Бывший: Нет прощения

В подъезде было темно, холодно и пахло старым линолеумом. Я сидела на полу и ревела, не в силах остановиться. Все эти дни я держалась из последних сил – ради подруг, ради работы, ради видимости нормальности. А сейчас, после этой встречи, вся моя броня треснула и рассыпалась, обнажив незажившую, кровоточащую рану.

Не знаю, сколько времени прошло. Слёзы постепенно иссякли, оставив после себя опустошение и тяжёлую, давящую усталость во всём теле. Я поднялась с пола, чувствуя себя разбитой, и побрела к лифту. Доехала до своего этажа, кое-каком доплелась до квартиры. Включила свет, и яркий свет люстры больно ударил по глазам. Я скинула пальто, бросила сумку и прошла на кухню, чтобы налить себе воды. Руки всё ещё дрожали.

Я стояла у окна, глядя на тёмные очертания спящего города, и пила воду большими глотками, пытаясь заглушить ком в горле. В голове стучало: «Предательств не прощаю. Никогда». Это была моя новая истина. Мой новый закон.

Вдруг раздался резкий, настойчивый звонок в дверь.

Вся моя кровь застыла в жилах. Это он. Вернулся. Нашёл в себе силы прийти ещё раз. Чтобы ещё что-то сказать, ещё что-то объяснить. Чтобы снова втереться в доверие.

Ярость, горячая и слепая, ударила мне в голову. Как он смеет?! После всего, что я сказала! Я бросила стакан в раковину, с такой силой, что он чуть не разбился, и пошла к двери. Я была готова вылить на него всё своё презрение, всю боль, все оскорбления, которые не успела сказать раньше.

С силой дёрнула дверь на себя, готовая разразиться криком.

– Чего тебе ещё надо?! – выпалила я, задыхаясь от ярости.

На пороге стоял не Максим.

Передо мной замер молодой парень в куртке с логотипом цветочного магазина. В его руках был огромный, роскошный букет из белых роз. А в другой – коробка дорогого бельгийского пралине.

Он смущённо улыбнулся, увидев моё заплаканное, искажённое злобой лицо.

– Алиса Сергеевна? Вам доставка.

Молча, с открытым ртом, смотрела то на него, то на цветы. Мозг отказывался воспринимать происходящее.

– Подпишите, пожалуйста, – он протянул мне электронный планшет.

Я машинально расписалась, и он вручил мне букет и коробку. Цветы были невероятно красивыми и пахли так сильно, что голова пошла кругом.

– Хорошего вечера, – парень кивнул и удалился.

Я стояла в пустой прихожей, прижимая к себе этот огромный, нелепый букет, и не понимала, что происходит. Кто? Зачем? Максим? Попытка загладить вину? Но он же только что был здесь и видел меня в совершенно не располагающем к подаркам состоянии.

Заметила маленький конверт, прикреплённый к стеблю одной из роз. Дрожащей рукой я оторвала его и вскрыла.

Внутри была простенькая открытка. На ней – смешной рисунок троих закадычных подруг, обнимающих друг друга. А под ним – текст, написанный знакомым размашистым почерком Светы:

«Держись, солнце. Ты самая сильная из нас. И помни правило No5. Целуем. Твой Клуб Одиноких Сердец».

Прочла эти слова раз. Потом ещё раз. Потом медленно, очень медленно опустилась на пол в прихожей, прижимая к груди цветы и эту дурацкую открытку. И снова заплакала. Но на этот раз слёзы были другими. Они были тёплыми, тихими и целительными.

Они помнили. Они знали, как мне тяжело. Они были со мной. Даже вот так, на расстоянии, посреди ночи.

Сидела на полу в окружении лепестков и шоколада, плакала и смеялась одновременно, чувствуя, как лёд вокруг моего сердца потихоньку начинает таять.

Глава 4

Цветы от подруг простояли в вазе почти неделю, медленно увядая, но напоминая о том, что я не одна. Их сладкий, навязчивый аромат заполнил всю квартиру. Я даже спала с открытой дверью в гостиную, чтобы этот запах меня преследовал. Это было моим щитом.

Но щиты, как известно, имеют свойство трескаться. Через несколько дней Света объявила, что моё «затворничество и самосожжение» официально заканчиваются.

– Всё, хватит киснуть в четырёх стенах! – заявила она, врываясь ко мне в субботу вечером, когда я в очередной раз устроилась на диване с сериалом и пачкой чипсов. – Мы идём в люди. Немедленно, быстро и без!

– Куда? – с опаской спросила я, отодвигая от себя чипсы. Взгляд у Светы был решительным и безумным, что обычно предвещало какую-нибудь авантюру.

– Туда, где громко играет музыка, темно и полно незнакомых мужчин, – она зловеще улыбнулась. – Мы идём в клуб.

Мой желудок сжался в комок.

– Нет. Нет, Свет, только не это. Я не могу.

– Можешь! – она выдернула у меня из рук пакет с чипсами и швырнула его на стол. – Устав клуба, пункт какой-то там: «двигаться вперёд любой ценой». Сидение в пижаме с «Домом у озера» – это не движение вперёд. Это движение в никуда. Быстро в душ! Выбирай самое короткое платье! Я уже Иру нарядила, она ждёт в такси!

Протестовать было бесполезно. Через сорок минут я, натянутая, как струна, в своём самом узком чёрном платье, которое я ненавидела, сидела на заднем сиденье такси между Светой и бледной, как полотно, Ирой. Та была одета в нечто стрейчевое и блестящее, отчего напоминала испуганного рождественского эльфа.

– Я не могу дышать, – прошептала Ира, касаясь пальцами глубокого выреза на груди. – Мне кажется, всё вывалится наружу.

– Именно на это и расчёт, – бесстрастно констатировала Света, поправляя в зеркальце смоки-айс. – Никто не будет смотреть на твоё умное лицо, если у тебя вот это всё, – она ткнула пальцем в декольте Иры. Та ахнула и прикрылась сумочкой.

Я молча смотрела в окно, чувствуя, как меня тошнит от страха и духоты. Клуб. Тёмное помещение, громкая музыка, потные тела незнакомцев… Последний раз я была в клубе лет пять назад, и то потому, что это был корпоратив Максима. Я терпеть не могла эти места.

Такси высадило нас у входа в какое-то заведение с неоновой вывеской «Фьюжн». Оттуда уже доносились глухие удары баса. Света, не моргнув глазом, заплатила за нас троих на входе и буквально втолкнула нас внутрь.

Удар звука и света был физическим. Музыка вгрызалась прямо в кости, мигающие лазеры резали глаза. Воздух был густым и сладким от смеси духов, пота и алкоголя. Люди – точнее, силуэты – двигались в полумраке, сливаясь в один большой, пульсирующий организм.

– Вот! Отлично! – прокричала Света нам на ухо, чтобы перекрыть грохот. – Первым делом – бар! Надо снять этот скованный страх!

Она протащила нас сквозь толпу к длинной стойке, за которой суетились бармены-акробаты. Заказала какую-то адскую смесь для нас троих. Я выпила свой коктейль залпом, почти не чувствуя вкуса. Ожидаемого облегчения не наступило – лишь лёгкая тошнота и учащённое сердцебиение.

– А теперь – на танцпол! – скомандовала Света, хватая нас за руки.

– Я не могу! – взмолилась Ира, упираясь.

– Можешь! – Света была неумолима. – Просто дрыгай ногами и руками. Никто не смотрит!

Она была права. В этой пульсирующей массе тел каждый был сам за себя. Я закрыла глаза и попыталась просто двигаться в такт музыке, отключив мозг. Получалось плохо. Я чувствовала себя нелепой, зажатой, старой. Рядом вились какие-то молодые девчонки в одних кроп-топах и джинсах с заниженной талией, ловя на себе восхищённые взгляды. Я ловила лишь жалостливые или оценивающие взгляды мужчин, которые явно гадали, что это за трио неудачниц затесалось в их логово.

К нам почти сразу же прибился какой-то тип в обтягивающей рубашке. Он принялся танцевать перед Светой, явно делая её объектом своей охоты. Та лишь усмехнулась и принялась откровенно издеваться над его танцевальными потугами, чем, похоже, лишь разожгла его интерес. Ира же, как только к ней попытался присоединиться другой кавалер, с визгом отпрянула и спряталась за моей спиной.

А я просто стояла, покачиваясь, и пыталась не смотреть по сторонам, чувствуя себя абсолютно голой и уязвимой. Какой-то мужчина, от которого сильно пахло виски, попытался обнять меня за талию со словами: «Что такая сладкая одна стоит?» Я резко отшатнулась, пробормотала «Извините» и пробилась к краю танцпола, к стене, где было чуть просторнее.

И тут моё сердце остановилось.

Сначала я не поверила своим глазам. Показалось. Нашла очередного «двойника». Но нет. Это был он.

В тёмном углу, за столиком, полускрытый колонной, сидел Максим. Он откинулся на спинку диванчика, закинув ногу на колено, и что-то говорил, улыбаясь. Та самая, натянутая, деловая улыбка, которую я видела тысячу раз на его рабочих встречах. Но сейчас она была обращена не к партнёрам.

Рядом с ним, прижавшись к его плечу, сидела она. Та самая Юля. Молодая. Я бы сказала – слишком молодая. В платье из серебряной парчи, которое явно стоило как половина моей зарплаты. Её длинные светлые волосы были уложены идеальными волнами, макияж – безупречным. Она слушала его, запрокинув голову и заглядывая ему в глаза, и смеялась. Звонко, искренне, по-девичьи.

И они выглядели… счастливыми. Идеальной, гламурной парой с обложки. У него была расслабленная, довольная поза победителя. У неё – сияющий, победоносный взгляд.

Мир сузился до этого столика. Грохочущая музыка стихла в моих ушах, превратившись в глухой, неровный гул. Все окружающие люди расплылись, стали бесплотными тенями. Я стояла, вжавшись в стену, и не могла оторвать от них взгляд. Каждый их смех, каждое прикосновение были для меня как удар ножом.

Всё, что я говорила ему в подъезде, вся моя холодная ярость и уверенность – всё это оказалось пылью. Пока я сидела дома и рыдала в подушку, он развлекался. Пока я пыталась собрать себя по кусочкам, он уже собрал новую жизнь. Идеальную, красивую, без трещин и прошлого.

Меня начало трясти. В глазах потемнело. Я почувствовала, как по спине ползут мурашки, а в горле подступает тошнота. Я хотела убежать, спрятаться, исчезнуть.

И в этот момент он поднял глаза.

Наши взгляды встретились через ползала, через мигающий свет и толпу танцующих. Его улыбка не исчезла, но застыла, стала неестественной. Он не отвел глаз. Он просто смотрел на меня. Сначала с удивлением, потом – с лёгким замешательством, а затем… затем в его взгляде появилось что-то новое. Что-то холодное и оценивающее. Почти… презрительное.

Он увидел меня. Заметённую, испуганную, одинокую, прижавшуюся к стене в нелепом платье. И он сидел там, такой довольный и уверенный, с новой, блестящей женщиной.

Юля, заметив, что он куда-то уставился, тоже повернула голову. Её взгляд скользнул по мне, и я увидела, как на её лице промелькнуло мгновенное понимание. Она знала, кто я. Максим, видимо, показал ей мои фото. Или она сама нашла меня в соцсетях.

И тогда она улыбнулась. Широко, победно, с открытым вызовом. Она что-то сказала Максиму на ухо, всё так же глядя на меня. Что-то короткое и едкое, от чего его застывшая улыбка дрогнула, а в глазах мелькнуло что-то тёмное. Он кивнул, не сводя с меня глаз, и медленно, очень медленно поднял свой бокал с шампанским в мою сторону. В немом, издевательском тосте.

Этот жест был последней каплей.

Я не помню, как оказалась на улице. Промелькнули лишь обрывки: я толкаю кого-то плечом, пробиваюсь сквозь душную, потную толпу у бара, глухой удар холодного ночного воздуха по лицу. Я бежала. Просто бежала, не видя дороги, спотыкаясь о брусчатку на тротуаре, задыхаясь от рыданий, которые рвались наружу.

Тот взгляд. Его холодный, оценивающий взгляд и её победная, наглая улыбка. Они выжгли во мне всё. Всю мою гордость, всё моё достоинство, которое я так старательно собирала по крупицам все эти недели. Я снова была той самой жалкой, униженной дурой, которая плачет на полу в подъезде.

Я остановилась, упёршись руками в колени, и пыталась отдышаться. Горло сжимал спазм, слёзы текли ручьями, смешиваясь с тушью и оставляя на щеках липкие чёрные дорожки. Я была одна. Совершенно одна на пустынной ночной улице. А там, в том ярком, громком мире, он праздновал свою победу. Надомной.

– Нашла тебя!

Чьи-то руки грубо схватили меня за плечи. Я взвизгнула от неожиданности, инстинктивно пытаясь вырваться.

– Успокойся, это я! Твоя сумасшедшая подруга! – рявкнул знакомый хрипловатый голос.

Света. Она стояла передо мной, тоже запыхавшаяся, без пальто, с растрёпанными от танцев волосами. Её лицо было раскрасневшимся, а глаза горели не здоровым азартом, а чистейшей, беспощадной яростью.

– Я его убью. Я найду этого ублюдка и лично оторву ему его самодовольную башку с плеч! – выдохнула она, всё ещё не отпуская мои плечи. – Я всё видела. Видела, как они на тебя смотрят. Видела эту… эту куклу Барби в парче. Господи, да я бы ей одной левой все её силиконовые импланты по местам расставила!

Она говорила громко, почти крича, её голос эхом разносился по спящей улице. Прохожий парень, выгуливающий собаку, испуганно шарахнулся в сторону.

– Он… он смотрел на меня, как на… как на ничего, – прошептала я, с трудом выговаривая слова сквозь ком в горле. – Как на пустое место. А она… она смеялась.

– Да потому что они пустое место! – Света тряхнула меня за плечи. – Пена. Пыль. Два нарцисса, которые нашли друг друга. Они заслуживают друг друга, Алиса! Ты слышишь меня? Они обречены на адскую скуку и вечное выяснение, кто из них круче!

– Но они счастливы! – выкрикнула я, и это прозвучало так горько и так по-детски обидно, что мне стало стыдно за себя. – Они сидят там и смеются, а я… я тут…

Мои ноги подкосились, и я снова чуть не рухнула на асфальт, но Света удержала меня.

– Они не счастливы, – её голос вдруг стал тише и твёрже. – Они играют. В спектакле под названием «Посмотри, как я круто устроился без тебя». А знаешь, что происходит за кулисами таких спектаклей?

Она не дожидалась моего ответа. Одной рукой всё ещё держа меня, другой она полезла в карман своих узких джинсов, с трудом вытаскивая телефон.

– Ты думаешь, только тебе сегодня не везёт? – она яростно тыкала пальцем в экран, что-то ища. – Ты думаешь, твоя боль самая особенная и уникальная? Вот, слушай. Послушай хорошенько.

Она поднесла телефон к моему уху. Я услышала негромкие, прерывистые всхлипы. А потом – женский голос, записанный в виде голосового сообщения. Он дрожал от слёз и ярости.

«…и он опять сказал, что это командировка! Я проверила его карту – он снова снял номер в этом ужасном мотеле на окраине! А потом я нашла это приложение на его старом телефоне… Там он… он общается с кучей женщин! Говорит им те же слова, что и мне когда-то… Просит у них денег! Говорит, что его кот заболел! У нас нет кота! У нас трое детей, и он не платит алименты, а он… он просит деньги у каких-то дурочек на кота, которого не существует! Я не знаю, что мне делать… Он же отец моих детей…»

Сообщение оборвалось в надрывном рыдании. Я замерла, забыв на секунду о своей собственной боли. Это был чей-то другой, чужой кошмар. Но от этого не менее страшный.

– Кто это? – прошептала я, отводя взгляд от телефона.

Света забрала его, и на её лице появилось странное, мрачное удовлетворение.

– Это, моя дорогая, – она произнесла с театральной паузой, – голос настоящей жены того самого «милого» бухгалтера Алексея. Того, который ходил на свидание с Ирой и просил денег на ветеринара для своего несуществующего кота.

У меня отвисла челюсть. Я смотрела на неё, не понимая.

– Как… откуда?..

– Адвокат, – коротко бросила Света. – Та самая, что помогает Ире с разводом. У неё есть доступ к базам. Я просто попросила её проверить этого «Алексея» по паспорту. Оказалось, что наш скромный бухгалтер и любитель котов – на самом деле профессиональный альфонс и многодетный отец. Женат. Ипотека. Трое детей. И куча любовниц, которых он кормит баснями про больных животных и задерживающуюся зарплату.

Она произнесла это почти буднично, как будто сообщала прогноз погоды. Но каждое слово било по мне, как молоток.

– Он… он обманывал её? Всех? – я всё ещё не могла поверить.

– Да! – Света почти закричала, её терпение лопнуло. – Он втирался в доверие, играл в милого и ранимого, а потом клянчил деньги! И нашёл же дурочек, которые велись! Включая нашу Иру! И знаешь что? – она снова схватила меня за плечи, заставляя смотреть ей в глаза. – Этот твой Максим… он ничем не лучше. Может, он и не просит денег (пока что!), но он так же втирается в доверие, так же лжёт и так же использует людей! Он и эта его кукла из парчи – они из одной банки! Они все одного поля ягоды!

Она отпустила меня и сделала шаг назад, тяжело дыша. Её гнев иссяк, сменившись горькой, усталой убеждённостью.

– Вот видишь? – она ткнула пальцем в сторону телефона, хотя сообщение уже давно закончилось. – Наше горе – это не конец света. И твоё, и моё, и Ирино. Иногда это просто лакмусовая бумажка. Которая помогает выявлять мудаков. Всех этих лживых, самовлюблённых, слабых дураков, которые носятся по свету и калечат жизни.

Она замолчала, давая мне время переварить её слова. Я стояла, прислонившись к холодной стене какого-то здания, и смотрела на неё. Мои слёзы высохли. Внутри всё ещё было больно, дико и обидно. Но теперь к этой боли добавилось что-то ещё. Что-то тяжёлое и горькое, но твёрдое. Как камень.

Я думала о том плачущем голосе в телефоне. О жене того человека. О её трёх детях. О Ире, которую он тоже чуть не обманул. И о себе. О Максиме. О его новой, блестящей жизни, которая, возможно, тоже была всего лишь красивой обёрткой для такой же лжи.

Света наблюдала за мной, и её взгляд постепенно смягчался. Она подошла ближе и неожиданно обняла меня. Крепко, по-дружески, не обращая внимания на то, что я вся в слезах и тушь вот-вот испачкает её блестящий топ.

– Всё, – прошептала она мне на ухо. – Хватит. Выплакалась. Посмотрела в глаза чужому горю. Теперь делай выводы и двигайся дальше. Они не стоят наших слёз. Ни один из них.

Я кивнула, уткнувшись лицом в её плечо. Я не могла говорить. Но впервые за этот вечер, за эту неделю, за все эти недели, я почувствовала не просто боль и обиду. Я почувствовала… злость. Не истеричную, не разрушительную, а холодную, спокойную и очень решительную.

Они не стоили наших слёз. Ни один из них.

Света словно прочитала мои мысли. Она отстранилась, посмотрела на меня своими острыми, всё ещё яростными глазами, и на её губах появилась та самая, знакомая ухмылка. Но на этот раз в ней было не безумие, а мрачное удовлетворение.

– Вот видишь? – повторила она ещё раз, уже тише. – Иногда наше горе – это не конец света. Иногда это просто лакмусовая бумажка для идиотов. И мы, как никто другой, теперь умеем этот лакмус читать.

Глава 5

Утро после клуба началось с того, что проснулась с ощущением, будто меня переехал грузовик. Голова раскалывалась не столько от пары коктейлей, сколько от пережитого унижения и ярости. Лежала с закрытыми глазами, и в памяти снова и снова прокручивался тот момент: холодный взгляд Максима, наглая улыбка его новой пассии, её шепот ему на ухо.

Света была права. Наше горе было лакмусовой бумажкой. И я решила, что с меня хватит быть реактивом. Пора действовать. Проявлять инициативу.

Резко села на кровати. Солнечный свет, пробивавшийся сквозь щели в шторах, резал глаза. Я зажмурилась, потянулась к телефону на тумбочке и с упрямой решимостью открыла то самое приложение. Не чтобы листать анкеты в тоске, а с конкретной, чёткой целью.

Через час на моей кухне снова собрался весь наш несчастный, но боевой состав. Ира, всё ещё похожая на испуганного мышонка, закутанная в мой халат, и Света – в своих фирменных спортивных штанах и с двумя чашками крепчайшего кофе в руках.

– Ну, и с какой же блестящей идеей ты нас подняла в такую рань? – проворчала Света, протягивая одну чашку мне. – Если опять про тот клуб, я тебя сама придушу. Мой похмельный мозг с трудом выносит воспоминания о вчерашнем позоре.

– Ничего подобного, – заявила я, стараясь, чтобы мой голос звучал твёрдо и решительно. Я взяла с кухонного стола блокнот и ручку. – Я поняла. Мы подходим к этому делу неправильно. Слишком эмоционально. Надо системно.

– Системно? – Света приподняла бровь. – Ты хочешь составить бизнес-план по поимке мужчины? С анализом рынка и прогнозом окупаемости?

– Именно! – я хлопнула ладонью по блокноту. – Мы составляем ТЗ. Техническое задание на идеального мужчину. Чёткий список требований. Как при приёме на работу. Чтобы сразу отсеивать неподходящих кандидатов. Никаких больше бухгалтеров с больными котами и нарциссов с любовницами!

Ира с интересом приподнялась на стуле. Света скептически хмыкнула, но в её глазах мелькнуло любопытство.

– Ну-ну, – протянула она. – Зажигай. Слушаю твои хотелки.

Я глубоко вздохнула и начала выводить на бумаге заголовок с таким видом, будто подписываю важный указ.

«Идеальный мужчина. Список обязательных критериев».

– Пункт первый, – объявила я. – Рост. Не ниже 180. Чтобы я могла носить каблуки и не чувствовать себя гномом.

– Одобряю, – кивнула Света. – Дальше.

– Пункт второй: стабильный доход и финансовая грамотность. Никаких «зарплату задерживают» и «одолжи до пятницы». Я не благотворительный фонд.

– Ты ему не фонд, а актив, – поправила Света. – Но в целом верно. Чётко.

– Пункт третий: никаких бывших жён и детей. Я не готова разбирать за кем-то детские игрушки и выслушивать истории про его не сложившуюся личную жизнь. Нужен мужчина без багажа. Совсем.

Тут Света фыркнула.

– То есть ты хочешь найти мужчину за сорок, у которого никогда не было серьёзных отношений? Поздравляю, ты только что описала либо законченного социопата, либо человека с огромным количеством скелетов в шкафу.

– Ну… может, он всё время посвящал карьере? – робко вставила Ира.

– Или он просто жуткий зануда, которого никто не мог вытерпеть дольше трёх месяцев, – парировала Света. – Ладно, ладно, пиши. Дальше что?

– Пункт четвёртый: интеллект. Чтобы было о чём поговорить, кроме погоды и футбола. Любовь к искусству, к путешествиям, к чему-то развивающемуся.

Я выводила каждую букву с особым усердием, чувствуя, как внутри растёт странное, почти детское упрямство. Этот список был моим щитом. Моим заявлением миру – и самой себе – что я знаю себе цену и не соглашусь ни на что меньшее.

– Пункт пятый: чувство юмора. Без сарказма и язвы. А то… – я бросила взгляд на Свету, – а то я уже сыта по горло.

– Ой, извини, что не оправдала твои ожидания, принцесса, – язвительно ответила она, но беззлобно.

– И… и чтобы любил животных, – тихо добавила Ира. – Но чтобы не просил потом денег на их лечение.

– Записываем, – я внесла и этот пункт.

В итоге получился целый список. Аккуратный, пронумерованный, с подпунктами. Я перечитала его вслух, и в кухне повисла короткая пауза.

Света смотрела на этот список с таким выражением лица, будто я принесла ей на подпись договор о продаже воздуха.

– Ну что ж, – наконец произнесла она, медленно и с расстановкой. – Поздравляю. Ты только что составила портрет идеального мужчины, который не существует в природе. Ты ищешь не мужа, дорогая моя. Ты ищешь сборную солянку из Брэда Питта в молодости, Илона Маска с его капиталом, Стивена Хокинга с интеллектом и какого-нибудь монаха-отшельника с чистой кармой. Ты понимаешь, что вероятность найти такое чудо природы стремится к нулю?

– Я не ищу чудо! – возразила я, чувствуя, как моя решимость пошатывается под её напором. – Я просто хочу… хочу быть уверенной. Хочу фильтровать. Чтобы меня не обманули снова.

– А кто тебя обманывал? – Света пристально посмотрела на меня. – Твой список? Нет. Тебя обманул конкретный мудак по имени Максим. И нет никакой гарантии, что мужчина, который подходит под все твои пункты, не окажется точно таким же подонком. Он просто будет лучше маскироваться.

Её слова были как ушат ледяной воды. Но я уже слишком далеко зашла, чтобы отступать.

– Это лучше, чем ничего! – упрямо сказала я. – Лучше, чем тыкать пальцем в небо и надеяться на удачу!

– Удачи? – Света рассмеялась. – Да мы с тобой в одной лодке без весел и против течения. Ладно, чёрт с тобой. Хочешь искать своего франкенштейна – ищи. Только не удивляйся, если он окажется с болтами в шее.

Она отпила свой кофе и поставила чашку со стуком. Ира смотрела на нас обеих с лёгкой паникой, словно ожидая, что мы сейчас сцепимся в драке.

Я взяла телефон, всё ещё тлея от обиды на слова Светы. Она была циничной, чёрствой, невыносимой! Но где-то в глубине души я понимала, что она права. Мой список был утопией. Побегом от реальности. Но сейчас мне нужна была именно эта утопия. Хотя бы как точка опоры.

Я открыла приложение, твёрдо намеренная просто листать ленту, сверяясь со своим списком, как со шпаргалкой. Просто чтобы доказать Свете, что я могу быть прагматичной. Хотя бы в этом.

И в этот самый момент экран телефона вспыхнул мягким светом, и в верхней части экрана появилось уведомление: «Вас кто-то лайкнул! ».

Сердце ёкнуло. Глупо, по-девичьи. Первый же лайк после нашего вчерашнего провала и моего утреннего манифеста.

– Ой, тебе написали? – оживилась Ира, пытаясь заглянуть мне через плечо.