своего изумления. Видимо, он тоже нас узнал. По крайней мере, одну из нас, поскольку тут же щелкнул двумя пальцами и знаком велел коротышке подвести нас к нему поближе.

Он сидел в одном из кресел, метрах в двух перед стоявшим на коленях Мокрым, легко закинув ногу на ногу. В руке он держал тонкую коричневую дымящуюся сигарету, на правом подлокотнике кресла стояла небольшая серебряная пепельница, явно позаимствованная у хозяина дома, то есть, у Мокрого. В том, что этот дом принадлежал именно ему, лично я уже не сомневалась. Хотя бы потому, что на одной из стен в гостиной висел его портрет, выполненный во весь рост.

– Шеф, смотри, кого я нашел, – гордо отрапортовал Зырик, спрятав выкидной нож обратно в карман. – Эти тетки на втором этаже терлись. Я в сортир шел, а они там в спальне тусовались. Че с ними будем делать?

Шеф задумчиво потер подбородок и уставился на нас пристальным взглядом хищно сузившихся глаз. В его натуре вообще угадывалось что-то хищное. Он неторопливо затянулся, выпустил дым через ноздри и только после этого произнес:

– Здравствуйте, дамы. Очень приятно встретиться с вами еще раз. Позвольте представиться. Меня зовут Сергей, для друзей просто Сиплый. Позвольте узнать ваши имена.

– Таня, – смущенно гыгыкнула моя спутница, которая, похоже, плохо понимала, что происходит.

– А вас как зовут? – перевел на меня внимательный взгляд Сиплый.

– Дульсинея, – брякнула я первое, что пришло в голову.

– Это ваша фамилия? – холодно поинтересовался Сиплый, затянувшись сигаретой в очередной раз. Жаль, курение убивает неотвратимо, но медленно, подумала я еще тогда.

– Нет, фамилия Тобосская, – тут же нашлась я. – Дульсинея Ивановна Тобосская, потомственная алкоголичка, из аристократов, разумеется. Может, слышали обо мне? Я тут в парке каждый день пустые бутылки собираю. Меня там каждая собака знает. И каждая ворона. Иногда мне кажется, что они специально ждут меня и терпят, чтобы нагадить мне на голову. Это доставляет им удовольствие.

– Что ж, ценю ваше чувство юмора, – ядовито улыбнулся Сиплый и галантно затушил сигарету в пепельнице. – Дульсинея… Не хотите называть имя, и не надо. Никто принуждать не будет. Присаживайтесь, прошу вас.

Он указал рукой на диван.

– Спасибо, но нам пора, – торопливо ответила я. – Очень приятно с вами познакомиться, но у нас дела, знаете ли. Еще корову надо подоить и мужа выгулять. Вернее, наоборот… Идем скорее, дура.

Последние слова я скороговоркой прошептала на ухо Таньке, но та и не подумала сдвинуться с места. Как завороженная, она пялилась на Сиплого, а глаза ее постепенно наливались кровью. Похоже, к ней возвращалась память. Только этого мне не хватало. Если она вспомнит нанесенную ей в казино обиду и кинется на Сиплого, утро наверняка придется встречать у райских ворот.

– Присаживайтесь, – более стром тоном велел Сиплый.

Пришлось подчиниться. Я схватила Таньку под руку и, словно колоду бесчувственную, поволокла ее к дивану. Мы уселись рядышком. Я сидела, сохраняя на лице выражение идиотки от рождения. Мне казалось, что только такая манера поведения может спасти нам жизнь. Не было сомнений в том, что на наших глазах совершается преступление. Правда, пока я точно не знала, какое, но то, что мы уже стали свидетельницами похищения и пыток человека, было очевидно.

Я не знала точно, за что именно убивают случайных свидетелей, но, глядя в суровые и полные немой решимости лица Зырика и Оглобли, мысленно поблагодарила Всевышнего за то, что в комнате присутствует еще и Сиплый. Судя по всему, с ним можно договориться. Для этого я и решила сыграть роль полной идиотки, притвориться, что ровным счетом ничего не понимаю, что я простая деревенская дурочка, к тому же дурманенная чрезмерными возлияниями. Насчет последнего и притворяться не нужно было, все и так читалось на моем лице.

Танька играла свою роль бесподобно, хотя сама вряд ли об этом догадывалась. После виски ее глаза еще больше сошлись на переносице и отказывались возвращаться в места постоянной дислокации. Она то и дело ковыряла в носу, нарушая правила этикета, что-то мычала вполголоса и производила впечатление неполноценной дамочки. Лучшего и желать было нельзя.

– Так кто вы такие, и что здесь делаете? – снова спросил Сиплый, когда мы устроились на диване; про Мокрого он, похоже, ненадолго забыл.

– Ничего не делаем, просто колядуем, – объяснила я уставилась на него честным взглядом.

– Это в июле-то? – усмехнулся Сиплый.

– Ну да, мы заранее, чтобы не опоздать, – ответила я и двумя руками отпихнула в сторону Таньку, которая внезапно узнала во мне давнюю подругу и полезла ко мне целоваться.

– Натка, почему нам до сих пор не принесли заказ? – громко воскликнула она, будто прозрев, и строгим взглядом окинула комнату. – Эй, ты, где наше виски? Я хочу виски!

Стоявший в дверях Зырик, пальцем в сторону которого ткнула Танька, нервно вздрогнул и недоуменно взглянул на шефа. А Таньку, что называется, понесло. Она внезапно вскочила на ноги и начала наматывать круги вокруг пребывающего в прострации Мокрого и по-прежнему стоявшего подле него Оглобли. В пути она скороговоркой повторяла, что все мужики – сволочи, а все бабы – дуры.

– Мадемуазель, не сочтите за труд, вернитесь, пожалуйста, на место, – вежливо попросил ее Сиплый.

Но «мадемуазель» и ухом не повела. Она остановилась подле Зырика и подозрительно осмотрела его с головы до ног.

– Это ты, Тарантино?! Где тебя черти носили? – неожиданно заорала она, так, что Зырик снова нервно вздрогнул, попятился к двери и судорожно потянулся к карману за ножом.

Благо, Танька тут же оставила его в покое и бросилась к Оглобле.

– Так, – приказала она ему. – Мне двойную текилу, чизбургер и зубочистку.

Потом она перешла к Мокрому, встала перед ним на колени и заглянула ему в глаза.

– Папа, прости меня, я больше никогда не буду бить Колю Пузанова, – совершенно натурально всхлипнула она.

Затем Танька вскочила на ноги, подбежала к одному из стоявших в углу вазонов, выдернула оттуда искусственные цветы и стала орать в вазон, с удовольствием прислушиваясь к собственному эхо:

– У-у-у, ау-у-э-а!!! Кто там?! У-а-э-ы!!! Что вы там делаете? Вылезайте скорее!

Первым нервы предсказуемо сдали у Зырика.

– Сиплый, можно я ее замочу?! – взмолился он, но Сиплый нетерпеливо от него отмахнулся.

– Погоди, все бы тебе мочить, – недовольно фыркнул он и бросил взгляд на наручные часы. – Время уже почти два, а мы еще ни черта не знаем.

Он знаком велел Оглобле вернуть Таньку на диван, а у меня спросил:

– Что это с ней?

– Да дура она, – стараясь придать лицу выражение предельной искренности, ответила я. – От рождения тупая, как пробка. Это у нее наследственное. У нее мать была дура, бабушка и бабушка бабушки. Это у них по женской линии передается, семейная традиция.

– А, по-моему, она просто пьяна, – заметил Сиплый.

– Да-а? – непомерно удивилась я. – Никогда бы не подумала. Знаете, она ведь вообще не пьет.

Сиплый понял, что над ним издеваются, и угрожающе посмотрел на меня.

– Хотя, наверное, рюмочку-другую она сегодня пропустила, – тут же смиренно согласилась я.

Ответ вполне удовлетворил Сиплого, и он велел плеснуть моей подруге в стакан виски. Зырик с готовностью выудил из серванта самый большой стакан и до края наполнил его виски из бара. Дважды уговаривать Таньку не пришлось. Она жадно выхватила из рук Зырика стакан и одним махом опрокинула в себя его содержимое. «Контрольный выстрел» оправдал себя на все сто процентов. Секунду спустя глаза у Таньки закатились, и она тяжело повалилась на диван. Ее богатырский храп тоской отозвался в моем сердце. Похоже, я осталась одна, наедине с бандитами.

– Кто вы? Его жена, родственница, любовница? – быстро спросил Сиплый, кивнув в сторону на Мокрого.

– Нет, я его бабушка, только троюродная, – ответила я и тут же осеклась под тяжелым взглядом бандита. – Если честно, впервые в жизни его вижу.

– Как интересно, – глубокомысленно хмыкнул Сиплый. – А вот мне почему-то кажется, что вы меня обманываете.

– Ну что вы, и в мыслях не было. С вами я кристально честна и откровенна. Сложно врать, когда знаешь, что тебя за это могут отправить на свидание с предками, которые скончались за сто лет до моего рождения.

– Не хотите говорить? Хорошо, тогда мы спросим у него.

Сиплый кивнул, и Оглобля залепил оглушительную оплеуху до этого не принимавшему никакого участия в происходящем Мокрому. Похоже, бугай перестарался, потому что толстяк охнул и рухнул на спину. Лежа на полу, Мокрый беззвучно шевелил губами, словно пытался что-то сказать. Сиплый бросил сквозь зубы что-то не очень приятное в адрес громилы и тут же сорвался со своего места, пал на колени и склонился над несчастной жертвой. Но, похоже, так ничего и не услышал.

– Что? Что ты сказал, повтори, – требовал Сиплый, напрягая слух. – Княжна? Что княжна, где княжна? Великая… Так, так, так, продолжай. В два часа позвонит пан Мара, понял. Сказать ему, чтобы он шел… Куда?! Ты что, гнида, издеваешься?! Что? А ну колись, червь навозный, я знаю, что ты хочешь все бабло прикарманить. В последний раз спрашиваю, где княжна?

И тут случилось совершенно непредвиденное. Мокрый, собрав воедино остаток сил, слегка приподнялся на локте и свободной рукой указал на меня. Сиплый проследил за его рукой и впился в меня жадным взглядом.

– Так что, княжна – это она? – возбужденно воскликнул он.

И тут Мокрый столь же неожиданно перевел указующий перст на мирно похрапывающую Таньку.

– Ничего не понял, княжна – это она? – переспросил Сиплый, имея в виду уже мою подругу, которой в эту минуту дела не было до земных забот.

Но Мокрый уже ничего не мог пояснить. Выдавив улыбку, он дружески похлопал по щеке Сиплого и испустил дух.

Глава 6. Два миллиона евро на кону

Внезапная смерть Мокрого без преувеличения потрясла меня до глубины души. С тихой тоской в душе я думала о том, что не повстречай я по пути Таньку, которая наверняка назавтра и не вспомнит, что творилось сегодня, то была бы давным-давно дома, спала бы сейчас тихо-мирно в своей постели, отработала бы еще два дня и спокойно ушла бы в отпуск.

Но прошлого не воротишь, как говорится. Вот и приходилось мириться с тем, что происходило вокруг. А положение, надо сказать, складывалось архисложным и неприятным. Я находилась неизвестно где, в доме какого-то бандита, в компании сомнительных личностей, только что на моих глазах убивших человека, с беспробудно пьяной подругой, за которую чувствовала ответственность, сама сначала оглушенная спиртным, но немного уже протрезвевшая и очень напуганная.

Не будь я до этого выпившей, наверняка, сейчас бы лежала на полу без чувств, ибо нормальный трезвый человек от увиденного и пережитого мог бы лишиться чувств и сознания, и никто его за это бы не осудил.

Меж тем события продолжали развиваться не самым благоприятным для нас образом. Оставив Мокрого лежать на полу, Сиплый отошел к окну и закурил. Видимо, он еще в детстве решил уйти из жизни из-за экземы легких. Вожак какое-то время стоял к нам спиной, пуская дым прямо в стекло и словно забыв о нашем существовании. Зырик и Оглобля, неодобрительно и недружелюбно посматривая в мою сторону, отошли в дальний от меня угол, тоже закурили и о чем-то тихо переговаривались.

Я по-прежнему, ни жива, ни мертва, сидела на диване и незаметно щипала Таньку за толстый зад. Хотела ее разбудить. Но та отказывалась подавать признаки разумной жизни и продолжала безмятежно храпеть. Наконец, Сиплый вернулся из страны грез в реальный мир. Он повернулся ко мне лицом и впился в меня цепким взглядом. Похоже, я теперь интересовала его больше всего на свете.

– Так ты – княжна? – спросил он, снова нервно взглянув на часы. Видимо, время его поджимало.

Я тоже бросила машинальный взгляд на большие настенные часы, висевшие на стене за домашним кинотеатром. Стрелки показывали без пяти минут два часа ночи. Мои мужики, наверное, волнуются и места себе не находят. А может, безмятежно спят, кто их знает.

– Я спрашиваю, княжна ты или нет? – повторил Сиплый.

– Нет, я всего лишь прынцесса, – язвительно ответила я, хотя и понимала, что подобная тактика может лишить меня головы. Но слова сами вылетали из моего рта – я нервничала, а когда я нервничаю, то всегда начинаю глупо и неудачно шутить.

– Какая еще принцесса? – растерялся Сиплый.

– Занзибарская! С бубном и ручной обезьянкой.

Сиплый рывком вынул из нагрудного кармана рубашки пачку сигарет и вновь закурил. Похоже, он тоже начал нервничать, а это не входило в мои планы. Меня бы больше устроил спокойный, нежели нервный бандит.

– Издеваешься? – догадался он.

– Ага, издеваюсь, – пришлось согласиться мне.

– Почему? Ты смелая или тупая? Я ведь в любой момент могу тебя замочить, понимаешь?

– Ага, смелая, тупая, понимаю, – кивнула я, поочередно соглашаясь со всеми его словами. – Только если ты меня убьешь, то лишишься княжны. Понимаешь? Больше княжны ты не увидишь.

– Так ты княжна! – его лицо впервые за вечер осветила мягкая улыбка.

– Нет, я ее придворная дама, – соврала я и ткнула пальцем в Таньку. – А княжна она. Я ей подаю туалетную бумагу в постель и кофе в туалет. Вернее, наоборот, но это не важно. Главное, что это она у нас голубых кровей.

Сиплый перевел взгляд на Таньку и задумался. Судя по его виду, он не особенно верил моим словам. Уж слишком мало походила Танька на княжну, даже в двадцатом колене. Сложением и манерой поведения она могла бы сойти разве что за жену председателя колхоза, но никак не за княжну. Я и сама это прекрасно понимала, но мне необходимо было выиграть время. Главное, сейчас сохранить свою бренную жизнь и жизнь подруги, а там будь что будет!

Сиплый лихорадочно размышлял, то и дело поглядывая на часы. Возможно, будь у него больше времени, он бы раскрыл обман, но сейчас бандит находился в жестком цейтноте. Решение надо было принимать немедленно.

– Хорошо, я тебе поверю, пока, но если узнаю, что ты меня обманула, пеняй на себя, – пригрозил он и вернулся в свое кресло.

Ровно в два часа ночи зазвонил домашний телефон. До этого мы целую вечность просидели в напряженной тишине, поэтому мелодичный звонок радиотрубки больно резанул по ушам и нервам нашего неформального собрания. Нервничала не только я. Бандитам тоже было не по себе.

Зырик предупредительно поднес радиотрубку Сиплому, и тот ответил:

– Пан Мара?… Нет, это не пан Мокрый. Это пан Сиплый… Сип-лый, вы не ослышались. Боюсь, что теперь этим делом занимаюсь я… Он не может говорить… Потому что он умер… Естественная смерть… Да, умер от старости, не выдержало сердце… Полчаса назад… Княжна? Да, она у меня… Да, в целости и сохранности… Как она выглядит?

Тут Сиплый зыркнул в мою сторону. Потом с сомнением окинул взглядом Таньку.

– Очень хорошо выглядит… Да, как живая, – протянул он с удивлением. – Живее не бывает… Привезти ее к вам? Нет, в Польшу я не поеду. Уж лучше вы к нам… Два миллиона?!… – тут Сиплый аж в кресле подпрыгнул и покрылся испариной, а такой счастливой физиономии, какая появилась у него в тот момент, я никогда в жизни ранее не видела. – Евро?!!… Когда ее вам привезти?… Так, записываю адрес, диктуйте…

Он торопливо выудил из другого нагрудного кармана рубашки небольшую записную книжку с ручкой и, прижав трубку плечом к уху, принялся что-то торопливо записывать, иногда переспрашивая своего собеседника. Очевидно, он разговаривал с неким польским гражданином и между ними, возможно, возник небольшой языковой барьер.

– Доказательства? – переспросил Сиплый. – Описать ее?… Ну, какая она? Она такая… такая вся из себя…

– Изящная, – шепотом подсказала я, вспомнив, как незадолго до смерти описывал княжну Мокрый.

– Изящная, – послушно повторил за мной оживившийся Сиплый.

– Хрупкая, – подсказывала я.

– Хрупкая, – вторил он мне, как попугай.

– Нежная…

– Нежная… Есть ли у нее на пальце кольцо?… Сейчас посмотрю…

Сиплый прикрыл микрофон трубки рукой и вылупился на меня. Я честно продемонстрировала ему свои руки. Никаких колец, включая обручальное на них не было. Я вообще не люблю носить украшения, чтобы не провоцировать маньяков и не давать шанса начальнице лишить меня премии под предлогом того, что я и без того вся в золоте и бриллиантах, ну или цацках, как она говорит. А обручальное колечко, с разрешения мужа, не ношу после того, как едва не потеряла его на работе, когда мыла руки – оно чуть не ускользнуло в раковину. У Таньки пальцы тоже оказались чистыми, без каких-либо следов кольцевания.

– Нет у нее никаких колец… Понял… Через два дня, замок… Добже? А, понял, да, добро!

Он отключил телефон и швырнул трубку Зырику.

– Боже мой, я богат, – прошептал он с видом сладкого идиота и воздел руки к небесам.

Я тоже возвела очи, читая молитву о спасении.

Сиплый после телефонного разговора совсем потерял разум. Он вскочил с места, потому что не мог больше ни секунды сидеть спокойно. От его былой холодности и рассудительности не осталось и следа. Он бегал по комнате с безумными глазами, орал, что теперь он богат, что он всех кинет, в том числе и какого-то Коку, и уедет туда, где его никто и никогда не найдет. Несколько раз Зырик и Оглобля пытались узнать у него, как прошли переговоры, но он недовольно шикал на них, и они тут же обиженно смирнели в своем углу.

Пробежав по комнате кругами километров пять, Сиплый притормозил у серванта, выудил оттуда два хрустальных фужера, открыл бар и покопался в нем с видом знатока. Минуту спустя он уже открывал бутылку шампанского. Пробка вылетела с громким хлопком, ударилась в потолок и рикошетом пробила дыру в окне, но Сиплый и глазом не моргнул. Не жалея ни напиток, ни ковер, на которой шампанское, пенясь, потоком лилось из бутылки, он щедро наполнил фужеры доверху, не обращая внимания на шипящую и падающую на пол белыми хлопьями пену.

Один фужер он протянул мне, второй оставил себе и торжественно произнес тост:

– За княжну!

Я тоскливо покосилась на Мокрого. Присутствие мертвого человека не придавало мне ни сил, ни хорошего настроения. Держаться мужественно помогали только критические обстоятельства. Сиплый понял, в чем дело и велел своим громилам унести труп из комнаты. Те послушно выполнили приказание, и только после этого я решилась поднять бокал вместе с Сиплым. Да и то, только потому, что того требовали обстоятельства.

– За княжну! – снова провозгласил Сиплый и осушил фужер до дна.

Я едва пригубила шипящий напиток, успев по достоинству оценить тонкий вкус шампанского. Давненько мне не приходилось пробовать такой качественный продукт.

– Значит так, – начал давно назревшую беседу Сиплый, усевшись в кресло передо мной и закинув ногу на ногу; он снова закурил, но теперь движения его стали свободными и расслабленными, чувствовалось, что былое напряжение оставило его. – Значит так, план такой. Сейчас мои люди подготовят машину, вы с подругой забираетесь в фургон, и мы все вместе поедем к пану Маре. Там я передам вас ему, получу свои деньги, и мы благополучно расстанемся. Окей?

– О-би, – раздраженно ответила я. – Прости, но я никуда не поеду.

– Что?! – взревел Сиплый. – Как это не поеду? А как же мои два миллиона? Пан Мара сказал, что готов заплатить за княжну два миллиона евро, это не шутка. Да я за такие деньги!… Ты мне это прекрати, не поедет она… Поедешь как миленькая, иначе…

– Иначе что? – ледяным тоном спросила я, чувствуя, что инициатива медленно, но верно переходит в мои руки. Ему ведь нужна княжна, без княжны он свои два миллиона евро не получит. А кто из нас с Танькой настоящая княжна, поди разберись.

– Иначе…, – замялся Сиплый и вдруг весело расхохотался. – Иначе я отшлепаю тебя по одному месту! Как маленькую, самой же потом стыдно будет!

– Только попробуй, – невозмутимо отозвалась я, снова пригубив шампанское. – Тебе нужны два миллиона? Если да, ты должен заботиться обо мне, как о собственной дочери. И о моей подруге тоже. Ты должен нас холить и лелеять.

Сиплый озадаченно хмыкнул.

– Вернее, заботиться как о своей жене или сестре, или матери, или собачке, не знаю, кого из них ты любишь больше всего, – поправилась я. – Короче, ты должен холить и лелеять меня и мою подругу, следить, чтобы ни один волос не упал с наших голов.

– С какой такой стати?

– Как это с какой? – изумилась я. – Неужели хочешь привезти пану Маре полудохлую княжну? Сомневаюсь, что он отвалит тебе два миллиона за тухлый продукт, срок годности которого стремительно подходит к концу. Скорее, он врежет тебе по шее.

– Но причем здесь ты? Ты ведь сама сказала, что ты – всего лишь придворная дама, а княжна – это она! Не очень-то ты мне и нужна.

Я ответила кокетливой улыбкой.

– Мало ли что может ляпнуть пьяная дама.

– Ничего не понимаю, – озадаченно потер подбородок Сиплый. – Хочешь сказать, что… Так, скажи прямо: кто из вас княжна?

– Сам догадайся.

– О-о-о!!! – взвился Сиплый и в негодовании сжал кулаки так, что побелели костяшки его пальцев. – Только дай мне шанс, и я пристукну тебя.

– Два миллиона евро, – пропела я, напоминая ему о бонусе.

Он заскрежетал от досады зубами и решил зайти с другой стороны. Но перед этим подозвал к себе вернувшихся громил и что-то прошептал им на ухо. Они послушно кивнули и вышли из комнаты. Не знаю, что они там делали, но ощущение сложилось такое, будто парни волокли по полу что-то тяжелое.