Бессмертная тьма

– К сожалению, твоя тетя Силия скончалась. Она заболела, и болезнь эта быстро взяла свое. Мне очень жаль.

Кидан удивленно посмотрела на постамат. Глаза остались сухими, хотя потрясение выбило ее из колеи. Еще один член ее семьи мертв. За этим стоит тот же самый вампир?

Тетя Силия главным образом существовала в воображении Кидан, в историях, в мире, который существовал «до». Тетя объясняла случившееся «после», доказывала, что они с сестрой не появились ниоткуда на пороге дома Мамы Аноэт. Потом Кидан подумала о медовых глазах и доброй улыбке Джун и снова почувствовала землю под ногами.

Декан вытащила белоснежный конверт с кроваво-красным гербом.

– С этого момента ты наследница Дома Адане. Это письмо о зачислении тебя в университет.

Кидан отшатнулась от письма:

– Мне неинтересно быть рабом вампиров.

Внешнее спокойствие мигом слетело с лица декана.

– Не употребляй слова, если не понимаешь их значение. Чтобы я больше не слышала от тебя это слово.

Кидан хотела расхохотаться, а получилась натужная усмешка.

– Мне это неинтересно. Мне нужна только Джун.

– Замечательно. Хочешь верь, хочешь нет, но уговаривать студентов, не желающих учиться в нашем университете, в мои служебные обязанности не входит. Обычно абитуриенты из кожи вон лезут, чтобы поступить в Укслей. – Декан вытащила из кармана еще одно письмо. – Распишись здесь, и я уйду.

Кидан с подозрением взглянула на конверт:

– Что это?

– Завещание, подписанное обоими твоими родителями и твоей тетей, по которому все наследие вашей семьи переходит последнему из дранаиков вашего Дома.

У Кидан аж челюсть отвисла. Она выхватила письмо. Большую часть текста зачернили, отдельные абзацы явно выделили. Кидан читала, ужасаясь все сильнее, и мяла края страниц.

– Любопытно, правда? – У декана Фэрис заблестели глаза. – Впервые в истории Укслея семья завещает свой дом своему дранаику. Тому самому вампиру, которого ты обвиняешь в похищении сестры, твоя семья доверяет настолько, чтобы оставить ему наследство.

Желчь резко подступила Кидан к горлу. Они что, все слепые? Это же еще более веское доказательство. Мотив. Вампир обманом или силой отнял у ее семьи наследство. Тайком похитил Джун, чтобы пить вдоволь…

– Нет, – сказала декан.

– Что «нет»?

– Ты считаешь, он силой заставил их подписать такое завещание. Это неправда. Они поступили так по собственной воле. В нашем мире есть много вещей, о которых тебе неизвестно. Сила наших домов, сила наших законов. Она невиданна. Знание, которое откроется тебе, только если ты решишь к нам присоединиться. Без приглашения ни одна душа в Укслей попасть не может.

Кидан посмотрела на зачерненные абзацы завещания. Что скрывала декан?

Декан Фэрис глянула на тонкие золотые часы. Из бездонного, видимо, кармана она достала ручку.

– К сожалению, мне пора. Пожалуйста, подпиши здесь, что ты не намерена оспаривать завещание как потенциальная наследница, и я уйду.

Кидан смотрела на ручку, словно та была ядовитой. Через какое-то время декан Фэрис убрала ее.

– Наверное, тебе нужно время подумать. Если интересно, то дома в Укслее наследуются через образование. Ты должна получить образование в нашем университете по специальности «Сосуществование вампиров и смертных». Я буду ждать твоего ответа три дня.

Выражение лица женщины обезоружило Кидан. Когда декан снова протянула письмо о зачислении, девушка медленно его взяла. Конверт был тугим и из плотной бумаги, с печатью, изображающей двух львов, держащих в пастях кинжалы, воткнутые друг другу в горло.

Почему? Кидан смотрела на печать, желая раствориться в воздухе. Почему ее семья так поступила? Когда она подняла голову, женщины уже след простыл.

4

Кидан швырнула письмо о зачислении на замусоренный пол и пнула пирамиду стаканчиков из-под лапши, которую построила в углу. Разлетаться было некуда – стаканчики отскочили от стены и ударились о ее голень. Кидан медленно осела на пол, опустила голову, и брейды свесились ей на лицо. Комната сжималась, пока к Кидан не вернулось неприятное ощущение своего тела, с трудом пытающегося дышать. В углу тесной комнатушки лупилась краска, туалет работал, только когда другие квартиранты не использовали его слишком активно; а на ковре было таинственное пятно, вонявшее даже после замачивания в отбеливателе. Жара в квартире стояла такая, что поджарило бы даже скорпиона. Еще один такой день Кидан не выдержать. Не выдержать без сестры. Кидан рассеянно обвела пальцем край браслета из бабочек. Ей хотелось домой. Пусть даже домом ей была та крохотная конурка.

Дома напоминали Кидан одичавших домашних животных. Они были грязными, наводнёнными паразитами и, как их ни украшай, не желали признавать владельца. То есть признавать по-настоящему. Джун казалось жутким предательством, что они бросались есть с руки у любого, кто был готов ее протянуть. Мама Аноэт, их приемная мать, это чувство разделяла, поэтому с самого раннего детства Джун и Кидан зарабатывали деньги на аренду. В десять лет Кидан продавала необычные браслеты, которые делала сама, а Джун пекла крохотные пончики, от которых невозможно было оторваться. Стоило их вспомнить, рот Кидан наполнился слюной, а потом слюна раз – и высохла.

Кидан протянула негнущиеся пальцы к завещанию своих родителей и тети. От каждого предательского слова у девушки закипала кровь. Ее родные знали, что вампиры опасны. Зачем отрывать Джун и Кидан от всего родного, стирать их личность и доводить до нищеты, если это не так? В минуты душевной слабости Кидан ждала, что ее родители появятся на пороге дома Мамы Аноэт, готовая с ними сбежать. За обманутые ожидания родителей пришлось простить, потому что они погибли. Наследство могло защитить Кидан и Джун, но родные сделали немыслимое.

Они оставили все ему.

В завещании стояло его имя, буквы «С» извивались змеями.

Сузеньос Сагад.

Кидан услышала мольбы своей жертвы, эхом разносившиеся по комнате и внутри ее груди.

«Сузеньос Сагад! Так его зовут. Это он… он забрал ее».

Кидан начертила на ковре фигуру – подушечкой пальца обжигая грубую материю. Потом снова, снова и снова. На ковре появился треугольник. Отлично. Ее разум и тело работали в одном ритме. Сузеньос Сагад вызывал только бешеную ярость.

Порой разум Кидан скрывал от нее реальность, и тогда эмоции передавали пальцы. Треугольниками передавалась злость. Квадратами – невыносимый страх. Кругами – моменты радости.

Эти символы расшифровывали мысли Кидан с тех пор, как она была совсем маленькой.

Зачерненные абзацы мешали понять завещание в целом. Декан Фэрис выбрала те части мира Усклея, которыми хотела поделиться. А что она опустила?

Законы наследования Дома

Наследник-вампир должен в одиночку занимать дом семьи на протяжении двадцати восьми следующих подряд дней, дабы настоящее завещание считалось rocis или вступившим в силу.

Кидан перечитала абзац. Двадцать восемь дней. Как давно умерла тетя Силия? Неделю назад? Две недели назад? Девушку замутило от отвратительной картинки: Сузеньос Сагад сидит с Джун за накрытым столом и считает дни до полного перехода дома под его контроль.

Оспаривание завещания

Если смертный наследник дома семьи желает вступить в права наследства, он обязан получить образование в университете Укслей по специальности «Сосуществование вампиров и смертных».

Если смертный наследник еще не окончил университет, но желает это сделать, на время обучения на курсе дранактии ему следует поселиться в доме своей семьи.

Последнюю строку декан Фэрис выделила. Вот она, лазейка: поселись в доме, нарушь уединение вампира. Кидан придется с ним жить.

Рот ей наполнила едкая кислота.

Девушка поднялась и слегка раздвинула шторы, глядя на репортера и его камеру, в данный момент отвлеченных перекуром. По привычке ее взгляд скользнул к постамату.

Там кто-то был. Кто-то открывал ячейку. Кто-то доставал письмо. Кидан мигом вскинулась:

– Эй!

Едва возглас сорвался с ее губ, девушка вылетела за дверь и понеслась по лестнице, перескакивая по три ступени сразу. Когда она выбежала на улицу, неизвестный уже исчез.

– Мать твою! – Ее возглас испугал старуху и привлек внимание репортера.

Репортер побежал за Кидан, а она поспешила через дорогу к ячейке. Девушка сняла ключ с шеи и неловко ее открыла.

Репортер, тощий тип с несвежим дыханием, заснял ее на камеру. Первым порывом девушки было засунуть камеру ему в горло, но, как ни странно, она сдержалась.

– Кидан, соседям известно о случившемся. Ты давно это планировала?

Девушка не ответила. Потому что впервые за все годы в ячейке что-то лежало – переплетенная книга. Дрожащими пальцами она сунула тяжелый том под мышку, заперла ячейку и перебежала через дорогу обратно к дому. Репортер шел за ней по пятам. Кидан уже собралась захлопнуть дверь, когда он выкрикнул:

– Что ты чувствовала, убивая близкого тебе человека?

Кидан оторвала взгляд от земли и посмотрела прямо в камеру. На миг она стала четырнадцатилетней Джун, прячущейся в ванной Мамы Аноэт, страстно желающей рассказать миру о том, что ее пугает.

«Зло, – мысленно ответила Кидан репортеру. Именно это она чувствовала. – Все зло должно умереть».

Декан обещала не связываться с тобой, но, если со мной что-то случится, она нарушит обещание. Я слишком хорошо ее знаю. Я попросила надежного человека из Укслея оставить это в твоей ячейке. Он должен оказать мне последнюю услугу. Если уж ты полезешь в пасть льва, то должна быть готова.

Мне бы очень хотелось, чтобы ты сбежала, но, судя по твоим настойчивым письмам, ты выросла упрямой. Надеюсь, это как-то тебя защитит.

Так что слушай внимательно, Кидан, и не отвлекайся. Началось все задолго до меня, нашу семью всегда что-то преследовало. Оно забрало твоих бабушку и деда, твоих родителей и теперь твою сестру. Университет Укслей ополчился на Дом Адане.

В этой книге я собрала все, что смогла про другие Дома, а также особые сведения, которые ты обязательно должна узнать. Где-то среди всего этого ты отыщешь Джун. Если ты читаешь мое письмо, значит, я так и не смогла ее найти. Надеюсь, это укажет тебе путь: используй мои глаза как свои, мое знание как свое и найди правду.

Если решишь сбежать, выпей фальшивый яд, который приложен к этой книге. Тебе он вреда не принесет. Действие яда почувствует твой вампир, потому что изменится твой запах. Укслей подумает, что ты на грани смерти. Умирающая наследница свободна и ценности не представляет. Используй яд, чтобы стать свободной.

Доверяй только себе.

Любящая тебя тетя Силия.

5

Кидан медленно оделась, расправив ворот водолазки. Ей нравилось прятать под одеждой как можно больше тела, особенно шею. Она всегда надевала шарф или галстук как дополнительный слой защиты, к которому привыкла. Длинные брейды Кидан разложила по плечам. У основания они начали распускаться, выбившиеся пряди путались, а от недостатка солнца ее темно-коричневая кожа приобрела холодный желтоватый оттенок. Губы были мрачно поджаты. Взяв немного крема для стайлинга волос, она сделала прическу опрятнее.

Кидан прочла первые несколько страниц книги тети Силии, потом швырнула ее в стену. Никаких ответов там не оказалось – только появились новые вопросы.

Тетя Силия определила Кидан и Джун в место, оказавшееся недостаточно безопасным, а теперь не смогла найти Джун.

Все женщины, клявшиеся защищать Кидан, бросили ее.

Девушка машинально коснулась браслета с бабочкой. Если присмотреться, на крылышках до сих пор виднелись прожилки высохшей крови. Принадлежавшая владелице браслета, она стала жуткой рубиновой отделкой на серебристом металле.

«Бабочки, – в ушах Кидан зазвучал голос владелицы, – они напоминают, что мы постоянно меняемся».

В браслете была спрятана маленькая голубая таблетка. Стоило проглотить ее, и прощай этот мир.

Когда погибли родители, Кидан была слишком маленькой, чтобы что-то помнить, зато потом возникло навязчивое чувство. Каждую секунду жизни ей казалось, что она находится в комнате, непроглядную тьму которой нарушает лишь пугающее теплое дыхание, щекочущее ей затылок. Непонятное нечто дышало и дышало, доводя сердце Кидан до болезненной исступленности. Оно никогда не атаковало – только смотрело. Ждало.

Мама Аноэт побеждала чудовище нежными руками – распутывала жесткие волосы Кидан, готовила на ужин пряную курицу, одевала в платья для воскресной службы. Безопасность. Она источала безопасность. Это слово казалось непривычнее, чем мох, растущий на коже.

Год назад, в ночь на совершеннолетие сестер, все разлетелось в клочья. Кидан зажмурилась, чтобы вытеснить то воспоминание, но ничего не вышло. Произошедшее четко отпечаталось в душе Кидан, в самом ее существе.

Джун тяжело опустилась на землю в саду, ее губы ярко покраснели от крови. Кидан сражалась с запертой дверью гостиной, яростно колотила в нее, пока тень мужчины не сгребла ее сестру в охапку и не растворилась в ночи.

Кидан много раз говорила об этом полиции – без упоминания вампиров. Она всему гребаному миру об этом рассказывала. Но из комнаты Джун забрали ее вещи. Стерли все следы ее существования. Джун объявили беглянкой. Совершеннолетней, добровольной беглянкой.

Кидан пытала и убила, чтобы услышать имя того призрачного вампира. А он все это время ждал ее в семейном Доме Адане? В ту ночь он выпил Джун досуха, тянул ее кровь, пока она не умерла? Или же он держит ее в плену? Перед глазами у Кидан закружилось, и, не успев опомниться, она вытащила телефон и набрала номер, указанный в шапке письма о зачислении.

Декан Фэрис ответила мгновенно.

– Это Кидан, – выпалила девушка, не давая себе шанс передумать. – Я буду учиться в Укслее.

– Отличная новость!

– При одном условии, – медленно проговорила Кидан, стараясь дышать ровно. – На суде мне понадобятся ваши лучшие адвокаты. Он через восемь месяцев.

Повисла долгая пауза. Кидан требовалось время, чтобы найти Джун.

– Почему я должна на это соглашаться?

– Потому что вы не больше моего хотите, чтобы Сузеньос Сагад унаследовал Дом Адане.

Декан ответила не сразу. Сердце Джун бешено колотилось.

– Отлично. Я пришлю своего надежного помощника, он привезет тебя сюда. – Декан замялась. – Но предупреждаю тебя, Кидан Адане. Наследство в Укслее просто так не получают. За него нужно бороться. Ты готова к этому?

– Готова.

Спина Кидан покрылась гусиной кожей.

Отсоединившись, она сидела в гнетущей тишине, рисуя свои треугольники и квадраты.

Укслей. Она отправляется прямо к ним логово. Чтобы поселиться рядом с ним. Чтобы убить его.

Лунный свет, лившийся в окно, удлинил тень Кидан, превратив ее в пугающую эфемерную фигуру, мало отличающуюся от той, что забрала Джун.

«Ты не такая, как они».

Она чудовище уникальное. У Кидан сердце разрывалось при мысли, что после того, как она найдет Джун и спрячет в надежном месте, сестра снова ее бросит. Джун не захочет с ней разговаривать и тем более касаться ее, когда узнает, что Кидан – убийца. Даже если убила Кидан ради Джун – тем более, потому что Кидан убила ради нее. Джун не сможет ее простить, а Кидан не сможет с этим жить. Девушка содрогнулась и покрутила в руке голубую таблетку. Единственным вариантом было загнать зло внутрь себя и запереть его там, чтобы после ее неизбежного ухода мир стал чуть чище.

6

Расположенный рядом с городом, который едва сдерживал натиск деревьев, готовых проглотить его целиком, университет Укслей представлял собой неподвижную громаду из старого камня. Тихие, как монастырь во время молитвы, башни кампуса ловили первые лучи солнца и сияли в тусклом тумане, напоминая древние свечи в руках существа, которое каждый день просыпалось, чтобы покаяться за грехи своих обитателей.

Кидан, разумеется, виделся лучший, более радикальный способ спасения их душ. Солнце должно было гореть. Гореть с такой яростью, чтобы объять башни пламенем и утопить древний камень в священном огне. Это было бы истинным отпущением грехов.

Прежде Кидан особо не задумывалась о том, где умирать, но что, если здесь, на мостовой, создав как можно больше хаоса, прежде чем самой отправиться в ад? Была в этом какая-то поэзия.

Улыбка Кидан отразилась в мокром от дождя окне – слабая, искаженная, кривоватая.

«Надо же, поэзию оценила, – подумала Кидан. – Может, таки выйдет из меня хорошая студентка».

Сопровождающий, который вез Кидан всю ночь, остановился в местном городке размять ноги и позавтракать. Городок Заф-Хейвен был мал, но суетился на свой манер – его жители лучились историями и секретами; зажатые в когтях дранаиков, они словно молили Кидан о помощи. Девушка встряхнулась – стала смотреть перед собой и слушать голос Джун.

Машина сопровождающего кружила по асфальтовым дорогам, мимо толстых деревьев и университетских ворот цвета расплавленного золота, Кидан выбросила бедных людей из головы. Не в ее положении отвлекаться или углубляться в чужие проблемы.

После того как ей передали извинения декана, мол, ее встреча затягивается, Кидан гуляла одна в лучах зевающего рассвета. Даже в тот ранний час чувствовалось, что вокруг не спят: хлопали двери, в воздухе пахло кофе.

Кидан набрела на прохладный садик с щебечущими птицами, слишком мирный для университета Укслей. В середине сада мерцало пламя очага, закрытого решеткой. Девушка села на лавку напротив него и подставила ладони теплу.

У ее ног трепетала фигурка – птица со сломанным крылом. Хрупкую шею что-то порезало. Кидан взяла птицу на руки. Пульс у птицы усилился, перья отчаянно задергались, когда девушка зашептала:

– Тихо, тихо! Я тебе помогу.

В таком месте должен быть медпункт. Кидан огляделась по сторонам и обратилась к первому молодому человеку, которого увидела. Он шел, подняв голову к небу, а пальцем заложил страницу книги, прижатой к черным брюкам.

Кидан вытащила наушники.

– Эй, ты можешь мне помочь?

Вблизи парень казался старше, наверное, лет двадцати, с темной, как у всех местных жителей, кожей, но сияющей здоровьем, – кожа Кидан так сияла только после пребывания на солнце. Вьющиеся волосы парень убрал назад ободком, оставив две спадающие на лоб кудряшки.

Волевой подбородок идеально соответствовал его образу.

– У птицы крыло сломано. Здесь есть медпункт?

– Есть, но не для птиц. – Тихий, заговорщицкий голос парня звучал так, словно его обладатель говорил нечасто.

Кидан оглядела мягкие синие перья птицы и ее глаза-бусинки. Казалось, они смотрят ей в душу.

– Ты убьешь птицу, если будешь держать так крепко. – Парень выжидающе протянул крупную ладонь. – Она мучается.

Сквозь остатки тумана пробился свет, ярче озарив парня. Черты его лица были словно высечены в темном стекле. Кидан почувствовала странное желание солнцем очертить линию его бровей. Ободок из полированного золота подсвечивал парню волосы, коронуя его, словно потерянного короля. Остаток его темного лица оставался в тени. Поразительной красотой парень напоминал затмение; образ, который с восхищением изучают, даже если глазам больно. Кидан и моргать не хотела. Точнее, она не могла. Она наблюдала за парнем с жутким, лихорадочным желанием заполучить то, что принадлежит не тебе. Прошло слишком много времени, настала пора отвести взгляд, а Кидан все смотрела и смотрела.

Парень позволял ей смотреть

Казалось, оба понимают, что Кидан вот-вот выйдет из транса. И она вышла, медленно и плавно, как двигались облака у них над головой; как танцевали опавшие листья у них под ногами. Без игры солнечных лучей глаза парня больше не могли скрывать правду. Они смотрели не на лицо Кидан, а на ее закрытую шею. Во взгляде бурлил кошмарный голод. С таким же голодом парень оглядывал птицу. По спине Кидан поползи ледяные мурашки. Перед ней стоял не смертный.

Кулаки Кидан сжимались сильнее и сильнее – взмахи синих крылышек замедлились, сбились с ритма, потом остановились. Птица лежала у нее на ладони, скрючившись, со свернутой шеей.

Парень оторвал взгляд от мертвой птицы.

– Почему ты не отдала ее мне?

– Потому что ты бы тоже ее убил. – У Кидан мурашки побежали по коже, потому что парень взглянул на нее со слабым интересом. – Ты ведь один из них, да? Дранаик?

Цвет кожи парня слишком напоминал землю. Кидан следовало догадаться. Парень был красив, но глаза его, очевидно, смотрели на мир уже тысячу лет и считали его скучноватым. Губы парня почти растянулись в улыбке.

– Ты обвиняешь меня в злодеянии, хотя совершила его сама, – ты, вне сомнений, смертная.

Кидан стиснула зубы:

– Я не хотела убивать птицу.

– Какая разница? Смерть есть смерть.

– Умерщвление с умыслом – жестокость. Ты хотел ее убить – ты убил бы ее с удовольствием. Я это вижу.

Дранаик не стал отрицать ее обвинение. Кидан выпрямилась и стряхнула с одежды два пера. Дранаик наблюдал за ней, продолжая держать птицу в руках. Он дождался, когда их глаза окажутся на одном уровне, потом швырнул мертвую птицу на кострище.

Кидан попробовала поймать ее, упала на колени и зашипела, когда горячий металл обжег ей пальцы. Девушка с ужасом смотрела, как чернеют синие перышки.

Эхо принесло от кострища знакомый голос, который отчитывал ее: «В тебе живет зло. Оно отравит нас. Молись, Кидан».

В теплом сиянии пламени вампир сел рядом с ней на корточки, его голос зазвучал совсем близко.

– Смерть от травмы, смерть от удушения, смерть от огня, – перечислил он. – Скажи, смертная, какую смерть предпочла бы птичка?

Перед глазами у Кидан почернело – она завороженно смотрела на пожирающее пламя. Ее голосовые связки напряглись.

Вампир насмешливо вздохнул:

– Ты вмешалась в жизнь птицы и обрекла ее на три смерти вместо одной. На твоем месте я бы ужаснулся. Аморальное существо вроде тебя нельзя оставлять без присмотра.

Секунды убегали одна за другой, пламя грело Кидан кожу.

– Или же ты можешь встать, поаплодировать себе за то, что ловко раздвинула скучные границы смерти, и после обеда устроить со мной занимательный диспут о смертности.

Кидан впрямь медленно встала, чтобы плюнуть вампиру под ноги. Мертвые глаза весело заблестели, взгляд вампира снова метнулся к шее Кидан. И задержался там настолько, что она заметила. Кидан хотелось поправить ворот водолазки, а еще больше – сделать вампиру больно, вытащить нож из кармана куртки и вонзить дранаику в сердце, чтобы прохожие громко заохали. Кидан сдержалась. Ножом вампира не убьешь. Вместо этого она заставила себя уйти. На карте стояло слишком многое, а она еще и час в Укслее не провела.

7

– Прежде чем встретишься с дранаиком своего дома, ты должна понять, за что именно борешься. – Декан Фэрис отпила чай.

Они с Кидан сидели в великолепном Доме Фэрисов, в чреве кита. Прохладный ветерок с открытого балкона вызывал у девушки дрожь.

Кидан держала в руке чашку с остывающим чаем.

– Я здесь, чтобы унаследовать Дом.

– Да, но что конкретно считается Домом?

Кидан насупилась:

– О чем это вы?

– Дома – это власть. И не в переносном значении, а в самом прямом. – Декан сделала небольшую паузу, чтобы раскрылся смысл ее слов. – Например, почему бы тебе не попробовать бросить свою чашку.

Кидан посмотрела вниз, потом опять на декана. Может, жизнь с дранаиками довела ее до ручки?

– Поставь чашку на стол, – велела декан.

Кидан поставила. Но отпустить чашку не получилось: чашка двигалась с ее пальцами.

Кидан попробовала снова, усерднее, от ее усилий чашка громко звякнула. Пальцы не отлеплялись от ручки. Девушка вскочила и яростно махнула рукой.

В стену чашка не полетела.

– Вы приклеили ее к моей руке? – спросила Кидан.

Декан Фэрис изогнула бровь.

– Пожалуйста, сядь, я все объясню.

Кидан медленно села, чувствуя, что нервы на пределе.

Декан выдвинула панель в центре стола, продемонстрировав надпись: «В этом доме чашки не выпускают из рук».

– Дома подчиняются единому закону, который устанавливается их владельцами. – Поставленный голос декана звучал совершенно спокойно. – Разумеется, это правило я придумала специально для нашего упражнения.

Кидан хлопнула глазами. Потом еще раз. Отодвинув стул, она направилась на кухню. Сначала она попробовала оторвать чашку от пальцев, упираясь в край разделочного стола. Когда ничего не получилось, она нашла ложку и попыталась просунуть ее между чашкой и ладонью. Попытка кончилась руганью: ложка отскочила и ударила ее в бровь. Кидан открыла кран и сунула руку под воду, но от этого фарфор стал скользким, а водолазка промокла насквозь.