«Черный Дракон на моей коже»

Я остался один. Глубокая, животная ярость моего дракона медленно переплавлялась в нечто иное – в тяжелую, непоколебимую, почти отчаянную решимость. Он не отступит. Он не может отступить.

А значит, и я не могу.

Она выбрала войну против самой нашей природы? Против связи, которую она даже не осознает? Что ж. Мы дадим ей эту войну. Но это будет не осада. Это будет завоевание. Медленное, неотвратимое, беспощадное. У меня появилась цель – заставить ее принять. Принять меня. Принять себя. Принять этот проклятый, прекрасный, вечный выбор, который уже сделан за нас обоих.

Мериана

Дверь захлопнулась за его спиной, и звук этот прозвучал громче любого грома, грохотавшего над замком. Я не двинулась с места, застывшая, как статуя, в центре комнаты, вся сжавшись в комок, пока эхо от его шагов не затихло в глубине коридора.

И тогда ноги сами подкосились. Я не упала, а скорее сползла по резной дубовой панели стены, чувствуя, как холодное дерево впивается в спину сквозь тонкую ткань ночной рубашки. Колени подтянулись к груди, и я закрыла лицо руками, как будто могла спрятаться от самой себя, от того, что только что натворила.

Тишина в комнате была оглушительной. Она давила на уши, звенела в висках. А в голове, снова и снова, как заевшая пластинка, прокручивались мои собственные слова. Холодные, острые, отточенные как бритва. «Секс. Физиологический акт. Не более того.» Каждое слово было ножом, который я вонзила не в него. В себя.

– Дура! – прошипела я в свои ладони, сжимая пальцы так, что ногти впились в кожу лба. – Глупая, испуганная дура!

Ненависть – горячая, едкая, всепоглощающая – подкатила к горлу комом. Ненависть к самой себе. К своему страху. К этой чудовищной, животной панике, что заставила меня оттолкнуть его, причинить ему боль, лишь бы он не увидел, как он мне нужен. Как его прикосновения, его доверие, его… его понимание разорвали все мои защиты вдребезги и добрались до самой сердцевины, до той одинокой, замерзшей девочки, что до сих пор сидела в сугробе и ждала смерти.

Он вошел туда. В самое сердце моей крепости. Не силой, не магией. А какой-то своей… нерушимой, драконьей уверенностью. И увидел меня. Настоящую. Не Главу клана, не Некромантку. А просто… меня. Испуганную, израненную, отчаянно жаждущую тепла.

И я испугалась. Испугалась так, как не боялась ни Вальтазара, ни самой Матери Тьмы. Потому что они могли отнять у меня жизнь. А он… он мог отнять мою броню. Мое единственное укрытие. Он предлагал что-то гораздо более страшное, чем смерть. – Надежду. Доверие. Любовь.

Любовь. Это слово обожгло изнутри, заставив сжаться еще сильнее. Любовь – это слабость. Это ахиллесова пята. Это то, что используют против тебя. То, ради чего предают. То, из-за чего умирают. Я строила свою жизнь, свою империю, свою силу на том, чтобы у меня не было слабых мест. А он… он стал моим слабым местом за несколько дней. Моим самым уязвимым, самым болезненным местом.

И я, как последняя трусиха, набросилась на него. Оскорбила. Унизила. Попыталась превратить ту ночь, тот невероятный, пугающий и прекрасный момент чистоты, между нами, в нечто грязное и незначительное. Я пыталась убедить его, но в первую очередь – себя. Убедить, что это ничего не значит.

Но это была ложь. Гнусная, отвратительная ложь.

То, что было между нами… это было важно. Важнее, чем любой артефакт, чем любая война. Это было настоящее. Первое по-настоящему настоящее чувство в моей жизни после того дня, когда умерла мама.

Я позволила ему войти в свою душу. Позволила себе довериться. Позволила себе почувствовать. И вместо того чтобы защитить этот хрупкий, только что родившийся росток, я сама уничтожила его своими же руками.

По щекам текли слезы. Горячие, злые, беспомощные. Я не плакала от боли. Я плакала от ярости на саму себя. Я предала его. И предала ту часть себя, что осмелилась на мгновение поверить, что может быть что-то хорошее. Что может быть он.

Теперь он ненавидит меня. И он имеет полное право. Я видела боль в его глазах, прежде чем в них вспыхнул гнев. Боль, которую причинила ему я. Та, кого он… к кому он, казалось, был готов проявить снисхождение.

Я осталась сидеть на холодном полу, прижавшись лбом к коленям, и слушала, как в замке просыпается жизнь. Где-то вдали звякнула посуда, послышались сдержанные шаги прислуги. Мир жил своей жизнью, а мой застыл в точке невозврата.

Он не вернется. Не будет больше смотреть на меня с тем смесью язвительности и странной нежности. Не будет дразнить. Не будет спасать от кошмаров. Не будет смотреть сквозь все мои маски.

И это было именно то, чего я хотела, верно? Остаться одной. В безопасности. В привычном, холодном одиночестве своей крепости.

Почему же тогда внутри было так пусто и так чертовски больно?

Я медленно подняла голову, вытирая лицо тыльной стороной ладони. Слезы были признаком слабости. А слабость нельзя позволять себе надолго.

Нужно было двигаться. Действовать. Готовиться к встрече с Илтерилом. Делать то, ради чего мы сюда приехали. Защищать свой город. Своих людей.

Я поднялась на ноги, чувствуя, как тело ноет от напряжения и невысказанных эмоций. Подошла к зеркалу. В отражении смотрела на меня бледная, заплаканная женщина с глазами, полными отчаяния и злости. Та самая девочка из сугроба.

– Соберись, – приказала я своему отражению хриплым шепотом. – Ты все испортила. Прими это. И живи дальше. Одна. Как и всегда.

Но даже произнося эти слова, я знала – ничего уже не будет как всегда. Он впустил в меня свет. И теперь, когда он ушел, внутри осталась не просто тьма. Осталась пустота, которую он осветил. И от этого было еще больнее.

Я глубоко вдохнула, выпрямила плечи и потянулась к гребню на столе. Предстоял долгий день. Нужно было выглядеть безупречно. Холодно. Непробиваемо. Как Королева Теней, а не как испуганная девочка, только что потерявшая единственную вещь, которая имела значение.

Ледяные струи душа смыли следы слез, но не смогли смыть тяжесть с души. Я стояла, упершись ладонями в кафель, позволяя воде бить по затылку, пытаясь привести в порядок не тело, а мысли. Одна. Всегда одна. Так было, есть и будет. Это – мой путь, и я сама выбрала его, оттолкнув единственного, кто… Нет. Нельзя об этом. Нельзя.

Завернувшись в жесткий, безразлично-белый полотенечный халат, я вернулась в спальню. И замерла на пороге.

На моей кровати, на идеально заправленном черном бархате, лежало новое «послание». На этот раз не одно платье-провокация, а целая радуга. Платья всех цветов и оттенков – ядовито-розовое, кислотно-зеленое, ослепительно-желтое, небесно-голубое. Шелк, атлас, парча, усыпанные блестками, перьями, стеклярусом. Они лежали горой, кричащей, вульгарной, безвкусной грудой, каждое – насмешка, каждое – укол в мое и без того растерзанное самолюбие. Лилия не унималась. Она, как хищница, будто учуяла кровь, слабину после утреннего конфликта с Рейвеном, и решила добить.

Минуту назад во мне была лишь усталая пустота. Теперь ее сменил холодный, безразличный гнев. Ярость, которую не хочется выкрикивать, а хочется воплотить в действие. Медленное, методичное, неотвратимое.

Я не стала кричать, рвать эти тряпки. Не стала звать служанок, чтобы убрали это безобразие. Я подошла к камину, где уже тлели угли от ночного огня, и бросила в него несколько свежих поленьев. Огонь с жадным треском вспыхнул, озарив комнату оранжевым светом.

Затем я повернулась к кровати. Без всякой поспешности, с мертвой, почти ритуальной точностью, я стала брать одно платье за другим и бросать их в огонь. Шелк шипел и съеживался, перья вспыхивали яркими факелами, блестки плавились с едким дымом. Я наблюдала, как гибнет эта безвкусная красота, это насмешливое «гостеприимство». В отблесках пламени мое лицо было неподвижным и холодным.

Когда последнее пятнистое платье превратилось в пепел, я подошла к своему массивному, черному походному сундуку. Щелкнули сложные замки. Внутри, аккуратно уложенное, лежало мое настоящее «платье». Не для балов. Для войны.

Комбинезон из усиленной кожи, снятой со спины Твари из Сумеречной Тьмы, что я убила собственными руками в прошлом году на третьем уровне сумеречной тьмы. Кожа была темной, как сажа, и жилистой, шероховатой на ощупь, до сих пор хранящей слабый запах праха. Она была прочнее любой стали и не бралась ни огнем, ни ядом. На груди и плечах – вплавленные пластины из закаленного обсидиана, взятого из сердца вулкана. Это была не одежда. Это были вторые кожа и доспехи. Моя униформа. Моя настоящая кожа.

Я облачилась в нее с привычной, быстрой эффективностью. Знакомый вес на плечах, плотное прилегание к телу успокаивали, возвращали чувство контроля. Я – не кукла для переодевания. Я – оружие.

Затем я подошла к окну, распахнула его настежь, впуская влажный утренний воздух. Я закрыла глаза, погрузившись в ту самую Тьму, что жила внутри, та, что так напугала меня этой ночью. Но теперь я не боялась ее. Я повелевала ею.

Я протянула руку, и из моей ладони, из теней у подножия стены, потянулись тонкие, черные, живые побеги. Они впились в камень, заставляя его трещать, ища соки жизни в мертвой породе. И они нашли их. С хрустом, будто ломая кости, из трещин в камне пробились стебли, черные и глянцевые, как крылья жука. На их вершинах один за другим распустились цветы. Паучьи лилии. Мои любимые цветы. Ядовитые, прекрасные, смертельные. Их лепестки были цвета запекшейся крови, а тычинки источали тонкий, сладковатый аромат, от которого кружилась голова.

Я сорвала семь цветков. Семь. По числу смертных грехов, что вели меня по жизни.

Гордыня. Та, что не позволила мне признаться в слабости.

Жадность. С которой я жаждала его тепла, но боялась отдать свое.

Гнев. Что я обрушила на него.

Зависть. К его силе, к его уверенности, к его способности быть собой.

Похоть. Что заставила меня отдаться ему вчера.

Чревоугодие. С которым я жаждала его внимания, его взглядов.

Уныние. Что тянется за мной черной тенью с самого детства.

Я вплела каждый цветок себе в волосы, создавая мрачную, ядовитую корону. Пусть видят. Пусть знают, с кем имеют дело. Не с нарядной куклой, а с грешницей, что может вырастить смерть на голом камне и носить ее в волосах как напоминание самой себе.

В этот момент в дверь постучали. Тихо, но уверенно.

– Леди Крафт? Это Илва. Лорд Рейвен поручил нам быть к вашим услугам. Разрешите помочь?

Голос был спокойным, уважительным. Не подобострастным, как у служанок Лилии. Это были его люди. Те, кого он прислал. Его молчаливое напоминание, что его защита – или его надзор? – все еще действует.

Я распахнула дверь. Илва, увидев меня в полном боевом облачении, с короной из ядовитых лилий в волосах, лишь чуть приподняла бровь. Ни страха, ни осуждения. Лишь профессиональная оценка обстановки.

– Ваши услуги не требуются, – сказала я ровным, холодным тоном. – Но передай своим – всем своим – что я жду моих людей в столовой через десять минут. И что если на моем пути еще раз появится что-то розовое или перьевое, я не стану жечь. Я начну сажать в горшки тех, кто это принес. Понятно?

Илва склонила голову в почтительном, но не рабском поклоне.

– Будет исполнено, леди Крафт. И… прекрасные цветы. Очень… вам идут. В ее голосе звучала не лесть, а констатация факта.

Она развернулась и удалилась бесшумной, уверенной походкой.

Я захлопнула дверь, в последний раз окинула взглядом свое отражение в зеркале. Королева Теней в короне из грехов. Так лучше. Так безопаснее.

И через десять минут ровно я вышла в коридор, чтобы идти на завтрак. Готовая к войне. Со всеми. С его мачехой. С ним. И с семью грехами, что цвели у меня в волосах, напоминая, кто я есть на самом деле.

Столовая Дарквейнов была пуста и безмолвна. Утренний свет, бледный и холодный, цеплялся за пылинки, танцующие в воздухе, словно не решаясь по-настоящему осветить это помещение для тихих, семейных трагедий. Я выбрала место не в центре и не во главе, а сбоку, откуда был виден и вход, и все окна. Старая привычка – всегда держать спину прикрытой и видеть угрозу до ее приближения. А угроз здесь хватало. Начиная от изысканной сервировки и заканчивая призраком собственной глупости, притаившимся у меня за спиной.

Моя тень, отброшенная на стену, казалась неестественно длинной и острой. Я поймала себя на том, что сижу идеально прямо, спина – струна, пальцы сцеплены на столе перед собой. Поза командира перед казнью.

Я поймала взгляд одного из немых слуг-драконидов, застывшего у буфета словно очень дорогое и очень унылое украшение.

– Виски, – бросила я, и мой голос прозвучал хрипло, но уверенно.

Слуга-драконид, чье лицо было неподвижным, как маска из полированного камня, лишь чуть склонил голову. Его движения были беззвучны и механически отточены. Через мгновение на столе передо мной стоял тяжелый хрустальный стакан с золотистой жидкостью, пахнущей дымом, дубом и дорогим забвением. Я не стала растягивать ритуал, одним движением опрокинула половину содержимого в себя. Огонь прожег горло, разлился по жилам теплой волной, пытаясь растопить ледяную скорлупу внутри. Бесполезно. Мой внутренний холод был сильнее.

Дверь в столовую распахнулась с тихим скрипом, впуская моих личных катастроф. Они ввалились не строем, а именно что ввалились – громко, хаотично, неся на себе следы бессонной ночи и утреннего похмелья.

Доминик шел первым, в идеальном, но слегка помятом костюме цвета мокрого асфальта. Его обычно безупречная прическа была сбита набок, а под глазами лежали фиолетовые тени. Он поймал мой взгляд и мгновенно ожил, его актерская натура тут же включила режим «безупречный мажордом».

– Утра, кэп! – он щелкнул каблуками и сделал изящный, почти клоунский реверанс. – Явление твоего величества к скромной трапезе заставляет сиять эти древние стены ярче тысячи солнц! И… о боги, – его взгляд упал на мою голову, и на лице появилось неподдельное восхищение. – Новый аксессуар? Зловеще. Смертоносно. Безумно дорого выглядит. Где заказала? У местного флориста-садиста?

Крис, бледный как полотно и двигающийся с осторожностью человека, несущего в себе хрупкую бомбу, просто пробормотал:

– Кофе. Черный. Густой, как мои жизненные ошибки. И чтобы плавал ложка. А лучше две. – Он повалился на стул рядом и уронил голову на сложенные на столе руки.

Бьена, напротив, сияла неестественной, лихорадочной энергией. Ее глаза бегали по комнате, считывая данные с невидимых дисплеев.

– Тут Wi-Fi просто божественный! – выдохнула она, ее пальцы нервно барабанили по столу. – Я уже скачала всю открытую библиотеку Дарквейнов, три архива городских камер и… э-э-э… их семейное фото за 1523 год. Драконы в камзолах – это что-то, я вам скажу. – Она вдруг заметила мои цветы и замолчала на секунду. – Круто. Очень… ретро-готик. Напоминает мою первую веб-камеру.

Север появилась из тени за моим стулом, как призрак. Она молча осмотрела мою ядовитую корону, потом медленно, одобрительно кивнула.

– Ядовитые, как ты сам, – с усмешкой констатировала она.

Я сделала еще один глоток виски, чувствуя, как его тепло наконец-то начинает пробиваться сквозь лед.

– Веселье и прыть в сторону, – голос прозвучал хрипло, но властно, заставив всех замолчать. – Садитесь. Есть работа.

Они мгновенно подчинились, принявшись за еду с видом людей, которым перепала передышка между боями. Я наблюдала за ними, за этой шумной, преданной, абсолютно безумной семьей, которую я сама и создала. Они были моим якорем. Моей единственной реальностью в этом опоясанном драконами кошмаре.

– Илтерил ждет нас сегодня, – начала я, отодвинув пустой стакан. – Мы идем к нему не как просители. Мы идем как сторона, предоставляющая уникальный образец для исследования. Наши условия – полный доступ ко всем его выводам, копии всех записей и наше непосредственное участие в процессе.

– О, я уже обожаю этого дедушку! – всплеснула руками Бьена. – У него в мастерской такой вентиль древний стоит! Прямо как в том голопункте, который мы взламывали в прошлом году! Думаю, я смогу…

– Не сможешь, – обрезала ее я, – Пока мы тут никаких семейных выпадов, нас принимают вынужденно, не забывайте, что мы на территории тех, кто при первой возможности сожжёт нас живем просто за наше существование!

Тишина в столовой повисла густая, как смог над Блэкстоуном. Даже Крис перестал стонать, его похмельный мозг с трудом переваривал масштаб угрозы.

Доминик первым нарушил молчание. Он медленно отпил кофе, поставил чашку с идеально выверенным щелчком.

– Понятно. Значит, играем в «вежливых гостей» с зубами, прижатыми к горлу. – Его взгляд скользнул по моей короне из лилий. – У нас хороший козырь. Они видели, на что ты способна. И видели, что наследник на твоей стороне. Это меняет расклад.

– Наследник, – я произнесла это слово с ледяной четкостью, – сейчас является частью проблемы, а не решения. Утром мы… исчерпали тему личного взаимодействия. Теперь это чисто деловые отношения. – Я поймала удивленный взгляд Доминика и холодный, аналитический – Север. – Не отвлекаемся. Не провоцируем. Работаем.

Бьена уже яростно печатала что-то на своем планшете, ее глаза горели.

– Я слила в общий доступ все, что нашла по Илтерилу. Его публикации, патенты, даже меню в столовой за последние пять лет. – Она сделала паузу, на ее лице появилось что-то похожее на уважение. – Он… гений. Безумный, опасный, но гений. Его работы по стабилизации межпространственных разрывов лет на пятьдесят опережают все, что я видела. Если кто и сможет разобраться с нашим «подарочком», так это он.

– И его слабость? – спросил Доминик, доедая омлет. – У каждого гения есть слабость. Тщеславие? Любовь к древностям? Дорогой алкоголь?

– Кошки, – безразличным тоном сообщила Север. Все взгляды устремились на нее. – В его покоях живут тринадцать кошек. Сфинксы. Лысые. Он называет их «идеальными биологическими машинами». – Она помолчала. – Я могла бы украсть одну. Для переговоров.

– Нет! – хором выдохнули я и Доминик.

– Пока что придержим кошачий козырь, – сухо парировала я. – Фрея сообщила, что встреча назначена на полдень в его личной мастерской в Северной башне. Это его территория. Там свои правила. Бьена, твоя задача – вести запись и сканировать все, до чего дотянется твоя техника. Доминик – обеспечивать протокол и следить за языками. Крис – быть нашим «очаровательным» щитом. Если что-то пойдет не так, устраивай диверсию. Север…

Она смотрела на меня своими пустыми глазами, ожидая приказа.

– Ты – моя тень. Ни на шаг. Если Илтерил или кто-то из его помощников посмотрит на меня косо… действуй по обстановке. Без фанатизма.

Уголки губ Север дрогнули в подобии улыбки.

– Можно просто пригрозить кошке? Очень тихо. Чтобы никто не услышал.

Я вздохнула, чувствуя, как головная боль нарастает.

– Начни с угроз. Потом посмотрим. – В этот момент массивная дверь в столовую снова распахнулась. В проеме, залитый утренним светом, стоял он.

Рейвен.

Он был облачен в строгий костюм цвета воронова крыла, который идеально сидел на его мощной фигуре. Его лицо было отполированной маской холодной учтивости. Ни тени усталости, ни намека на ту ярость, что бушевала в нем несколько часов назад. Только ледяное, непробиваемое спокойствие наследника, готовящегося к рабочему дню.

Его взгляд скользнул по моей команде, задержался на моей короне из лилий на долю секунды дольше, чем требовалось, но в его глазах не вспыхнуло ни удивления, ни гнева. Лишь легкая, почти незаметная усмешка, будто он говорил: «Ну что, взялась за старое?».

– Леди Крафт, – его голос прозвучал ровно, вежливо и абсолютно бесстрастно. – Старейшина Илтерил готов принять нас. Если вы и ваша… команда закончили с завтраком, предлагаю выдвигаться. Северная башня не близко.

Он не смотрел на меня. Смотрел куда-то в пространство над моим плечом, как на подчиненного, которого торопят с отчетом.

Что ж. Так даже лучше.

Я медленно поднялась, чувствуя, как за спиной замирают мои люди.

– Мы готовы, – мой голос прозвучал так же холодно и ровно. – Ведущую беседу беру на себя. Ваша задача, лорд Дарквейн, – обеспечить наш беспрепятственный доступ и оградить от… внешних помех.

Он кивнул, коротко и четко.

– Разумеется. За мной.

Он развернулся и вышел, не удостоив нас больше ни взглядом. Его спина была прямой и неприступной.

Я двинулась следом, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Игра началась. И на кону было не только знание, скрытое в том ларце. На кону была моя власть, мой город и остатки той хрупкой, безумной надежды, что, возможно, еще теплилась где-то глубоко внутри.

А вокруг, сплетенные в моих волосах, семь смертных грехов беззвучно шептали, что назад пути нет.

Рейвен шагал впереди, не оглядываясь. Его силуэт, отбрасывал на стены причудливые, живые тени, казавшиеся куда более одушевленными, чем его застывшее, абсолютно бесстрастное лицо. Каждый его шаг отдавался глухим, мерным эхом по выложенному темным мрамором коридору, словно отбивая такт для нашего мрачного шествия.

Мы шли за ним молчаливым, плотным строем. Воздух между нами был густым и тяжелым, напряженным от невысказанных вопросов. Я чувствовала спиной, как Доминик каждым мускулом готов ринуться в бой, как пальцы Север уже лежат на рукоятях кинжалов, а Бьена нервно перебирает край своего плаща, ее взгляд лихорадочно скачет по стенам, изучая каждую защитную черту.

Северная башня Илтерила возвышалась на самом краю скалистого уступа, древняя, седая, будто высеченная из самой горной породы ветрами и временем. Её острый шпиль терялся в низких свинцовых облаках, таких же как вечно нависавших над Блэкстоуном. Воздух здесь был другим – холодным, разреженным и наполненным звоном чужой, древней магии. Она висела плотным покрывалом, давила на виски, заставляя мою собственную, темную и хаотичную, сжиматься в комок. Это была магия порядка, законов и неумолимого, холодного долголетия. От её прикосновения чернильный дракон на моем запястье едва заметно шевельнулся, выражая глухое раздражение.

Тяжелые дубовые двери, испещренные сложными, переплетающимися защитными символами, бесшумно поползли в стороны, едва Рейвен приблизился к ним. В проёме, залитом сиянием голубоватых кристаллов, застыл стражник в латах из отполированного до зеркального блеска бледного металла. Его лицо скрывал глухой шлем, в прорези которого не было ничего, кроме густой тьмы.

– Лорд Дарквейн, – голос стража прозвучал глухо, металлически, словно доносясь из-под толщи воды. – Старейшина ждёт. Только вас и леди Крафт. Остальные – остаются.

Доминик сделал резкий шаг вперед, его плечи напряглись, а рука непроизвольно дрогнула у скрытого под курткой оружия.

– Мери… – в его голосе прозвучало предупреждение и тревога.

Я обернулась и положила руку ему на предплечье, чувствуя под пальцами стальную упругость его мышц.

– Здесь всё в порядке, Дом, – мой голос прозвучал тихо, но уверенно, разрезая гнетущую тишину. – Ждите здесь. Если что-то пойдёт не так… или если мы не вернемся через час… действуйте по обстановке. Без сомнений.

Север молча кивнула, ее бледное, как пепел, лицо не выражало никаких эмоций, но в глазах стояла холодная готовность. Бьена лишь глубже ушла в воротник плаща, ее пальцы уже теребили миниатюрное устройство в кармане.

Я переступила порог, и тяжесть древней магии обрушилась на меня с такой силой, что на мгновение перехватило дыхание. Воздух внутри башни был ледяным, неподвижным и чистым, словно в гробнице. Свет лился не от факелов или окон, а от самих стен – от множества вмурованных в темный камень голубоватых кристаллов, мерцавших холодным, безжизненным сиянием. Они пульсировали ровным, монотонным светом, отбрасывая длинные, искаженные тени.

Рейвен шёл рядом, не глядя на меня. Его профиль на фоне мерцающих кристаллов казался высеченным из острого, темного камня.

Нас провели в круглый зал под самым куполом башни. Помещение было пустым и огромным. В центре, на возвышении, стояло кресло, вырезанное из цельного молочно-белого кристалла, от которого исходил легкий морозный пар. В нем сидел Старейшина Илтерил.

Он был не просто стар. Он был древен. Его кожа напоминала пожелтевший, потрескавшийся пергамент старинного свитка, испещренный тончайшей вязью морщин, похожих на магические символы. Длинные, седые, почти белые волосы, тонкие как паутина, спадали на плечи, сливаясь с серебристой тканью его одеяний. А его глаза… его глаза были бледно-голубыми, как лед на высокогорном озере, и абсолютно пустыми. В них не было ни мудрости, ни доброты, ни злобы – лишь бездонная, равнодушная пустота прожитых тысячелетий.

– Рейвен, отпрыск Пепла, – голос Старейшины был тихим, шелестящим, как сухие листья под ногами, но он заполнил собой всё пространство зала, вибрируя в самой кости. – И… гостья. Некромантка. Зачем вы принесли в мой дом скверну? Вы ощущаете, как стены содрогаются от её прикосновения?