Зрей с гордостью, Император том 2

Ничего не сказав, Зазуля лезет в подсумок на поясе за нашим пропуском. Пока её пальцы выуживали бумагу, этот охранник спрашивает:

– Вы записаны на приём?

Он почти на голову выше меня, гладковыбритая кожа лица и пытливый взгляд, пытающийся установить связь между нами и стоявшим в сторонке БТР. В отличии от своего напарника, не проявляющего никакого интереса к нашим персонам, он явно был заинтересован в решении любых острых вопросов. Облачённый в лёгкие доспехи из плотной кожи и кусков кровомида, он помялся на месте, поправил висевший на ремне автомат, и снова окинул нас взглядом. Его явно смущало наше молчание. Он заглянул мне в глаза, ожидая что я хоть что-то произнесу, но мои губы так и остались неподвижны.

Зазу достаёт пропуск, разворачивает его и показывает охраннику.

Тот слегка наклоняется, глаза бегают по бумаге, после чего он заявляет:

– Но вам в любом случае нужно записаться на приём.

Зря он так. Зря. Рация на груди Зазы включена, Палыч всё слышит и я уже представляю, как он устраивается поудобнее в своём кресле, готовясь увидеть новое представление. Зазуля, продолжая сохранять молчание, складывает листок и прячет его в подсумке.

– Вы видели печать на пропуске? – спрашивает она, с пристрастием осматривая огромную очередь из женщин вдоль забора.

– Видел.

– Кому она принадлежит?

– Я знаю, кому она принадлежит, – уверенно заявляет охранник, – но вам…

– Видимо, вы не знаете, кому она принадлежит. Мы прибыли сюда по приказу Югова Бориса Игоревича. Слышали о таком? Если нет, так вот я вам напомню…

– Я прекрасно знаю, кто…

– Не перебивай меня! – взревела Зазу на охранника.

Её выпученные глаза искрились гневом, и наконец охранник заполучил всё её внимание. Пока он молчал, губы Зазули кривились, и казались плотно сжатой пружиной, готовый в любой момент выстрелить.

Губы охранника дёрнулись, он уже собирался дать отпор, как Зазуля вновь оглушительно взревела:

– Ты обязан нас пропустить!

Он снова поправляет автомат, будто пытается нас запугать, но с нами такой фокус не прокатит, даже если он осмелится навести на нас ствол.

– Я повторяю, – произносит он спокойным тоном, – вы должны записаться.

Мне не хотелось стоять в сторонке и просто наблюдать. Мне нравилось разговаривать с людьми, общаться, докапываться до их нутра, и доставать наружу всё то, что они так долго и усердно прятали годами внутри себя.

– Знаешь, в чём наше отличие? – спросил я у него.

В обращённом на меня взгляде я уловил злость и недопонимание, мол почему этот юнец обращается ко мне. Но он промолчал.

– Если ты нам хоть что-то сделаешь, я имею ввиду вот эту игрушку, – я опускаю взгляд на его автомат, – то тогда в твоей жизни произойдут такие события, после которых тебе захочется убежать куда подальше. Так далеко, что сама АЭС тебе покажется лучшим местом, где бы ты смог спрятаться. А вот если мы здесь начнём вершить правосудие – нам ничего за это не будет. Понимаешь?

Его лицо дёрнулось, он часто заморгал. Вновь поправив автомат и весь поёжившись, он смачивает губы языком и продолжает на меня пялиться, делая вид, будто мои слова для него ничего не значат. Но уже поздно. Поздно! От меня не сумела ускользнуть тень страха, мелькнувшая в его взгляде. Даже подбородок… даже он выдавал сомнения своей редкой пляской. Но что-то слишком важное не позволяло ему взять и так просто пустить нас. Здесь явно творится что-то нечистое, и все запреты и препятствия, встречающиеся на нашем пути – всего лишь попытка замедлить нас или выиграть время.

– Видишь позади меня БТР? – вновь обращаюсь я к огромному охраннику в лёгком доспехе, для которого автомат – всего лишь аксессуар.

– Вижу, – бросает он.

– А теперь представь его мчащемся на тебя на полном ходу. Представил?

– Вы не посмеете… – мямлит он.

– Ты уверен? Ты точно уверен?

Улыбнувшись, Зазуля отходит в сторону, когда я уверенным шагом двинул в сторону нашей огромной машины. Я не залезаю внутрь. Запрыгнув на нос, я опускаюсь на колено рядом с приоткрытым люком, заглянув в который вижу обожжённое лицо Палыча с натянутой улыбкой.

– Ну что, – говорю я Палычу, – ребята требуют представления.

– Сейчас устроим.

Машина задрожала. Гул двух сердец раскатился внутри БТРа и вырвался наружу сквозь узкую щелку между люком. Массивный и тяжёлый кузов дёрнулся вместе со мной, машина выехала на дорогу и двинула в сторону ворот. Я сидел на самом носу и с наслаждение наблюдал за охраной. Левый охранник, что пребывал всё это время в полном молчании, уже успел отскочить в сторону вместе с разбегающимися женщинами, и даже позволил себе навести на меня автомат, когда второй – стоял как вкопанный. Он будто оцепенел, не двигался, автомат покоился в его руках, уставившись дулом в землю. Губы не шевелились, но его взгляд мог поведать мне куда больше простых слов. Он испугался. Испугался нарушить приказ, отданный ему кем-то властным. Однако, со здравым смыслом не поспоришь. Да и как спорить с многотонной махиной, которая не оставит от тебя и мокрого места. Хотя, почему же не оставит. Как раз то и оставит мокрую лужицу багрового цвета.

– Стойте! – вдруг взревел он дрожащими губами.

Я стукнул кулаком по люку – и машина замерла на месте.

Ну вот, сразу бы так. Почему всегда нужно прибегать к нестандартным решениям вопроса! Почему? Почему нельзя было сразу нас взять и пропустить, ведь у нас даже бумага имеется. Творящаяся на каждом углу несправедливость вызывала у меня лишь гнев, однако нельзя было скрыть тот факт, что наше положение дарило нам немалый простор для нашего “творчества”.

Я быстро спрыгнул с БТРа и пошёл в сторону охранника, к которому уже подошла Зазу. Наконец, после короткого диалога перед нами открылись ворота.

Металлическая створка лязгнула. Мы зашли на охраняемую территорию и под пристальным взглядом охраны двинул в сторону довольно симпатичного трехэтажного дома из белого кирпича, крышей из стальных листов и огромными окнами, позволяющих осматривать всю деревню целиком. Хоромы не как у Югова, здесь присутствовала скромность, но вкус и размах хозяин не мог скрыть. Быть может и не хотел, позволяя себе в полном одиночестве сравнивать себя с самим князем, чем грешили почти все поверенные Югова, стоило им дать чуть больше власти. Чуть больше дозволенности чем у обычного жителя деревни.

Крябов Михаил Владимирович был явно не готов к приёму гостей, да и вообще повёл себя слишком холодно, когда увидел закованных в доспехи незнакомцев в дверях своего кабинета.

Когда мы вошли в дом, охранник провёл нас на второй этаж по скрипучей лестнице и подвёл к двустворчатым дверям, выкрашенных белой краской в несколько слоёв, как и всё вокруг, кроме пола. Под ногами лежал жесткий ковёр, на котором уже красовались пыльные следы от наших ботинок.

В душном кабинете за огромным письменным столов с важным видом восседал щуплый мужчина в льняном костюме, таком же белом и мятом, как стены и потолок этого кабинета. Верхняя губа скрывалась за щёткой густых пепельных усов, по левой щеке к виску поднимался бледный рубец, прорубивший гладкую дорожку в двухдневной щетине. Острый нос и узенькие глазёнки. Он не выглядел каким-то мерзким или угрюмым. Скорее, он был красив, глаза блистали умом, к своим пятидесяти годам ему удалось сохранить большую часть волос, хоть те и выглядели как покрытый копотью снег. Осталось проверить его в деле.

Стоило мне шагнуть внутрь кабинета, как он тут же вскочил с деревянного кресла с высокой спинкой. Мужчина к тому же оказался еще и высоким.

– Игорь! – рявкнул мужчина. – Почему посторонние в моём доме?

За моей спиной послышался шорох. По полу застучали ботинки, и вперёд меня вышел охранник.

– Михаил Владимирович, – голос дрожит, охранник будто отчитывается перед строгим родителем, – у них пропуск. Гости требуют личной встрече с вами.

– Пропуск? – переспросил мужчина, переведя взгляд на меня. – Ну хорошо.

Деловитый мужчина вышел из-за стола и ладонью подозвал к себе Игоря. Охранник прильнул к нему как голодная псина к хозяину, наклонил голову, будто подставляя сальную макушку для поглаживания. Борис Михайлович наклонился к его уху и что-то быстро нашептал. Что именно – я не расслышал, но точно что-то важное. Важное настолько, что охранник бегом покинул кабинет, толкнув Зазулю. Нечаянно, конечно же, иначе по лестнице он грохотал не подошвой своих ботинок, а лицом.

– Меня зовут Крябов Михаил Владимирович, я глава посёлка Гуляйполе. Чем могу служить?

Наконец в кабинет вошла Зазуля. Она встала рядом со мной, представилась. Чтобы все формальности были соблюдены и не возникло лишних вопросов, она в который раз достаёт пропуск и даёт мужчине увидеть заветную печать. Пока он разглядывал бумагу, я обратил внимание на его стол. Среди ровных стопок бумаг, чернильницы из дорогого камня и деревянного светильника особое внимание привлёк серебренный поднос со стеклянным кувшином и бокалов, отбрасывающим на лежащую напротив кожаную папку солнечного зайчика. Стакан с водой, от которого я сейчас бы точно не отказался. Я неосознанно облизнул губы, за что немедленно себя отругал. Нельзя выдавать слабости, на них могут сыграть.

– Хорошо, – спокойно говорит мужчина. – Вы же приехали сюда не для того, чтобы тыкать пропуском мне в лицо?

– Мы ищем Сергей Сергеевича, – говорит Зазуля.

Мужчина немного помолчал, поочередно окидывая нас своим хитрым взглядом.

– У меня в посёлке проживает дюжина мужчин с похожим именем и отчеством. Можно чуть больше конкретики?

– Я думаю, вы прекрасно понимаете, за каким именно Сергей Сергеевичем мы прибыли.

Мужчина снова утих. Глубокие раздумья он ловко маскировал блуждающим взглядом по нашим доспехам, чьей целью было заставить поверить нас в его глубокое непонимание наших намёков. Но в очередной раз нарвавшись на строгий взгляд Зазули, он вдруг меняется в лице, становясь мягче и более разговорчивее.

– Зачем? – тут же спрашивает он, посмотрев на нас умным взглядом.

– Это вас не должно касаться. Просто скажите нам, где его найти.

Мужчина как-то странно отреагировал на слова Зазули. Вначале он будто подавился, а потом и вовсе залился смехом. Он даже уселся обратно в кресло, чтобы только успокоиться. Когда нездоровый смех наконец умолк, мужчина поднял стакан и начал пить. И пил до тех пора, пока последняя капля не упала на его губы.

Он облизывает губы, и говорит. Говорит уверенно, да так, что нельзя не поверить.

– Ваше требование невозможно.

– Поясните, – требует Зазуля, с трудом сдерживаясь, чтобы не повысить голос.

Мужчина ставит стакан, откидывается на спинку кресла. Он устало выдыхает, складывая пальцы рук домиком, а потом говорит:

– Сергей Сергеевич мёртв.

Неожиданно, но мы допускали подобное развитие ситуации. Слова Крябова не стали для нас сюрпризом. Живём в небезопасное время, в любой момент может случиться всё что угодно. И даже то, чего практически невозможно представить. БТР, сносящий тебя вместе с воротами. Или огромную медведицу, прыгающую на тебя с борта БМПэхи. Или как вам такое – вы уходите в поле чтобы справить нужду, а вам в штанину заползает сороконожка размером с вашу руку и оплетает ногу. Скорее всего это будет ваш последний выход в поле. Нужно всегда смотреть под ноги, особенно там, где садишься.

– Вы уверены? – спрашивает Зазуля.

– Абсолютно.

Лицо мужчины выражало спокойствие. Находясь в душном кабинете с двумя незнакомцами, он держался уверенно, я бы даже сказал – слишком. На его фоне глупцами казались мы, ведь это нам пришлось проделать весь этот путь и в конечном итоге услышать – вы опоздали.

Я посмотрел на Зазу. Женское лицо мялось рывками, с вязкой тяжестью переваривая услышанное. Внутри неё шла борьба, неравная, в которой смирение рано или поздно одержит победу. Мы не можем вернуться к Югову с пустыми руками. Мы обязаны во всём разобраться.

– Нам нужны доказательства, – потребовал я у Крябова.

Глава 3

Под доспехом быстро скопился пот.

Желание сорвать с себя нагрудник и расчесать когтями липкую кожу сводило с ума. Хотелось пить, но наши запасы воды остались в машине. Я кривил лицо, каждое движение вызывало зуд. Трезвость разума сохраняли новости о смерти Сергея, погрузившие меня в глубокие раздумья. Нет никакого смысла скрывать тот факт, что весть о смерти разыскиваемого нами человека меня огорчила. На кону жизнь Олега. И ниточка, ведущая к его спасению, вдруг оборвалась. А вдруг без этого Сергей Сергеевича нам ну никак не удаться спасти Олега? Неужели этот таинственный человек является неким ключом к спасению, и без него мы не сможем преодолеть ряд дверей, за которыми и прячут Олега?

Нет! Всегда есть другой выход, нужно искать лучше, придираться к каждой детали и, наконец, бросать взор не только к своим ногам.

– Душно сегодня, – произнёс Крябов, – надеюсь – к дождю. Я бы предложил вам присесть, но боюсь вы своими доспехами можете испортить мою мебель. Но я буду плохим хозяином, если не предложу вам водички?

Он вскидывает руку и указывает тонкой ладонью на графин с водой.

Я сглатываю слюнку. Комбинезон под доспехом кажется совсем мокрым. Вообще, предлагать свою собственную воду кому попало – непозволительная роскошь. Делиться водой не принято, только в экстренных случаях. Видимо, у графа дела с питьевой водой обстоят куда лучше, чем у местных, собирающихся с пустыми тарами в огромные очереди под палящим солнцем.

От предложенной воды мы отказались.

В своём чуть помятом костюме Крябов подходит к наглухо запертым окнам, за которыми открывается прекрасный вид на густые леса и водонапорную вышку, коих здесь дюжина, и каждая может собрать почти тысячу литров дождевой воды. Закряхтев, он раскрывает одну из створок, впуская внутрь кабинета лёгкий сквознячок. Первый же порыв ударяет в стол позади Крябова и срывает с верхушки стопки бумаг листок. Он еще не успел упасть на пол, как Крябов громко заявляет:

– Я подниму!

Он делает шаг нам на встречу, но Зазуля уже нагнулась и подняла листок с пола. Её глаза успели скользнуть по нескольким cтрокам, прежде чем листок был грубо вырван тонкими пальцами.

– Это мои документы, – говорит мужчина в мятом костюме и возвращается к столу. – Если вы успели прочитать содержимое – я буду вынужден вас ликвидировать. Военная тайна, иначе поступить я не могу.

Честно говоря, я напрягся. Моё лицо сжалось, а рука потянулась к подсумку с гранатой. Зазуля повела руку за спину…

Раздался хохот.

Мы замерли, переглянулись. За столом хохотал Крябов, всматриваясь в ниши лица покрасневшими глазами.

– Да шучу я! – слова с трудом просачивались сквозь плену больного смеха.

Продержалось бы молчание чуть дольше, и тогда бы нам всем было точно не до смеха. Даже не знаю, как бы выглядело его лицо при виде гранаты в моей ладони. Шутник, мать его…

Губернатор Гуляйполя поймал мой серьёзный взгляд и быстро успокоился. Кожа на его лице будто окаменела, да и весь его вид в миг стал серьёзным. Продолжая заглядывать ему в глаза, я говорю:

– Вернуться к Югову с пустыми руками мы не можем, нам нужны доказательства смерти Сергея Сергеевича.

– Доказательства какого рода вам нужны, у меня имеется свидетельство о его смерти.

– Нет, нам нужно что-то более существенное. Желательно останки тела. Подойдёт рука, а лучше – голова.

Пришло время наших шуток.

Граф напрягся. Нахмурив брови он спрашивает:

– Вы шутите?

– Нет, – отвечаю я. – Мы обязаны представить Югову хоть что-то. Понимаете?

Лицо Крябова дёрнулось от удивления, он кладёт руки на стол и пожимает плечами.

– Тогда вам придётся самим отыскать его останки, – говорит он. – и в этом я не смогу вам помочь.

– Отыскать? – переспрашивает Зазуля. – Он не был захоронен?

– В серой зоне людей не хоронят. Вы хотя бы в курсе, кого разыскиваете? Что князь Югов рассказал вам о нём?

– Югов предоставил нам исчерпывающую информацию, – отвечает Зазуля.

– Мне только любопытно… Можно я полюбопытствую?

Крябов складывает ладони мостиком и опирает на них свой острый подбородок, не спуская глаз с Зазули. Девушка кивнула ему, не утруждая себя лишней болтовнёй.

– Зачем Югову судить его в Мелитополе?

– Судить? – вырвалось у Зазули, и это точно было лишним.

– А что еще можно сделать с преступником? С бунтовщиком! И, наконец, с предателем!

Пришлось состроить серьёзное лицо, чтобы хоть как-то скрыть удивление от услышанного. Таких подробностей Югов нам точно не сообщал, и возникает вопрос: а сам князь в курсе обвинений, выдвинутых нашему поисковому объекту?

– Вы сообщали Югову? – спросил я.

– Нет. У нас каждый день происходят несчастные случаи на шахтах, случаются и летальные исходы. Мне что, теперь о каждой смерти оповещать князя? Или он был кем-то особенным для Югова?

Этот Михаил Владимирович начал копать в нашу сторону. Сейчас тот момент, когда мы должны сломить его напор и забрать инициативу в свои руки.

– Вы сказали, что он погиб, – утвердительно заявляю я. – Верно?

– Я сказал, что он мёртв, а при каких обстоятельствах наступила смерть – мне не ведомо. Да и нет никакого желания вдаваться в детали. Собаке собачья смерть.

– Допускаете ли вы, что его могли убить? – спрашивает Зазуля.

– Допускаю, – отвечает Крябов, бегая глазами по кабинету. – Я всё допускаю. Его могли убить. Он мог погибнуть. Его могли убить дикие звери. Он мог нажраться до беспамятства и захлебнуться собственной рвотой. И такое бывает. Мне доложили, что он мёртв. А при каких обстоятельствах – я не стал выяснять. Возможно, и зря, видя на ваших лицах непонимание.

– Почему вы назвали его предателем? – спрашиваю я. Для такого обвинения нужны довольно веские доказательства, видимо случилось действительно что-то существенное.

– Я на допросе? – уточнил у меня мужчина, утирающий платком пот со лба.

– Нет. – бросила ему Зазу. – Но вы же понимаете всю серьёзность происходящего. Нас послали не просто так. И если сейчас вы не на допросе, то это может произойти в скором времени.

– Он пытался захватить шахту, – выдохнул Крябов, поглядывая на нас исподлобья. – Собрал людей и устроил бунт. Его поведение… его поступок был неприемлем. Вопрос необходимо было решить в кротчайшие сроки. У меня люди каждый день должны получать воду по талонам! У меня, наконец, посевная в самом разгаре!

– И вы не доложили об этом Югову? – с удивлением спросила Зазуля.

– О чём? О чём я должен был доложить? О бунтовщике? Написать в депеше, что я жду дальнейших распоряжений и ждать ответа как минимум неделю?

– Мы добрались до вас за пару часов.

– Местная канцелярия работает куда медленнее.

И то верно. В принципе упрекнуть его не в чем, если всё, что он говорит – правда, то его поступок оправдан. Даже больше; его поведение в сложившейся ситуации можно расценивать как поведение настоящего губернатора, пекущегося за жизни вверенных в его руки местных жителей. Однако, у меня были подозрения. Его речь совсем не вязалась с мимикой лица и жестами рук. За свою долгую жизнь я научился без ошибочно отличать лжецов от тех, кто говорит правду. И вот этот Михаил Владимирович нам явно что-то не договаривал.

– И ваши люди убили его? – спросил я.

Мои вопросы начинали раздражать Крябова. Это было заметно в его поведении. Он встал из-за стола и начал наворачивать круги, то поглядывая в окно, то бросая на нас взгляд полного негодования. Его костюм заметно увлажнился, огромное мокрое пятно расползлось по спине и даже успело несколько раз подсохнуть, оставив на ткани белёсую тень солевого пота.

– Мои люди никого не убивали. Они должны были только решить с ним вопрос.

– И как они его решили?

– Ни как. Когда они прибыли на место, оказалось, что Сергей Сергеевич успел подорваться на мине. Рабочие указали место подрыва, но добраться туда оказалось невозможным. Минное поле. Понимаете?

– Прекрасно, – бросил я.

– И где это место? – спросила Зазуля.

– Я не знаю, – разводит руками Крябов.

– А кто знает?

– Боюсь, найти их будет не так просто…

– Мы постараемся.

– Нет, вы не понимаете. Мои люди постоянно находятся в серой зоне, занимаются охраной шахт. Конечно, есть ротация, кто-то приезжает сюда на отдых, кто-то, наоборот, уезжает. Искать тех, кто именно был на месте подрыва – это как искать иголку в стоге сена.

Дело дрянь. Найти свидетелей будет практически невозможно. Да я больше, чем уверен, найди мы хотя бы одного очевидца – и он точно не станет нам указывать точку. Граф всеми возможными способами пытается не допустить нашего присутствия в серой зоне, так что говорить о его людях. Немые, слепые, глухие. К сожалению, придётся признать, что поиски останков Сергея Сергеевича отнимут у нас столько времени, что Олег умрёт не от рук Фишеров, а просто от старости. Придётся Югову смириться с фактом смерти Сергея без веских доказательств.

Мне бы хотелось перейти к следующей теме нашего визита, но у меня еще оставалось немного вопросов, ну так, чтобы полностью убрать все пробелы.

– Когда узнали о его смерти? – спрашиваю я.

– Дней сорок назад.

– Как удачно мы приехали, на сороковой день, – улыбнулся я, однако Зазу не разделяла моего веселья, поглядывая на высокого мужчину в мятом костюме хмурым взглядом.

– Да, – тянет Крябов. – Мне жаль, что вы уезжаете с пустыми руками. Честно. Если бы я мог – я бы помог вам. Но сами видите, это невозможно.

– Но кое в чём вы нам все же поможете, – говорит Зазуля, чем вынуждает лицо губернатора накинуть искусственную маску глубочайшей заинтересованности.

– В чём же? – спрашивает он. – Еда, вода… просите что угодно.

– Спасибо, но припасов у нас вдоволь. А вот ваши документы я с удовольствием изучу.

– Мои документы? – голос мужчины дрогнул, тонкие брови потянулись друг к другу, бросая тень на блеснувшие в испуге глаза. – К моим документам вы не имеет права прикасаться…

– Имею, – заявляет Зазуля и сразу же достаёт из подсумка на поясе еще одну бумагу.

Взгляд Крябова наполнился ужасом, когда он увидел сложенный пополам листок, медленно тянущийся к его лицу. Дрожащими пальцами он забирает его, раскрывает. Видимо, мы нашли довольно слабое место, для него эта депеша куда хуже нашего вмешательства в дела с Сергеем. То, что мы откапали бы в серой зоне, куда меньше принесло бы проблем, чем содержимое этого письма.

Сложив листок пополам, Крябов протянул его обратно Зазуле. Ненадолго мы все погружается в тишину. Можно было бы даже услышать чужие мысли, если бы не жужжание маслянистых мух, кружащих рядом с окном и над поникшей головой Крябова.

– Хорошо, – нарушает молчание Михаил Владимирович. – Но вам не хватит дня на проверку всех документов. Плюс, мне нужно подготовить всё, а вам уже нужно уезжать…

– Мы остаёмся. Если нужно два дня – мы потратим два дня.

– Но у нас негде вас разместить.

– Не переживайте, – говори Зазуля, не скрывая улыбки, – мы переночуем в своей машине.

На лицо губернатора легко любопытство, он вскочил с кресла и подошёл к окну. Высунувшись наружу, голова мужчины принялась пристально что-то выискивать на улице, бросая взгляд во все стороны. Недолго он искал заинтересовавший его предмет. Присвистнув, он ввалился обратно в кабинет и повернулся к нам.

– Отличный БТР, на скольких сердцах работает? Или у Югова еще остались запасы топлива?

– Завтра я отберу четырёх жителей, – в голосе Зазы чувствуется тяжесть, она проигнорировала вопрос графа, или страстно желала, чтобы ответ он увидел в её тяжёлом взгляде. – Проведу короткий опрос – стандартная процедура. Вы должны быть в курсе.

– Да-да. Я всё пониманию, и, конечно же, препятствовать вашей работе не собираюсь. Мне нечего скрывать от вас, я живу по совести. Благополучие граждан и их процветание у меня на первом месте!

– Я и не сомневаюсь, – подмечает Зазу, – но можно узнать, что за очередь собралась у ваших ворот?

– Очередь? Какая?

– Из людей, – уточняет Зазу. – Точнее – из одних женщин.

– Ах, эти. Женщины… Они стоят у ворот с самого утра, ждут, когда приедет машины с водой. Всё как всегда, ничего не обычного.

Зазулю явно не удовлетворил ответ. Мы вместе видели этих женщин, и вид их мягко сказать был не здоровым, скорее болезненным: уставшие глаза, сухие губы, бледноватая кожа – что странно, с учётом постоянной работы на солнце.

– А по какой причине образуется очередь? – Зазуля всё же решила копнуть глубже.

Крябов опустился в кресло с видом очень заинтересованного человека. Поставил локти на стол, подбородок снова уронил на сложенные ладони.

– По причине того, – говорит он, растягивая слова, – что воды может всем не хватить. Но в этом нет ничего не обычного.

– Разве? – удивилась Зазу, да и я был удивлён не меньше.

Получается, что в посёлке люди могли страдать от жажды, а это может рассматриваться как саботаж на территории нашего княжества. Немыслимая халатность. Любой губернатор, столкнувшись с проблемами поставок воды, обязан первым делом уведомить Югова. Гуляйполе находится на границе с серой зоной и является неким плацдармом между нашем княжеством и землями Зверобоевых. А сейчас мы узнаём, что половина населения истощена! Они не то, чтобы оружие не смогут держать в руках, как они грядки будут полоть, как урожай собирать. А если об этом прознает враг? Отличная брешь в обороне наших земель.