Скованные воспоминания

Вот дура… Теперь придется идти домой без зонтика.

Тихо вздохнув, я снова бросила взгляд назад, но там, как и ожидалось, никого не было. Лишь пустая дорога, утопающая в нескончаемом ливне.

Тоска сжала сердце. Пройдя еще немного в унылом настроении, я заметила тропинку, на которую часто сворачивала, чтобы срезать путь домой. Да, понимаю, освещения там нет. Но идти совсем недолго.

Свернув на раскисшую тропу, я перебралась на траву вдоль обочины. Так гораздо лучше, подумала я и спокойно зашагала вперед, пока не услышала хруст ветки, заставивший меня замереть. Может, это просто местные коты… Я продолжила путь, но новый хруст, на этот раз совсем близко, вновь остановил меня. Вглядываясь в темноту за деревьями, я почти ничего не могла разглядеть. Дождь, как назло, лил как из ведра, промочив меня до нитки. Черт… Только заболеть мне сейчас и не хватало.

Ладно, прочь дурные мысли! Я пошла дальше, но не успела сделать и трех шагов, как снова этот хруст… И… Боже… Звук раздался прямо за моей спиной. Я застыла, уставившись на тропу перед собой, и проклиная все на свете. Снова шелест травы за спиной, все ближе и ближе… Я стояла, словно парализованная ужасом. В голове, словно в пьяном бреду, всплыло воспоминание о маньяке, который охотится на своих жертв. И вот я, в таком положении, в таком месте, где никто меня не спасет…

Мамочка, ну почему я такая дура? Ведь говорили же не ходить ночью по таким местам, а я что?… Вечно не как все.

Когда шелест за спиной участился, не теряя ни секунды, я сорвалась с места, не разбирая дороги.

«Так, так, все будет хорошо. Бегу верно. Я должна убежать. Господи, только этого мне сейчас не хватало!» Впереди забрезжил конец тропинки, спасительный свет фонарей, и губы тронула слабая улыбка. Но радость оказалась преждевременной. Тропа, размытая дождем, предательски скользнула под ногами, и я рухнула в сырую траву, прямо у края дороги. Не было времени думать о боли, о грязи. Судорожно ощупывая землю, я попыталась подняться.

Но меня резко подняли в воздух, перекинув через плечо. Страх, ледяной хваткой сковавший тело, вырвался наружу криком:

– ПОМОГИТЕ, ПОЖАЛУЙСТА… – Пелена слез застила глаза.

«Я не хочу умирать…»

– ПОМОГИТЕ, ТУТ МАНЬЯК… – Кричала я, что было сил, пока не услышала смех. Знакомый смех. Не может быть…

– Попалась, – прошептал Демьян, шлепнув меня по ягодице.

Во мне бушевала целая буря эмоций. Никогда еще я не была так рада видеть Демьяна. Пусть лучше он, чем маньяк.

– Ты меня напугал! – выдохнула я, когда он поставил меня на землю. Отступив на шаг, я уперлась спиной в дерево.

Мокрые пряди волос нелепо лезли в лицо, настойчиво требуя внимания. Я торопливо заправила их за ухо и снова взглянула на него.

Он смотрел, словно пригвоздил к месту, лишая возможности даже вздохнуть. До головокружения сбивал с ног. Мокрый до нитки, с темными прядями, прилипшими ко лбу, он, вопреки всему, казался великолепен. Безупречен, если честно.

Значит… Он следовал за мной все это время. Почему же я не замечала его? Впрочем, это уже не имело значения. В душе рождалось тепло, тихая радость от осознания, что он здесь, что не оставил меня одну.

– И что теперь? – выдавила я, понимая, что раз он догнал, значит, что-то должно произойти.

Он молчал, сокращая расстояние между нами. Сердце замерло в ожидании. Ладони предательски вспотели. Долго ждать не пришлось…

Медленно, будто нехотя, он поднял руку и обхватил мою шею, не сжимая. Его взгляд скользнул от глаз к губам. От этого взгляда перехватило дыхание.

Ну же… Чего ты ждешь? Целуй… просто целуй.

И Демьян словно прочитал мои мысли. Как ураган, он обрушился на мои губы. И да… Я позволяю ему это. Только сегодня, только сейчас. Позже я буду корить себя, позже я буду думать о том, как ненавижу его, позже я буду вспоминать этот поцелуй. Но сейчас я хочу раствориться в нем, отдать все, что есть. Почувствовать хоть что-то подобное. Хотя бы немного… Или нет?

Демьян терзал мои губы, слегка покусывая их, и внизу живота разливалось приятное тепло. Хотелось большего. Но нельзя. Только поцелуй, не больше. Почему же тогда меня разрывает на части от желания, чтобы именно он прикоснулся ко мне? Почему я готова отдать себя только ему? Черт… Это одержимость, что-то другое, но явно не любовь. Нечто большее, что пока мне неведомо.

Демьян целовал все сильнее и сильнее, так, что наутро мои губы наверняка будут опухшими.

И тут, словно осколок льда, в памяти всплыл миг, когда он приставил ствол к моему лбу. Чуть не убил… А сейчас что творю я? Неужели это я? Словно неведомая сила толкает меня вперед, сила, которой я не могу противиться, да и не хочу. И еще… я, точно, его…

– Ненавижу, – прошептала я в самые его губы, когда поцелуй Демьяна стал обжигать меня.

– Ненавидь, мне плевать, – прорычал он в ответ, и наши губы сплелись в еще более яростном танце.

– Тогда… перестань меня целовать, – выдохнула я с трудом.

– Не могу, – прохрипел он, и его пальцы, словно сталь, сжали мою шею.

«От его слов, что он так же не властен над собой, как и я, меня пронзило осознание: мы одержимы друг другом. Безнадежно. Его рука, сжимающая мою шею чуть сильнее, не вызывала дискомфорта. Наоборот, в этом было что-то волнующее. Я жаждала его прикосновений, меток на моей коже, пылающих поцелуев, рассыпающихся по всему телу, на каждом его участке.

– Демьян… – прошептала я, едва сдерживая стон. Он отстранился, и, открыв глаза, я утонула в его взгляде, проникающем до костей. Мне хотелось вновь ощутить вкус его губ, но он отдалился, оставив меня в растерянности: что я сделала не так?

Он полез в карман толстовки и достал что-то маленькое. Лишь когда он поднял руку, слабый свет фонарей, пробиваясь сквозь листву, позволил мне разглядеть предмет в его ладони. Щелчок, и в тусклом свете блеснуло острое лезвие складного ножа.

О, черт…

Что за дьявольщина?

– Демьян, что… что ты собираешься сделать? – пролепетала я, запинаясь. Мгновение назад он целовал меня, а теперь стоит передо мной с ножом. Это не укладывалось в голове.

– Маленький сувенир от меня, – улыбнулся он и шагнул ближе. Я вздрогнула, даже сквозь пелену пьяного угара осознавая опасность, исходящую от клинка.»

Он склонился, губы его вновь манили, и я, словно мотылек на пламя, попала в его гипнотический плен. Легкое касание губ, шелковистый поцелуй на подбородке, обжигающий след на шее… Я таяла, как сахарная вата под дождем.

Запрокинув голову, я отдалась темноте закрытых век. Его руки скользнули под футболку, и кожа вспыхнула от нежных поцелуев на животе. Невольный стон сорвался с губ. О, Господи… Что он со мной делает?

Джинсы соскользнули вниз, словно сброшенная змеиная кожа. Я даже не заметила момента, пока не услышала его приглушенный голос.

– Миленькие, – прошептал он с лукавой усмешкой, явно намекая на мои розовые трусики с единорожками.

Черт… Меня обожгло волной стыда. Хотелось провалиться сквозь землю.

Если бы я знала, что все обернется именно так, ни за что бы не надела эти чертовы розовые трусы с единорожком! Щеки, я уверена, пылали огнем, но, к счастью, он этого не видел. Иначе я бы просто сгорела со стыда.

Его губы коснулись моих ягодиц, обжигая и дразня в самом сокровенном месте. О, черт, я словно горела в адском пламени! Что он творит со мной? Я чувствовала себя развратной девкой.

– Повернись, – прозвучал его приказ, и я повиновалась. Не знаю почему, но я послушно развернулась и вцепилась ладонями в кору дерева.

Демьян начал ласкать губами мое бедро, и тут же последовал дерзкий шлепок по ягодице, от неожиданности заставивший меня вздрогнуть.

Но потом…

Изо рта вырвался крик, когда острое лезвие коснулось левой стороны бедра.

– Ш-ш-ш, – прошептал Демьян, не позволяя мне повернуться. Я замерла, и вот, снова прикосновение стали, и одновременно с этим – обжигающие поцелуи там, где только что прошло лезвие. Боль отступила, сменившись странным, сосущим желанием еще и еще этих касаний, этих поцелуев. Я тонула в омуте новых ощущений. Демьян натянул на меня штаны и повернул лицом к себе.

Острие ножа, обагренное моей кровью, застыло перед моим лицом, и я невольно вздрогнула. Демьян смотрел на меня, затем на лезвие с каплями крови. Поднес его к губам и медленно слизнул мою кровь.

О, Боже… Что он творит? Я завороженно следила за каждым движением его языка, а затем перевела взгляд на его лицо. Он смотрел неотрывно, прожигая меня насквозь. Отступая, я неловко задела бедром о кору дерева и вскрикнула от пронзившей боли.

«Что же он с ней сотворил?» – пронеслось в голове, и я, оторвав взгляд от Демьяна, украдкой попыталась рассмотреть, что скрывается под тканью брюк. Опустив штану слабый луч, пробившийся сквозь листву, скользнул по моей ягодице, и я увидела… «ДЕМЬЯН» – его имя, начертанное на моей коже. Возмущение вскипело в крови. Как он посмел?

Взбешенная, я натянула штаны и повернулась к нему. А он… прислонившись к дереву, небрежно курил, даже не удостоив меня взглядом.

– Зачем ты это сделал? – выпалила я, указывая на свою пострадавшую часть тела.

– Захотел, – лениво выдохнул он дым, по-прежнему не глядя на меня. От этой нарочитой отстраненности в груди болезненно кольнуло.

– Захотел? Ты серьезно?! И что мне теперь с этим делать? Как мне это убрать? – зло процедила я. И только на слове «убрать» Демьян, наконец, соизволил посмотреть на меня.

– Попробуй только, бл*дь, это убрать, – прорычал он, и в его взгляде сверкнула ярость.

– Иначе что? М? – скрестив руки на груди, вызывающе спросила я.

– Иначе я убью тебя, – усмехнулся он, затягиваясь последней затяжкой.

Что?.. Неужели он убьет меня? Нет, этого не может быть… Или может? В голове вспыхнул зловещий образ – черный пистолет в его руке. Да, он способен на это.

Не проронив ни слова, я бежала прочь, в отчаянии ища спасения в ночи. Но он не отпускал. Его преследующее молчание ранило не меньше, чем возможный выстрел. Опять эта роковая ошибка – Демьян. Связавшись с ним, я подписала себе приговор. Он не оставит меня в покое, я знаю. И больше всего на свете я боюсь того, что когда он вернется, я снова паду к его ногам, позволю ему все…

Глава 21

Сидя за обеденным столом в кафе, я машинально уставилась в одну точку, проваливаясь в омут вчерашнего вечера. Как он посмел оставить на моей коже это клеймо – «Демьян»? Разум отказывался принимать эту реальность. И ладно бы просто имя, но ведь он поклялся: стоит мне избавиться от этой метки, он лишит меня жизни. Мерзавец. Психопат.

О чем я вообще думала, ввязываясь в эту опасную игру? Кажется, я действительно сошла с ума. Бегать ночью под дождем… А если бы это был маньяк? Хорошо, что всего лишь Демьян. Хотя, разве это «всего лишь»?

Мы целовались под дождем, в мерцающем свете луны. Красиво, как в дешевых любовных романах. Но то, что произошло между нами, далеко от идеала. Мой герой… Господи, какой же он герой? Чужой, совершенно чужой.

И все же, вспоминая тот вечер, я ожидала отвращения, раскаяния. На миг так и было. Но потом, словно по щелчку пальцев, воспоминания стали… приятными. Странно, до безумия странно.

И если бы я захотела избавиться от его имени на моей ягодице, я бы не сделала этого. Не из-за страха смерти, а потому что так хочу. Наверное, со стороны я кажусь безумной. Но я ничего не могу с собой поделать. Это клеймо, выжженное не только на коже, но и в душе.

Если жизнь не дает мне ничего хорошего, почему бы не взять что-то плохое?

Вот, например, Демьян… Злодей лишенный душевного равновесия, опасный псих. Кажется, моя судьба обречена на тоскливое завывание рядом с ним. Но если бежать от судьбы бесполезно, стоит ли сопротивляться?

Зная его, понимаю, что легкой жизни мне не видать. И вообще, откуда берутся эти мысли? Может, просто сбежать? Уехать в огромный город, начать новую жизнь в одиночестве… Но не покидает ощущение, что он не оставит меня в покое, найдет, чего бы это ни стоило. Хоть я ему и никто, знаю о нем немного, видела всего несколько раз. И все равно уверена: он придет, найдет. Почему я так думаю? Сама не знаю. Кто бы дал мне ответ на этот вопрос… Но помощи ждать неоткуда. Придется разбираться самой, выбираться из этой пучины отчаяния. Хотя в глубине души понимаю – выхода нет.

Я поежилась на стуле. Рана, оставленная Демьяном на ягодице, отозвалась острой болью. Зашипев, я машинально прижала ладонь к больному месту, хотя это и не приносило облегчения. Просто касаюсь и вспоминаю, как вчера, промокшая до нитки, бежала домой, как потом долго стояла под горячим душем, пытаясь согреться. После нашла в аптечке старый пластырь и приклеила его на рану. Хоть что-то, чем ничего.

Уставившись в одну точку, я совсем потеряла аппетит. Рука так и застыла на вилке с тех пор, как я погрузилась в свои мрачные мысли. Неодобрительно качнув головой, я все же заставила себя поесть. Но не успела я толком притронуться к еде, как дверь на кухню с грохотом распахнулась, заставив меня вздрогнуть и обернуться.

– Аня… Такое случилось… такое… – начала Галина Павловна, и я тут же вскочила, бросившись к ней.

– Присядьте, успокойтесь, расскажите все по порядку, – проговорила я, беря ее за дрожащую руку. Она медленно опустилась на стул, вся словно окаменевшая от горя.

Что же могло произойти? Что за страшная беда? – эта мысль обожгла меня. Я придвинула второй стул и села рядом, готовая разделить ее боль.

– Анька… – прошептала она, и я увидела, как по ее щекам покатились крупные слезы, оставляя мокрые дорожки.

Я подалась ближе, крепче сжимая ее ладонь в своей.

– Моей девочки… больше нет… – проговорила она, и я на мгновение замерла, пытаясь понять, о ком она говорит. Неужели… Ка..?

– Помнишь… Я тебе рассказывала, что подобрала девочку… – начала она, и меня словно ледяной волной окатило.

Да… Как же так? Не может быть! Вчера ведь все было хорошо…

– Я… я нашла… Ее… мертвой… В нашем саду, – ее голос дрогнул, и по моей коже побежали мурашки. Я не могла вымолвить ни слова, язык словно прилип к небу. Это казалось нереальным, кошмарным сном.

– Что же это… за наказание такое… – сквозь рыдания проговорила Галина Павловна. – Она… она была повешена. Глаза выколоты… И… и… не было рук, Ань. Понимаешь? Их просто отрубили…

Меня затрясло, как загнанного зверька. Я смотрела в одну точку, не в силах оторвать взгляда от пола. С трудом, превозмогая тошноту, я прошептала:

– Когда… это произошло?.. – мой голос едва слышно дрожал.

– Вчера… Я вернулась с работы… И нигде не могла ее найти… Она ведь никогда не выходит из дома… А потом я вышла в сад… и… и не могла поверить своим глазам… – Галина Павловна достала из кармана платок и принялась вытирать слезы, которые лились все сильнее и сильнее.

Галине Павловне не нужно было слов, чтобы понять, кто это сделал. Имя убийцы висело в воздухе, пропитанном ужасом: Маньяк…

В памяти тут же всплыл вчерашний вечер в баре. Обрывки новостей, которые я не дослушала, утонули в вине и злости. Как теперь жить дальше? Как не вздрагивать от каждого шороха, зная, что он где-то рядом? Но почему именно она? Почему, когда я ушла? Следил ли он? Случайность?

В горле застряли слова о Карине и детском доме. Стоит ли сейчас говорить об этом, когда Галина Павловна и так разбита горем? Или лучше подождать? А вдруг она обвинит меня в том, что я молчала?

Нет, пожалуй, сейчас. Я уже открыла было рот, но тут в кармане Галины Павловны зазвонил телефон. Она посмотрела на меня:

– Из полиции… Поговорим позже.

– Хорошо, – тихо ответила я, почувствовав, что сама судьба откладывает разговор о Карине.

Галина Павловна поднялась и, отвечая на звонок, вышла из комнаты. Дверь за ней тихо прикрылась.

Я осталась одна, оглушенная происходящим. Неужели стоит бежать, пока Маньяк не добрался и до меня?

В голове – хаос мыслей. Как дожить до вечера? Скоро нагрянут посетители, а я буду бродить как тень, хотя должна сиять улыбкой. Может быть, работа отвлечет, хоть ненадолго, хоть на мгновение. Я устала… Слишком много всего обрушилось на меня в последнее время. Слишком.

«Надо держаться», – шепчет внутренний голос. Знаю. Но как?

И когда я увижу Демьяна? Понимаю, что не должна ждать встречи. Но, видимо, это мой последний антибиотик для души.

Лишь так мои мысли срываются в пропасть, туда, где черти водят хороводы. Лишь так я на миг забываю об этой грызущей боли, хоть и знаю, что Демьян и есть моя незаживающая рана…

– Ань, посетители! – донесся крик повара, вырывая меня из плена мыслей

Ну, наконец-то. С тихим вздохом я одернула платье, и с решимостью в сердце натянула на лицо улыбку. Будь что будет.

И, кажется, впервые за долгое время я искренне рада видеть посетителей.

Секунды перетекали в минуты, минуты – в часы. А я все так же, словно загнанный зверь, металась по залу, едва забрезжили первые посетители. Нужно было отвлечься, забыться хоть на миг. Но, признаться, выходило паршиво. Руки предательски дрожали, роняя все подряд – спасибо, хоть пока не посуду. Случайно задев стул, я обрушивала его на пол с оглушительным грохотом, от которого звенело в ушах. Встревоженные взгляды посетителей прожигали меня насквозь, делая и без того шаткое равновесие невозможным.

Невыносимо быть на виду в таком состоянии. Одно желание – бежать, спрятаться, затвориться от всего мира в своей спасительной крепости под названием «дом». Там, в горячей ванне, растворить остатки сил, а затем рухнуть в кровать. Укрыться одеялом с головой и замереть, надеясь, что это спасет, что получится бежать от реальности, остаться наедине с собой. Но, как бы сладко ни звучала эта иллюзия, она не работает. Стоит голове коснуться подушки, как я вновь провалюсь в пучину тревожных мыслей, и тогда уснуть становится мучительной пыткой.

Я помню, как изнывала от бессонницы, когда не оставалось ничего, кроме как лежать, уставившись в потолок, и тщетно ждать, когда же провалишься в сон, ускользая между бесконечными мыслями. Лишь под утро веки смыкались, даруя возможность проспать до вечера. А иногда – и вовсе не сомкнуть глаз целые сутки.

Я утопаю в мыслях. Порой это сводит меня с ума, но бежать некуда. Кажется, моя жизнь навсегда обречена удивлять, даже там, где, казалось бы, уже нечему. Это же я… Да, черт возьми, это я. Снова и снова твержу себе, что я не такая, как все. Я – обособленный мир, отделённый от всего живого и неживого.

Смена подошла к концу, и, торопливо переодевшись, я выхожу на улицу. Дождь хлещет как из ведра, словно и не прекращался со вчерашнего вечера. Ссутулившись, иду под тусклым светом фонарей, прорезающих пелену дождя. Проклятый дождь, который я возненавидела за то, что случилось вчера. Мысленно молю, чтобы он стих хоть на мгновение, чтобы создать иллюзию его отсутствия. Но звук… звук капель, бьющихся о мокрый асфальт, – это что-то невероятное, незабываемое. Музыка для ушей. Он обволакивает, дарит ощущение тепла и спокойствия. Но открывая глаза, я ненавижу видеть дождь, хотя и жажду слышать его. Теперь я буду только слушать его, но не видеть. Вчера я насмотрелась вдоволь.

Вызвав такси, я и оглянуться не успела, как уже сидела дома с кружкой горячего чая.

«Какая тишина…» – промелькнуло в голове. Повернувшись к окну, я утонула взглядом в лунном свете, проникавшем сквозь стекло и танцевавшем на глянце кухонного гарнитура. Как же там Света? Все ли у нее хорошо? И долго ли еще будет длиться эта обида? Сердце томилось по прежним временам. Будь она сейчас рядом, наверняка развеселила бы меня. Мы бы устроились в комнате, включили какой-нибудь дурацкий фильм и, перебивая друг друга, комментировали каждую сцену. В руках – бокалы с вином, а между нами – огромное ведро попкорна. Или она бы, не раздумывая, вытащила меня из этой тоски куда-нибудь на край света. Но сейчас всего этого нет. Остается лишь надежда на скорое возвращение Светы, на возвращение к прежней жизни. Но когда это произойдет? Пока я все еще в ее черном списке, и мне остается только ждать, когда она меня оттуда вызволит.

Допив чай и ополоснув кружку, я поплелась в ванную. Бросив в воду вишневую бомбочку, я прикрыла веки и медленно погрузилась в тепло. Вода, словно мягкое одеяло, окутала меня, и сон начал подкрадываться незаметно. Но я знала, что лучше сразу перебраться в постель, чем проснуться в остывшей воде. Поэтому я тут же встала, ополоснулась и надела шелковую сорочку, едва прикрывавшую мои бедра. В ней, казалось, я быстрее засну, чем в какой-нибудь пижаме.

Выйдя из ванной, я высушила волосы и взглянула на часы: 23:45. Пора бы и вправду ложиться спать, но сначала нужно сделать одно дело. Спустившись на кухню, я достала аптечку и, задрав сорочку, взглянула на багровые очертания имени «Демьян». Подушечками пальцев я провела по каждой букве. В некоторых местах снова проступила кровь – Демьян постарался, оставив свое клеймо надолго. Раны уже начали заживать, и через неделю должен был остаться лишь шрам. Зачем он это сделал? Этот вопрос не давал мне покоя. И на каких еще девушках он оставляет свои «творения»… От этой мысли в груди болезненно кольнуло. Не знаю почему, но мне хотелось быть первой. И последней в этом плане. Звучит абсурдно, но иначе глупая ревность просто задушит меня.

Да… ревную. Знаю, он не мой. Но буря, что терзает меня изнутри, неподвластна приказам рассудка.

Приклеив пластырь на бедро, я убрала аптечку и обернулась.

Что за чертовщина?…

Свет погас, ввергнув кухню в кромешную тьму. Не теряя ни секунды, я нашарила выключатель, но безуспешно. Наверное, из-за дождя случился обрыв. Зная, что ночью никто не приедет, я тихо вздохнула. Глаза постепенно привыкали к темноте, и слабый лунный свет серебрил кухонную утварь. Налив стакан воды, я осушила его до дна. Хотела вернуться в комнату, но скрип лестницы заставил меня замереть, вперившись взглядом в темноту.

Дом старый, да. Но чтобы так скрипели ступени… Никогда раньше подобного не слышала. От этого леденящего душу звука по спине пробежал холодок. Тишина… И снова этот жуткий скрип, теперь уже внизу, словно кто-то спускался. Бесшумно открыв дверцу шкафа, я почувствовала, как предательски дрожат руки. Нащупав нож, сжала его в руке и присела, стараясь слиться с тенью. В голове пульсировала одна мысль:

Маньяк…

Черт, ну почему именно мой дом? Соберись! Нужно срочно позвонить в полицию, но телефон в спальне. Как бы незаметно добраться туда? Едва я успела подумать об этом, в дверном проеме возник темный силуэт. Инстинктивно прикрыв рот рукой, чтобы не издать ни звука, я почувствовала, как к глазам подступают слезы от ужаса.

Он медленно водил головой по кухне, выискивая меня. С каждой секундой становилось все страшнее. Только бы не увидел, только бы не нашел. Лица не было видно – капюшон скрывал почти все. Но сейчас не время разглядывать его. Бежать, нужно бежать в спальню! Тихонько отступая назад, я ждала, пока он пройдет вглубь кухни. И, будь что будет…

Я вскочила, не глядя на него, и бросилась бежать. Ладони покрылись липким потом, и когда я взлетала по лестнице, нож предательски выскользнул из руки, звякнув о ступени. Я хотела было поднять его, но звук приближающихся шагов заставил меня замереть. Поднимать нож не было времени, да и в царящей полутьме мне было бы сложно его найти.

Ворвавшись в спальню, я захлопнула дверь и подперла ее стулом, прислонив спинку к ручке. Глупая затея, но она могла дать мне несколько драгоценных секунд. Обернувшись к кровати, я лихорадочно начала искать телефон, но его нигде не было. Черт! Я же отчетливо помню, как бросила его сюда, перед тем как пойти в ванную. Я перевернула все постельное белье, заглянула на тумбочку – пусто. Мозг отчаянно пытался найти выход, но времени почти не оставалось. В дверь яростно заколотили, а затем, видимо, ударили ногой, пытаясь выломать.

Я бросилась к окну и распахнула его настежь, так что шторы бешено затрепетали на ветру. Выбросив пару вещей, я открыла шкаф и залезла внутрь. Да, понимаю, шкаф – не самое удачное убежище. Можно было бы спрыгнуть со второго этажа и, возможно, сломать себе что-нибудь, но я выбрала другой путь. Как только маньяк ворвется сюда, он увидит распахнутое окно и, решив, что я спрыгнула, наверняка бросится искать меня на улице. Тогда я выскочу из шкафа и постараюсь незаметно добраться до соседей. А там уже вызовут полицию.