Страницы печали

Конечно, за те три часа, что она простояла неподалёку от рыночных ворот, в её чашку бросили несколько монет особо сердобольные старушки и искренне сочувствующая разодетая дочка какого-то богача, но этого всё равно было маловато для того, чтобы насытиться. За сегодняшний день она ещё не съела ни крошки, но уже потратила значительный запас своих сил, находясь здесь на морозе.

Сегодня она впервые вышла на улицу просить подаяния. Объяснять причину этого поступка долго, да и нет никому интереса к несчастьям чужой и посторонней женщины. Просто подошёл тот момент, когда она оказалась на грани. У неё больше не было никаких средств к существованию. Последнюю вещь она продала за бесценок неделю назад, а запасы пищи подошли к концу вчера. Так что сегодня она с самого утра на ногах и смогла лишь напиться из общественного колодца хрустально чистой ледяной воды, которая едва ли была способна наполнить её изнывающий от пустоты желудок.

Есть хотелось достаточно сильно, но она знала, что пока ещё способна игнорировать муки голода. Возможно, ей удастся простоять ещё пару часов до закрытия рынка. Хорошо, если за это время подкинут ещё монет. Тогда не придётся скитаться по разным кабачкам в поисках объедков за те гроши, что она пока имела в своей чашке, и ей будет обеспечен скромный ужин в дешёвом трактире, что всё-таки лучше долгих скитаний.

Как же тяжело находиться на самом дне! Приходится рассчитывать только на собственную ловкость рук и сообразительность. Только от тебя зависит, каким окажется твой желудок в конце дня – сытым или нет; будешь ли ты падать от усталости и свалишься у первого покосившегося забора, или же найдёшь подходящее место, где можно в безопасности и тепле прикорнуть на несколько часов. Несчастная женщина только-только начинала постигать искусство выживания. Тем труднее ей приходилось, что прежде всю жизнь она обитала в роскоши и неге.

– Помогите, пожалуйста, на еду!!!

Теперь эта фраза звучала для той партии, что вышла с рынка крайне довольная своими покупками.

Она бормотала эти слова непрестанно, жалобно и печально попеременно, пока мимо неё друг за другом проходили эти люди, ведь для первого раза она выбрала крайне удачное место для того, где встать, чтобы призывать незнакомцев к милосердию. Почти все проходили молча, даже не глядя в её сторону, хотя она каждому заглядывала в лицо, готовая предъявить свои честные голодные глаза. Но вот и ещё два медяка шлёпнулись в её чашку, а она даже не успела поблагодарить, потому что мужчина удалился слишком быстро.

– Работать надо! – как-то яростно выбросил слова следующий прохожий, неодобрительно посмотрев на содержимое её чашки. Его лицо прямо-таки перекосило от негодования, но в следующий момент он уже двинулся дальше, увлекаемый течением толпы, избежав услышать соответствующий ответ.

Женщина начинала привыкать к этому. За сегодняшний день её оскорбили уже в третий раз. Но она должна приучить себя безразлично сносить подобные слова, а также плевки вслед, раз жизнь на самом дне как раз то, что она единственно и может себе позволить.

Такие вот доброхоты-прохожие считают, что она только даром проедает чужой хлеб, по милости вручённый ей другими людьми, раз не зарабатывает его собственным трудом, а именно попрошайничает; они уверены, что она в состоянии чем-то занять себя и жить на маленький заработок. Но они не поймут или не захотят понять, что её силы на исходе, что кушать для их восстановления ей нужно сейчас, а на выполнение работы и получение заработка требуется как никак, а время. Можно было бы получить заработок в долг, а отработать потом, но она прекрасно знает, какие работы предлагаются таким, как она. Работая в таких местах, она скорее превратится в заводной механизм, и в ней не останется ничего человеческого.

Попрошайничество тоже работа, и ещё какая тяжёлая. Нужно поступиться своей гордостью и терпеливо сносить всевозможные оскорбления, нужно уметь вызывать у людей жалость и сочувствие к себе, иначе нечего рассчитывать на полную чашку; нужно оставаться на своём месте и в стужу, и в дождь; нужно уметь быть благодарным за любые крохи, какие ни подадут; а самое главное, потом нужно на них уметь насытиться и как-то пережить ещё одну ночь и желательно следующее утро. Что ни говори, но жизнь у настоящих нищих, которые действительно не имеют ничего за душой, что ни есть собачья. Пировать и праздновать себе могут позволить только те, кто притворяются таковыми. Остальные ведут ежесекундную борьбу с окружающими враждебными силами.

Торговый день близился к завершению, но чашка несчастной женщины не стала значительно полнее. Семь медных грошей не улучшили общей суммы. День оказался на редкость неудачным. То ли люди попадались ей все жадные и скупые, то ли вид у неё был не настолько несчастный, чтобы вызывать жалость и сочувствие (всё же она не дошла ещё до той грани, когда одежда превращается в сплошную ветошь и рваньё). Однако нужно было на что-то питаться, и это что-то сейчас лежало в её чашке. Следуя за припозднившимися покупателями, бедняжка удалялась от ворот рынка, бережно прижимая чашку к себе, чтобы ненароком не расстаться с её содержимым. А не то кто-нибудь из рук вырвет, либо сама споткнётся случайно, все монеты разлетятся, да некоторые затеряются, что не редкость, а ей ныне дорог каждый медяк. На рынке ещё оставались кое-какие торговцы, но женщине не хотелось покупать у них ничего. Она пришла сюда ранним утром, и многие обратили на неё внимание, так как она появилась тут впервые. И ей не хотелось, чтобы теперь эти люди узнали, ни сколько она получила, ни как дошла до жизни такой. Конечно, на рынке проще получить еду, но отвечать на вопросы, которые неизменно последовали бы, ей было бы невыносимо. Поэтому, несмотря на то, что чувствовала сильное истощение, решила пойти и поискать съестного в другом месте. Женщина настолько проголодалась, что начала уже испытывать слабость. Всюду ей мерещились лакомые блюда, которые ей доводилось пробовать когда-то давным-давно, в другой жизни, о которой ныне она предпочитала не вспоминать, чтобы не погружаться с головой в отчаяние. Нос её заполняли самые ароматные в мире съестные запахи, но в реальности их не существовало. То была лишь вонь улиц, а не деликатесы с разных уголков мира.

Очень скоро она наткнулась на ресторанчик «Райская птаха». Когда-то она хорошо знала это элитное заведение, в котором питались лучшие круги аристократии. Здесь подавали всё, что только душе угодно – лучшие блюда европейских и экзотических кухонь, деликатесы, редкие и пикантные лакомства, а также имелась обширная галерея старых выдержанных вин с лучших виноградников мира. Здесь обслуживание шло по первоклассному разряду, а ради клиентов готовы были извернуться ужом, чтобы только выполнить любой их каприз.

Она вспомнила, как однажды из-за неё под раздачу попал официант, потому что она заказала то блюдо, которого в мире не существует, а только ходят легенды по его приготовлению. И когда ей принесли нечто по её требованию, она закатила скандал, грозясь испортить репутацию ресторана, что было весьма вероятно с её связями. Тогда к ней пришёл с извинениями сам владелец «Райской птахи», обещая уволить нерасторопных официанта и повара, если только она не станет делать то, о чём заявила во всеуслышание. И в извинение он прислал ей вин за счёт заведения. А позднее она покатывалась со смеху в своей компании, вспоминая выражение лица повара, когда тот пришёл у неё уточнить, что от него требуется, и понял, что такого блюда никто никогда не готовил прежде, но постарался не подавать виду. И выражение официанта тоже, когда он принял заказ абсолютно уверенно и хладнокровно, как будто названное ему блюдо в самом деле было ему хорошо знакомо. Но в прошлой жизни несчастная женщина была именно такой – коварной, жестокой, эгоистичной, испорченной. Она ужасно себя вела, ходила по головам людей и считала себя, если не богиней, то уж королевой точно. Теперь-то она со стыдом вспоминала о том времени.

Сейчас она находилась в самом низу, и спуск её на дно оказался крайне стремительным. Во мгновение лишилась она всех своих прежних связей и положения, а всё от того, что вовремя не послушалась, не придала значения той угрозе, что нависла над ней. Она считала, что никто не вправе посягнуть на неё, а сама она имеет полное право проворачивать какие угодно шутки над любым человеком, что любой её каприз или прихоть сойдут ей с рук. Она жила по принципу «после нас хоть потоп», но однажды нашёлся человек, который из мести решил отправить её туда, где, как он думал, ей самое место. Так она и оказалась в этом положении, отныне вынужденная попрошайничеством зарабатывать себе на жизнь и ценить каждый грош, хотя прежде сорила деньгами, не понимая ни их ценности, ни того, что не всё на них можно купить.

Это были ужасные воспоминания. Она отдала бы всё, чтобы они только больше не принадлежали ни её жизни, ни её памяти.

Женщина обогнула ресторан и собралась пойти дальше, но тут вдруг дверь с чёрного хода отворилась и показался тот самый бой, над которым прежде её компания во главе с ней всегда потешалась и проделывала разные забавные штуки. Он повзрослел ненамного, и только. Годы пронеслись в её голове, но на самом деле минули лишь месяцы. Сама она стала совершенно иной за это время, но с чего бы другим людям меняться?

Свистом бой подозвал бродячую собаку, которая околачивалась неподалёку, как если бы знала, что её ожидает тут обильная кормёжка, и кинул ей какие-то мясные обрезки с костями, которые она принялась с хрустом уплетать. Женщине вдруг с удовольствием представился вкус варёного мяса, плавающего в жирном ароматном бульоне. Она подумала, что, если и ей подойти и попросить, то возможно, ей также что-то достанется. Когда она приблизилась, бой скармливал собаке вторую порцию. Он заметил её и пробежался глазами, но ничто в нём не выдало, что он узнал её, ведь в этой скромной простой одежде она действительно не походила на прежнюю себя, вдобавок исхудала, а под глазами залегли тёмные круги.

– Вы не вынесете мне что-нибудь? – робко попросила она. Тот момент, когда она чувствовала смущение при всяких своих словах и едва ли была способна открыть рот, уже минул, но неловкость при подобных просьбах пока ещё оставалась при ней.

– Деньги есть? – спросил бой, нисколько не удивившись, как если бы всякий день привык принимать нищих у этих дверей.

– Немного, – кивнула женщина, радуясь, что, по крайней мере, сегодня не останется без ужина.

Она принялась вынимать из чашки несколько монет.

– Давай всё, – грубо потребовал бой, вытирая руки о фартук.

– Но вы ведь кормите эту собаку бесплатно, – удивилась несчастная страдалица, указав на животное. Пёс как раз дохрумкивал последнюю костымагу.

– Ну и что! Мне так велели, а всяких побирушек я не обязан кормить бесплатно, – не моргнув глазом, нагло отозвался он.

– Но ресторан же всё равно выбрасывает подобные обрезки и разные отходы! – пыталась поспорить женщина, негодуя на подобное нахальство.

– Хотите поесть бесплатно, ступайте в церковь! – вот всё, что сказал он, собираясь закрыть за собой дверь.

– Подождите! – вскричала она, надеясь, что не упустила последний момент. – Возьмите деньги.

Она протянула ему чашку, и, когда он сложил руки, ссыпала ему туда всё, что в ней было. Голодный желудок намного важнее, чем не вовремя проявленная скупость или боязнь отдать последнюю монету. На сытый живот проблемы решаются скорее и проще.

– Гляжу, ваш сегодняшний улов богатством не отличается, а? – бой моргнул ей, разом повеселев. Конечно, денег лишается она, не он.

Женщина ничего не ответила, оставаясь внешне равнодушной, как бесчувственная статуя, хотя со своими шуточками бой делался ещё противнее ей.

– Ладно. Ждите. Я что-нибудь принесу, – с этими словами он скрылся внутри, а она осталась стоять у запертой двери. Даже собачка, и та куда-то подевалась.

Бедняжка сейчас думала о том, что прежде этот бой казался ей другим человеком. Находясь с той стороны заведения, он обычно заискивал перед клиентами и услужливо кланялся, и кивал как болванчик, так что она всегда считала его слегка тронутым на голову, вернее даже сказать, слабоумным, а потому любила проделывать разные забавные штуки на потеху той компании, с которой приходила. Они обычно сразу просили прислать к ним этого дурачка, когда обедали в «Райской птахе» в отдельном кабинете. Всем им тогда казалось, что он не понимает, что над ним попросту издеваются, но теперь ей стало ясно, что это была всего лишь хитрая уловка с его стороны, ведь ему всегда оставляли хорошие чаевые сверх нормы, а ради такой прибавки многие алчные с лёгкостью готовы стать шутами и посмешищами для других. А теперь этот бой и вовсе показал своё истинное лицо, как происходит со всяким лицемером, когда он обращается к тем, кто ниже его по какому-либо критерию. Этот бой оказался жадным до денег и вовсе не простодушен, каким она его всегда считала. И как хорошо, что он не признал её теперь, свою главную обидчицу! Неизвестно, что он ей сказал бы. Может, вообще прогнал бы с заднего двора, бросил что-нибудь вслед либо, что хуже всего, вылил на неё ведро с помоями.

Для женщины было бы страшнее всего сейчас, в её нынешнем положении, столкнуться с кем-нибудь лицом к лицу из её прошлого. С тем, кого она презирала или ни во что не ставила, например. Это стало бы для неё пострашнее самой смерти. Она знала, что незаслуженно обижала очень и очень многих. Как уже было сказано, когда-то она не считалась с людьми, шагая прямо по их головам, и являлась ходячим источником несчастий для других. Раньше она жила так, чтоб в первую очередь было хорошо ей. Её деньги и власть позволяли ей это. Люди мирились, пресмыкались, попросту уступали ей дорогу. Но однажды один всё-таки решился отомстить, приложив к этому все свои силы и умения, и согнал её с Олимпа. Его целью было сделать её последним человеком на земле, и он этого добился.

Она припомнила тот сон, который часто снился ей, когда она пребывала на вершине и считала, что такое положение будет занимать всю жизнь, что никакой угрозы быть не может, раз у неё есть деньги и власть. Ей снилось, что по какой-то постыдной причине все высмеивают её, и, когда она подходит к людям, они поворачиваются к ней спиной, и всё, что она пытается им сказать, как-то оправдать себя, не доходит до них, отскакивая, как от стенки. Её вина не доказана, но её оправданий не слышат. Никто из них даже не собирается внимать её объяснениям. И как бы она ни пыталась их вразумить, всё же она понимает, что не существует никакого способа развернуть этих людей обратно, лицом к себе. И в тот момент, когда все они замирают как статуи, а она мечется вокруг них, пытаясь найти избавление, она всегда просыпалась, чувствуя пустоту внутри и глухое одиночество. Тогда в этот же день она собирала шумную компанию, чтобы пуститься в очередное безумство, чувствуя поддержку, одобрение и привязанность со всех сторон и пытаясь таким образом заглушить в себе пугающее мерзкое чувство, что, не будь у неё титула и средств, она была бы никому не нужна.

И вот самый страшный кошмар её воплотился в действительность. В момент нужды никто не протянул ей руку помощи. Те люди не стоили её, а глухое одиночество оказалось не таким страшным, как она воображала. Она справится с чем угодно, потому что уже не такая как прежде. Она изменилась, стала намного сильнее не только телом, но и духом, который больше не был развращён пороками пресыщенной жизни.

Тут женщина начала беспокоиться. Уж слишком долго не было боя, и она начала думать, что он вообще не придёт. Он мог взять деньги, на самом деле не собираясь ничего ей приносить. Как бессовестный человек, он мог не чувствовать по отношению к ней никаких обязательств и считать, что лишь удачно надул одну глупую нищенку, которая, поверив ему, отдала все свои последние сбережения. Она порой сама вела себя точно так же. И теперь не может никому даже пожаловаться, потому что таким как она, во-первых, не верят, во-вторых, порой даже на порог не пускают. И никто ей не поможет. Кому есть дело до того, что говорит нищенка и побирушка? Она из прошлой жизни точно бы не стала слушать.

Когда несчастная уже потеряла всякую надежду на то, что бой вернётся, и решила, что пора двигаться дальше, несмотря на спазмы голодного желудка, и искать пристанище для ночлега, дверь отворилась, и вышел тот, кого она не надеялась больше увидеть.

– Меня задержали, поэтому так долго. Держите, – он сунул ей в руки два свёртка. – Только не ешьте тут. Уйдите куда-нибудь в сторону, хорошо? Мне может достаться, если узнают, что я вас накормил.

– Можно подумать, ты сделал это за бесплатно, – подумалось ей, но он уже исчез, а в двери щёлкнул запор. Этот малый вдобавок был трусоват.

Ей и самой-то не очень хотелось задерживаться тут, поэтому она отправилась дальше, прижимая оба свёртка к груди, как самую дорогую ценность на земле. Тому, кто никогда не голодал по-настоящему, не понять, что сейчас эти вещи были для неё дороже содержимого самых обширных царских сокровищниц. Она шла переулками, избегая широких бульваров и переполненных проспектов. Она спешила насытиться, но не хотела при этом, чтобы ей кто-нибудь помешал. Лишь потрясающим усилием воли ей удавалось не разорвать оба свёртка мгновенно и не впиться зубами в их содержимое. Вдобавок она помнила, что такое поспешное утоление голода не приведёт ни к чему хорошему. Жадность и спешка ведут к беде.

В скором времени, как ей показалось, она подошла к вполне приличному месту, где можно было без спешки утолить свою нужду. Главные ворота парка уже были заперты предусмотрительным ночным сторожем, но женщина знала, что и глубокой ночью можно проникнуть внутрь через служебную боковую калитку, которая никогда не запиралась. Когда она была моложе, то не раз проникала в парк таким способом в компании молодых щёголей и юных леди. И знала, что ночами в этом парке уединяется не одна парочка, а потому сторож не бывает обделён звонкими монетами, когда его вдруг попросят совершать обход территории в другом месте. Но сейчас ей не нужно было ни в парк, ни к боковой калитке. Достаточно было остановиться у центрального входа и спокойно поесть, прислонившись к решётке.

Когда она уже собралась разворачивать обёрточную бумагу, раздалось покашливание. Женщина вздрогнула и заметила сидящую согбенную фигуру ещё одного нищего, которого не различила сразу из-за того, что он был скрыт густой тенью. Ей подумалось, что он может быть из тех, кто только притворяется бездомным и сирым, а на самом деле грабит одиноких прохожих в глухих местах. Но когда он заговорил, её беспокойство улетучилось. Просто ещё один отщепенец из низов.

– Подайте на пропитание слепому нищему, слабому калеке, ветерану нескольких жестоких войн! Не будьте так жестоки, подайте нуждающемуся! – он причитал настолько жалобно, что у неё сжалось сердце.

– Простите, у меня ничего нет, – отозвалась она. – Только немного еды, которой я не могу поделиться. Я со вчерашнего дня ничего не ела.

Она, наконец, развернула свои свёртки и увидела в одном из них круглую самую обыкновенную булку без начинки, правда, душистую и из хорошей печи, а в другой два варёных яйца. Мало, но всё же лучше, чем ничего. За её деньги бой мог бы вынести чего-то ещё, но в своём положении она понимала, что не может рассчитывать ни на что другое, кроме обмана и презрения со всех сторон. Яйца были ещё достаточно горячи, и она обхватила их своими озябшими руками. Так хорошо было ощущать тепло, пусть и недолгое, а запах свежей булки казался ей наичудеснейшим в этом жестоком мире.

Рот наполнился слюной, и она откусила кусок от корочки. Не большой, но и не маленький. Тесто оказалось восхитительным, никогда в жизни она не ела ничего вкуснее. Это был её лукуллов пир. Наверное, она не смогла сдержаться и помимо воли издала стон удовольствия, потому что услышала, как её сосед по несчастью вздохнул в ответ.

В отличие от неё, за сегодняшний день он ничего не заработал. Фонарь отбрасывал свет на его чашку, и женщина увидела, что та абсолютно пуста. Бедняга должно быть голоден даже сильнее чем она, судя по его комплекции – худой да высокий. Она с аппетитом посмотрела на свою булку и перевела взгляд на него. Ей сегодня повезло по сравнению с ним, несмотря на то, что первоначально она думала иначе. Стоит ли делиться с этим бедолагой? Отчего-то ей стало его очень жаль. Он, казалось, услышал её мысли, потому что повернул голову в её сторону, но она вспомнила, что он слепой, и возрадовалась, что он не способен видеть её колебания по поводу делёжки еды.

Всё же она отломила немного булки с того конца, где не кусала её.

– Вот, возьмите, – она подошла к нему и вложила в его руку так, чтобы он мог почувствовать, булку да одно яйцо. – Это всё, что я могу вам дать, – с этими словами она запихала остатки булки себе в рот, подивившись неприятно промелькнувшей мысли, что так ей уж точно больше не придётся ни с кем делиться.

– Спасибо, сестрица.

То, как он это произнёс, заставило нечто в её груди потеплеть.

– Жизнь такова, что теперь я научился радоваться даже мелочи, – добавил он, принимаясь за булку, которая исчезла во мгновение ока.

Сестрица по несчастью ничего не ответила, занятая очищением яйца. Остатки тепла выходили из него вместе со скорлупой, которая падала прямо на мостовую. Она вгрызлась в мякоть белка, а потом дошла до рассыпчатого желтка. Ей было вкусно, как никогда; она искреннее, как дитя, радовалась простой пище. Но такой скромный ужин едва ли заглушил её голод. Однако она понимала, что это всё, чем ей придётся довольствоваться в течение ещё многих часов.

Слепой тем временем ещё только дочищал яйцо. Она пожалела, что поделилась с ним, но тут же затолкала эту мысль поглубже. А он как будто опять прочитал её мысли, потому что повернул голову в её сторону.

– Тяжеловатый был день, верно, сестрица? – спросил он, принимаясь за яйцо.

– Д-да, – с запинкой отозвалась женщина, не понимая, к чему он ведёт, но сочувствуя его слепоте. – Я пришла с рассветом и весь день простояла на рынке. У меня не было возможности питаться, пока я не набрала достаточную сумму, чтобы что-то купить.

Она постаралась, чтобы это не прозвучало как оправдание или жалоба.

– А место для ночлега у тебя имеется? – задал он следующий вопрос.

Тут женщина помедлила в раздумье, стоит ли ему рассказывать, что сама не знает, где проведёт эту ночь. Денег на ночлежку у неё не было. Она что-то такое слышала о том, что в одной церкви, а быть может, женском монастыре, можно найти пристанище на ночь, но не была точно уверена, что хочет воспользоваться этим любезным предложением. И тем более не вполне понимала, к чему слепой задал такой вопрос. Надеялся ли он, что она предложит ему какое-то место, так как не имел своего, или же, наоборот, хотел пригласить её к себе. И не станет ли он иметь на неё какие-нибудь виды, если она примет его приглашение. Он ведь слеп, а не беспомощен, а его характер ей был и вовсе не известен.

Он, казалось, почувствовал её колебание, потому что, дожевав остатки яйца, сказал:

– Если тебе некуда идти, я могу помочь. Я знаю одно хорошенькое местечко, где можно с теплом и комфортом отдохнуть, и, возможно, там тебя даже накормят. И тебе нечего беспокоиться, что ты не найдёшь себе компанию. Там обитают ещё три женщины, которые смогут позаботиться о тебе, чтобы ты не чувствовала никаких неудобств.

Он словно бы предусмотрел все её опасения, но женщина всё ещё колебалась. С одной стороны, это был дар небес, что она наткнулась на него, да ещё не в тот момент, когда отчаяние достигло бы своего предела и она вот-вот могла бы совершить рискованный шаг; но с другой, он мог намеренно обманывать её, завлекая в свои сети, и, хотя она сразу сказала, что у неё ничего нет, ему всё же могло понадобиться от неё что-то другое. Раньше она была поразительно беспечна, но эти последние недели научили её осторожности. Она бросила ещё один взгляд на нищего.

Слепой, в лохмотьях и просторном верхнем плаще с капюшоном, он вряд ли мог навредить ей, ведь без своей клюки мгновенно становился беспомощен. И она не чувствовала никакой исходящей от него угрозы.

– Решайся, сестрица. Я не стану тебя принуждать. Выбор за тобой.

Эти его слова тут же решили всё дело.

– Хорошо, я согласна. Пойду с вами.

– Вот и славненько!

Тут он вытянулся, вскочил на ноги и вскинул руки, разгружая позвоночник от нагрузки долгого сидения. Несмотря на то, что на нём по преимуществу была мешковатая одежда, женщина подивилась его хорошему сложению и гармоничным формам всего тела. Лицо его теперь освещалось фонарём, а если бы не борода и усы, оно не было бы обделено привлекательности и даже некоторой экзотичности. Вдобавок у него оказался крайне характерный профиль. Не всякий аристократ был бы так притягателен. Потянувшись как следует, он начал собирать свои вещи, не забыв клюку и прохудившийся войлочный коврик, на котором сидел. Когда он сделал несколько шагов, женщина отметила всю мощь и силу его тела, и поразительную энергию, благодаря которой он, наверное, и мог сносно существовать, невзирая на все те невзгоды, что выпадают на долю таких отщепенцев. Но всё-таки он оставался больным измученным человеком, ветераном нескольких войн, и она понимала, что ему, несмотря на могучий организм, должно быть тяжелее, чем ей.