
Полная версия
Драгун. Крест за Базарджик
Потянув за скользкий от масла ствол, он вытащил из мешка такое знакомое ему ружьё.
– Мать честная, так это же наш драгунский мушкет! – воскликнул он, отщёлкивая полку замка. – Ну точно! Один в один как мой, только совсем новенький! Так, а тут что на дне?
– Пистоли там, – шмыгнув носом, пробубнил Казаков. – Давайте я сам, вашбродь, ну чего вы грязнитесь. – И один за другим выложил на рогожу четыре драгунских пистоля.
– Ваня, голубь сизокрылый, а ты мне ничего не хочешь рассказать? – перехватив взгляд Чанова, произнёс с нажимом Тимофей. – А ну-ка, Гришка, отойди. – Он кивнул молодому драгуну. – Иди вон на улицу, что ли, выгляни, погляди, никого из чужих там нет? А то Копорский с Кравцовым должны были взводы проверять. Ну-у, давай рассказывай. – Гончаров повернулся к Чанову, когда молодой драгун отошёл. – Вы что, армейское интендантство ограбили?
– Нет, что вы, вашбродь! – воскликнул тот испуганно. – Чего я не понимаю, что ли? Да за такое петля! С каравана это, Тимофей Иванович! Не армейское это, не казённое!
– С какого такого каравана? – Гончаров прищурился. – Ты говори яснее, не тяни. Не в твоих интересах это сейчас.
– Да это с того, на котором Васильевич с Яшкой погибли! На котором хранцуза повязали! – зачастил Чанов. – Ну там же ещё запрятанное оружие и порох везли. Его в амбаре арестантском хранили, да только вот не всё успели описать, мы это ещё до учёта отобрали. – Он показал на лежавшее у ног оружие. – Ну а чего, вашбродь? Заберут, и как в омут, и не знай, кому оно в руки вообще попадёт. А так мы его как бы трофеем взяли. В бою. В котором ещё и кровь к тому же пролили. Ну вот и себе маненько потому оставили. Сами знаете, всякое же может быть, а вдруг пригодится? Пистоли-то и для молодых в самый раз будут. Ну вы же сами говорили – каждому по одному. Да мы и взяли-то совсем немного, едва ли десятую часть от всего запретного груза. Вашбродь, ну ведь никто и слова не скажет за недостачу? Ну ведь мы до учёта забрали? Оно ещё и до амбара даже не успело доехать! Ну ведь не казённое скрали?
– Нда-а, ну вы даёте. – Гончаров укоризненно покачал головой. – Это ведь как ещё поглядеть, Ваня. Весь запретный груз с каравана-то ведь в казну в итоге был изъят и отписан. А у неё, получается, теперь недостача двух ружей и четырёх пистолей. А каждое ружьё, как мне помнится, Терентьев рассказывал, что аж под десять рублей с завода казённым закупом идёт. Ну и пистоль – он, небось, тоже в половину его стоимости оценивается. Так что как бы под сорок рублей общий убыток казне выходит. Пустяк? Ну да, чего уж там сорок рублей, подумаешь, а ведь при графе Гудовиче, вспомни, за двугривенный мешок украденных плесневелых сухарей мушкетёров вешали. А ещё вопрос, как оно в караване такое новенькое оказалось. Ох, Ваня, Ваня! Ну ведь опытный служака, в отделенные командиры вышел, а такое творишь.
– Ваше благородие, Тимофей Иванович, ну мы же не для себя лично, мы же для общества, – проговорил тот сдавленным голосом. – Думали, свойское-то оружие – оно лучше иноземного на обмен пойдёт. А чего же делать теперь? Отнесу в интендантство сдавать, тогда точно под караул возьмут. В Куру скинуть?
– Кто ещё про оружие знает? – задал вопрос Гончаров.
– Так только мы с Лёнькой, ну и Гришка из молодых, – ответил Чанов. – Остальным пока не рассказывали.
– Так, так, так, трое, значит, – произнёс задумчиво Тимофей. – Ладно, убирай пока оружие в мешок. Никому про него не вздумайте рассказывать. Сейчас, Ваня, ты сам идёшь к полковым оружейникам и просишь у них слесарный инструмент, напильники, зубила – всё, что нужно для мелкой починки. Стираете, спиливаете клейма тульского оружейного завода, они в виде двух скрещённых молоточков на казённике выбиты и год выпуска. Только императорский вензель, не дай Бог, не трогайте. А так, как только можно, старите оружие.
– Как это – старим? – не поняв, переспросил драгун.
– Как-как, смазку всю досконально убираете, – буркнул Тимофей. – Скипидаром тщательно промываете, мыльной горячей водой, а потом царапаете дуло, как будто оно долго носилось, мелкие сколы на металле и дереве делаете. Только уж не увлекайтесь, чтобы совсем его не испортить. Затираете ложе с прикладом кирпичом, сажей загрязните, а потом её смываете. Ну ты сам посмотри, какой у тебя свойский мушкет. Вот чтобы примерно таким же и всё это оружие стало.
– А-а… Ух ты-ы, разу-умно, – протянул Чанов. – Ну да, тогда ведь и не скажет никто, с чего бы это новое тульское оружие у нас вдруг появилось. Старое-то – его, да, его можно и у горцев али у персов отбить. Небось, уж не одну фуражирскую партию они в этом году вырезали и их оружием завладели. Умён ты, Тимофей Иванович.
– Зато ты дурак, Ваня! – бросил раздражённо прапорщик. – Не знаю, каким местом вообще думал. Ладно, будем надеяться, что на этот раз пронесёт, только глядите не болтайте! И оружие это припрячьте пока! Если что, потом уж в Тифлисе его достанете. А пока приказываю его убрать и прикрыть получше!
– Понял, будет исполнено, ваше благородие! – Вытянувшись, драгун щёлкнул каблуками.
– Занимайся. Вот ведь, вместо того чтобы отдыхать после трудной дороги, сам себе с двумя такими же обалдуями дело нашёл. – Сокрушённо покачав головой, Гончаров пошёл со двора.
Глава 3. На балу
Как и было приказано Подлуцким, полковой обоз вышел из Елисаветполя утром двадцать седьмого ноября. Накрапывал не прекращающийся который уже день холодный мелкий дождь, и под этим дождём интендантские повозки и подразделения эскадрона Кравцова, вытягиваясь через ворота крепости, занимали свои места в длинной колонне. Четвёртому взводу прапорщика Гончарова надлежало идти в тыловом охранении до Шамхора и уже после него менять в авангарде драгун Маркова.
– Привет, Захар Иванович, как ты?! Поправился?! – проезжая от командира эскадрона обратно в хвост колонны, крикнул земляку Тимофей.
– Да всё хорошо, вашбродь! – отозвался тот. – Отступила вроде лихоманка! Фуражировка эта дурная в горах, чтоб ей! Промок сильно, а потом ещё и продуло, вот и захворал, аж огнём ведь две недели горел. Антипушки нет, так Фома за мной приглядывал. – Он кивнул на сидевшего рядом в повозке нестроевого. – Ничего-о, выкарабкался с Божьей помощью, слабость вот только осталась.
– Ты это, Иванович, брось – «слабость». – Тимофей погрозил ему шутейно пальцем. – Тебя там, в Тифлисе, семья дожидается. Марфа все глаза, небось, проглядела. Чтобы как огурчик был!
– Слушаюсь, вашбродь! – растянулся в улыбке дядька. – Буду. Жду не дождусь, когда Кура покажется. Хоть вперёд каравана беги. Вы с Лёнькой обещали сразу в гости зайти!
– Зайдём, Иванович, непременно зайдём, – заверил офицер и тронул поводья. – Но-о, пошли, Янтарь!
– Вместе в рекрутах были. – Захар кивнул вслед отъехавшему прапорщику. – Сначала в Уфимском депо, а потом в Астрахани. Шибко грамотный Тимоха, с того и в господа вышел. Помнится, в Астраханском учебное наставление наизусть по памяти сказывал. Ажно сам князь Цицианов на большом смотре целый рубь ему за радение в службе подарил. Царствие небесное его светлости! – И сдёрнув фуражную шапку, дядька истово перекрестился. – Тихонько! – крикнул он, когда арба подпрыгнула на ухабе. – Ты не спеши так, Фома, не гони лошадок, они ведь разумные, сами знают, как им лучше идти.
– Так от Сидора ажно на десять саженей отстали. – Возничий кивнул на следовавшую впереди повозку. – Игнат Матвеевич будет объезжать, заругает ведь.
– Ну и пусть ругает, догоним, – проворчал Морозов. – А лучше будет, ежели колесо собьём?! Вот уж где намаемся, а перед этим ещё и выслушаем всякое.
Второго декабря, когда колонна проходила селение Газах, резко похолодало и пошёл снег. За неделю пути, пока не спустились в Тифлисскую котловину, все изрядно промёрзли.
– Четвёртый взвод прапорщика Гончарова встаёт на постой на своём прежнем месте у площади Ираклия, ближе к Куре, – зачитывал места квартирования своему эскадрону капитан Кравцов. – Коней, так же как и все остальные взводы, держите на старых царских конюшнях. Главнокомандующим Кавказскими силами империи генералом от кавалерии Тормасовым Александром Петровичем даны три дня отдыха всем вышедшим с юга войскам. Значит, по тринадцатое декабря включительно на гарнизонные работы и службу наш эскадрон привлекаться не будет. Приводите в порядок своё обмундирование и амуницию, обихаживайте коней, правьте эскадронное и артельное имущество. В преддверии рождественских праздников состоится большой войсковой смотр, и к нему мы должны быть подготовлены. Так что отдых отдыхом, а о службе тоже не забывайте думать. Никакого небрежения и беспорядка я у себя в эскадроне не потерплю, командирам же приказываю всемерно усилить надзор за своими подчинёнными. Помните, большое начальство сейчас рядом, и всякие дурные мысли советую всем из головы выбросить. Ну, вроде всё. – Капитан оглядел замерший перед ним в шеренгах строй кавалеристов и вскинул ладонь к каске. – Командирам взводов развести своих людей по местам квартирования!
Пролетели данные командованием дни отдыха, и у драгун началась обычная гарнизонная жизнь. Взводы по очереди заступали в караулы, уходили в дальние и ближние разъезды, участвовали в эскадронных и полковых учениях. За неделю до Рождества прошёл большой войсковой смотр. Серьёзных замечаний к нарвцам не было, полк показал себя перед начальством достойно, и оно им было довольно. За два дня до праздника во всех полках Русской императорской армии начали выдавать денежную «треть», а с учётом того, что предыдущую задержали из-за боёв на дальнем пограничье, получали драгуны в этот раз прилично.
– Ну что, Тимофей, завтра в свет выходим, – подмигнув Гончарову, сообщил квартирующийся вместе с ним в одном доме Марков. – Объявили, что после торжественного ужина будут танцы. Господи, я уже два года не вальсировал, а из музыки только и слышал лишь одну барабанную дробь да сигналы эскадронной трубы. Говорят, что на балу будут прелестные дамы. Только вот откуда им взяться здесь, за Кавказскими горами? Местные своих жён и дочерей никому не показывают, они у них взаперти на женской половине дома сидят или замотанные в десять платков на улицу выходят. А знакомец мой Семён, который из главного штаба, уверяет, что пара десятков очень даже достойных дам на балу будет присутствовать. Причём половина из них, по его словам, так и вообще девицы. Ну вот откуда здесь взяться девицам, а Тимоха?! Я ещё понимаю, в Воронеже, в Киеве, в том же Смоленске, да в любом другом губернском городе России. Но тут, в Тифлисе! На южных азиатских окраинах!
– Я тебе умоляю, Димка! – Гончаров поднял глаза от книги. – Уже десять лет, как наши войска во главе с генералом Лазаревым сюда зашли, и восемь, как здесь саму губернию провозгласили. Неужто думаешь, что за это время тут чиновничество не успело осесть? Да и полковые командиры или штабные офицеры, припомни, сколько сюда семей из центральных губерний перевезли? Вон даже к моему земляку, который сейчас в полковом интендантстве, и то жена с детьми переселились. А он ведь из нижних чинов сам, вот только позавчера унтерский чин каптенармуса получил. Так что девицы будут, не сомневайся.
– А ведь ты прав, – осматривая себя в небольшое круглое зеркало, произнёс Марков. – У полкового командира кавказских гренадеров, поговаривают, дочка красавица, трое уже в этом году к ней сватались, так от ворот поворот женихам дали. Там запросы знаешь какие? Чтобы чин не ниже майорского и Владимир или Георгий был на груди! Куда уж нам, простым прапорщикам, даже и Анненского креста на эфесе нет.
– Зато у тебя есть одно неоспоримое преимущество перед ними, – иронично хмыкнув, заметил Тимофей.
– Это какое же? – полюбопытствовал Марков, поправляя на мундире эполет.
– Ты, Димка, молод, а я что-то ни одного майора с Георгием или Владимиром не припомню без седин, – ответил тот. – Хотя нет, подожди, из семнадцатого егерского полка Одиноков Пётр Александрович есть, но и он, увы, в Елисаветграде остался.
– Молодость здесь не преимущество, Гончаров, а скорее недостаток, – с грустью в голосе проговорил товарищ. – Когда вокруг столько претендентов на руку девицы и на её приданое, отбор становится особенно жестоким, не давая и малейшего шанса нам, простым офицерам.
Денщики в очередной раз натёрли пуговицы на мундирах, отполировали до блеска сапоги, поправили у их благородий ремни амуниции.
– Красота! – вынес свой вердикт Клушин, придирчиво оглядывая стоявшего перед ним Тимофея. – Хоть к самому государю ампиратору на приём. А ну-ка, ну-ка, чегой-то эту чуть вбок, на Аннинскую скосило. – И слегка сдвинул ленту медали «За взятие Гянджи» вправо. – Во-от, а теперь хорошо. С Богом, ваше благородие!
Ко дворцу наместника три десятка нарвских драгунов подъезжали небольшой колонной во главе с полковым командиром и его штабом. По ступенькам в это время уже поднимались офицеры из Тифлисского гренадерского полка, а на площадь меж тем вступали ещё две воинские команды.
– Пойдёмте, господа! – Подлуцкий призывно махнул рукой. – А то нас вон егеря с мушкетёрами опередят. Не пристало славной армейской кавалерии да после пехоты плестись! – И, подкрутив усы, решительно пошёл по ступеням.
– Держи, любезный. – Тимофей подал поводья подбежавшему нестроевому и пристроился вслед за Марковым.
Из распахнутых дверей выскочил распорядитель во фраке и в пышном парике, коротко переговорив с подполковником, он подозвал к себе человека в ливрее, лакея, который провёл драгун к большой гардеробной комнате. Уже снявшие свои шинели гренадеры выходили в это время из неё, весело переговариваясь.
– Пожалуйте, господин подполковник. – Лакей сделал вежливый поклон. – Ванька, Стёпка, а ну-ка, принимайте всё у их высокопревосходительства!
Подлуцкий прошёл в гардеробную комнату, и двое нестроевых, подскочив, помогли ему снять верхнюю одежду.
– Пожалуйста, господа, будьте любезны и вы раздеться, – предложил после командира всем ожидающим лакей.
Прислуга была расторопная, не прошло и пяти минут, как у Тимофея выхватили из рук шинель и каску, а в ладонь вложили номерок. Так же как только недавно гренадеров, поджидающий лакей повёл внутрь дворца и драгун, а с улицы уже заходили егеря.
Из большого зала звучала музыка, у его забранного в малиновый бархат стен группами и в одиночку стояло множество военных в мундирах самых разных цветов, и лишь кое-где виднелись одетые в чёрно-белое статские. Женщин было мало. Они в основном сидели на диванчиках, обмахиваясь веерами, или же выглядывали из небольших боковых комнаток.
– Вон, вон она! – Марков толкнул локтем Тимофея.
– Кто-о? – не понимая, о чём речь, переспросил тот.
– Да дочка гренадерского полковника, про которую я тебе рассказывал, – возбуждённо частил товарищ. – Ну к которой трое уже сватались.
– А-а-а, вон ты про что-о? – протянул Гончаров. – Да ничего особого. Платье, конечно, интересное, красивое, эдакое пышное, а так чернявая, худая какая-то, глазом зацепиться не за что, да и лицо у неё надменное, злое.
– Эх, Тимоха. – Димка неодобрительно покачал головой. – «Глазом зацепиться не за что, надменная». Это же не деревенские посиделки, а большой светский приём. Ты меня прости, конечно, не хотел тебя обидеть.
– Да больно мне нужно обижаться, – отмахнулся Гончаров и окинул взглядом стоявших по бокам зала людей. Напротив оживлённо переговаривалась группа офицеров из какого-то мушкетёрского полка. Рядом с ними стояли драгуны с белыми обшлагами и погонами на мундирах – нижегородцы, прибывшие полгода назад от Кавказской линии. Из бокового зала рядом с ними вышла группка господ в военных и статских одеждах. Тимофей уже пробежал было глазами далее, но что-то его зацепило, и он снова перевёл взор на вышедшую группу. Переговариваясь с важным седым господином, к нему чуть боком стоял моложавый мужчина во фрачном костюме. Словно почувствовав на себе пристальный взгляд, он повернул голову и с вальяжным видом окинул взглядом стоявших напротив русских офицеров.
Их глаза встретились. Тимофея кинуло в жар. Напротив него стоял он, человек, убивший у Аракса Хрисанова Яшку и пытавшийся застрелить его самого, – монсеньор Клермон. Французский шпион, маскирующийся то под местного торговца, то под учёного-натуралиста. Как видно и сам несколько озадаченный встречей, француз непроизвольно потёр левой рукой правую и, поморщившись, отвёл взгляд.
– Пётр Сергеевич, а это кто такие? – Тимофей, пододвинувшись к Копорскому, кивнул в сторону группы из военных и статских.
– Да это всё иностранные атташе, что при ставке главнокомандующего состоят, – ответил тот. – А с ними ещё и наши штабные офицеры любезничают.
– Господа, внимание! – На середину зала выбежал распорядитель. – Их высокопревосходительство генерал от кавалерии Тормасов Александр Петрович!
По залу пробежал шелест, и офицеры приняли строевую стойку. Под руку с немолодой, но всё ещё привлекательной дамой зашёл сам главнокомандующий всеми войсками империи на Кавказе.
– Здравствуйте, господа! – Генерал, окинув взглядом стоявших, сделал величественный поклон.
– Здравжелаювашвысокопревосходительство! – рявкнули военные.
– Тише-тише, господа, у нас ведь сегодня светский праздник, а не манёвры, – изволил пошутить Тормасов. – Передаю бразды правления уважаемому распорядителю и хозяину сегодняшнего вечера. Пожалуйста, командуйте, Виктор Ипатьевич. – Он кивнул господину во фраке, и тот вышел на середину зала.
– Господа, с милостивого разрешения их высокопревосходительства я объявляю сегодняшний бал открытым! – И по взмаху его руки с верхней галереи грянул музыку оркестр.
По традиции конца восемнадцатого – начала девятнадцатого века танцы на балах начинал полонез. Торжественное шествие возглавил со своей дамой сам Тормасов. Танец исполнялся в умеренном темпе, как бы подчёркивая возвышенный характер праздника. Танцующие пары двигались в нём по установленным правилами геометрическим фигурам, словно нанесённым на паркет.
– Гляди-ка, наш, наш, пошёл! – воскликнул стоявший слева подпоручик Дурнов. – Ах ты, какую себе даму Пётр Сергеевич отхватил!
– Да ничего особенного, – фыркнул Зимин. – Эта дама, небось, лет на десять его старше. Это ведь жена подполковника Бибикова. У того нога простреленная, вот он и не может танцевать, а наш тут как тут.
– Ну и молодец Петя, – пожав плечами, произнёс с улыбкой подпоручик. – А нам даже и такой не досталось.
– Конечно, был бы я из княжеского рода, глядишь, и не такую старушку на полонез повёл, – заметил недовольно Зимин. – И чего суетился, всё равно ведь скоро в Западную армию убывает.
– Ну и хорошо, вот наконец-то и ты, Николай, свой штабс-капитанский чин получишь, – заявил Дурнов. – Твой ведь он теперь по старшинству.
– Ещё бы его соблюдали всегда, это старшинство, – проворчал Зимин. – А то некоторым из высоких фамилий всё сверх очереди достаётся.
«Копорский убывает в Западную армию?» – выхватил новость слушавший краем уха Тимофей. «Не может быть! Так вот почему он бумаги в штабе выправлял! И вьючных коней на базаре присматривал, – мелькали в голове мысли. – Это что же получается, Пётр Сергеевич уедет переводом в Румелию и в заместители эскадронного командира переместится Зимин? Вот ведь накомандуется, дорвётся тогда до власти! Да-а, худо дело!»
Следом за манерным полонезом пары закружил весёлый вальс. Кавалеры на балах заранее приглашали дам на все танцы. Дамы вместе с веером носили на запястье специальную книжечку, в которую записывали имена кавалеров, пригласивших их на определённый танец. Каждый новый на балу всё меньше напоминал торжественный балет, всё больше в нём было танцевальной игры и свободы движений.
Тимофей на этом празднике чувствовал себя лишним, танцевать он не умел и наблюдал за всем со своего места, стоя в группе таких же молодых офицеров. Он как мог пытался отвлечься, но взгляд его то и дело выхватывал в зале фигуру француза. Клермон танцевал уже пятый танец кряду, как видно, отбоя и трудностей с поиском партнёрш у монсеньора никаких не было.
Примерно около девяти часов смолкли последние аккорды, и распорядитель пригласил всех отужинать.
– Господа, наш зал по главному проходу прямо и налево! – провозгласил подполковник Подлуцкий. – Имейте в виду, с нами ещё офицеры трёх полков, а также будет наш шеф генерал Портнягин и генерал Небольсин. Так что ведём себя прилично и на крепкое спиртное сильно не налегаем. Особенно это взводных командиров касается. – Он окинул взглядом молодых офицеров. – Вперёд! – И зашагал к выходу из танцевального зала.
Как часто бывает в таких случаях, в дверях возникла небольшая сутолока. Людей было много, а выход слишком узок. Тимофея резко подтолкнули сзади, и он налетел на вынырнувшего откуда-то сзади господина в статском.
– Прошу прощения! – только и успел он произнести, как вдруг господин впереди завопил во весь голос.
– Вы отдавили мне все ноги! Ужасно! Как грубо! Как так можно?! Да вы чуть меня не свалили, подставив свою ногу! Это унизительно!
– Простите велико… – начал было опять свои извинения Тимофей и замер на полуслове. На него с негодованием взирал повернувшийся Клермон.
– Или русских офицеров совсем не учат вежливости и правилам приличного поведения?! – почти без акцента резко бросил француз.
– Господа, господа, ну что вы, право слово?! – воскликнул подскочивший Марков. – Тут такая страшная сутолока! Я уверен, что мой друг сделал это не намеренно!
– А у ваш друг есть свой язык?! – протиснувшись сквозь толпу, чопорно произнёс ещё один важный господин в статском.
– Я ведь уже извинился и готов ещё принести свои извинения, если, по вашему представлению, повёл себя грубо, – выдавил из себя Тимофей. – Это вышло совершенно случайно.
– Вы хотите сказать, что я лгу, когда утверждаю, что вы пытались меня уронить, намеренно подставив ногу?! – воскликнул горячо Клермон.
«Господи, какой бред, – мелькнуло в голове у Тимофея. – Главное – только держать себя в руках, всё это явно неспроста».
– Господа, господа, давайте отойдём в сторону, не будем создавать сутолоку и мешать проходу другим, на нас и так все смотрят, – предложил Марков.
– Я вижу у вашего друга солдатские награды на мундире? – отходя к большому зеркалу, задал вопрос важный господин и кивнул на Тимофея. – Скажите, господин прапорщик, неужели все русские офицеры столь неучтивы или это касается только тех, кто вышел, как он, из солдат?
– И хватает ли у них духа отвечать за себя, или они привыкли, когда за них делают это их друзья? – произнёс, глядя с ухмылкой в глаза Гончарову, Клермон.
– Я всегда готов ответить за себя сам, – твёрдо сказал Тимофей. – И русские офицеры, даже если они и вышли из солдат, всегда учтивы с теми, кто и сам с ними учтив.
– Это обвинение в мой адрес?! – воскликнул француз. – Неслыханная дерзость! Монсеньор, вы слышали?! – Он повернулся к стоявшему рядом господину. – Теперь уже я никак не могу просто так это оставить!
– Штабс-капитан Копорский, Нарвский драгунский полк, – щёлкнув каблуками, представился подскочивший драгун. – Я командир этих офицеров. Что-то случилось, господа?! Прапорщик Гончаров, что тут у вас?!
– Ничего особенного, господин штабс-капитан, – приняв строевую стойку, ответил Тимофей. – Я случайно толкнул при выходе этого господина. – Он кивнул на француза. – После чего перед ним извинился. Надеюсь, что его честь после этого восстановлена и мы совсем скоро сможем присоединиться к офицерам полка.
– Граф Клермон Жан-Луи-Поль-Франсуа. – Француз сделал учтивый поклон. – Гость и добрый друг помощника атташе Французской империи при вашем командующем.
– Жан-Фредерик де Шабанн, – назвал себя, кивнув, второй француз. – Первый помощник и секретарь атташе.
– Я вижу, вы из благородной фамилии, господин штабс-капитан, – произнёс, оглядывая с головы до ног Копорского, Клермон. – Так вот, к моему большому сожалению, я должен констатировать, что ваши подчинённые не отличаются большой учтивостью и весьма дурно воспитаны, особенно этот. – Граф кивнул на Тимофея. – Чуть было не свалив меня под ноги толпы намеренной подножкой, он ещё и сам обвинил нас с моим другом в неучтивости. Неслыханная дерзость!
– Дорогой граф, он ещё так молод, давайте мы с вами сами уладим это дело, – предложил Копорский. – Прошу вас, господа. Ну что вы, право слово, гневаетесь в такой славный день. А мы с вами сейчас выпьем доброго вина и решим все вопросы. Согласитесь, ведь я и сам, как командир этих молодых офицеров, могу принять вину на свой счёт? Давайте же уладим все вопросы со мной. Прапорщик Марков, прапорщик Гончаров! – не дожидаясь ответа от французов, рявкнул он. – Шагом марш в расположение эскадрона! И чтобы сегодня ни ногой из своей квартиры!
– Есть! Есть! – отозвались офицеры и, понурив голову, пошли в сторону гардеробной.
Глава 4. Дуэль
– Ну прости ты меня, Димка, ну никак не мог подумать, что так получится, – винился за завтраком Тимофей. – Кто же знал, что этот француз и прямо передо мной окажется! Лучше бы я в бальном зале подождал, пока все пройдут. Да не пытался я его свалить, вот честное слово!