Нет запрета. Только одно лето

– Да. Комната слишком далеко, и до сюда аромат не доходит. Вид из окна также достаточно умеренный, но я рада, что здесь есть небольшой балкон. Мне все равно комфортно, хотя аромата цветов все равно не достает. Компенсирую это, выходя в сад при любой удобной возможности.

– Если хочешь, я могу попросить Марлен, чтобы ты перебралась в старую комнату.

Я посмеялась и отрицательно помотала головой.

– Интересно будет посмотреть, но нет. Я уже привыкла к этой комнате.

– Где меньше соблазна мне по-соседски насолить?

– Возможно.

Восторженный взгляд в очередной раз с восхищением прошелся по чертам лица. Я была готова примкнуть к нему, чтобы разделить момент нежности, но сдержалась.

– У тебя есть любимые цветы, олененок?

– Любимых нет, но многие нравятся.

– И какие?

– Взять в пример цветы из сада. – Я отступила на несколько шагов в сторону, выпорхнула из его рук, чтобы выглядеть непринужденной, но Раймонд успел переплести наши пальцы и пойти следом. – Чья была идея засадить ими территорию?

– Моей матери под чутким контролем твоей крестной. Это не совсем сад.

Я замерла и обернулась, моментально встретившись с ним взглядом. Раймонд немного замешкался, словно взвешивал за и против, поэтому пришлось усмирить свое демонстративное безразличие. Меня волновала его реакция и чувства.

– Что ты имеешь в виду?

– Каждый куст, посаженный в саду, был своего рода терапией для моей матери. Она на протяжении десяти лет боролась с раком. – Я сжала его пальцы в знак поддержки, на что Раймонд ответил быстрым поцелуем руки. – Все эти цветы не просто как украшение, а как инструмент психоэмоциональной реабилитации. На тот момент произошла ремиссия. Ей стало лучше, из-за чего все думали, что болезнь наконец-то отступила, но это оказалось своего рода несколько дней облегчения, чтобы попрощаться. Она умерла около восьми лет назад, и теперь эти розы как ее продолжение, которое присутствует в месте, где вся семья по-настоящему счастлива.

Улыбнувшись его словам, я поняла, почему Раймонд по приезду пошел прямиком в сад. Вероятно, это был его ритуал, чтобы почувствовать присутствие ушедшего родного человека. Я, как потерявшая обоих родителей, хотела бы иметь место их продолжения, чтобы чувствовать присутствие и просто знать, что это место когда-то имело для них смысл.

– Мне очень жаль, что все так обернулось. Ты был достаточно с ней близок…

– Я люблю родителей. Несмотря на то, что отец – сын сурового предпринимателя и воспитывался в старых традициях германской этики, у него есть качества, которые очень отличают его от родителя. На самом деле у деда нет детей, которых он считает достойными для передачи дела всей его жизни. Они для него больше выращенные им же коллеги, чем дети. Удобные для него.

– Это грустно. Вот почему тебя называют приемником? Потому что в детях он не видит своего продолжения?

– Да. Во мне было мало от деда, разве что внешне я очень похож на него в молодости, но задатки к бизнесу со временем перешли от него. Я люблю это дело, варюсь в нем, чтобы привнести что-то новое, расширить и укрепить. Держать империю, управлять ей мудро и правильно – сложно, но я чувствую, что мне это под силу. Это дело моей жизни.

– Но ты однажды готов был его бросить.

– Не бросить. У меня была надежда, что семья пересмотрит наши традиции, но я не собирался отказываться от бизнеса или семьи. Это чьи-то сплетни, из-за которых на меня многие ополчились.

Он хотел продолжить, но его отвлек телефонный звонок. Заговорив на немецком, Раймонд притянул меня ближе и обнял. Вдыхая запах свежего парфюма, я растаяла в этих объятиях, понимая, что готова простоять так очень долго. Расслабилась и положила голову ему на грудь, слушая немецкую речь. Он очень красиво разговаривал на другом языке. Это отдавалось во мне восхищением, но после разговора его внимание переключилось на работу.

– Нужно ехать в офис. Я вернусь поздно, но хотелось бы еще заглянуть к тебе.

– Можешь зайти.

Раймонд нежно улыбнулся.

– Отлично.

Медленно касаясь губами щеки, мужчина не удержался и приблизился к губам, осторожно их коснулся, чтобы через секунду углубить поцелуй и прижать к себе сильнее. Необходимость прикасаться мешала порыву перейти к работе. Раймонд начал отступать к выходу, волоча меня следом, чтобы не отрываться от поцелуя. Я рассмеялась, когда он приоткрыл дверь и нехотя отстранился.

– Увидимся, олененок.

Но мы увиделись только на следующее утро, а проснувшись, я уловила знакомый аромат цветов из сада. Сначала я не поняла, откуда исходит запах, но, повернувшись к открытому окну, увидела, что перила балкончика обвивали многочисленные стебли пионовидных роз. От увиденного восторг сделал свое дело, я заулыбалась, наклоняясь через перила, чтобы увидеть основание длинного вьюна на стене дома. Изумиться.

На завтрак я спустилась в хорошем настроении из-за утреннего сюрприза. Предвкушение увидеть Раймонда и выразить свой восторг по поводу безумного жеста переполняло так сильно, что в очередной раз все мысли крутились вокруг него, но мужчины за завтраком не оказалось. С улыбкой поприветствовав каждого присутствующего, я подсела к Марлен, которая с улыбкой начала диалог:

– Еще не все увидели такой широкий знак внимания на балконе твоей комнаты, но после они сразу поймут причину хорошего настроения.

Вот же черт. На тот момент я вообще перестала думать о реакции других, поэтому понятия не имела, как реагировать и что отвечать.

– Марлен, я…

– Хочешь поделиться, кто этот загадочный молодой человек? Я и так знаю. Узнала почерк, только вот не знаю, как отреагировать. Это очень неправильное решение.

Рядом подсел Ян, женщина умолкла.

Я не знала, что ответить, и почувствовала себя виноватой, хотя ничего постыдного не сделала. Слово «извини» было бы не к месту. Места себе не находила и я.

Винить Раймонда, что он так демонстративно оказал внимание и поставил под угрозу секретность этой связи, я не могла. Настолько широкого жеста от мужчины я никогда в жизни не получала и даже не могла подумать, что некоторые способны на что-то подобное.

– Доброе утро, семья!

Ник моментально отыскал меня взглядом и закатил глаза, заметив, что место рядом занято. Я взглянула на рядом сидящего Яна, который быстро улыбнулся, довольный реакции кузена. Думаю, он еще не видел красоту на балконе, поэтому казался достаточно расслабленным.

Спустя какое-то время мы взялись за завтрак. Раймонд так и не появился, из-за чего я частенько поглядывала на Амелию, ожидая услышать хоть какую-нибудь информацию. Ник, как и за ужином прошлым вечером, рассказывал о впечатлениях с тира, немного хвастался, что превзошел братьев по очкам.

– Зря не поехала, Кимми. Я бы посмотрел на тебя с пистолетом в руках.

– Уйми фантазии, Ник, – сурово предупредил Ян. – Вчера ей было не хорошо, да ведь, Кимми?

Я решительно взглянула в карие глаза.

К разговору подключился Генрих:

– А какое оправдание у Рая? Резко захотел, резко передумал.

– Он не ездил с вами? – удивилась Амелия. Я почувствовала, как щеки начинают предательски гореть.

Никлас демонстративно выпрямился.

– Нет, сказал, передумал. Как-то странно получается. Ладно, ты уехала в город раньше нас, но ведь вечером вы в любом случае должны были встретиться. На ужине его не было, а сейчас он где?

– Должен быть в кабинете, наверно.

– Примерные муж и жена, – подтрунивал Ник. – Вы вообще общаетесь или просто живете в одной комнате?

– Ко мне имеешь претензии? – совершенно спокойно уточнила немка. – Это не твоего ума дело, во-первых, а во-вторых, он практически всегда находится либо в офисе, либо в кабинете. В отличие от вас, бездельников.

– О, за самое живое! Может, кто-нибудьдругойзнает, где мой старший брат?

Я успела опустить взгляд до того, как парень посмотрел в мою сторону.

– Никлас, достаточно. – Марлен сурово взглянула на племянника, на что тот улыбнулся, но затих. – Если ты так соскучился по Раймонду, иди и лично найди его. С тех пор как вы приехали, за столом невозможно обойтись без драмы.

– Какая драма, тетушка?

– Мы не в мюзикле, Ник. Затолкай брецели в рот и умолкни ради бога.

Это подействовало, но я уже точно понимала, что большинство обо всем догадывается. Это насторожило. Давление постепенно росло, что чувствовал чуть ли не каждый.

Первые минуты меня немного охватывала паника. Ник пытался издеваться, смотрел на реакцию, считая необходимым вызвать определённую, но я не собиралась прогибаться и сразу молить о чистосердечном. Ничего не нарушающего нравы семьи Ротштейн не происходило, поэтому я считала необходимым только разговор с Марлен, чтобы она не переживала и не беспокоилась на этот счет.

Как только все разошлись, я остановила Марлен и вывела ее в сад, чтобы объясниться. На удивление, она оставалась спокойной, а на предложение прогуляться с нежностью коснулась моей спины и улыбнулась.

– Представляю, как все выглядит, – начала я, но женщина перебила.

– Знаешь, я на самом деле не особо удивлена происходящему.

От недоумения я растерялась и вообще ничего не поняла.

– П-правда?..

Она кивнула.

– Подожди… Я знаю, что ты что-то сказала Яну и, вероятно, Раймонду насчет меня. У нас несколько раз возникали разговоры, в которых Ян вел себя странно и упоминал тебя.

– Я просто предупредила, чтобы они тебя не трогали и не засматривались.

– При этом ты не выглядишь взволнованной и говоришь, что не удивлена? Почему?

Я ничего не понимала, но было ясно, что Марлен о чем-то думает и пока не решается сказать ключевую причину этого смирения.

– Мальчики часто увлекаются девушками, тем более Ян, и в любом другом случае это, возможно, могло привести к чему-то серьезному, чтобы вы искренне полюбили друг друга, но мы же Ротштейны… Нам приходится искать любовь в вещах, в занятиях, но не в людях, которых будут готовы осудить только потому, что они другой национальности. Я всей душой и сердцем люблю старого Раймонда, Кимми. Очень часто ловлю себя на мысли, что пропустила тот момент, когда он так повзрослел и ожесточился по отношению к людям, к обстоятельствам и многим происходящим ситуациям. Сейчас рядом со мной за столом сидит не племяш Рай, а взрослый мужчина, в котором сложно увидеть того милого, открытого мальчика, просящего в свое время о поддержке.

– Ты о случае с таинственной Кэти?

Я специально назвала ее имя, вспоминая, что члены семьи запретили себе произносить его. По словам самого Раймонда.

– Кэти. Ты уже и имя ее знаешь.

– Со вчерашнего. Раймонд рассказал мне о ней.

Укол ревности снова сделал неприятно. Я побоялась, что Марлен могла уловить это в голосе, но даже если так, к счастью, не акцентировала внимание. Устало вздохнув, сказала:

– Он по-прежнему болеет этим и держит все в себе, прекрасно зная, что семья не поддержит. Никто не поддержит, как и несколько лет назад.

– Почему этого не сделала ты, если вы были так близки?

– Нет оправдания, Кимми. В тот момент, зная, каких ценностей придерживается семья, воспитываясь и воспитывая детей под руководством старшего поколения, смотря на свои ошибки в юношестве, ты встанешь на сторону семьи и тех ценностей, пытаясь ее сохранить. Тогда я была молода, чтобы принять решение встать на сторону Раймонда, чтобы ему не было так больно и одиноко после, поэтому чувство вины за эту ситуацию терзает каждый раз, когда я смотрю на такую версию нашего Рая. В этом он похож на свою бедную мать.

– Мне очень жаль, что так случилось… Какой была мама Раймонда?

– Как человек очень замечательный. Добрая женщина с большим сердцем, которое не сумело полюбить моего брата, а впоследствии не смогло открыться даже собственным детям.

Марлен взглянула на меня с немой грустью в глазах, на что в голове снова повторились ее последние слова. Заметив, что я задумалась, она продолжила:

– Я была знакома с Ирмой еще до их с Рихардом свадьбы. Она училась на два класса младше, посещала те же мероприятия, ходила на те же занятия в Залеме и считалась перспективной партией для многих знатных семей Германии. Ирма собиралась поехать учиться в Италию, которой грезила, зная об этой стране чуть ли не каждую мелочь. Выбрала университет, рассматривала варианты проживания и проучилась там около года, пока родители не решили выдать Ирму замуж. Ее мать была безумно строгой… Чуть ли не всегда твердила, что она должна быть лучше и выше дочерей из других семей, если действительно хочет чего-то значить. Неприятная женщина. В обществе ее не любили, за исключением таких же подруг, конечно. Так и вышло, что Ирму избавили от любимой свободы, выдав замуж за того, кто ей даже не нравился. Чуть позже это стало замечать само общество, от которого ничего никогда не скрыть. Наша часть «элиты» в Германии самая прогнившая и лицемерная. Слухи о том, что Ирма так демонстративно воротит нос от собственного мужа красавца, за которым гонялись чуть ли не все девушки знати, здорово портили репутацию, из-за чего мой отец лично разговаривал со снохой по этому поводу. Никто не знает, о чем именно они разговаривали, но спустя несколько месяцев выяснилось, что Ирма беременна. Я думала, вернее, надеялась, что беременность отразится на ней новыми чувствами, сможет дать шанс на что-то светлое, за что следует держаться… Но от материнства она страдала только больше. Всегда где-то в своих мыслях, отрешенная, словно в жизни и мире не осталось совсем ничего хорошего.

– А что же твой брат?

– Он ее любил, очень. Пытался не давить, ухаживал и беспокоился, но со временем, когда ты прикладываешь к этому все силы, а в ответ не получаешь даже улыбки, силы иссякают. После рождения Раймонда Ирма сразу отказалась держать младенца на руках, а тем более кормить его грудью, из-за чего Рихард окончательно сдался. Это его очень задело. Ее отвращающий взгляд на собственного ребенка пугал меня так, как ничто не пугало, и я знала, что на этом этапе ребенок останется единственным в семье старшего брата, но, к моему удивлению, через три года появились Никлас и Генрих, но и к ним Ирма не испытывала теплых чувств. Из всей семьи Ротштейнов она немного доверяла только мне. Я искренне интересовалась ее самочувствием, всегда меланхоличным настроением и могла вытащить на улицу, чтобы та хотя бы немного побыла на воздухе. Детьми занимались гувернантки, но я всегда пыталась по приезду уделить им достаточно внимания, несмотря на маленького Яна. Я помню, когда мое сердце разбилось. Тогда Раймонду было около пяти, мы перебрались в Кёльн, чтобы провести там выходные всей семьей, и я вытащила Ирму на задний двор. Пожалуй, впервые за долгое время она была в хорошем расположении духа, но ровно до того момента, пока к нам не подбежал Рай. Он сжимал в маленькой ладошке небольшой букетик полевых цветов, которые выращивала жена моего младшего брата, и с услужливой улыбкой, кричащей надеждой во взгляде протянул его матери. Она быстро поменялась в лице, демонстративно отвернулась и больше на него не взглянула. Я наблюдала, как Рай продолжает стоять и надеяться, что вот-вот она примет его подарок. Ситуация доходила до абсурда. Он сделал всего шаг в ее направлении, но я взяла его за руку и немного шуточно потрясла, добившись от ребенка смеха.

– Рай так ласково улыбнулся, – с влюбленным взглядом произнесла Марлен, – протянул цветы мне, взглянул на Ирму и убежал, часто посматривая в ее сторону.

При этих воспоминаниях глаза женщины наполнились слезами, которые она тут же смахнула.

– Раймонд был моим мальчиком… Иногда он путался и называл мамой меня, но испуганно исправлялся, при этом никогда не терял надежды понравиться Ирме. Было так больно наблюдать за всеми попытками детей – просто понравиться и понять, почему мама их не любит… Это ужасно и до сих пор всплывает в памяти, когда мальчики ведут себя как-то неправильно или осудительно. Все могло сложиться абсолютно по-другому, будь у них воспоминания о том, что родная мать их любила, но Ирма до самого конца продолжала игнорировать собственных детей.

– Даже когда узнала, что больна?..

Марлен закивала, протянула пальцы к закрытому бутону розы и прошлась взглядом по вьюну, уходящему вверх к моему балкону.

– Когда у нее не оставалось сил передвигаться самостоятельно, к ней много кто заходил, чтобы навестить, но по ее же просьбе нам приходилось не подпускать туда мальчиков. Иногда ночью, когда Ирме ставили капельницу, чтобы та хотя бы немного поспала, я видела у ее кровати Раймонда. Он сидел на коленях рядом с ее истощенной рукой, в которую часто утыкался лицом, но, чтобы не беспокоить ее присутствием, уходил, как только видел в этом необходимость. Младшие были напористей и наглей, но Рай, как старший брат, мог отговорить их от любой идеи приблизиться к Ирме. Он оберегал ее покой и часто брал младших братьев на себя, чем-то завлекая. На тот момент у них были только они, а уже после смерти многое изменилось. Я четко видела, как недостаток материнской любви неосознанно влек их к другим девушкам и женщинам, которые восхищались их природным обаянием, но только Раймонд им никак не пользовался и относился к женской половине, как полагается, без привлечения лишнего внимания. Он оставался самим собой, а когда видел, что братья перегибают, пытался их наставлять. Как-то мы разговорились на эту тему, на что он ответил: «Если они восполняют отсутствие внимания мамы, мне это не нужно. Само слово ассоциируется только с одним человеком – с тобой». – Марлен с гордостью посмотрела прямо в глаза, в ответ я улыбнулась. – Но теперь я и представить не могу, за кого он меня воспринимает после того, как его не поддержали. Слово «мама» для меня слишком громкое.

– Я так не думаю. Раймонд тоже продолжает тебя любить, хотя ему по-прежнему обидно. Как думаешь… Он уже остыл от тех чувств или до сих пор надеется найти ее?

– Не знаю, Кимми, прошло уже столько лет… Я замечаю лишь то, с какой нежностью он поглядывает в твою сторону и нервничает, замечая похотливые взгляды братьев. Ты красавица. Не влюбиться было бы невозможно, поэтому я и не удивлена.

– Не думай об этом слишком много, хорошо?.. Нас тянет друг к другу, но мы оба понимаем, что ничего не получится. Это симпатия одного лета, что-то вроде курортного романа, о продолжении которого не стоит даже думать.

– Я беспокоюсь о ваших чувствах.

– Не надо. Я же говорю, что мы понимаем…

– Никогда не замечала за тобой подобного.

– Осуждаешь? – Я с пониманием закивала.

– Нет, кто я такая?.. Вы оба мне дороги.

Женщина задумчиво посмотрела под ноги, из-за чего мне удалось уловить недосказанность. Марлен как будто бы не могла в чем-то признаться, поэтому я спросила об этом прямо.

– Я просто вспомнила разговор с твоей мамой.

От услышанного я невольно шагнула ближе.

– Какой разговор?..

– Не серьезный. Мы просто болтали, наблюдая, как Оливер и Ян не хотят включать тебя в очередную игру, из-за чего ты начала стрелять в них из рогатки.

Я рассмеялась, прекрасно помня то чувство. Они надо мной смеялись, и я не могла справиться со злостью, понимая лишь то, что эти двое через пару лет скорей станут встречаться друг с другом, чем найдут девушек. С таким-то подходом.

– Иногда хочется обзавестись рогаткой, – призналась я, Марлен улыбнулась.

– Тогда к нам проездом заглянул Раймонд. Джорджия не могла на него налюбоваться, а когда он уехал, мы разболтались и начали шутить, как бы выбирая для тебя жениха. Прости, милая. – Она по-доброму улыбнулась, но я не злилась. – Тогда тебе было всего лет десять, и, конечно, мы не собирались решать судьбу, просто фантазировали, а затем Джо сказала, что будь ты взрослой девушкой, она хотела бы видеть рядом с тобой хорошего человека. Того, кто в первую очередь будет ценить и любить тебя, просто потому что ты этого достойна. Чистыми чувствами, о которых многие только мечтают.

– Она… пошутила насчет Раймонда?

– Да, – едва слышно подтвердила она, – пошутила… Пока я пыталась предложить на эту роль Яна.

Я не знаю, почему от этой новости у меня внутри все сжалось. Я любила разговоры, связанные с родителями. В те моменты воображение активно рисовало картинки, о которых я забыла или вообще не видела. Я даже представить не могла, что мама восхищалась старой версией того, в кого я вопреки собственным словам, начинала влюбляться.

– Может, поэтому я не удивлена происходящему… Когда-то мне о возможном говорили. Да, в фантазии, но она это произнесла, и теперь у меня не выходит перестать об этом думать. Я вижу, что он становится другим… Не таким, каким бывает с Амандой, с ним что-то происходит, а я не знаю, как подступиться. Еще и Ян… Я не понимаю, что с ним происходит, но он замечает, что между вами с Раем что-то есть, и это нехорошо. Я беспокоюсь, что он может вытворить что-то ужасное.

– У меня не получилось поговорить с ним. Мы… вроде как… поцеловались.

Марлен поперхнулась, но я как можно быстрее продолжила:

– Но это сложно назвать поцелуем, правда! Я пошла за ним, когда Раймонд рассказал про решение мистера Ротштейна. Ян был на эмоциях и притянул меня к себе, после чего мгновенно оттолкнул, сказав, что ты его убьешь, узнав об этом. Честно, поцелуем такое назвать сложно, но вчера он заявил, что я ему нравлюсь… С ним определенно что-то происходит, но это не из-за меня. Я бы… чувствовала себя виноватой, будь реально виноватой…

Усталый вздох говорил о беспокойстве, я и сама не переставала волноваться, так как никогда раньше не видела его таким растерянным и нервным. Поверить в то, что это из-за бизнеса, было сложно, и я допускала мысль, что в таком поведении есть что-то другое, более глубокое.

Я с уверенностью проговорила:

– Мы с этим справимся. Разберемся.

Женщина одобрительно кивнула и подтолкнула меня к главному входу, напомнив о занятиях, но мысли в тот момент были абсолютно о другом.

Я знала, где находится кабинет Раймонда. В самом укромном уголке, в который никто не совался. Несколько раз я слышала от обитателей дома, что за работой главный наследник становится невыносимым. Что его раздражение не контролируется, когда отвлекают, поэтому, оказавшись у двери, я замешкалась, точно не зная, стоит ли испытывать терпение, при всем этом я даже не знала, там ли он. Набравшись смелости, я постучала и приоткрыла дверь.

Внутри было достаточно темно за счет специальной пленки на панорамных окнах. Воздух казался теплым, так как кондиционер не был включен, аромат как из принтера звучал головокружительно, хотелось поскорей закрыть дверь, чтобы посторонние запахи не смогли затмить этот. Раймонд сидел за рабочим столом в черном поло и бежевых бриджах, слегка лохматый и сонный. Мужчина разговаривал с кем-то на немецком по видеосвязи, но при виде меня обеспокоенно поморщился. Я тут же пожалела, что так нагло ворвалась, однако Раймонд поспешил закончить разговор, обратившись к собеседнику «Großvater». Стало очень неудобно.

– Все в порядке? – Он поднялся, всем видом показывая беспокойство. – Что-то случилось?

– Нет, я… просто хотела поблагодарить тебя за такой креативный подход к букетам. Раскроете секрет, сколько времени занял такой подарок?

Обаятельно улыбаясь, мужчина усмехнулся и подошел ближе, сразу сократив между нами дистанцию. Дыхание потяжелело.

– Это уже пустяки, о которых не стоит беспокоиться. Я рад, что тебе понравилось. Забеспокоился, что ты пришла как раз из-за того, что кто-то из родственников что-то сказал.

– Ну они точно рано или поздно заметят, что один куст решил поселиться в моей комнате.

– Давай так, ты не будешь беспокоиться об этом, и мы просто сделаем вид, что все так и задумано.

– Ты совсем не спал, да?

Ладонь потянулась к его щеке, коснулась кожи. Мои слова подтвердили его закрывшиеся от прикосновения глаза.

– У меня еще много работы, – чуть слышно произнес он и коснулся губами большого пальца, оставляя несколько коротких поцелуев. – Нужно подготовить уйму документов к вечеру, а завтра встретиться с пиарщиками.

– Если бы я разбиралась хоть в чем-то, могла бы помочь, но твоя сфера слишком сложная и чужая.

– Ты поможешь, если…

Он шагнул ближе и наклонился к шее, пробежался по коже дыханием, после чего оставил парочку влажных поцелуев, от которых ноги подкосились.

– … просто ответишь согласием.

– На что?

Голос прозвучал хрипло, со слабостью, но было так наплевать.

– На меня. – Раймонд поцеловал за ухом. – На то, что я чувствую.

– На чувство симпатии?

– На все чувства.

Он потянулся к губам, но я игриво наклонилась назад, приметив легкое удивление. Победно улыбнувшись, отошла на пару шагов в сторону, рассматривая помещение. Кабинет описывал хозяина: красивый, сдержанный, в чем-то строгий. Вкуса не отнять.