Драгун. Крест за Базарджик

– Бог миловал, не по этой части, – усмехнулся тот, подкручивая ус. – Ну что, прохвосты и дуэлянты, присаживайтесь, разговор у меня к вам есть, – сообщил он и, подождав, когда прапорщики разместятся на скамье, продолжил: – Удивились, небось, когда меня увидали? То-то же! Значит, слушайте сюда, говорить буду кратко и самую суть, потому как времени рассусоливать у меня сейчас нет. Слышали, наверное, что я перевожусь в Румелию, в армию к Багратиону? Тут у нас долгое затишье на Кавказе предполагается, а там сейчас вовсю война с турками идёт. Скажу вам, не скрывая, всё равно ведь про это узнаете. В шефах Стародубовского драгунского полка состоит мой родной дядя генерал-майор Войнов Александр Львович. У него после потерь в прошлом году образовалось много вакантных командирских мест. Так что по прибытии в Румелию я должен получить эскадрон и капитанский чин. У вас есть возможность избежать суда и, отделавшись лишь записью в послужном списке, убыть вместе со мной. Что на это скажете?

– Так ведь наше дело решает сам Тормасов, неужели вот так просто с Кавказа отпустит? – промолвил огорошенно Димка.

– Ты, Марков, думаешь, я просто так с вами тут, в этом казённом месте, сейчас болтаю? – произнёс с лёгкой иронией Копорский. – Имейте в виду, их высокопревосходительство посвящён во все тонкости ваших хитросплетений с французами. Максимум, что он может сделать в этом весьма и весьма непростом деле, – это дать вам возможность от лишних глаз перевестись в другой полк и на другой театр военных действий. Ну и запись в послужном списке, конечно, получите, без этого уж никак, грубое нарушение дисциплины всё равно ведь имело место. Я убываю через два дня. С собой мне позволено взять два десятка из строевых нижних чинов, несколько нестроевых драгунов и двух нерадивых прапорщиков. Сами понимаете, меньшими силами выходить в дальнюю дорогу рискованно, а тут целый отряд. Ну-у, чего застыли?! Не вижу радости на лицах! Согласны со мной в Румелию убыть или вы всё-таки предпочитаете пойти под суд?

– Согласны, конечно, согласны! Ещё как согласны, Пётр Сергеевич! – вскочив, прокричали в восторге молодые офицеры.

– Ну, тогда марш в расположение полка! – рявкнул тот, вставая. – И без промедления начинайте сборы. Стоп! Куда?! Не так скоро! Каждый пусть подберёт по десятку из нижних чинов, включая унтер-офицера. И лучше, чтобы все люди сами горели желанием убывать с нами в Румелию, нечего их из-под палки туда загонять. Да, с денщиками тоже сами разговаривайте, поедут, значит, пусть тоже собираются. Всё ясно? Ну тогда кру-угом! Шагом марш!

Глава 6. Военно-Грузинская дорога

– Никого неволить не собираюсь, братцы, – обводя взглядом шеренги построенного взвода, сказал Тимофей. – Знаю, что такое артель, считай, та же семья, да и полк этот для многих уже родной, непросто его покидать. Поэтому подумайте. Если кто-то всё же решится со мной с Кавказа убыть – подходите. Много времени на раздумья дать не могу, от силы часа три, не больше. Ну, вроде всё сказал. Взвод, смирно! Вольно! Разойдись!

Тимофей развернулся и пошёл в тот дом, в котором они с Марковым квартировались. Нужно было перебрать все свои вещи, что-то из них упаковать в дорожные вьюки, что-то уложить в штатные заседельные чемоданы или оставить. У Тимофея ещё было порядка десятка чужих книг, все их нужно было перебрать и отнести хозяевам.

– Ваше благородие, вы бы сначала покушали, потом уж за сборы взялись? – Клушин поставил на стол горячий, вкусно пахнущий съестным чугунок. – Баранины с овощами мы с Антипкой вам потушили. А ещё и мясной пирог греется. И к чаю сладкий. Отощали вон на казённых харчах. Небось, Дмитрий Алексеевич не задержится, тоже скоро подойдёт?

– Скоро будет, Степанович, – подтвердил Гончаров. – Тоже ведь про вашу готовку слышал, небось, сейчас слюнями исходит. Ему в гренадерское расположение ещё нужно забежать и кое-какой должок отдать, потом он сюда прибежит.

– Ага, ну тогда не буду вынимать пирог, – сделал заключение Клушин. – А то кто его знает, сколько ещё ходить будет, а снедь-то и остынет.

– Так вы бы сами поели пока, – плотно увязывая стопку книг, предложил Тимофей. – Вот же, сам говорил, что не обедали.

– Успе-ется, – отмахнулся дядька. – Антип ещё нескоро с конюшни вернётся. Всех коней пока там почистит и обиходит. Вашбродь, я чего спросить-то вас хотел, слыхал, что только лишь две казённые вьючные нам положены?

– Ну да, две, – подтвердил Тимофей. – Одна под офицера и одна для строевого десятка. Ты, Степанович, точно решил со мной уходить? Тяжело ведь, дорога дальняя, больше двух тысяч вёрст пути. Может, лучше тут останешься?

– Обижа-аете, ваше благородие. – Тот укоризненно покачал головой. – Как же это я вас одного и безо всякой опёки оставлю? Да и не хочу я более господ менять, хватит уже, довольно. Вот вас догляжу и через годок, Бог даст, по большой выслуге с военной службы совсем подчистую выйду. А тут уж какая разница, хоть с Кавказа, хоть с Румелии, всё одно ведь откуда уходить. Да и тем паче был ведь я уже в этой самой Румелии. Бивал там турку с графом Александром Васильевичем. Антиресно на старые места опять поглядеть.

– Ну смотри сам, Степанович, – пожав плечами, проговорил Тимофей. – Мне-то с тобой хорошо. Как с отцом родным. Да и спас ты меня у той горной реки. Я даже сейчас и представить не могу, как же это без тебя вообще можно.

– Ох, ну вы и скажете тоже, господин прапорщик, – засмущался Клушин и, засуетившись, стянул висевшую на крючке бурку. – Всё имущество нужно ещё перебрать да починить. Сейчас бурочку с папахой поправлю, – приговаривал он, оглядывая вещи. – Местное, горское одеяние – оно ведь очень удобное для дороги. Кажному бы такую нужно при себе иметь – горя знать не будешь. И это, Тимофей Иванович, может, ещё одну лошадку для вьюков прикупим? Не увезём мы всё на двух вьючных. По уму бы вообще ещё пару с собой взять.

– Та-ак, сколько тут у меня всего? – Тимофей полез в баул и, достав из него кожаный кошель, забрякал серебром. – Ну не знаю, так-то две трети жалованья перед Рождеством давали, спасибо командованию в камеру посадили, даже и рубля не успел потратить, – заметил он и покачал головой, пересчитывая деньги. – Итого сто двадцать три рубля с копейками здесь. Сторгуешься на всю сумму, Степанович?

– Хм, всё тратить никак нельзя, – почесав голову, произнёс тот задумчиво. – Давайте, ваше благородие, сто, пробегусь по знакомцам, глядишь, и найду за такие деньги пару. Всё-таки не строевых ведь коней, а вьючных покупаем. Да у меня ещё и из трофеев кое-что на особый случай отложено. Сторгу-уюсь. – Он махнул рукой. – Вот вечером и пойдём с Антипкой вместе.

Вскоре с улицы заскочил в дом запыхавшийся Марков.

– О-о, какой у вас тут запах обалденный! – прокричал он с порога. – Вы, небось, и ждать-то меня не стали, а Тимоха?! Всё слопали со Степановичем?!

– Ага, одни крошки тебе остались, – подтвердил Гончаров. – Руки ополосни и подсаживайся. Ещё немного бы погулял и точно бы без обеда оказался. У тебя деньги-то остались от последней выплаты? А то Архип Степанович говорит, мало нам тех вьючных, что с казны дают, мы вот ещё пару хотим себе прикупить.

– Да я тоже об этом думал, – признался, подсаживаясь к столу, Димка. – Одного фуража и провианта сколько нужно с собой везти! А тот же котёл, десятскую палатку, свои вещи и артельные. И ведь голым в дальнюю дорогу и в такую пору не поедешь. Это ведь не лето, когда для коней прямо под ногами корм. Без двух рублей девяносто у меня, Тимох.

– Это ты куда же тридцать дел, Димка?! – воскликнул удивлённо Гончаров. – Получал ведь столько же, сколько и я? Ну ладно два десятка только недавно в камере проиграл, а остальные?

– А вот нечего чужое добро считать, – произнёс тот иронично. – Долги были кое-какие, рассчитался. Да ладно тебе. На одну-то хоть вьючную столько хватит?

– Это ты у Степановича уже спрашивай, – ответил Гончаров. – Архип Степанович, поможешь Дмитрию Алексеевичу верховую прикупить?

– А чего бы не помочь, помогу, конечно, – согласился тот, подшивая верхний крючок на бурке. – С вашим Антипом пойдём, ваше благородие, за ними. Мы уж с Тимофеем Ивановичем говорили про это. Сейчас наложу вам из чугунка, Антипка придёт, и пробежимся по знакомцам.

– Сиди, Степанович, сами! – воскликнул Тимофей. – Сиди, сиди! Чего у нас рук, что ли, нет? Давай миску, Димка! Ну как думаешь, много желающих будет из твоего взвода уходить?

– Даже не знаю. Из унтеров Пестов Егор согласен, и ещё трое рядовых сразу желание изъявили, остальные пока мнутся. Ну пару-то ещё точно уговорят. А вот дальше не знаю. Дал подумать время до вечера.

– Вот и я не знаю. Настаивать и приказывать не стал, пусть всё по желанию будет. Лёнька точно со мной согласится ехать, вот в ком в ком, но уж в нём я уверен, а дальше Бог его знает. Тяни к себе, Дим. – Он поставил на стол наполненную едой миску. – Мало будет – ещё подложишь. А так-то у Степановича два пирога в печи томятся.

– Да куда ещё пироги! – пододвигая к себе глубокую глиняную тарелку, воскликнул тот. – Это бы съесть! Я за сидение на гауптвахте отвык от таких порций.

Не успели ещё допить чай после обеда, как раздался стук в дверь.

– Ваше благородие, там это, там к вам пожаловали, – доложился Клушин. – Целая воинская команда во главе с унтер-офицерами. Сказать, чтобы подождали, пока вы с трапезой закончите?

– Нет, иду! – крикнул, выскакивая из-за стола, Тимофей. – Кто там подошёл?

– Взвод, смирно! – подал команду при виде офицера Плужин. – Господин прапорщик, четвёртый взвод второго эскадрона в полном своём составе изъявил желание убыть с вами к новому месту службы! И ещё трое из чужих взводов к нам притулились. Вон в конец строя их поставил.

Тимофей окинул взглядом замершие шеренги и пошёл на левый фланг.

– Драгун Смирнов Марк! – представился вставшему напротив него прапорщику высокий кудрявый крепыш.

– Драгун Данилов Никита! Драгун Очепов Фрол! – выкрикнули почти одновременно оба земляка.

– Братцы, вы-то куда? – произнёс огорошенно Тимофей. – Я понимаю, мой родной взвод, вместе под одной шинелькой на привалах спали, из одного котла ели, а вы-то вообще из других эскадронов!

– Так-то, вашбродь мы с Никитой первей всех стоящих, окромя, конечно, Лёньки, с вами с одного котла кашу черпа́ли, – проворчал Очепов. – Ещё семь лет назад, когда в рекрутское депо Уфы на баржах плыли. Запамятовали, небось?

– Запамятуешь такое, – заметил, улыбаясь, Гончаров. – Я тебя, Рыжий, с нашей первой драки на берегу Белой на всю жизнь запомнил. Не боишься под моим началом служить?

– Не-е. Вы же, я знаю, незлобливый, да и не скучно с вами. Книжки людям читаете, всякие умности говорите, авось и меня грамоте научите, так и я, глядишь, тогда в их благородие вслед за вами выйду.

– Хм, ну ты и шустрый, Фрол! – усмехнулся Тимофей. – Ладно, попрошу у ваших командиров за вас. Всем троим команда – выйти из строя! Становись за моей спиной в одну шеренгу! Ну что, братцы, рад, что вы отозвались полным составом. – Он повернулся опять ко взводу. – Но сами понимаете, забрать всех я никак не смогу. С собой велено отобрать только лишь два десятка строевых чинов, и половина из этого количества будет за прапорщиком Марковым. Поэтому не обессудьте. Да и целый взвод никто ведь изымать из эскадрона мне не позволит. Кто же потом в нём воевать будет? Это пока ещё его новыми людьми укомплектуешь и боеспособным сделаешь. Из унтер-офицеров я забираю только Чанова Ивана. Из рядовых драгунов – Блохина Леонида, Ярыгина Степана, Балабанова Елистрата, Еланкина Николая!..

Драгуны при произнесении своей фамилии выходили из взводного строя и вставали за спиной у Тимофея в одну растянутую шеренгу, а он, оглядывая замершие перед ним ряды, продолжал выкрикивать следующих:

– Казаков Григорий! Ну и последний пусть будет Медведев Андрей. Всё, братцы, десять человек. Если Дмитрий Алексеевич не сможет к себе людей набрать и свободное место в его десятке образуется, то я ещё к вам обращусь. Ну а пока так. И спасибо вам всем за совместную службу. Мне вас будет очень не хватать.

– Рады стараться, вашблагородие! – рявкнул строй.

Плужин увёл два десятка людей, и, переговорив с оставшимися, Тимофей отпустил их собираться.

– Эта дорога не в пример всем остальным будет длинная, братцы, – напутствовал он их напоследок. – Выйдем с Кавказа на Моздок, а потом через Сальские степи к Дону и дальше на Днепр. Переправимся через него и дальше на Бессарабию с Молдовой уходим. Так что готовьте коней и всю амуницию со всем тщанием. Вы, конечно, и так всё знаете, ну да напомнить никогда не бывает лишним. Пока люди Маркова к полковому кузнецу не нырнули, сами туда поспешите, потом уж к каптенармусу и провиантмейстеру занимайте очередь.

Два дня сборов прошли в великой суете. Тимофей забежал попрощаться к Морозовым. Семья Захара занимала половину домика в пригороде. Внутри было тесно, но все выглядели счастливыми.

– Петька, Егор, Митька, кланяйтесь их благородию! – Хозяин толкнул вперёд сыновей. – Если бы не он, то не видать бы вам отца. Небось, уж черви давно бы съели, как Антипку.

– Помилуй Бог, – запричитала Марфа.

– Тихо! – одёрнул её Захар. – На стол накрывай, мать, видишь, господин прапорщик с холода к нам зашёл. Сейчас горячее будет, Тимофей Иванович, проходите к столу.

– Нет, Захар Иванович, прости Христа ради, бежать мне нужно! – воскликнул, отмахиваясь, Гончаров. – С интендантством не рассчитался, в канцелярию ещё зайти нужно, потом к фаншмиту и оружейникам, а уже вон вечереет. Эдак не успею всех обежать, а приказ завтра поутру убывать. Спасибо вам, дорогие, даже не суетитесь. Это вот гостинцы вам. – И протянул Марфе узелок. – А это вам, ребятки, учитесь читать, грамота – дело важное, батюшка не даст соврать. – Он подал самому старшему из мальчишек стопку книг. – Будете грамотными – в люди сможете выйти.

– Да куда столько книг-то, Тимофей Иванович?! – воскликнул Захар. – Они пока даже и слова складывать из букв толком не умеют! Им и лубяную с картинкой книжечку за счастье. Это же целое состояние! Такие только господам и держать, у нас они просто лежмя лежать будут!

– Ничего, научатся дети читать, потом за уши их от книг не оттащишь, всё перечитают, – произнёс с улыбкой Тимофей. – Берите, берите, ребятки. Иванович, дорогой, да мне ведь и не увезти их с собой. Куда в такую даль на вьюках тащить. А это тебе вот! – И сунул в ладонь три рублёвые монеты. – На гостинцы! Всё, счастливо вам оставаться! – И выскочил под крик хозяина за дверь.

Выправив все бумаги в канцелярии, напоследок, уже в густых сумерках, забежал к полковым оружейникам.

– Должок за мной, Савелий Макарович. – Он протянул Терентьеву свой мушкет. – За саблю с пистолями, что у меня остаются, я расписался. А вот его возвращаю. – И провёл с любовью ладонью по покрытому зазубринами стволу. – Хорошо мне послужил, спасибо, что оставили на летнем выходе. Не знай, как без него бы воевал и вернулся бы вообще? Это вот штык, пулелейка, пороховая мерка, тут приспособы для чистки, – перечислял он, выкладывая из мешка на верстак ружейные принадлежности.

– Любишь ты оружие, Тимофей, – заметил, ощупывая прицельные щитики, старый оружейник. – Вон чего нагородили с тобой, прямо как у новых штуцеров тут. Ну и как, пригодились?

– Да не особо. Прав ты был, Савелий Макарович. Тут прямой выстрел две, от силы три сотни шагов. И самого обычного прицела вполне на такое расстояние хватает. Ну, или только одной откидной планки вполне достаточно. Но всё равно чуток целиться было удобней. А так и пострелять, и штыком поработать в горах изрядно в этот раз пришлось.

– Мой тебе добрый совет, Тимофей, – почесав нос, задумчиво изрёк Терентьев. – Прикупи по случаю хорошее ружьё. Можешь даже и винтовальное. Господам офицерам позволительно ведь в боевом походе личное оружие при себе иметь. Это уж в местах постоянного квартирования и на генеральских смотрах нужно его убирать, а так, в повседневной службе и слово никто не скажет. Вот и пользуйся им на здоровье. В новом полку советую к оружейникам подойти и познакомиться, они купленное ружьё до ума, как и мы, легко сумеют довести. Человек ты не заносчивый, не жадный, сам родом из мастеровых уральских, так что, думаю, сойдётесь.

Возвращался уже к своему дому Тимофей в темноте, около калитки мелькнули две тени, и по выработанной привычке он выхватил из кобуры пистоль.

– Мы это, вашбродь! Не стрельните ненароком! – послышался возглас. – Чанов Ванька и Лёнька Блохин! Узнали?

– Узнал, узнал, – проворчал прапорщик, убирая оружие. – Чего это вам не сидится? Чего в ночи бродите?

– Ваше благородие, мы это, принесли вам тут кое-чего, – раскрыв горловину мешка, сказал Чанов. – Лёнька говорит, вы свой мушкет оружейникам снесли? Ну как же это вам да с одними пистолями оставаться? Привыкли ведь за столько лет к дальнему бою и к штыку.

Пошарив внутри, он вытянул за ствол новенькое ружьё.

– Возьмите себе его, Тимофей Иванович. То самое, из арестантского сарая. Ну чего оно у нас будет лежать? А вам как раз сгодится, всё равно ведь завтра уходим с Кавказа. Никто и не спросит, и худого слова не скажет.

– Приспособы, надеюсь, все там, ничего не потеряли, пока прятали? – ворчливо спросил Гончаров.

– Да все, все, Иванович! – в голос откликнулись драгуны. – И ремень, и пулелейка с меркой, и для чистки всякое! Не сумлевайтесь, всё здесь!

– Тихо вы, не орите! – рявкнул Гончаров. – Давайте мешок, разберусь в доме. Спасибо, ребята, хороший подарок.

Отряд драгун выходил из Тифлисских ворот в предрассветных сумерках. Сонный поручик проверил путевые бумаги и козырнул старшему офицеру.

– Проезжайте, господин штабс-капитан. Как раз вы успели удачно до утренней сутолоки выехать.

До Мцхеты, древней столицы Иберии, путь в два с половиной десятка вёрст проехали всего за четыре часа. Выпавший накануне снежок едва ли закрывал коням копыта и движению не мешал. Дувший с востока лёгкий ветерок бодрил и морозил щёки кутавшихся в бурки и шинели кавалеристов.

– Прямо как два года назад, когда мы на охрану дороги шедшим в Тифлис подкреплениям выходили, – произнёс, оглядывая предгорья, Марков. – Тоже ведь тогда пришлось хорошо на перевалах помёрзнуть. Помните, Пётр Сергеевич?

– Помнить-то я помню, Димка, – ответил ехавший рядом с прапорщиками Копорский. – Только тогда у нас весна была, а сейчас самое холодное зимнее время. И ладно ещё холод, как бы снега не навалило. Говорят, у Большого перевала или Дарьяльского ущелья бывает, что и неделями путники ненастье пережидают.

– В интендантстве сказали, что на всех трудных участках сейчас укреплённые посты стоят, – заметил Тимофей. – При каждом запас провианта и фуража на такой случай держится.

– Это да-а, и я такое слышал, – подтвердил Копорский. – Наконец-то по уму Военно-Грузинскую дорогу начали обустраивать. Потому и нападений горцев гораздо меньше стало, и людей с грузами перестали, как раньше, терять. Всё у нас в России через преодоление больших неприятностей происходит. Пока кровью не заплатим, ничего по уму устроить не можем.

Пообедав в Мцхете, отряд прошёл ещё три десятка вёрст и заночевал в большом селении. Наутро, наскоро перекусив, продолжили движение. С каждой пройденной верстой дорога уходила всё выше и выше в горы. Возле селения Млеты Копорский дал отряду дневной отдых.

– Отец, давай я ещё полтину накину, и уступай! – донеслось до Гончарова от занимаемого его десятком дома. – Ну чего ты жмёшься?! Сейчас зима кончится, и твоя шкура совсем в цене упадёт, и за половину стоимости её никому не продашь.

– Что у вас тут за торговля?! – зайдя с улицы на внутренний дворик, грозно спросил Тимофей. – А ну-ка, покажите!

Драгуны расступились. Около пожилого селянина, державшего в руках две подержанные бурки, стоял Очепов.

– Ваше благородие, да вот никак не уступает в цене, – стал объяснять он и кивнул на грузина. – Я и так уж и эдак с ним, нет, ни в какую не соглашается, а у Казакова с Медведевым и денег-то своих кот наплакал. Молодые же, в рекрутском депо с них большую часть жалованья удержали, что-то они в артельную кассу сдали. Чего уж там могло остаться, так, кошачьи слёзки. А этот цену ломит. – Он показал на грузина. – Никак не соглашается уступать. У всех старослужащих при себе бурки есть, хотели и они себе прикупить, в шинелях-то гораздо хуже по горам ехать.

– И сколько даёшь за две? – поинтересовался Тимофей.

– Три рубля, – ответил, пожимая плечами, Фрол. – А чего, для поношенной простой бурки и полтора рубля – хорошая цена, это же самая простая из грубой шерсти. Я понимаю, была бы она из козьего пуха или с богатой отделкой. А в этой только овец пасти. Да и ношеные опять же.

– Отец, сколько просишь за две? – Гончаров повернулся к грузину. – Эс ра гхирс?[2] Обе, обе. – Он показал на пальцах.

– Хути[3]. – Тот растопырил пальцы на руке.

– Три. – Тимофей опять показал на пальцах. – И ещё полтина. – Вынув из кошеля, он показал серебряную монету.

– Ара! Ара![4] – замотал головой продавец. – Хути, хути. – И опять показал растопыренную пятерню.

– Ну вот что за человек?! – воскликнул раздосадованный Фрол. – Ну ты чего, дядя?! Тебя уважаемый человек просит уступить. Цельный господин офицер! Ваше благородие, да давайте мы ему три рубля оставим и заберём их?! Ну чего он артачится?

– Отставить «забирать»! – рявкнул Тимофей. – Не хватало ещё под суд за грабёж загреметь. Забыли, что с российским подданным торгуетесь? Так вам мигом напомнят под свист шпицрутенов. Запамятовали, как в Елисаветполе пехотинцев насмерть забили за такое же? Не уступает, ну и Бог с ним. Кру-угом! Пошли все отсюда!

– Э-э батоно! – увидев, что русские расходятся, всполошился грузин. – Бери, бери! Корошо! Отхи![5] – И загнул на пятерне один палец.

– Ну вот, другое дело, – усмехнулся, разворачиваясь, Тимофей. – А вы говорите – не уступает. Держи, отец. – И положил в протянутую ладонь полтинник. – Сами добавить сможете или доложить? – задал он вопрос стоявшим тут же молодым драгунам.

– Чего, братцы, докинем ребяткам? – спросил у артели Блохин. – У нас так-то после рождественской выплаты казна полная.

– Докинем, докинем, – послышались возгласы. – Доставай полтину, Лёнька!

– Ну доставай так доставай, – пробурчал тот и вытащил из кармана кожаный кошель. – Держи, жадюга! – Он протянул серебряный кругляш грузину. – Защищай их, а они до портков готовы служивых обобрать.

На Большой перевал, или, как его называли местные, Джвари, выходили из селения Гудаури в темноте. Два десятка вёрст за день пройти не удалось, что было не удивительно для зимнего времени. Дорога была ужасная, всё обволакивал густой туман, караванная тропа была завалена снегом, а ведущих за повод лошадей кавалеристов сбивал с ног сильнейший порывистый ветер. Каким-то чудом удалось не сбиться с пути, если бы это случилось, последствия могли бы стать для всех плачевными. Заночевали в примеченной ещё в прошлых переходах боковой седловине. Как видно, она и раньше использовалась тут путниками для отдыха. Ровная, очищенная от камней площадка здесь была небольшая и могла едва уместить всех людей и животных. Но выбора не было, здесь хотя бы не так задувал ветер, как на открытых участках, и уже через час на перевозимые с собой колья натянули две большие солдатские палатки, около которых развели огонь.

– Дмитрий, ты со своим унтер-офицером коней всех проверь, – распорядился Копорский. – Посмотрите, хорошо ли стреножены. Чтобы, не дай Бог, не сорвался какой в пропасть. Тимофей, тебе со своим обойти стоянку и ближние окрестности, определить, где лучше караулы выставить. Ну и первая половина ночи пусть за твоим отделением будет.

– Слушаюсь! – козырнули прапорщики.

– Ваня, вот тут у большого камня часового нужно выставлять. – Гончаров показал на возвышенное место. – Отсюда всё хорошо просматривается. Ещё одного у палаток поставим и одного у восточного склона. Там хоть и неудобный подход, однако если бы я и замыслил нападение, то именно там бы и крался.

Вскоре на всех определённых местах замерли одетые в бурки часовые, а от палаток уже пахнуло съестным духом.

– Одну вязанку, вот эту, которая побольше, на разогрев оставляйте, – руководил процессом приготовления пищи самый опытный из всех присутствующих нижних чинов Клушин. – Эти две для готовки держим. И ты куды столько сразу подкидываешь, Гришка?! – крикнул он Казакову. – Вон одну уже спалил почти всю! Понемногу подкладывай, по одному обрубку, чтобы под каждым котлом только лишь костерок горел. Конечно, ежели эдак-то жечь, так и дров тогда не напасёшься! Где ты их тут на перевале найдёшь? И под самый конец побольше голышей прямо в костёр подкинь. Ну таких крепких, которые с голову ребятёнка.

Поужинав, все залезли в палатки и внутрь каждой у станового шеста сыпанули гретых камней. Хоть какая-то прибавка тепла.

Поутру, наскоро похлебав горячую болтушку, отряд отправился дальше. Бросая в лицо колючий снег, яростно ревел ветер, и приходилось, сопротивляясь его порывам, тянуть за собой лошадей. Шаг за шагом за два дневных перехода драгуны преодолели самый высокогорный перевал Военно-Грузинской дороги и уже под вечер вторых суток спустились в долину реки Терек к селению Коби. Ещё через три дня, оставив с левой стороны Казбек, отряд приблизился к Дарьяльскому ущелью. В Степанцминде к нему присоединился курьер фельдъегерской службы с охранной полусотней из казаков. Неспокойное место проходили сторожась. Здесь всё так же происходили нападения горцев и лилась кровь. Низкие тучи, закрыв сверху небо, обратили дневной свет в густые сумерки. Совсем рядом с караванной тропой грозно ревел Терек, бросая на людей ледяные брызги, а они шли с оружием в руках, ощупывая своими взглядами враждебные скалистые склоны. Нападения не случилось. Как видно, воинственные горцы сами сидели в эту непогоду в своих саклях, и собрать их для нападения было не так просто.