Хочу скандала!

Денис Передельский

Хочу скандала!

ХОЧУ СКАНДАЛА!

Глава 1. Писающий мальчик

Скажите, только честно: вы мечтали в детстве о приключениях? Глупый вопрос? Кто же в детстве не мечтает об этом? Все мечтают… А вот и нет! Я, к примеру, совершенно, абсолютно, ну никогда просто не мечтала ни о каких приключениях. Росла тихой, домашней девочкой и более всего на свете боялась потрясений, способных вмешаться и пошатнуть хрупкий уют моей скромной и очень маленькой по меркам олигархических вселенных жизни. Однако судьба часто смеется над человеком, пусть даже и самым безобидным, подсовывая ему на жизненном пути все новые и новые испытания. На мне же она, кажется, и вовсе развлекалась по полной программе, отрядив уготованные мне приключения не на пору юности и даже молодости, когда на приключения имелись и силы, и желание, а на время зрелости, чего уж там таить, в которое я шагнула некоторое время назад, сама того и не заметив. Впрочем, обо всем по порядку…

Приключение мое, как и полагается приличным приключениям, началось с неприметного факта, который я благополучно упустила из внимания как раз в тот момент, когда следовало его заметить и предотвратить то, что скоро стало непредотвратимым. Помню я те события смутно, лишь то, что около полуночи три молоденькие, но безумно уставшие за долгий рабочий день продавщицы собрались закрывать магазин. И тут перед носом одной из них неожиданно распахнулась входная дверь. В нее, мешая друг другу, кое-как, боком одновременно протиснулись две дамы среднего возраста с подозрительно раскрасневшимися лицами и съехавшими набок, а кое-где и растрепанными прическами. Одной из этих дам, к великому моему стыду, была я. Второй, как показали дальнейшие события, оказалась Танька Дракина – моя бывшая одноклассница, с которой я не виделась до того дня благополучных лет десять и которую, на свою беду, совершенно случайно повстречала на улице всего за несколько часов до описываемых событий.

Со временем я как-то подзабыла, что Танька всегда была несносной, неспокойной особой, этакой сорви-головой в юбке. Вернее, в мини-юбке, поскольку даже во времена нашей внешне невинной молодости она находила в себе достаточно смелости и даже в какой-то степени бесстыдства, чтобы следовать самым последним веяниям западной моды. Помню, она получала за свою приверженность моде справедливые, по тем, конечно, временам, упреки окружающих. То ли дело сейчас. Теперь-то Танька своими ляжками точно никого бы не удивила. Скорее, напугала бы. Но Танька есть Танька, ее уже не исправить. Пусть уже для многих вовсе не Танька, а степенная Татьяна Юрьевна, она все равно продолжала удивлять. Или, вернее, шокировать. Впрочем, я забегаю вперед.

Сразу оговорюсь, что в тот день, говоря языком телепрограммы «Чрезвычайное происшествие», ничто не предвещало дурного. День выдался обычным. Ни намека не было вокруг о том, что через несколько часов в жизни моей произойдут разительные перемены, и я из рядовой провинциальной законопослушной женщины превращусь в преступницу международного масштаба, которую будут разыскивать лучшие блюстители закона и порядка в Европе…

Поднял меня, как обычно, будильник в семь утра. Распахнув пошире прикрытое на ночь окно и впустив цветочную июльскую свежесть в комнату, я влезла в легкий халат и тапочки, бодренько прошлепала в ванную. Привела себя в порядок, передислоцировалась в кухню, приготовила завтрак и оставила его на столе вместе с запиской для своих еще дрыхнущих мужиков – мужа Виктора и двух сыновей: Дениса и Сережки. С чистой совестью отправилась на работу. Настенный календарь показывал третье июля 2002 года.

Оказавшись на улице, я тут же отогнала мысль добираться до работы на общественном транспорте. Погода стояла изумительная, солнце ласкало и убаюкивало своим нежным теплом. Природа будто ошиблась и перенесла кусочек южного мягкого климата в нашу более суровую центральную полосу. На работу можно было не торопиться, я и не торопилась, шла легким, прогулочным шагом. Во-первых, потому, что дети отдыхали на каникулах, и мы, преподаватели Центра внешкольной работы, могли какое-то время отдохнуть от них, предаваясь праздному рабочему безделью. Во-вторых, накануне начальство пригрозило в полном составе укатить на планерку к своему начальству в Брянск, и нагоняй в случае опоздания все равно не от кого было получать. Ну и, в-третьих, до отпуска оставалось всего три дня, отчего на душе было светло и радостно. Словом, на работу я шла не как обычно как на каторгу, а с приподнятым настроением и даже, кажется, что-то напевала себе под нос.

День в необременительных предотпускных хлопотах пролетел незаметно, и в шесть вечера я все в том же приподнятом настроении отправилась домой, все еще ни сном, ни духом не догадываясь о том, что ожидает меня впереди. Предложи мне кто-нибудь пари на миллион долларов, я бы непременно поставила на то, что, в лучшем случае, меня в тот вечер ожидает приготовление ужина. Ну, может, еще телевизор в полглаза и несколько десятков страниц какого-нибудь остросюжетного романа перед сном. Все…

Вечером, когда я вышла с работы, к остановке подкатил рейсовый автобус. Ну почему в тот момент я не прислушалась к голосу разума и не села в тот автобус?! Тогда бы, почти наверняка, спокойно доработала бы неделю и ушла в законный отпуск. Увы, какой-то черт дернул меня пойти пешком. Погода проклятая, что ли, соблазнила?..

Ушла я, естественно, недалеко. Без приключений сумела добраться только до центральной городской площади. И там вдруг, никогда прежде этого не делала, решила полюбоваться фонтаном! Только подумайте! Ведь тысячу, а может, миллион раз раньше спокойно проходила мимо этого единственного в городке памятника архитектуры, никогда не останавливалась и не любовалась. Нечем было там любоваться. К тому же от данного, пардон, сооружения зевак отпугивало, пардон, болотное зловоние, исходившее от лужи, зеленевшей в блюдце фонтана. Включали его раза два в год, по большим праздникам – отцы города старательно экономили бюджетные средства. Или рассовывали их по своим карманам. В любом случае, в тот вечер фонтан, как обычно, не работал.

Почему я свернула к нему, до сих пор не пойму. Это, видимо, одна из тех тайн Вселенной, которую не может раскрыть современная космология. Настроение у меня, что ли, было настолько прекрасным, что захотелось немного чего-то не очень прекрасного? Останавливаться у фонтана я все же не рискнула, поскольку противогаза у меня с собой не имелось. Просто сбавила шаг, задержала дыхание и скосила на фонтан один глаз. А что вы хотите, каждый любуется достопримечательностями, как может. Так бы и продефилировала мимо, если бы меня неожиданно не окликнул чей-то голос, показавшийся мне знакомым.

– Натка, Козлова, неужели это ты?!

Я остановилась как вкопанная и удивленно оглянулась по сторонам. В радиусе метров тридцати от меня никого не было. Немногочисленные прохожие находились достаточно далеко от меня, чтобы их голос прозвучал так ясно и отчетливо. Да они и не обращали на меня ни малейшего внимания. Однако я могла поклясться, что слышала, как меня кто-то окликнул, да еще и по девичьей фамилии Козлова, хотя я уже не один год носила фамилию мужа – Селезнева.

С немым укором и подозрением я посмотрела на каменное изваяние в центре фонтана. Это было произведение искусства давно умершего ваятеля – что-то вроде помеси знаменитого писающего мальчика и Самсона, разрывающего пасть льва. Правда, лев скорее напоминал драную кошку-переростка, этакого рахитичного акселерата от дикой природы, страдающего туберкулезом, которая к тому же еще и визжала оттого, что писающий мальчик, увлекшись своим занятием, случайно наступил ей на хвост. Живодер напоминал мифического Самсона лишь по первичным половым признакам. В остальном он скорее производил впечатление не мужа, но мальчика, капризного и избалованного, абсолютно обнаженного и с роскошными пушкинскими кудряшками на огромной и неправдоподобно идеально круглой голове.

То ли от визга кошачьего, то ли от какого другого восторга, мальчик весело и длинно пускал струю воды из… сами понимаете откуда. Говорят, что до войны он пускал воду изо рта, да и рахит, пардон, кошка, тоже пускала струйку из пасти. Однако то ли оккупантам не понравился такой способ развлечения оккупированных жителей, то ли они посчитали, что это не очень экономно, но, вроде бы, по приказу тогдашнего бургомистра мальчика немного переделали. С тех пор он и стал страдать энурезом, а после войны лечить его не стали, так и оставили.

После войны люди взялись за восстановление разрушенных домов, а когда добрались до мальчика, у них, видимо, не поднялась рука что-то менять. Да и опасно это было – мальчик мог развалиться на части, ведь от роду ему было к тому времени уже лет сто. Правда, нашлись и те, кто углядел в мальчике, судом уцелевшем при бомбардировках, не только буржуазную заразу, но и пособничество оккупантам (раз он уцелел), хотя мальчик понуро стоял и никого не трогал. Предмет раздора, естественно, никто и ни о чем не спросил. После жарких споров мальчика все же оставили в покое, тем более что дело свое он выполнял довольно неплохо.

С годами он постарел, а в местной казне по совпадению иссякли деньги на его шалости, и с некоторых пор мальчик, пардон, писал только по большим праздникам, как я уже отмечала это выше. В тот злополучный для меня день праздника никакого не было, и каменный мальчик лениво и неуклюже придерживал измученную кошку за разинутую, словно в широком и неохотном зевке, пасть и косил на меня недобрым хмурым взглядом.

Кроме него, в фонтане никого не было. Однако не успела я отвернуться и продолжить свой путь, как меня снова нагнал грозный оклик:

– Козлова, ты что, не узнаешь меня?!

Я обернулась, пораженная до глубины души. Вокруг по-прежнему ни одной живой души на расстоянии, которое мог бы свободно покрыть человеческий голос. Только каменный мальчик по-прежнему высился метрах в пяти передо мной.

Я окинула его внимательным взором и неуверенно ответила:

– Это вы мне?

– А кому же еще, дура ты стоеросовая, – вежливо ответил мальчик, не разжимая губ и все с той же заметной ленцой разрывая кошкину пасть. – Неужели не узнаешь меня?

Вопрос был глупым. Мимо мальчика я, почитай, уже лет пятнадцать чуть ли не каждый день прохожу. Естественно, он был немного мне знаком. По крайне мере, внешне.

– Как же, узнаю, – настороженно ответила я. – Только раньше мы с вами не разговаривали. Я вообще редко с памятниками и фонтанами разговариваю. Характер, видимо, не тот. К тому же я давно не Козлова, а Селезнева, я ведь замужем…

– Ну, ты даешь, Козлова-Селезнева, – восхитился мальчик. – С твоим чувством юмора только на эстраду… Слушай, подруга, никак не могу отсюда выбраться. Помоги мне, пожалуйста.

Изумлению моему не было предела. Мальчик, что и говорить, сумел меня удивить. Мало того, что он разговаривал, притом не очень вежливо, так еще и, простояв в фонтане не весть сколько лет, вдруг возжелал из него выбраться.

Мысли мои были настолько хаотичны и лишены здравого смысла, что я недовольно фыркнула и встряхнула головой. Должно быть, меня настигли галлюцинации. Может, сказалась не ушедшая еще в ночь жара и стаканчик холодного пива, втихаря проглоченный мною за обедом? Ох уж эти вредные привычки, пора от них избавляться!

– Ты что, плохо слышишь? – рассердился мальчик. – Что мне, по-твоему, до скончания века тут сидеть?!

Голос прозвучал настолько нетерпеливо и грозно, что я, абсолютно не осознавая, что делаю, храбро перешагнула через парапет и ступила в теплую болотную водицу, погрузившись в нее примерно по щиколотку. Хорошо еще, что у меня на голую ногу были надеты легкие летние босоножки, иначе наверняка испортила бы нормальную обувь. Впрочем, будь на мне другие штиблеты, я бы, возможно, миллион раз подумала, прежде чем лезть в болото на выручку фонтану-болтуну.

Приподняв двумя руками легкую сатиновую юбку, я смело приблизилась к мальчику, и только подойдя поближе, увидела, наконец, того, кто, оказывается, со мной разговаривал. С обратной стороны, скрытая от моего взора изваянием и устало привалившись к мальчику спиной, на небольшом выступе-постаменте сидела до боли знакомая мне и прилично одетая женщина. Рядом с нею стояла сумочка и бежевые кожаные туфли. Босые ноги дамы болтали по воде, штанины светлых брюк были закатаны почти до коленей. Судя по задумчивому взгляду и близко сведенным на переносице зрачкам, дама была под шафе.

– Здорово, Селезнева, – радостно осклабилась она, для пущего эффекта приветливо помахав мне рукой.

– Здорово, – растерянно ответила я, машинально поправив на плече ремешок сумочки и ощупывая даму любопытным взглядом.

– Спорим, ты меня не помнишь, – радостно заулыбалась дамочка, совершив безуспешную попытку подняться со своего сидения.

Это получилось у нее не лучшим образом. Когда она почти встала на ноги, ее массивный круп сыграл с ней злую шутку и увлек ее за собой в воду, в которую дамочка, на зависть фигуристкам сделав в воздухе пируэт, с шумом плюхнулась мягким местом. Она тихо ойкнула и крепко выругалась. И тут я ее сразу узнала.

– Танька, Дракина! – восторженно завопила я, чем вызвала у нее новый приступ умиления.

– Да, это я, – ответила она, гордо вскинув кверху первый подбородок, а за ним и второй. – Не спрашивай, как я здесь оказалась. Судьба… Лучше помоги мне выбраться из этой ловушки. И кто их только тут понаставил? Фонтаны – на каждом шагу!

Я протянула ей руку, помогла подняться на ноги, прихватила ее сумочку и туфли и с трудом выволокла Таньку из фонтана. Она обнимала меня пухлой рукой за шею, висла на мне и восторженно визжала в самое ухо:

– Дай же я тебя поцелую!

Как могла, я сопротивлялась, и только благодаря этому мне удалось выбраться на сушу не целованной. Ступив на твердую почву, Танька продолжила попытки облобызать меня и неожиданно стала трезветь прямо-таки на глазах. В ее взгляде вспыхнул огонек разума, слова стали связываться в осмысленные предложения, а движения становились все увереннее и крепче. Будто избавившись от дурного влияния писающего мальчика-живодера, она стремительно превращалась в другого человека.

– Селезнева, какими судьбами?! – воскликнула Танька после того, как с огорчением поняла, что поцеловать меня ей все же не удастся.

Сказала она это таким тоном, будто я не в фонтане ее нашла, а нежданно-негаданно заявилась к ней домой в гости.

– Вообще-то, я с работы иду, – простодушно ответила я. – Я тут каждый день хожу. А вот ты какими судьбами здесь оказалась? Если не ошибаюсь, ты в последнее время жила в Москве…

– Я и сейчас там живу, – беззаботно махнула она рукой. – Точнее, жила. Сейчас живу здесь. В смысле, в Карачеве, а не в фонтане. Это я так, освежиться, ты не думай, – хохотнула она и тут же цепко схватила меня за руку. – Слушай, есть потрясающая идея! Давай куда-нибудь сходим! Отметим встречу.

– Хорошо, только тебе, для начала, надо обсохнуть и переодеться. Так что топай домой, дай мне номер твоего телефона, я обязательно тебе позвоню.

– Ты что, обалдела? Я уже высохла, не мокрая я. Я еще никогда в жизни не была такой сухой, честное слово. Вот клянусь тебе… Какой еще телефон, что ты выдумываешь?! Идем немедленно. Я тут одно такое местечко надыбала, закачаешься!

– Нет, не могу. Меня мужики дома ждут, мне их кормить надо.

– Ничего, подождут, человек без еды может месяц жить, а мужики, говорят, еще дольше, – безапелляционно заявила Танька, решительно схватив меня и за вторую руку. – У тебя люди – человеки? Тьфу ты, не то говорю. У тебя человеки – мужики? Снова не то… Если у тебя мужики – человеки, то они могут месяц жить без тебя и без еды. Или еще дольше. Их у тебя сколько? Трое?! Вот видишь, значит они могут целых три месяца без еды и тебя жить… В конце концов, сколько лет мы с тобой не виделись? Десять? Вот видишь, есть повод. У нас юбилей. Десять лет, как не виделись. Сама подумай, такое случается только раз в жизни. Когда мы еще с тобой десять лет не увидимся? Только через двадцать лет… Нет, я столько ждать не могу. А вдруг вообще никогда не увидимся? Представляешь, выйду завтра на улицу, а меня самолет собьет!

– Ты что, верхом на метле из дома выходишь?

– Ну не самолет, так какая-нибудь другая гадость. Цунами, например, как в Азии.

– У нас океана нет, а речка вот-вот пересохнет. Если тебя цунами и накроет, так только из ванны или из этого фонтана. Ты просто туда с разбега не ныряй…

– Я же серьезно, – обиженно надула она губы.

– Еще скажи, что тебя заживо сожрет стая озверевших божьих коровок или до смерти затопчут муравьи. Тань, может, все же не стоит, – совершила я последнюю попытку отделаться от ее общества. – Посмотри на себя, ты же едва на ногах стоишь.

– Кто, я?! – взревела Танька таким голосом, что, показалось, даже писающий мальчик вздрогнул и нервно подпрыгнул в фонтане. – Да никогда в жизни я не стояла так твердо на ногах, как сейчас, вот клянусь тебе! Это я просто так хожу, походка у меня такая, понимаешь?

– Конечно, понимаю: походка а-ля «мы из центрифуги» и прическа «жертва Хиросимы».

– Что, нравится? – гордо подбоченилась она, прикоснувшись рукой к своим растрепанным, длинным белым волосикам так осторожно и благоговейно, словно прическа ее была соткана из безумно дорогих, тончайших, хрустальных нитей.

– Еще бы, всегда о такой же мечтала, – ответила я, с сомнением оглядывая воронье гнездо после бомбежки на ее голове. – С мастером не познакомишь?

– Это я сама делала, – горделиво подбоченилась Танька, снова тронув свои, надо признать, густые и достойные зависти, вьющиеся волосы. – Решено, идем немедленно.

И она силком потащила меня в ближайший бар…

Глава 2. Мы играем в казино

Последующие несколько часов, надо признать, запомнились мне тем, что было очень весело. У Таньки оказалось при себе немало денег, которые она тратила с невероятной скоростью, легкостью и упорством. Она совершала дорогие заказы и раздавала щедрые чаевые официантам, которые, судя по обалдевшему и лучившемуся счастьем выражению их лиц, вообще такие чаевые получали впервые в жизни. Одуревшие от неслыханной удачи, они носились между нами, барменской стойкой и кухней, как угорелые, сменяя поднос за подносом, блюдо за блюдом, бокал за бокалом. При этом пытались произвести впечатление прекрасно вышколенной и профессиональной прислуги, что получалось у них, откровенно говоря, не очень.

Парни и девушки, переодетые в официантов, явно были родом из деревни, лишь недавно перебрались в город, и вышколенную прислугу, в лучшем случае, видели только в кино. Впрочем, о чем это я? Я ведь тоже вышколенную прислугу видела только в кино. Но все равно забавно было наблюдать за тем, как один из официантов, молоденький парнишка полутора метров от полу до макушки и с огромным бугристым носом, занимающим большую часть лица, заискивающе улыбался перед Танькой, смущенно шаркал ножкой и говорил: «Шершу я вам!». Это он так чаевые выманивал. Пару раз Танька порывалась сунуть ему свою длань для поцелуя. Потом она разозлилась на то, что бедолага, в очередной раз расшаркавшись ножкой, потерял равновесие и уронил на пол две заказанные нами телячьи отбивные. Сей факт так расстроил Таньку, что она клятвенно пообещала пареньку лишить его зрения вилкой, после чего несчастный официант перестал «шершать» перед ней и благоразумно уступил место коллеге.

Нам с Танькой на это было ровным счетом наплевать. Мы веселились от всей души. Поначалу мною владело чувство неловкости за то, что я не могу позволить себе хотя бы на равных с бывшей разошедшейся одноклассницей тратиться на заказы, ибо мой семейный бюджет был гораздо скромнее здешних цен на некоторые блюда. Но потом, после нескольких выпитых бокалов вина и стаканов пива (пора завязывать с вредными привычками, говорю, и никому не советую их заводить!), напряжение отпустило меня. Я расслабилась и позволила Таньке сорить деньгами, тем более что было видно – деньги у нее есть.

Танька и не стеснялась. Накачавшись мартини под самую завязку, она, тем не менее, довольно твердо стояла на ногах, а главное, ее возбужденный мозг каждую минуту рождал новые потрясающие идеи. Сначала она хотела на спор с официантом (другим, а не тем «шершуном») выпрыгнуть в окно. Они спорили на сто долларов, что Танька переломает себе кости. Вернее, Танька-то была уверена, что не переломает, а официант в ее сверхспособности наивно не верил. Напрасно моя одноклассница уверяла парня в том, что она умеет летать, еще с детства. Мол, это у нее врожденное, может, даже наследственное.

Взобравшись на подоконник, она чуть было не исполнила свою угрозу сигануть вниз. Ее вовремя сняли оттуда два официанта, не занятых в пари и не поверивших в то, что в ее роду имелись супермены. Тогда Танька взялась за другую забаву. Она потребовала у персонала трубку для стрельбы дротиками, пропитанными ядом кураре. Когда ей такую не нашли, Танька вырвала из меню лист, свернула из него требуемую ей штуковину, после чего стала через оную мастерски плеваться фисташками в других посетителей бара. Гаубица получилась отменная, словно Танька всю жизнь только тем и занималась, что сворачивала из разодранного меню трубки и плевалась из нее в окружающих. Ее выстрелы были поразительно точны и неизменно приводили Таньку в ребячий восторг.

От суда Линча ее спасло только то, что это занятие ей быстро наскучило. Тогда Танька, громко икнув, тяжело влезла на стол. Там она начала вертеть массивным крупом, обтянутым заметно побуревшими брюками, и тщетно старалась двигаться в такт музыке, звучавшей в баре. Вскоре просто танцевать ей наскучило, и Танька решила показать стриптиз.

Она долго и упорно возилась с молнией на брюках, а я отчаянно висла на ее руках. Кто-то нетерпеливо аплодировал ей, а какой-то дедуля в дальнем от нас углу схватился за сердце. Позже я узнала, что это был владелец бара, дороживший до того дня репутацией лучшего в городе питейного заведения.

Поняв, что продемонстрировать собравшимся стриптиз не удастся, Танька распахнула пасть и завыла, то есть запела. От ее истошных воплей «Ой, мороз, моро-о-оз!!!» кровь стыла в жилах. Если бы я не находилась под влиянием определенного количества принятого на грудь обезболивающего, то наверняка сама бы выбросилась в окно.

В половине десятого вечера к нам с выражением смертельной муки на лице, словно от очень сильной зубной боли, подошел тот самый дедуля, что из-за Таньки перенес, судя по всему, мини-инфаркт. Владелец питейного заведения, низко склонившись над нашим столом, загадочно улыбнулся и заманчиво прошептал:

– Не угодно ли дамам посетить наше казино?

Естественно, дамам было угодно. Дамы находились в таком состоянии, что с радостью отправились бы и в аэропорт, ловить сачками взлетающие самолеты. Гораздо позже мы сообразили, что хитрый мужик просто-напросто хотел избавиться от нашего общества. Сделать это насильно он не рискнул, и потому прибег к незамысловатой уловке. Наживку дамы заглотали с готовностью. Узнав о том, что в Карачеве есть казино, Танька запрыгала от восторга. Отныне ее не интересовали более ни стриптиз, ни прыжки из окна. Она жаждала игры.

Признаться, червячок сомнения в тот момент все же бередил мою душу. Я смутно помнила о том, что мне пора домой, что меня ждут голодные мужики, но с другой стороны, врожденное любопытство толкало вперед, на подвиги и приключения. Внутри вскипала волна негодования. Как это так, в Карачеве, оказывается, есть казино, а я о нем до сих пор ничего не знаю!

Владелец бара подозвал одного из официантов и что-то шепнул ему на ухо. Тот послушно кивнул и умчался в кухню.

– Вас проводят, – галантно поклонился дедуля и так же вежливо, но чересчур уж неискренне, добавил. – Приходите еще, мы всегда вам рады.

В сопровождении официанта мы выбрались из бара на улицу, но далеко не ушли. К подъезду подкатило такси, переодевшийся в «штатское» официант по очереди затолкал нас в машину и отвез в некий, как мне показалось, роскошный особняк.

Нас почему-то провели не в дом, а в подвал. Вернее, в помещение, расположенное под первым этажом. Оно выглядело так прилично, что подвалом его язык не повернулся бы назвать. Обставлено помещение было с простой роскошью и роскошной простотой. В нем располагалось несколько круглых столов, покрытых зеленым сукном, два бильярдных стола. Вдоль стены тянулась барменская стойка, за которой сновал, естественно, бармен. Должно быть, хозяин подпольного заведения насмотрелся американских фильмов.

На входе низенький плешивый мужичок в кожаной жилетке, накинутой поверх легкой желтой рубашки с коротким рукавом, с вежливым поклоном отобрал у нас по сто рублей, мамой поклявшись, что ровно столько стоит вход в лучшее казино города Карачева. Танька в очередной раз заплатила и за меня, и мы вошли в зал.