Нет запрета. Только одно лето

– Где же твое хваленое наступление, Кимми? – прокричал парень, недовольный тем, что я прижалась к бортику без ответных атак. – С возрастом потеряла хватку?

– Ожидаю момента, когда ты отвлечешься, умник!

Но Ян не отвлекся. Он продолжал наносить удары по глади и подходил ближе, пока не встал сзади, с обеих сторон заливая меня водой. Я пискнула и погрузилась в воду, чтобы отплыть немного подальше, но, вынырнув, вновь оказалась под обстрелом.

– Сдавайся, Кимми!

– У тебя ладони в три раза больше моих! – пожаловалась я, закрывая лицо руками.

Сдаваться не хотелось, поэтому я немного ушла под воду и выжидала. Поверхность воды шла рябью, словно на улице шел дождь, но стоило ей утихнуть, как я вынырнула и тут же пошла в наступление, загоняя Яна в угол. Вкладывая в удары всю возможную силу, я не смогла сдержать смех. Брызги не давали парню возможности нормально ответить.

– Ладно! Сдаюсь! Я сдаюсь!

Я успокоилась только тогда, когда запрыгнула на бортик, чтобы отдышаться.

– Я поддался, и ты это знаешь!

– Хоть и поддался, все равно победа за мной.

К бассейну подошла улыбающаяся Марлен. Скрестив руки на груди, она взглянула сначала на меня, затем на сына. В ее взгляде мелькнул азарт.

– Что за дурачество?

Ян обрызгал Марлен, на что та приоткрыла рот, осматривая мокрые пятна на платье.

– Ну держись!

Женщина прыгнула в бассейн, и я быстро начала бить по воде ногами, чтобы отвлечь Яна, перед тем как его мать пошла в наступление. Парень закрыл лицо, пытался скрыться, но все попытки оказались безуспешными. Против нас двоих он оказался слаб.

Я вспомнила, что мы не одни, поэтому мельком взглянула за стол, чтобы встретиться с шокирующей реакцией невесты. Вероятно, она не ожидала, что Марлен способна на что-то подобное. Дорогое платье, уложенные волосы и макияж – все это было испорчено весельем, чего бы та наверняка не допустила бы ни по каким причинам и ни под какими эмоциями. Амелия кинула взгляд на жениха, словно мысленно пыталась спросить: «Это вообще нормально?», но мужчина, как впрочем и всегда, не выражал эмоций. Его взгляд был направлен на мокрый кафель.

Из размышлений меня вырвала очередная порция брызгов, и я спрыгнула в бассейн, присоединяясь к веселью.

К полудню семейство Ротштейн было в полном составе.

Марлен совещалась с визажистом и парикмахером, когда те прочно взялись за мое преображение. Решив уложить распущенные волосы назад, они сделали легкие локоны и невидимками закрепили пряди у ушей. Делая легкий макияж, к счастью, они не переусердствовали. Подвели глаза коричневым карандашом, нарисовали тонкие стрелки и добавили румян на щеки и веки.

– Красавица! – смущая, сообщила Марлен. – Оленят в нашей семье еще не было, одни пантеры, чтоб их… Не важно! Посмотри-ка на себя.

Встав перед зеркалом, я увидела в отражении все ту же себя, но в более дорогой обертке. Черное приталенное платье в пол на тонких бретельках складкой спадало между груди, делая своеобразный вырез. Меня устраивало все кроме разве что неудобных босоножек на высоком каблуке. В образе выделялись круглые глаза. Они показались голубее обычного и были чересчур невинными, вероятно, из-за внутреннего беспокойства перед выходом. Волосы цвета пшеницы чуть выше поясницы смотрелись аккуратными в такой прическе, тогда-то я и решила, что нужно будет ее повторить в будущем. Она мне определенно шла.

– Платье красивое…

– Умоляю! – Марлен закатила глаза и встала сзади, положив руки на мои плечи. – Платье лишь подчеркнет детали, ты же просто великолепна, Бэмби. Такое тебе к лицу.

– Спасибо, Марлен, правда, но я не выхожу на этих каблуках. Как вы носите их целый день? Это же жутко неудобно…

– Здесь уже дело привычки, а нам пора присоединиться к семейству. Кузены Яна уже ждут не дождутся знакомства с тобой, и, предупрежу, некоторые из них те еще кокетки. Есть в кого при такой-то тетке.

Не удержавшись, я рассмеялась, и мы спустились вниз, где нас уже ожидали мужчины империи Ротштейн.

От каждого из них исходила сильнейшая энергия мужества и невероятной харизмы, которой я за всю свою жизнь не встречала в таком количестве. Каждый из них был красив, высок и подтянут, так же как и их спутницы. Порода делала свое дело.

Генетика поражала. Темно-каштановые волосы, карие глаза с обаятельным, проницательным взглядом, притягательные черты лица, в которое хотелось всматриваться. Внешне они казались усладой для глаз, их речи охватывали сознание, полностью овладевали им, из-за чего отвлечься было просто-напросто невозможно. Невозможно было не сбежать, не остаться равнодушным.

Их спутницы не отставали.

Из девушек я оказалась самой низкой даже на каблуках. Взгляды немок были холодными и высокомерными. Они улыбнулись всего пару раз, когда Марлен нас представила, но несложно догадаться, что знакомство со мной – лишь вынужденная мера, чтобы угодить единственной чистокровной наследнице. Клянусь, если бы Марлен заметила взгляд одной из невесток, которая не скрыла истинной реакции, когда прошлась по мне осуждающим взглядом, мог возникнуть скандал. Все понимали, что я была белой вороной. Все, кроме Марлен.

– Сыновья моего старшего брата: Никлас и Генрих.

– Очень приятно, – я в очередной раз протянула руку в знак приветствия. – Кимми.

– Она и правда обаятельна, тетя, – улыбнулся Никлас, оставляя на руке легкий поцелуй, от которого к щекам и ушам подступила кровь. – Теперь мы наконец-то понимаем, кем ты так очарована. Марлен все уши прожужжала, Кимми. Она от тебя, наверно, ни на шаг не отходит?

Женщина упрекнула его взглядом, на что парень двадцати лет поднял руки перед собой.

– Она умница. Занимается большим теннисом и получает первые места в команде своей лиги.

– Правда?

– Сейчас уже нет, взяла небольшой отпуск, который немного затянулся. В год.

– Но это не отменяет того, что в деле тебе нет равных.

– Своим сыном ты так не восхищаешься, – прищурился Ян, разговаривая с одним из кузенов чуть дальше от нас.

– Ты как-то сам застеснялся меня при своей команде, поэтому теперь я сдерживаюсь.

– Понятно дело! Ты же пришла на соревнования со своими подружками, которые отвлекали всех от игры. Тренеров, ребят из моей команды и команды противников. Все чуть шеи не свернули, пялясь на вас.

– Ох, ну прости, что твоя мама и ее подруги слишком обаятельные, сынок.

Ян поморщился, всем остальным же было забавно наблюдать за подобной реакцией.

Спустя время я познакомилась со всеми присутствующими и отошла в сторону, чтобы не привлекать лишнего внимания к своей обуви, от которой безумно хотела избавиться. Незаметно расстегнув ремешок, я немного освободила ногу и встала ей на прохладный пол, испытывая невероятное блаженство.

– Занимательная картина, – раздался неприятный знакомый голос сзади, испугав неожиданностью. Раймонд с бокалом в руке встал по правое плечо и устремил взгляд на своих родственников. – Подобающе нарядили, привели в надлежащий вид, а тут со стороны видишь что-то подобное, что, впрочем, и ожидалось.

– Не нравится, не смотрите.

Раздражения я не скрывала.

Вероятно, он специально давил своим статусом, чтобы казаться королем, однако мне вообще не было дела до его принадлежности.

– Не могу, ведь я наблюдаю за этим не где-то на деловом вечере или вечеринке, а в собственном доме за семейным застольем.

– Только почему-то это волнует только вас. Других мое присутствие не беспокоит.

– Другие не так пекутся о наличии постороннего человека. Я же предчувствую, что ты можешь увлечься ролью принцессы и наделать глупостей, с которыми придется разбираться мне, а не кому-то из них. Мои братья еще не встречали американок и не знают, на что те иной раз готовы пойти, чтобы породниться с кем-то вроде нас.

– Вы точно не в своем уме.

Конечно, меня это задело. Кем он вообще меня видел и представлял, раз заявлял что-то подобное?

– Думай, как хочешь, Кимберли, это простое объяснение, чтобы ты имела его в памяти как напоминание. Хоть Марлен и любит тебя, я предпочту оставаться начеку, даже если вся семья тобой проникнется и полюбит.

– Ваша мания к чистоте крови и расизму переходит все границы. – Я быстро наклонилась, чтобы застегнуть босоножку. – Сделайте одолжение, больше не приближайтесь ко мне и оставьте свою паранойю при себе. Теперь понятно, почему вас все так недолюбливают.

Я посмотрела в его глаза со всей злобой и грубостью, на которую была способна. От одного лишь вида Раймонда Ротштейна веяло высокомерием, словно мужчина пользовался им как любимым парфюмом, от которого меня чуть ли не трясло.

Подойдя к фуршету, я взяла у официанта бокал шампанского и взглянула на мужчину, продолжающего стоять в стороне.

– Ты тоже это видишь, Ник? – раздался рядом голос Генриха.

– Еще бы. – Никлас подошел ко мне и встал рядом. – Эффект «типичного Раймонда» не перестает существовать. Он в своем неизменном амплуа начальника и, кажется, немного зацепил нашу новоиспеченную родственницу.

– Он всегда такой милый с гостями?

– Всегда. Последние лет семь, Генрих?

– Точно. Дед здорово промыл мозги, когда тот чуть не учудил.

Они скооперировались, отвернулись к фуршету и замолкли, я поспешно повернулась, наблюдая, как каждый из них кладет в рот закуску.

– Что не учудил?

Генрих и Ник загадочно переглянулись, тогда-то я и поняла, что они только и ждали расспроса. Одарив братьев осуждающим взглядом, я наклонила голову набок, чтобы лучше повлиять проницательностью хотя бы на одного из парней. Ник улыбнулся и слегка приобнял меня за талию.

– Конечно наш главный наследник не всегда был таким угрюмым и серьезным. Мы все помним его в возрасте семнадцати лет, когда он проживал свою лучшую эру.

Генрих подхватил:

– Путешествовал, занимался спортом. У него чуть ли не каждый месяц менялись интересы. Рай любил жизнь и знания, интересовался и увлекался всем, пока в его красочной жизни не появилась очаровашка Джессика Миллер.

– Американская красотка, – подмигнул Ник.

– Наш Рай так полюбил «Америку», что его юношеское сердце рвалось сюда чаще, чем следовало. Первая любовь оказалась чертовски несправедливой, ведь первый наследник не мог быть с любимой из-за главного правила нашего семейства. Ты же уже слышала о нем, Кимми?

– Да, чистота немецкой крови.

– Красивая традиция, патриотичная, – оживился Ник. – Немного грустная, если полюбить не ту, но традиции семьи – это святое. Молодой Рай так потерялся в Джессике, что был готов отказаться от семьи. Он тогда был слишком юн, влюбчив и романтичен, поэтому думал об американочке не как о временном развлечении, а как о своем будущем.

– И что дальше?..

– На семейном ужине в Берлине он набрался смелости признаться родным, что влюбился, и заявил, что хотел бы продолжить дела в Америке, чтобы быть ближе к любимой, но просьба была отвергнута нашим многоуважаемым дедушкой.

– Удивительно, но у него невероятная сверхспособность предотвращать подобное, – подытожил Генрих. – Как оказалось, Рай собирался сделать Джессике предложение.

– Скандал!

– О, еще какой…

Я поморщилась.

– А вы можете рассказывать это не балладой?

Но моя просьба была проигнорирована. Ник продолжил:

– Позже выяснилось, что милашка Джесс просто хотела породниться со знатным родом Ротштейн. Приняла деньги от нашего дедушки, который раскрыл ее истинное лицо, и укатила куда-то на Аляску.

– Или Кипр. Эта информация засекречена.

– Вы издеваетесь надо мной, верно?

Они дружно загоготали, на что пришлось незаметно ударить рядом стоящего Ника по животу.

– Ауч! Ну прости!

– Но видела бы ты свое серьезное лицо, Кимми!

– «Ха-ха», очень смешно.

– Прекращай, Кимми. Сейчас ты хотя бы поменялась в лице после разговора с нашим братом. Прониклась романтичной историей?

– Да идите вы.

Братья хотели меня остановить, но я поспешила скрыться, понимая, что потратила несколько минут своей жизни на выдуманный бред, да еще и так просто в него поверила.

Разместившись в саду, я сняла босоножки и какое-то время наблюдала за обитателями дома через большие окна, но на несколько секунд ушла в себя, не заметив, как ко мне подсел Ян.

– Ты как?

– Натерла идиотскими туфлями все ноги, – пожаловалась я. – А еще у тебя очень мало адекватных братьев.

– Ник и Генрих уже успели подшутить?

– Ага. Придумали тупую историю из любовного романа, пытаясь оправдать поведение своего старшего брата.

Я вкратце пересказала их шутку, но Ян никак не отреагировал, разве что стал немного серьезней.

– Вообще-то в этой истории не все выдумка. Девчонка из Америки правда была, только имя не помню, да и не особо важно. Рай летал в Америку по инструкциям дедушки, чтобы понимать, как действует бизнес по странам. Раньше он любил США. Атмосфера показывала контраст между родиной и свободой, и второе в силу возраста ему, конечно, нравилось. Он нашел здесь друзей из серферской тусовки и помимо рабочих моментов просто веселился и наслаждался отпуском.

– Честно, смотря на него, с трудом верится, что он вообще когда-то мог веселиться и наслаждаться.

– Ха-ха, ну сейчас-то да. Верю. Для меня те времена смутные, поэтому я помню происходящее только со слов мамы, которая тоже знает малую часть. У Рая закрутился роман с американкой, старше его на лет пять или меньше. Она серьезно вскружила ему голову, он даже начал думать вести дела в Америке, а потом об этом романе узнали родственники. Все бы ничего, но по Раймонду было видно, что для него это не просто курортный роман. Он говорил с кем-то из наших о том, что эта девчонка наполовину немка, будто мечтал о благословении отца и деда, поэтому эта связь не осталась без внимания. На нее начали копать и выяснили, что никакой принадлежности к немцам та не имеет, а затем она просто исчезла.

– Исчезла?

– В семье ходит слух про деньги, о которых рассказывали Ник и Генрих. На этом все. Раймонд на протяжении нескольких месяцев пытался найти ее, поговорить, думаю, хотел сообщить, что ее ложь для него ничего не значила. Все боялись, что он уйдет из семьи, но вместо этого Рай изменился, закрылся от всех, стал холодным и расчетливым. На мне тоже отразились эти изменения.

– Ты боишься, что можешь нарушить правила?

– Смотря на жен и невест братьев, да. Они имеют принадлежность к известным семьям Германии, знают себе цену, достаточно сдержаны в эмоциях и не стремятся существовать за счет популярной фамилии Ротштейн, но мне нужны эмоции. Из претенденток, с которыми я общался, меня не зацепила ни одна.

– Уверена, в Германии есть хорошие и достойные девушки, способные показывать живые эмоции. Не все же такие.

– Конечно, как и в любой стране. Только вот вероятность встретить чистокровную немку на улицах Берлина – бесполезная мечта, а потенциальные невесты от семейства уже наготове. Это неизбежно.

Я прониклась сочувствием к старому другу, но нужных слов поддержки не подобрала.

Семья Ротштейн имела деньги, власть и авторитет, но лишалась при этом права выбора и счастья. Вероятно, это была цена, которую необходимо платить за благо известного рода, от чего становилось грустно за каждого. Даже за старшего наследника, каким бы напыщенным идиотом тот себя не показывал.

Мы вернулись в дом в тот момент, когда с прогулки привели собак.

Под предлогом оказаться на свежем воздухе вся семья переместилась на заднюю территорию дома. Три длинношерстные немецкие овчарки своим присутствием радовали все семейство, пока я, не скрывая удивления от таких неожиданных гостей, сидела на скамейке и с опаской поглядывала на одну из них. Сказать, что я боялась собак, было бы неправильно. Я не боялась, скорее опасалась. В голове даже возникла шутка, упрекающая Ротштейнов в их мании к чистой крови. Собаки, учуяв, что я не принадлежу к родословной, разорвут меня на части, на радость главного наследника. Пф, если бы у него была возможность, он бы ее точно не упустил и напоследок сказал бы что-то вроде: «Даже собаки здесь породистей, чем ты». Самодовольный паршивец.

Ник подсел ко мне в тот самый момент, когда мимо на бешеной скорости пронеслась овчарка по имени Альма. Я отпрянула в сторону, ожидая, что меня обязательно снесут.

– Хэй, – как ни в чем не бывало произнес он, пытаясь привлечь к себе внимание, но я выпрямилась и уставилась прямо перед собой. – Да брось, Кимми, не обижайся. Мы просто хотели подшутить над братом. Не думали, что ты так серьезно воспринимаешь шутки.

– Пошутили вы не над ним, а надо мной. С этого момента буду делить твои слова на два, чтобы упростить себе задачу.

– Тогда я принимаю решение постоянно врать. – Он стрельнул в меня хитрым взглядом. – Ты мне не нравишься, и я намеренно делаю все это, чтобы тебя задеть.

Он потянулся к моим туфлям и расстегнул ремешки.

– Что ты делаешь?

– Хочу, чтобы моя семья упала в обморок при виде босой девушки на званном ужине, разве не понятно? Подло тебя подставляю.

– Ладно, все. Аннулируем условия.

Ник довольно улыбнулся, подобно хитрому лису.

– Снимай их, иначе сотрешь ноги в кровь, и мне придется под предлогом великодушия нести тебя на руках и даже оказаться в твоей комнате. Что подумают мои родственники? Тебе же так важно их мнение.

– На меня и так уже бросают косые взгляды. Не трудно догадаться, кто здесь лишний, и сразу попадет под обстрел, нарушив правила этикета. Жаль, мужчины не носят каблуки, чтобы прочувствовать малую долю женской ноши.

– Но никто из присутствующих мужчин не осудит, если ты их снимешь.

Уже осудил и упрекнул.

– Тогда что сказать об их манерных женушках? Они с меня глаз не сводят.

– Хах, ну это уже другой разговор. Подожди, пока они к тебе привыкнут, а дальше будут делать вид, что тебя не существует. Обычно так и делают.

– Им бы лучше начать прямо сейчас.

Ник демонстративно закатил глаза и стянул с меня обувь.

– Так-то лучше. Не хочешь переодеться в купальник для полноты картины? Порадуй присутствующих.

– Что-то мне подсказывает, это порадует только тебя.

Встретившись взглядами, я немного засмотрелась на черные глаза и смогла рассмотреть его веснушчатое лицо беглым, но внимательным взглядом. Обаятельность в миловидных чертах привлекала внимание, поэтому я успела засмущаться. Красивые люди имели надо мной подобное преимущество, когда находились достаточно близко.

– Ты очень мило краснеешь.

– Это из-за того, что мы мало знакомы и сидим близко, – поспешила оправдаться я и выпрямилась.

– Или потому что я тебе нравлюсь.

– У меня есть молодой человек.

Который не звонил уже около четырех дней…

– А кто-то говорит об официальных отношениях? – Ник лукаво улыбнулся. – Симпатии на то и придуманы, чтобы наслаждаться и хотя бы на время избавиться от тяжести привычных проблем в официальных отношениях. Удовольствие и отдушина в интрижках – самый сладкий сок, который можно испить. Это можно понять только в момент удовольствия и очевидного контраста.

От услышанного меня буквально передернуло.

– Поняла, ты один из тех, кто оправдывает измены, придерживаясь такого идиотского принципа. Это мерзко.

– Как можно называть мерзостью то, чего ты раньше не испытывала? Связь с немцем не забывается. Никогда.

– Как называть? Очень просто. Интрижка в отношениях – это предательство в сторону того, кого ты когда-то выбрал сам… Как же любовь? Глубокие чувства и эмоции от ее проявления в человеке?

– Старое и скучное нравоучение! – Ник отмахнулся. – Любовь часто идеализируют, от нее часто устают, не конкретно от любви, а от человека.

– При мне упоминали, что у Ротштейнов принято иметь любовниц, хотя за секунду было кинуто опровержение, но сейчас-то понятно, почему вы любите все эти интрижки. У других есть право выбора, а вы хоть и из знатного рода, такого права у вас нет и никогда не будет. Остается только заглушать пустоту другими, ведь вы понимаете, что создаете семью, в которой никогда не будет счастливых людей.

– Не надо говорить это в осуждающей манере. Я же просто сказал, что думаю.

– Ага, и твои мысли эгоистично пустые. – Я резко поднялась. – Нам не о чем говорить, поскольку общего языка, очевидно, не найдется.

– Да почему ты на все обижаешься?

– Какая обида? Мне просто противно от таких людей. Из-за вас страдают девушки, думающие, что могут значить что-то большее.

– А ты у нас ярая феминистка? – Ник поднялся следом, но не упустил возможности усмехнуться.

– Ничего подобного. Я просто человек, которого заботят чувства других людей, пострадавших от кого-то вроде тебя и такой же политики к свободным отношениям.

– Вероятно, в этом и проблема?

Он лишь улыбался.

В тот самый момент я и уловила эту очевидную разницу в наших жизнях. По каждому было видно, что именно они преследуют в жизни – власть и собственный комфорт, способный истребить любого, кто на них не похож. Для Ротштейнов обычные люди вроде меня были забавой. Они насмехались. Уверена, благодарили бога, что тот благословил их на «лучшую» жизнь в элитном обществе и дал возможность играться с обычными людьми ради забавы и личных целей.

Я решила уйти, чтобы не привлекать внимание своим плохим настроением.

Мысль о том, что терпеть общество наследников осталось несколько часов, немного успокаивала. В конце концов я хорошо знала Марлен и Яна, чтобы не ставить крест на этом семействе, и все же что-то подсказало, что негативные черты характера рано или поздно могли показать себя. Этого я не хотела.

Опустив ноги в бассейн, с облегчением выдохнула. Гудение постепенно отступало, только вот мысли остались прежними. Мне было не сбежать от оставшегося дня, как бы сильно не хотелось. Разгоняя воду, я бросила взгляд на панорамные окна у парадной лестницы, чтобы заметить на себе насмешливые взгляды девушек, со смехом и перешептыванием наблюдавших за мной через стекло, как на какого-то зверька в зоопарке. Конечно для них я им и была, так себя и ощущала.

– Для юной девушки ты ведешь себя некрасиво по отношению к хозяевам, Кимберли, – раздался сзади холодный голос Раймонда, но я не обернулась, продолжая болтать ногами. – Идем. Марлен настаивает, чтобы ты присоединилась к фондю.

– Скажите, что я подойду позже.

Он подозрительно умолк, из-за чего все же пришлось обернуться. Подумалось, что он просто ушел.

– Хм. Кажется, я все же понял, что с тобой не так.

Со мной!

Это еще больше разозлило, из-за чего я стремительно поднялась и попыталась обойти наследника стороной, но он схватил меня за запястье и дернул на себя.

– Не смейте меня так хватать! Вы сказали идти, и я пошла…

– Не с таким омерзительным настроем. Моя семья впервые за пять месяцев вырвалась отдохнуть, и я не желаю, чтобы их настроение портилось из-за недовольной смазливой мордашки, которую они терпят из уважения к члену семьи. Другого привлечения внимания нет? Травить байки? Быть дружелюбной или глупенькой?

– По-вашему, я так привлекаю к себе внимание? Вы в себе вообще?

– Кимберли, – процедил он и наклонился, хищным взглядом подавляя мои эмоции. Я немного испугалась его янтарных глаз, освещаемых солнцем. – Следи за языком, когда разговариваешь. У тебя же должны быть хоть какие-то манеры общения. Хоть что-то?

– Не для вас.

– Так все же есть.

Я выдернула руку и сделала шаг вперед, чтобы застыть на месте при виде овчарки.

Ее глаза уставились прямо на меня, словно не только Раймонду не нравилось подобное поведение, но и ей.

– Ладно, передам Марлен, что подойдешь позже.

От мысли, что он так просто оставит меня наедине с собакой, кровь заледенела. Рассчитывать на то, что пес уйдет следом за ним, было бы единственным вариантом, который мог устроить, но вместо этого овчарка сделала пару шагов в мою сторону. Резкое движение к Раймонду, чтобы схватить его руку, немного раззадорило ее. Поднялся лай.

– Уберите ее!

– Из своего же дома?

– От меня! – Собака шагнула ближе, оскалилась и начала рычать. – Пожалуйста, Раймонд!

Мужчина взглянул на меня с удивлением, пока я, шарахаясь, пыталась спрятаться за широкой спиной.

– Смотри-ка, как только одолел страх, ты стала крайне любезной… Считаешь меня безопасней ее?

– У вас нет такой пасти. – Я отшутилась, но собака лаем привела в чувство. – Прошу, уведите ее от меня подальше, и я согласна целый вечер не мозолить вам глаза, пока вы не уедете.

– Весьма заманчиво, но скучно.

Он резко отпрянул, я шагнула назад, наблюдая, как овчарка с каждой секундой становится ближе, мощно напрягая лопатки, словно готовится прыгнуть, и прыгает.

Самозащита среагировала раньше ее прыжка. Оказавшись в воде, я быстро стерла капли с лица, как только вынырнула. Раймонд уже стоял у края, рассматривая меня свысока, где, очевидно, любил находиться. Нервно озираясь на плавающую собаку, я положила ладони рядом с дорогими лакированными туфлями и попыталась вылезти, но демонстративно мужчина становился слишком близко, лишая этой возможности.