Влюбиться не предлагаю

– Дыши со мной синхронно, – мягко подсказывает.

Подчиняюсь. Улавливаю с ним неспешный ритм. Настраиваемся друг на друга. Общий выдох. Общий вдох. И так по кругу. Чувствую, как тепло предательски разливается не только снаружи, но и внутри. Прикрываю глаза, когда Артем щекой касается моей, щекоча кожу длинными ресницами.

– Посмотри на меня, – приятный, располагающий к себе голос заставляет вынырнуть из новых ощущений.

Чуть отстранившись, обмениваемся с Артемом взглядами.

Какие же красивые у него глаза…

– У тебя в глазах отражаются огни моста, – а это уже мысли вслух, произнесенные мне.

Прислушиваюсь к ритмичному постукиванию сердца. Пытаюсь разобраться в ощущениях. Что я испытываю? Выражусь так: смесь приятности и удивления. Удивления от того, что могу так реагировать. Что мое тело может так отзываться.

Лицо Артема снова медленно наклоняется ко мне, а кончики его пальцев проходятся по тыльной стороне моей ладони. Касания настолько незначительные, но от этого их магнетизм просто зашкаливает. И ведь он чувствует, что я расслаблена, что меня уже можно брать тепленькую. Но ничего компрометирующего не предпринимает.

Внутри меня зарождается «раздвоение». Хочется ощутить более тесный тактильный контакт. Самое предсказуемое, что можно сделать, это взять Артема за руку или поцеловать по-настоящему. Пойти на поводу сигналов и импульсов, которые посылает мое офигевающее от таких ощущений тело.

Но это испортит волшебство и зыбкость момента. Ведь сейчас, находясь на грани контроля чувств и эмоций, взаимодействуя только через слова, взгляд, ощущения и запахи, мы нехило будоражим воображение.

Видимо, не только я еле себя сдерживаю. Рука Артема чуть сжимает мою. Его губы, остановившись напротив моих, приоткрываются. Я начинаю чувствовать что-то неизвестное, что жаром растекается по губам, спрыгивает на плечи и устремляется куда-то вниз, сковывая движения рук и ног, а также путая мысли. И вот когда моя голова отключается от предвкушения чего-то яркого, Артем так и не начинает традиционный поцелуй, не позволив тем самым нам зайти слишком далеко. Он останавливается, но не отходит, отрезвляя меня словами:

– Наш час истек. Пора возвращать тебя маме-Дине лично в руки, – все еще чувствую его дыхание на губах.

– Вот теперь точно: «С днем рождения», – напоследок вдыхаю его запах.

– Таким поцелуем меня еще никто не поздравлял. Было здорово.

– Да, ты был неплох.

– Ты тоже.

Проезжающая в обратном направлении спецтехника оранжевыми огнями заставляет нас отстраниться друг от друга, под конец слегка освежив долетающими брызгами воды.

⁂

Когда возвращаемся к машине, поддаюсь уговорам Артема меня сфотографировать. Я же действительно готовилась к сегодняшнему вечеру. Дина рисовала мне стрелки. А это, между прочим, целое искусство.

Из-за плохого освещения и перспективы получить на выходе черный квадрат, а не мое лицо на снимках, Артем использует фонарик телефона в качестве дополнительного источника света.

Облокачиваюсь на капот, принимаю позу, подходящую для портрета, как подсказывает мне мой бесплатный фотограф. Раз – щелчок кнопки. Два – щелчок кнопки. И меня больше не мучают.

Пока Артем возится со снимками, созваниваюсь с Диной, чтобы определить место их дислокации. С речки, как я и предполагала, они уже уехали. Сейчас зависают на квартире у Кости. Сушат вещи и налегают на алкоголь как на лекарство от возможной простуды. Пока на заднем плане отдаленно слышится продолжение банкета, подруга шепотом засыпает меня вопросами и комментариями: «Колись, давай, было че?», «А почему нет?», «Кто из вас тупень, ты или он?», «Я ей такого красавчика подогнала, а она…», «Я ему такую красотку подогнала, а он…»

Понимая, что Дине бесполезно что-то доказывать, тем более по телефону, сворачиваю с ней разговор, когда усаживаюсь к Артему в машину. Стараясь сильно не хлопать, закрываю со своей стороны дверь, оставляя снаружи сверкающий разноцветными огнями мост, звездное ночное небо и легкий золотистый туман, начинающий стелиться по земле. Умиротворение природы без прикрас.

А вот внутри меня не так все ровно и спокойно. Меня переполняют эмоции. Пока Артем везет меня по указанному адресу, я пытаюсь их переосмыслить.

Тормозим у нужного дома.

– Ты сегодня и жнец, и на дуде игрец. То есть и фотограф, и таксист, – отстегиваю ремень безопасности, разворачиваясь к Артему.

– Меня иногда полезно эксплуатировать.

– Да? Я запомню, – выползаю из салона, чуть не ударившись головой. – Все, Добби свободен. В твоих услугах я больше не нуждаюсь, – непроизвольно улыбаюсь.

– Держи, – Артем передает мне в руки снимок, улыбаясь в ответ.

Через несколько секунд его тачка теряется в темноте дворовой территории. Проводив ее взглядом, обращаю внимание на свет в окне нужной мне квартиры.

У кого-то вечер продолжится, а у кого-то закончится. Кто-то встретит компанию друзей, а кто-то встретит пустоту комнат.

Снова смотрю в ту сторону, куда умчалась машина Артема. Доказательством того, что все, что между нами сегодня произошло, – реальность, служит фото в моей руке. А ниче так получилось. Ракурс удачный. Цвета такие нежненькие. И подпись аккуратным мужским почерком снизу на белом поле: «С днем рождения!» Ой, как трогательно, Артем Сокович.

Подождите, он же делал два кадра?! Тогда где второй?

Глава 11

«У каждого свое кино»

Артем

Вечерний сеанс кино. Последний ряд. Французский поцелуй со вкусом карамельного попкорна и колы. Не буду лгать, это немного отвлекает меня от просмотра драматического действа на экране. Но не так сильно, как рука той самой девушки, с которой целуюсь, на моей ширинке. Круговые поглаживания сменяются решительными попытками расстегнуть ловкими пальцами молнию на джинсах.

Стоп. Мы с ней об этом не договаривались.

Я, конечно, за спонтанность поступков обеими руками, ногами и другими частями тела. И ее идею похулиганить в экстремальных условиях, с вероятностью быть застуканными, просек на раз-два. Еще когда она развернулась ко мне всем корпусом, при этом откинув назад разделяющий наши места подлокотник.

В большинстве случаев я стараюсь придерживаться правила «желание девушки для меня закон». И вроде бы в этот вечер в данную минуту много факторов, располагающих заняться подобным делом в кинотеатре. К примеру, мы с ней не сидим спереди у всех на виду и показательно не подсвечиваемся при этом огромным экраном, чтобы о наших возможных развлекушках потом не узнал бы весь зал и торговый центр. Наоборот, мы занимаем выигрышную позицию – в последнем ряду. Укрываемся таинственной и интимной темнотой, которая, при сложении всех звезд на небе, может пробудить в нас желание и влечение. Можно даже не включать «беззвучный режим», беспокоясь, что наши вероятные стоны и вздохи смогут нас как-то выдать. Они будут неплохо заглушаться басами звукового сопровождения.

Также мы пришли на сеанс спустя минут десять после начала. В зале уже было темно. Все были увлечены просмотром трейлеров перед фильмом. Вряд ли кто-то запомнил наши лица. В случае чего и уйти можно будет раньше финальных титров, сохранив анонимность. Если вдруг кто-то все-таки станет невольным свидетелем того, чем она планирует тут со мной заняться, воспоминание о нашем неподобающем поведении развеется с выходом из зала кинотеатра.

Но даже перспектива получить разрядку, хапнув при этом физиологического коктейльчика, замешанного на тестостероне и адреналине, не дает мне право считать ее идею уместной.

И дело не в том, что я вижу девушку второй раз в жизни.

Меня смущает несколько моментов. Основной из них: дама через пару свободных кресел от меня очень напоминает мою соседку по лестничной площадке. С большой вероятностью это она и есть. А я ведь только начал устанавливать коннект с заселившимися на мой этаж новыми жильцами. Не хотелось бы, чтобы эта милая женщина, которой я помогал поднимать в квартиру бесконечное количество горшков с фикусами, увидела меня в кинотеатре без штанов и с эрекцией.

Дальше. Руки моей спутницы в попкорне. Я считаю не особо сексуальными прикосновения липкими, масляными пальцами.

Я сегодня во всем черном. Сложновато будет как-то скрыть последствия ее шалостей. Мастурбация в кино – штука довольно неудобная, хоть местами и приятная.

Да и получается, что за предполагаемое удовольствие я уже заплатил ценой в два vip-билета. Или она думает, что так обязана расплатиться со мной за поход в кино? Только я – за безвозмездность порывов и поступков, то есть, если что-то делаю, я не жду от кого-то что-то взамен. Как там кое-кто говорил? «Я за эмоции и ощущения, которые нельзя купить за деньги».

Не вовремя Гордеева всплывает в моей голове. Уж явно не сейчас, когда в моем рту язык другой девчонки.

Освобождаюсь из настойчивого приторного плена попкорно-карамельных губ.

– Маш, – произношу, ощущая в ответ еле слышный вздох разочарования, – это не самая лучшая идея, – накрываю ее руку своей, намекая, что нужно остановиться.

Маша, та самая «девушка в кружевном лифчике» с дня рождения Гордеевой, оглядывается по сторонам:

– Ты считаешь? – после того, как я киваю, отвечая утвердительно на ее вопрос, убирает руку и ей же поправляет прическу: – Тогда, может, уйдем? Фильм какой-то скучный.

Скучный? Я бы не был так категоричен. Возможно, я не особо слежу за сюжетом, а больше смотрю на экран с профессиональной точки зрения. Кадры, локации фильма могут стать для меня источником вдохновения при подготовке к фотосъемке. Их можно смело использовать как отдельный реф.

Я сейчас не праздно провожу время, а с пользой. Под пользой имею в виду не только ее компанию и попытки всяческого оказания мне внимания, но и культурную разгрузку мозга после тяжелых трудовых будней.

А вот зачем здесь Маша?

Я стоя аплодирую ее инициативе и настойчивости. Сама нашла где-то мой номер телефона, хотя догадываюсь где, точнее, у кого. Сама позвонила. Сама пригласила в кино. Сама меня поцеловала. Сама предлагает уйти, явно намекая поехать ко мне, чтобы реализовать то, на чем я ее остановил. «И рыбку съесть, и на детородный орган сесть». Если под последним скрывается, ясное дело, со мной переспать, то под «рыбкой» – получить халявную фотосессию. Она же не просто так первым делом задала мне вопрос: «А ты правда фотограф?»

Существует заблуждение: если ты фотограф, то ты просто не можешь не сфотографировать девушку, с которой переспал, и не можешь не переспать с девушкой, которую сфотографировал. Но ведь фотографирование – сложный процесс, в нем необходимо контролировать кучу моментов и держать в голове много разных параметров. Если хочешь ловить кайф от работы и от конечного результата, при этом получать за это неплохие бабки, то работу с личным мешать не стоит. А то ни фотографий нормальных не получится в итоге, ни отношений. И вот если кто-то любит снимать голые попы тюнингованных девушек, то я снимаю настоящих мужиков. Превращаю съемку в общение друзей, у одного из которых случайно оказалась камера.

А то, что парни деревянные, зажатые и не умеют фотографироваться – это еще один тупой стереотип. Я его разрушаю, находя к каждому из них свой подход, стараясь увидеть внутренний мир и рассказать о нем через пойманный кадр в объективе. Как доказательство высокой оценки моей работы – восторженные отзывы, комментарии и рекомендации.

Пусть Маша меня простит, но мне придется ее обломать в далеко идущих планах.

Переспать со мной у нее не получится. В этот вечер, перетекающий в ночь, я планирую окунуться в мир цветокоррекции и детальной обработки фотографий. Мне через три дня сдавать съемку, а работы непочатый край. Деньги за свои труды получить очень хочется, так как тачка, квартира и предполагаемый в ней ремонт сами себя не оплатят.

Моей моделью ей, к сожалению или к счастью, тоже не стать. Девчонок я уже лет сто не снимаю. Исключение составила разве что Гордеева. И то не знаю, можно ли назвать два портретных кадра, снятых даже не на зеркалку, полноценной фотосессией? Вот Лиля меня не просила и не намекала. Тут больше я ее упрашивал мне позировать. Хотелось сделать ей приятное. Все-таки день рождения, который по неожиданной случайности совпал с моим. И не нужно быть экстрасенсом, чтобы в застывшем моменте по фото расшифровать ее психологический портрет: закрытая на несколько слоев одежды, на лице «не влезай, убью», а в глазах усталость и вселенская печаль. Я же говорил, что Гордеева – девочка-шарада, которую в какой-то степени хочется разгадать? Вот только не видел я ее почти две недели.

⁂

Подвожу Машу до подъезда. Чтобы как-то сгладить неловкость момента и не быть в ее глазах совсем уж козлом, не оценившим ее благих намерений, не выходя из тачки, дарю ей ничего не значащий поцелуй без языка. Про обещание «позвонить» тактично умалчиваю, потому что сам не знаю, сделаю я это или нет. Зачем девчонку обнадеживать?

Следуя по пути к дому, проезжаю мимо уже подхваченного желтизной парка. На светофоре, случайно мазнув взглядом налево, замечаю вдалеке одинокую фигуру Гордеевой. Сидит отрешенно на скамейке, подобрав под себя ноги. Не похоже, что она вышла на пробежку в столь поздний час.

Как только включается зеленый и немногочисленный поток машин трогается с места, я в последний момент, поступив как конченый мудак и испортив тем самым свою автомобильную карму, подрезаю сзади тачку, перестраиваюсь в соседний ряд и иду на разворот.

Приходится парковаться в разрешенном для этого месте и до Гордеевой идти пешком. Вечерняя прохлада заставляет застегнуть ветровку, а руки убрать в карманы.

Дохожу до Лили. Нависаю над ней грозной тенью, отбрасываемой благодаря свету торшерного уличного фонаря, стоящего рядом со скамейкой.

Лиля устало поднимает на меня глаза и произносит безэмоционально:

– О, Артемка, ты откуда такой нарядный нарисовался?

– В кино был, – присаживаюсь рядом. Честно, ожидал от нее поживее реакцию.

– Кино? Круто, миллион лет там не была, – замолкает, укладывая подбородок себе на колени, а кисти рук прячет в рукава толстовки.

– А ты чего здесь почки греешь?

– У меня свое кино. Авторское. Отец дрыхнет в неадеквате, при этом закрыв изнутри входную дверь. Я не могу попасть в квартиру. Вышла, что называется, за хлебом, – указывает взглядом на полупрозрачный пакет с батоном, лежащий на скамейке. – Даже телефон не взяла.

– А мама где?

– Мама на работе. Будет только утром.

– Участкового не пробовала вызвать?

– Не, не хочу с ним связываться. Очень противный дядька, – выпрямляясь, принимает более удобную позу, а я обращаю внимание на ее голые ноги.

– Хочешь, я с тобой схожу домой? Может, сумеем что-нибудь придумать. Дверь, конечно, выломать не обещаю… Какой у тебя этаж?

– Четвертый.

– Да, попасть через окно не варик.

– Спасибо, Артем, за помощь, – растирает ладонями коленки. – Но я как-нибудь сама.

– Сама просидишь здесь до утра? Знаешь, какие ночи холодные? Превратишься в сосульку, – даже не понимаю, как в мою голову приходит мысль снять с себя ветровку и укрыть ей ноги Гордеевой.

Лиля зависает от моего жеста, а я зависаю над тем, как она нерешительно накрывает ветровку одной рукой, а пальцами другой перебирает резинку-пружинку на запястье.

– Какой план действий?

– Не знаю… Кстати, – приободряется, – у тебя же есть телефон Дины? Дай, пожалуйста, позвонить. Я бы у нее перекантовалась.

Вроде более-менее тепло из нас одет именно я, но мне приходится мысленно и не мысленно отморозиться, прежде чем понять, что она от меня хочет.

– Конечно, держи.

Не вслушиваясь в разговор Гордеевой с Диной, направляюсь к уличной кофейне в виде большого стакана, стоящего в десятке метров от нас. Не знаю, что там предпочитает пить Лиля, но согреться изнутри ей точно не помешает.

Возвращаюсь с горячей дозаправкой в руках. Ставлю картонную подставку с кофе на скамейку.

– Какой у тебя большой… – ошарашивает меня наблюдением Гордеева.

– Что?

– В смысле, – вмиг тушуется, – телефон больше, чем мой. Непривычно такой держать в руках.

– Мне часто говорят, что «такой большой непривычно держать в руках», – усмехаясь, сажусь на свое место.

– Ха-ха. Кто-то потерял ключи от каламбурошной? – быстро передает мой телефон, как будто он может обжечь ей руку, как горячая картошка.

– Налетай на кофе. А то уже губы синие, – сам припадаю к капучино. – Что там Дина? – откидываюсь на скамейку, а руку забрасываю за спину Лили.

– У нее лямур, – с блаженством обхватывает пальцами горячий стакан. – Будет дома только через три часа.

– Может, еще кому хочешь позвонить? Для тебя сегодня исходящие бесплатные.

– Какая щедрость, – делает первый глоток, после чего облизывает губы, чуть испачканные кофейной пенкой. – Но нет, мне больше некому звонить. Маму беспокоить не хочу, все равно она сейчас сделать ничего не сможет.

– Мне позвони.

– Так ты же передо мной сидишь, – в недоумении поворачивается в мою сторону.

– Ну, не сейчас, а вообще. Вбей свой номер. Я сделаю тебе дозвон. Может, захочешь мне позвонить когда-нибудь. Я постоянно на связи. Если только не на съемке. Но я перезваниваю всегда.

Лиля закрывается от меня волосами, когда наклоняется вперед поправить ускользнувшую с колен ветровку:

– Так что там у тебя за съемки? Что за работа?

– «Я снимаю мужиков». Как тебе такая формулировка?

– Интригует.

– А вот еще: «Я обрабатываю мужиков».

– Не легче.

– Короче, я занимаюсь мужской фотосъемкой.

– Как оригинально.

– Весьма. Знаешь, какой самый прикольный комментарии, который я получил от девушки?

– Дай угадаю. «Артемка, ты бог»?

– Нет, не совсем. «Почему я не парень? Я тоже хочу к тебе на фотосессию».

– Да что же ты там такое делаешь? – приподнимает бровь, терроризируя при этом пальцами крышечку на кофе.

– Если хочешь, могу показать. – Моя рука, так удобно примостившаяся на спинке скамейки, касается Лилиных волос. – А правда, поехали ко мне? Дина снова, сама того не подозревая, выделила нам время. А когда она вернется домой, отвезу тебя к ней.

– И чем мы с тобой будем заниматься? Коллекцию марок рассматривать? – изображает в воздухе пальцами кавычки.

– Марки я не коллекционирую, а вот женские трусики – да.

– Мне стоит иногда вспоминать, что ты – Сокович, это объясняло бы многие твои слова, – качает головой.

– Родителей, как и отца с его фамилией, не выбирают.

– Это точно, – опускает глаза, снимает на фиг крышку со стаканчика и допивает сладкую пену, скопившуюся на дне. Снова облизывает губы.

Понимаю, что все мои планы поработать летят к чертям. Но я же за спонтанность поступков?

– Ты сказала, что миллион лет не была в кино. Приглашаю на домашний сеанс. Приятная компания, лучшие места и все такое, – ловлю противоречивый взгляд Гордеевой. Вроде бы и согласиться хочет, а вроде бы на хуй послать. – Так и быть, коллекцию трусиков тебе показывать не буду.

– Ладно, Дина в курсе, что я с тобой, и в случае твоего плохого поведения знает, где тебя искать.

– Да, действуем по старой схеме, – параллельно с Лилей встаю со скамейки. – Машина там, – рукой, в которую она мне вручает ветровку, указываю направление.

– Покажешь мне хороший фильм, и, мо-о-о-ожет быть, твоя коллекция трусиков пополнится, – разворачивается спиной, лишив меня возможности просканировать ее выражение лица.

Вот врет же… или нет?

Глава 12

«Не важно что, главное – с кем»

Артем

От моей машины, напоследок кокетливо сверкнувшей нам фарами, направляемся с Гордеевой к ярко освещенному подъезду. Навстречу идет подозрительного вида мужик с каким-то лохматым волкодавом.

Да, собак таких размеров только ближе к ночи и выгуливать, чтобы не пугать народ.

Поравнявшись с нами, не особо адекватный пес в прыжке пытается нас горячо «поприветствовать», при этом переходя на хрип от натяжения поводка. Радушный ли это прием со стойкой на плечи и облизыванием лица или агрессия с откусыванием полноги? Не знаю. Но в такие моменты анализировать некогда, здесь прежде всего срабатывает инстинкт самосохранения. Поэтому первое, что я делаю, это резко прикрываю Гордееву собой. Только потом на эмоциях объясняю владельцу собаки доступным исконно русским языком все, что я о нем думаю. В моей пылкой речи проскальзывает самый важный вопрос: какого хера он выгуливает своего питомца без намордника? Лиля в это время стоит сзади, уткнувшись мне в спину, сжимая в кулаках ткань моей ветровки.

– Испугалась? – обращаюсь к ней, когда след случайных, но не буду лгать, что приятных, прохожих теряется во мраке.

– Это было так неожиданно, что я… – тенью следует за мной.

– Если честно, я сам очканул, – подбадриваю Лилю, когда подходим к подъезду.

Прикладываю к двери ключ от домофона. Мелодичное треньканье приглашает нас скрыться от уличной прохлады и погрузиться в теплое нутро многоэтажки. В лифте поднимаемся в тишине, разбавленной шумами и скрипами из-за движения кабины. Гордеева смотрит себе под ноги, запихнув руки в большой накладной карман толстовки, тот, который спереди. А я внаглую любуюсь ее соблазнительными ногами, облаченными в короткие шортики.

Это в таком виде она ходила за хлебом в магазин? Или там какой-то симпатичный пекарь работает?

– Гордеева, такие ноги только на мужские плечи закидывать, а не прятать под широкими джинсами, как ты это вечно делаешь, – пытаюсь разрядить обстановку.

– Вот за твои уши я бы ноги закинула, – произносит на полном серьезе, отрывая взгляд от металлического напольного покрытия лифта. – Я же говорила, что я им доверяю.

– Мне даже немного обидно, что только этот мой орган удостоился такой чести, – начинаем улыбаться с Лилей в унисон. – Я вот считаю уши дефектом своей внешности.

– Я бы не назвала это дефектом, скорее изюминкой.

– Ага, скажи еще, что согласна с высказыванием: «Шрамы украшают мужчин». Типа они добавляют нам мужественности и сексуальности.

– Согласна. И вообще, недостатки в мужчинах порой привлекают больше, чем их достоинства.

– Можно маленькое уточнение?

– Можно.

– Ты сказала «достоинства» или «достоинство»?

– Твое достоинство я пока не видела и не могу сказать, привлечет оно меня или нет.

– Можно еще одно уточнение?

Безмолвно кивает.

– Ты сказала: «Пока не видела»?

– Артемка, не цепляйся к словам, – быстро реагирует на сигнал, оповещающий, что лифт приехал на нужный этаж. Делает шаг навстречу разъезжающимся в стороны дверям.

На лестничной площадке неожиданно сталкиваемся с той самой соседкой, которую я ранее видел в кинотеатре. Вместе с любезными, но слегка натянутыми приветственными улыбками обмениваемся с ней вопросительными взглядами. Лично меня интересует, что она делает в столь поздний час за пределами своей квартиры? А вот у меня наверняка хотят спросить, не жирно ли мне сидеть в кино с одной девушкой, а домой заваливаться с другой? Но наши неозвученные вопросы так и остаются без ответа, когда я и Лиля закрываем за собой входную дверь. Пустота квартиры встречает нас привычной для меня тишиной.

– С планировкой ты знакома, так что не буду подсказывать, куда тебе идти, – включаю свет в прихожей, пропуская Гордееву вперед.

– А вот этого в прошлый раз не было, – разувается, одновременно указывая взглядом на турник, приколоченный к стене.

– Я только недавно повесил. Домашние тренировки никто не отменял.

– Слабо́ мне их продемонстрировать?

– Что, прямо сейчас?

– Почему бы и нет? Когда мне еще предоставится такая возможность? Кто знает, может, я последний раз у тебя в гостях.

– Ну ок, – освобождаюсь от ветровки, – раз девушка просит.

– Тогда и футболочку сними, че уж…

– Заметь, это ты предложила. Только баш на баш: я снимаю футболку, а ты снимаешь толстовку. Не будешь же ты в ней париться весь вечер? У меня в квартире тепло.

– Из тебя переговорщик такой себе. Я не разденусь перед тобой, так как под толстовкой у меня ничего нет, – Лиля прислоняется спиной к дверному косяку, скрещивая руки на груди.

– Могу одолжить футболку. Не ту, которую сниму, а чистую.

– О, подъехала излюбленная мужская фантазия: увидеть девушку в своей одежде. Особенно если она будет едва прикрывать женскую пятую точку.

– Вот твоя пятая точка, между прочим, прикрыта. – А ведь Лиля права, я это уже представил. – Ну так что?

– Тащи сюда свою эсочку или эмочку, какой размер ты там носишь.

Скрываюсь на пару минут в своей комнате и возвращаюсь к Гордеевой с футболкой в руках. А вот на мне этого предмета одежды уже нет. Лиля, как обычно, пытается изобразить, что мой внешний вид ее ни чуточку не смущает.

Сейчас посмотрим, что она скажет на мои «тренировки». Сама напросилась.