Хочу скандала!

– Чего это он? – удивилась я. – Опять самопроизвольно двигается?

– А ты на себя посмотри, – холодно посоветовала Танька, протянув мне крохотное карманное зеркальце и посветив зажигалкой. – Вылитая лахудра. Такое увидишь, не так закричишь. Молись, чтобы у него сердечный приступ не случился.

В зеркало на меня глядел кто-то неопределенный. По крайней мере, при свете зажигалки трудно было угадать в отражении человека. Я вернула зеркало хозяйке, и вновь принялась за оживление трупа. На этот раз процедура прошла более успешно. Мокрый открыл глаза, нашел в себе силы, чтобы не испугаться и не закричать, и даже сделал нам предостерегающий жест, приложив палец к своим губам, чтобы мы молчали.

– Где я? – только и спросил он.

Нам и самим было бы интересно узнать ответ на этот вопрос, о чем мы не преминули сообщить бандиту.

– Где она? – последовал его следующий вопрос, окончательно поставивший нас в тупик.

– Кто она? – одновременно спросили мы, удивленно переглянувшись.

– Княжна, – с трудом выдавил из себя бандит. – Где княжна?

– Бредит, – убежденно заявила Танька. – Или сбрендил. Милый, какая еще княжна? На дворе революция давно прошла, все княжны благополучно перемерли или выехали на ПМЖ за границу.

Мокрый от этих слов окончательно ошалел и начал молить нас никому не отдавать княжну.

– Обещайте, что если вы ее найдете, то никому на свете не отдадите, – рыдал он, как малый ребенок.

– Конечно, не отдадим, – приговаривала Танька, ласково поглаживая Мокрого по бритой голове. – Как же мы отдадим княжну, когда у нас самих дома ни одной княжны нет. Разве можно в хозяйстве без них обойтись?

– Что она мелет? – изумленно спросил у меня авторитет, но я только и могла, что неопределенно пожать плечами.

Мало того, что ситуация, в которой мы оказались, выглядела, по меньшей мере, глупой и нелепой, так еще и мои спутники активно упражнялись в недоступном мне остроумии.

– Княжну нельзя отдавать в чужие руки, ведь она такая хрупкая, нежная и изящная, – продолжать вещать Мокрый. – Я лично нес ее на руках. А теперь ее хотят у меня отобрать. Только фига с два они ее найдут.

– Не найдут, – послушно вторила ему Танька. – Пусть даже и не стараются. Мы эту княжну так перепрячем, что сами потом не найдем.

– Меня, наверняка, замочат, – доверительно сообщил нам Мокрый, а потом порадовал нас еще больше. – И вас замочат. Они всех мочат.

– В сортирах? – догадалась Танька. – Так это спецслужбы!

– Везде, и в сортирах тоже, – на полном серьезе ответил Мокрый и снова пристал к нам со своей княжной. – Им нужна только княжна. Ради нее они готовы на все!

– Даже прокатиться с крутой горки на велосипеде без сидения? – не выдержала я.

– Даже на это, – подумав, серьезно ответил «смотрящий». – Это люди Сереги Сиплого, брянского авторитета. Он давно на меня зуб точит. А за ним такая братва столичная стоит, что даже мне страшно становится.

– И что же нам теперь делать?

Мокрый долго молчал.

– Вы должны спасти княжну, – решил он, наконец. – Вы – стопудовые тетки, я вам верю. Фуфлить не будете?

Танька что-то промычала в ответ, а я, польщенная званием стопудовой тетки, все еще раздумывала над тем, буду ли фуфлить или нет. Возможно, размышлять мне было бы проще, если бы я хотя бы отдаленно представляла себе, что это такое. Так я наверняка не знала, буду ли фуфлить. Кто знает, может, я уже фуфлю, абсолютно о том не подозревая. Но Мокрого, похоже, удовлетворила моя реакция. Он посчитал, что фуфлить я не буду.

– Только вам я скажу, где спрятана княжна, – он перешел на заговорщицкий шепот. – В моей спальне на кровати под матрасом есть тайник. Надо поднять матрас и отодвинуть в сторону дощечку. Княжна там, внутри потайного ящичка.

– Да что ты все заладил: княжна, княжна, – раздраженно отозвалась Танька. – Кто она вообще такая, эта княжна? Твоя жена, что ли? А зачем ты держишь ее под матрасом?

– Дура, – безнадежно простонал Мокрый.

– И ты ее за это под матрас?! – ахнула Танька. – За то, что твоя жена – дура?

– Это ты дура, говорю, – беззлобно прояснил ситуацию Мокрый.

– А я тебе щас как дам в глаз, – спокойно пообещала ему Танька и обиженно отвернулась.

– Иди сюда, – внезапно велел мне Мокрый, а когда я приблизила свое лицо к его лицу, он схватил меня за руку и подтянул к себе еще ближе.

Я испуганно вскрикнула, полагая, что бандит замыслил что-то нехорошее по отношению ко мне. Но только собиралась залепить ему горяченькую оплеуху, как он вдруг вложил мне в руку небольшой ключ.

– Береги его как зеницу ока, – потребовал он, сжимая мой кулак своей огромной клешней.

И тут грузовик притормозил и заметно сбавил ход. Мы замерли и навострили слух. Фургон как будто подъехал к месту назначения, остановился.

– Так, это, скорее всего, мой дом, – быстро зашептал нам Мокрый. – Слышите, кобель брешет? Это мой пес, я его по голосу узнал. Значит, сейчас меня в дом отведут и пытать будут.

– Как это? – испугалась я.

– Утюгом и паяльником, это самые эффективные средства, – мрачно предрек Мокрый и вдруг взвыл отчаянным голосом. – Я им ничего не скажу, и вас не выдам. Но обещайте, что бы ни случилось, спасти княжну!!! Промедленье смерти подобно!!!

С этими словами он подполз к дверцам фургона, велев нам прятаться за ящиками. Несмотря на то, что наше сознание еще в достаточной степени было затуманено алкоголем, нам все же хватило ума подчиниться и выполнить его требование. Только мы успели скрыться за ящиками, как дверцы фургона распахнулись, и внутрь запрыгнул один из жлобов. Двинув Мокрому ногой под ребра так, что тот жалобно застонал, он вежливо справился у нашего бандюги, готов ли тот умереть сразу или ему требуется еще полчаса на последнюю молитву. Наш ответил, что уже помолился, завещание написал и готов на все сто процентов.

После этого несуразного и пробирающего до нервной дрожи диалога жлобы спустили Мокрого на землю, подхватили его под руки и уволокли в неизвестном направлении, закрыв дверцы и оставив нас в одиночестве.

– Вот мы и в западне, – прошептала откуда-то сбоку Танька, и мне стало по-настоящему страшно.

Глава 4. В поисках княжны

История человечества знает не один пример безрассудной храбрости, толкавшей людей на совершение героических подвигов. Но она знает также и достаточное число других примеров, когда подвиги совершались из трусости или от недостатка ума, по случайному стечению обстоятельств или пьяной лавочке. Знает, но помалкивает об этом.

В ту июльскую ночь история обогатилась новым примером безрассудной глупости, сыгравшей роковую роль в судьбе двух не совсем трезвых на тот момент женщин.

Оставшись в одиночестве, мы, как и полагается женщинам в такой ситуации, сначала испугались, а потом решили принять для храбрости по пятьдесят граммов. У Таньки оставалась еще половина фляжки коньяка, который удачно вписался в композицию из всего выпитого нами до этого. Коньяк расслабил нас и придал нам сил и небывалой храбрости. Как только он достиг наших желудков, жлобы нас с Танькой совершенно перестали пугать.

– Куда это все ушли? – растерянно вещала в темноте Танька. – Разве бар уже закрывается?

Из сказанного ею я сделала гениальный вывод о том, что Танька вновь была пьяна. Себя-то я считала кристально трезвой. Но стоило мне подняться на ноги, как они тут же изменили мне. Меня повело в сторону, и я даже врезалась в стенку фургона. Так что запомните хорошенько – алкоголь вреден даже в малых дозах.

– Я же говорила, закачаешься, – полусонно хохотнула Танька, проследив мою траекторию.

Мне стоило большого труда привести свой вестибулярный аппарат в относительно нормальное состояние. Потом то же самое проделала Танька. Когда мы обе почти твердо держались на ногах, наступило время побега.

Дверцы фургона, на наше счастье или несчастье, теперь уже и не знаю, оказались не заперты. Жлобы, уходя, лишь прикрыли их. Мы, наоборот, слегка приоткрыли их и в образовавшуюся щель оглядели окрестности. Фургон был подогнан к въездным воротам в особняк. За забором все реже и ленивее лаяла собака. Больше ничто не нарушало тишину и очарование дивной июльской ночи.

Одна за другой мы выбрались из фургона. Я устояла на ногах, а Танька, естественно, плюхнулась на мягкое место, выругалась и поднялась. Тут бы нам и задать стрекоча, обратиться по пути в милицию и спасти человека. Но коньяк в наших умах говорил другое.

– Мы должны ее спасти, – внезапно заявила Танька, уставив на меня взгляд своих громадных, наполненных здравым смыслом не больше, чем у коровы, глаз.

– Кого? – не поняла я.

– Княжну, – спокойно объяснила Танька.

– А, ну да, – почему-то согласилась я, и мы попытались перелезть через забор.

Нельзя назвать тот забор неприступным. В высоту он не превышал двух метров. Самый обыкновенный забор, сколоченный из плотно подогнанных друг к другу толстых дубовых досок, выкрашенных в темный цвет. Любой мальчишка только посмеялся бы, увидев перед собой такую преграду. Но мы-то были не любыми! Тем более, не мальчишками.

Препятствие мы преодолевали примерно так. Сначала минут пять безуспешно пытались подтянуться на руках. Подпрыгнув, нам удавалось зацепиться руками за верхний край забора. Сложнее было с подтягиванием – мы висели на заборе, словно две сардельки, безуспешно дрыгая в воздухе ногами. Потом Таньке в голову пришла гениальная мысль. Она заявила, что кто-то кого-то должен подсадить, и опустилась на четвереньки.

– Лезь мне на спину, – приказала она.

Я подчинилась и залезла. Танька тут же рухнула под моей тяжестью, после чего мы отказались и от этой мысли. Стало понятно, что массу Таньки я тоже не выдержу. Мы же не цирковые акробаты, в конце концов, нас никто этому не учил, не готовил годами.

– Если бы мы в детстве не прогуливали уроки физкультуры, то сейчас запросто спасли бы княжну, – подытожила Танька.

Услышав нашу возню, за забором снова оживилась собака. Она вдруг залаяла так свирепо и громко, что в доме немедленно распахнулась парадная дверь. Нас с Танькой от забора как ветром сдуло. Мы забежали за фургон и притаились. Только когда выходивший из дома жлоб цыкнул на сразу присмиревшую собаку и снова закрыл за собой дверь, мы покинули свое укрытие.

– Зайдем с тыла, – решила Танька, оценив обстановку, как это когда-то, должно быть, проделывал Суворов.

Мы обошли усадьбу кругом и обнаружили незапертую калитку. Ободренные неслыханной удачей, бесшумно проникли во двор и без проблем отыскали заднюю дверь дома. Подергав за ручку, убедились, что удача скоропостижно покинула нас. Заднюю дверь временные или настоящие хозяева дома закрыть не забыли.

– Придется лезть через окно, – вздохнула Танька, продолжая дело Суворова, который не ушел от Измаила, а решительным штурмом взял эту неприступную крепость.

И мы принялись искать подходящее окно. Не подумайте чего, но не в каждое окно может пролезь такой человек, как я. Или как Танька. Окна ведь разные бывают. Нам требовалось окно широкое, да еще и расположенное на небольшой высоте от земли. А главное, оно должно было быть открытым, поскольку опыта взламывания окон у нас не имелось.

Фортуна, видно, крутилась перед нами волчком. Нужное окно, отвечающее всем нашим требованиям, отыскалось довольно быстро. За ним не было света, оно было открыто и располагалось так низко, что не надо было даже подтягиваться.

Первой в него полезла Танька. Она была мощнее, наглее и пьянее меня. И если все это вкупе и толкало ее на подвиги, то я уже некоторое время следовала за ней исключительно из чувства дружбы и врожденного любопытства. Танька проникла в дом и помогла проделать то же самое и мне.

Мы очутились в какой-то комнате. Танька чиркнула зажигалкой и осветила унитаз у своих ног.

– Поздравляю, – прошептала она мне на ухо. – Мы в сортире.

Это сразу навеяло на меня воспоминания про «вас замочат», и я потребовала немедленно двигаться дальше. Памятуя о том, что нам необходимо отыскать спальню, в которой под матрасом томится несчастная принцесса, пардон, княжна, мы сошлись во мнении, что у такого богатого и недалекого человека, как Мокрый, спальня должна располагаться на втором этаже и тоже рядом с туалетом. Чтобы далеко не бегать, все-таки человеком он был тяжелой комплекции.

Приоткрыв дверь, мы выглянули наружу, провели рекогносцировку местности, ощупав взглядом пустынный и темный коридор, и короткими перебежками, прижимаясь к стене при каждом шорохе, двинулись в сторону лестницы. По пути Таньку вновь разобрало беспричинное веселье, она то и дело идиотски фыркала себе под нос, несмотря на мои красноречивые знаки, и суетливо прикрывала себе рот рукой, поглядывая на меня озорным взглядом. Мы благополучно достигли единственной по коридору плотно закрытой двери со стеклянными, замутненными вставками, за которой горел свет. Остановились и прислушались. Из-за двери доносились сдержанные голоса. Должно быть, именно там в эту минуту пытали несчастного Мокрого.

Тут вновь ожила моя врожденная любознательность. Я на цыпочках подкралась к двери и приложила к ней ухо, делая Таньке знаки не шуметь. Из-за двери продолжали доноситься голоса, но до моего слуха они долетали обрывочными фразами.

– Говори, где княжна?!… паны… спрятал… сколько тебе обещали заплатить?… – слышалось из-за двери. – Кто она?… прячешь… куда… когда… номер… колись, гад…

Голоса перемежались глухими шлепками. Должно быть, Мокрого били по лицу. Это немного отрезвило меня. Я оторвалась от двери, кивнула Таньке, и мы почти бегом бросились к лестнице и пулей взлетели на второй этаж. Там было темно, и мы остановились отдышаться.

– Надо срочно звонить в милицию, – предложила я.

– Ты что, какая милиция! – зашикала на меня подруга. – Это же обыкновенные бандитские разборки. Милиция может помешать. Лучше давай княжну спасем.

Видимо, я все еще плохо соображала, потому что согласилась с подругой. И мы отправились спасать набившую оскомину княжну.

Спальня отыскалась там, где мы ее и ожидали увидеть – рядом с санузлом. Света в ней не было, и у меня екнуло сердечко, когда Танька безрассудно щелкнула выключателем. Представляю, какой эффект произвело бы наше появление на того, кто имел бы счастье в этот момент мирно почивать в тамошней кроватке. Две раскрасневшиеся незнакомые бабы с осоловелыми глазами и сбитыми, растрепанными прическами запросто бы произвели эффект разорвавшейся бомбы. Но в спальне никого не оказалось. Тем не менее, из соображений безопасности мы все же свет выключили и добрались до кровати на ощупь. В не зашторенное окно косо падал серебристый лунный свет, которого нам хватало, чтобы уверенно передвигаться по комнате, ни на что не натыкаясь и держа друг друга в поле зрения.

Перед кроватью Танька неожиданно начала отвешивать нечто вроде гремучей смеси книксенов и реверансов.

– Ты чего, сдурела? – удивилась я.

– Кланяйся, кому говорят, – шепнула мне ненормальная подруга. – Не забывай, что перед нами царская особа.

Хотя ничего царского я перед собой по-прежнему не видела, на всякий случай тоже отвесила кровати несколько неумелых поклонов.

– Все, – устав, решила Танька. – Давай ее освобождать.

Совместными усилиями мы скинули с кровати матрас и принялись за поиски тайника. Одна из дощечек поддона сдвинулась с места и отошла в сторону. Танька оттолкнула меня и полезла рукой внутрь.

– Какое маленькое отверстие, – недоуменно сказала она. – Как же туда княжну могли запихнуть?

– Ну что, есть? – нетерпеливо спрашивала я, пока она, напряженно сопя, шарила рукой в недрах кровати.

– Не-а, нету тут никакой княжны, – огорченно ответила она. – Может, он ее в шкаф перепрятал, а нам забыл об этом сказать?

Потеряв интерес к кровати, Танька переключила внимание на платяной шкаф. А я, напротив, прильнула к кровати и запустила руку в тайник. Никакой княжны там тоже не нащупала, зато отыскала коробку, размером примерно с три положенных друг на друга средней величины книги в твердом переплете, которую с превеликим трудом извлекла наружу. Она еле пролезла в отверстие тайника, так что было непонятно, каким образом ее вообще туда умудрились запихнуть.

– В шкафу ее тоже нету, – еще больше огорчилась Танька. – Поищу в тумбочке.

– В тумбочке?! Ты в своем уме, как целая княжна может поместиться в тумбочке? – воскликнула я, но Танька пропустила мои слова мимо ушей.

Пока она рылась в прикроватной тумбочке, я отошла к окну, пытаясь при свете луны рассмотреть свою добычу. На деле коробка, извлеченная мною из кровати, оказалась шкатулкой. Даже скорее не шкатулкой, а ларцом, деревянным и очень красивым. Крышка его была инкрустирована резьбой и каким-то металлом, который на миг в сиянии Селены показался мне золотом. Возможно, так оно и было на самом деле, но при скудном освещении ночного небесного светила убедиться в этом наверняка не было ни малейшего шанса.

Ларец оказался довольно тяжелым, весом килограмма в полтора, из чего я заключила, что внутри него что-то есть. Попыталась открыть, но крышка оказалась закрыта на ключ. Пришлось возвращаться к кровати и вновь погружаться в ее недра. Увы, ключа я там не нашла. И тут меня осенило: ведь в фургоне Мокрый отдал мне на хранение какой-то ключ. А вдруг это тот самый ключ, от ларца! Оставалось только вспомнить, куда я его сунула.

Я села на кровать и задумалась. В принципе, спрятать ключ могла только в одном месте – в своей сумочке. Но, порывшись в ней, ключа не нашла. Да и деньги, выигранные в казино, мешали. Карманов на одежде у меня практически не было, так, один крохотный кармашек для платочка на жакете, да и тот был пуст. Куда же я могла сунуть проклятый ключ? Неужели я его потеряла?

– Нашла! – неожиданно и восторженно заорала Танька, вынырнув из глубин тумбочки.

– Что? Ключ? Или княжну?

– Виски! – воскликнула подруга, победоносно размахивая обнаруженной бутылкой над головой.

– Тьфу ты! – только и сплюнула я, а Танька тут же откупорила найденную бутылку и жадно припала к ее горлышку.

– Тань, может, хватит? – сказала я, наблюдая за тем, как она глотает виски лошадиными порциями. – Это же вредно.

– Уф, – тяжело выдохнула она и занюхала виски рукавом. – Гадость какая-то, а столько разговоров: виски, виски! Да это же самый обыкновенный самогон, только за сто баксов. Хочешь попробовать?

Она по-братски, точнее, по-сестрински протянула мне бутылку, но я наотрез отказалась от спиртного. И без того выпила сегодня больше положенного. Наверное, годовую норму выполнила. Всего населения города.

– Ну, как хочешь, – пожала плечами Танька и вновь жадно припала к бутылке.

Слова ее становились все бессвязнее, язык заплетался все с большей силой, а в движениях появилась опасная плавность – предвестник состояния, которое опытные алкаши именуют «Game over». Поэтому я решилась на крайние меры. Подошла к Таньке и отняла у нее бутылку.

– Давай возьмем ее с собой, – заныла Танька, и мне пришлось уступить ее уговорам.

Танька откопала где-то хозяйственный пакет и сунула туда бутылку. Я добавила в пакет свой ларец, после чего мы вновь вспомнили о княжне. Бедняжка, ее-то мы так и не спасли!

– Может, мы не в ту спальню зашли? – неуверенно предположила я.

– Думаешь, тут много спален? – спросила Танька, ожесточенно размахивая руками перед своим лицом. – Это же не Европа… Черт, ты не знаешь, откуда здесь столько мух?

– Ни одной не вижу.

– Да вот же они, целый выводок, – настаивала Танька, размахивая руками, словно мельничный ветряк.

– Это не мухи.

– А кто тогда?

– Черти, – раздраженно объяснила я. – Зеленые такие чертики. Но не волнуйся, от виски такое иногда случается.

В ответ Танька обиженно засопела и перестала размахивать руками. Тем не менее, ее взгляд подозрительно ощупывал пространство перед собой.

– Слушай, – озарило меня. – Помнишь, Мокрый велел нам искать княжну в его спальне? А вдруг это не его спальня?

– Намекаешь на то, что это спальня его жены? – насторожилась Танька.

– Ты чего, если у него княжна в кровати замурована, откуда взяться жене! – вскричала я безо всякой логики и призвала подругу прислушаться к голосу разума, правда, не сумев закончить фразу, и ограничившись простым: «Прислушайся!».

Танька послушно прислушалась. Со двора доносился лай собаки.

– Хочешь сказать, это спальня его собаки? – удивилась она.

– Нет, – ответила я, теряя терпение. – Хочу сказать, что это не его спальня, не его кровать и не его дом!

– Что значит не его дом? А чей же он тогда?

– А с чего ты взяла, что это его дом? – парировала я. – Может, нас в какой-то другой дом привезли, почем я знаю. Вспомни, как мы с Мокрым встретились. Его притащили из какого-то дома. Может, это и был его дом.

– Но он же сам нам сказал, что это его дом.

– Он мог ошибиться. Он находился в состоянии шока.

Мои аргументы заставили Таньку задуматься.

– Проверить это можно только одним способом, – заявила она после небольшой паузы. – Надо спуститься вниз и спросить об этом у Мокрого.

Бредовая и опасная идея отчего-то пришлась мне по душе. Видно, зеленые чертики руководили не только Танькой. Мы вернулись к выходу из спальни, Танька распахнула дверь и внезапно сказала, обращаясь к кому-то, кого я из-за ее спины не видела:

– Здрасьте – меня покрасьте! Вы к нам? А то мы уже уходим…

Я боязливо выглянула из-за ее плеча и едва не лишилась чувств. На пороге спальни, скрестив руки на груди, стоял жлоб-коротышка. И на редкость гадко нам улыбался…

Глава 5. Пытки и старый добрый допрос

Коротышка щелкнул выключателем, и спальню залил неправдоподобно яркий свет. От неожиданности мы с Танькой попятились назад и отошли к самой кровати. Коротышка уверенно последовал за нами, плотно прикрыв за собой дверь. Широко расставив ноги, он, как нам показалось, очень-очень долго стоял в одной неподвижной позе и смотрел на нас так, будто под микроскопом изучал невиданных микробов. Он словно впервые в жизни попал в зоопарк и тщетно пытался понять, откуда у жирафа ноги растут. Мы в долгу не остались и вперились в него не менее любознательными взглядами.

На вид коротышка представлял собой помесь платяного шкафа и недоразвитой гориллы, переболевшей в детстве церебральным параличом. Он был коротко стрижен, обладал покатым, выпуклым лбом и некрасивыми большими глазами навыкате, близко сидевшими по обе стороны от явно не раз сломанного, широкого и приплюснутого, как у многих боксеров, носа. Квадратный, покрытый трехдневной щетиной, подбородок лишь усиливал неприязненное ощущение. По всему было видно, что от избытка интеллекта этот товарищ не страдал.

Коротышка или Зырик, как тут же окрестила я его про себя, был удивительно широк в плечах, мускулист и вообще на вид крепок. Одевался он в полном соответствии с тем образом, который представлял. На нем были надеты легкие тренировочные синие брюки-трико с белой надписью над левым карманом «ADIDAS», новенькие кроссовки и белая футболка в обтяжку с волосатой, почти человечьей, мордой, изображенной на груди. Несчастная футболка, казалось, вот-вот порвется под напором напряженных, вздутых мышц.

Портрет дополняла массивная золотая цепь на бычьей шее и печатка благородного же металла на безымянном пальце правой руки. Вот этой-то печаткой он и ткнул в нашу сторону.

– Вы кто такие? – очумело спросил он густым, прокуренным басом.

Пока Танька напрасно напрягала извилины, искренне пытаясь вспомнить, кто мы такие, я сделала это за нее и смело ответила, повторяя слова, сказанные Мокрым еще в фургоне:

– Мы – стопудовые тетки!

Зырик от моего ответа, похоже, ошалел еще больше.

– А че вы здесь делаете? – растерянно спросил он.

– Фуфлим понемногу, – ответила я, окончательно входя в роль.

– Не, я не понял, че это мы тут делаем! – неожиданно взорвался Зырик, и я поняла, что понятливость, догадливость и сообразительность крайне редко, если не сказать никогда, не посещали его большую, квадратную голову.

С таким типом шутки были плохи. Неровен час, не так поймет, глядишь, и за пистолетом потянется. Хотя откуда у него пистолет? Одежды на нем – самый минимум, нигде не видно кобуры, нигде ничего не выпирает. Я про пистолет, конечно. Может, он прячет пистолет под штаниной, на щиколотке? Я в кино видела, многие бандиты и полицейские в Америке так делают. А чем наши хуже? Но нет, опять же, не его ума уловка. Скорее всего, товарищ безоружен.

И данный факт дарит нам некоторые шансы на побег. Об этом я шепнула на ухо подруге, но та вдруг тряхнула головой, как веселая кобыла, и захихикала. Зырик же вместо пистолета вытащил из кармана трико выкидной нож, о котором я почему-то не подумала. Лезвие с легким угрожающим щелчком выскочило из рукоятки со скоростью молнии и заставило нас с Танькой одновременно испуганно вздрогнуть и обняться от страха.