Руны земли

– Ну да, он так рьяно выступил, что тебя опередил. Впрочем, я не сомневался в твоей поддержке, тем более мой сын идет с Сигмундом. Уверен, они помогут друг другу.

– Конечно. Я надеюсь еще и Хотнега уговорить, чтобы отпустил сына с нашими парнями. Четыре человека от годорда – вполне приличная подмога для Сигмунда будет.

Парни выставили щит на трех жердях, с пятидесяти шагов в него попали многие. Передвинули цель еще и еще раз, но Инги и Эйнар выжидали, пока не останутся самые лучшие стрелки.

Гутхорм объявил награду победителю: одна рабыня на выбор из пары тех, что привезены им сюда. Зрители возбужденно зашумели. Соперники переглянулись.

* * *

Мальчишки отодвинули цель на сто шагов. Наконец началось главное соревнование. Хельги подумал, что составной лук, захваченный им много лет назад на Данпе, вероятно, тяжеловат для сложения и возраста Инги, а пять оставшихся стрелков были опытны и сильны.

Все стрелы Инги попали в цель. Но и другие стрелки не промахнулись.

Зрители решили, что щит надо передвинуть. Мальчишки гурьбой бросились исполнять решение, попутно выясняя, кто имеет больше прав на столь важное задание.

Снова приготовились стрелки, прислушиваясь к легкому ветерку, пришедшему с запада. Стреляли в том же порядке, и после подсчета промахов на линии стрельбы остались только Хуурту-охотник, Эйнар и Инги.

Тут появилась Илма, и Хельги проводил ее взглядом в то время, как она проталкивалась сквозь толпу молодежи к Инги. Прижалась к нему, не стесняясь, пока он ждал своей очереди. Принесет ли удачу ее близость? Все наперебой рассказывали ей, какой Инги молодец, и Илма улыбалась так, словно это она поразила всех своей меткостью. Хельги прищурил желтый глаз, глядя на невесту сына, и поэтому пропустил, как Эйнар быстро и метко послал свои стрелы в цель. Инги и Хуурту также не промахнулись.

Снова передвинули щит. Ветерок усилился, и оставшиеся три стрелка, поднимая носы, стали еще внимательнее прислушиваться к движениям воздуха.

Первым вышел из толпы братьев и зрителей Эйнар. Последняя стрела ушла далеко в сторону, и Эйнар, не очень приветливо окинув взглядом соперников, отошел к своим. Ветер увел и одну из стрел Хуурту.

Хельги провел языком по губам, глядя, как Инги выходит на стрельбу: если он сейчас не промахнется, то выйдет победителем. Инги медленно и твердо поставил ноги на линии, положил стрелу, взглянул на цель, поднял лук, оттягивая тетиву, и тут Хельги ощутил приближение ветра, не сильное, но отвлекающее. Так и есть – Инги, видимо, решил переждать, но, передумав в последнее мгновение, отпустил тетиву. Стрела прошла рядом со щитом, но мимо. Инги, мотнув головой, снова изготовился, поднял лук и, выпустив стрелу, проследил полет – есть! Народ радостно вскрикнул, подбадривая Инги. Запрыгали с визгом Илма и ее подружки. Следующую стрелу Инги отбирал особенно тщательно, наконец изготовился, поднял лук. Сыграла тетива. Все видели, что стрела Инги должна была попасть, но, задев край, она отлетела в сторону от щита. Мальчишки побежали проверить. Да, оцарапала самый край, самый-самый край! – кричали, еще не добежав обратно.

Две стрелы Инги не попали в цель – он выбыл из борьбы. Илма, прижав руки к лицу, стояла, испуганно глядя на него, дернулась было навстречу, но, видимо, наткнувшись на его взгляд, остановилась. Двое стрелков продолжили спор.

Теперь первым вышел на линию Хуурту, придирчиво осмотрев каждую отобранную стрелу, изготовился, перестал улыбаться и, не меняясь в лице и в скорости движений, не обращая внимания на крики зрителей, послал все три стрелы в цель. Обернулся по сторонам, снова вжал голову в плечи, словно ожидая осуждения, и улыбнулся всем своей странной улыбкой.

Народ возбужденно шумел, восторгаясь меткостью малознакомого лаппи-охотника. Дети кинулись дотронуться до стрелка, девчонки улыбались и что-то говорили ему все разом.

Эйнар, подойдя к линии, подождал, пока все успокоятся, присмотрелся к щиту, уже так далеко отодвинутому, что многим было и не дострелить до него, прислушался к воздуху. Примерился, поднял лук повыше. Только две стрелы попали в цель. Эйнар посмотрел на руки, на лук, пожал плечами и, склонив голову набок, пошел к своим. На лице его блуждала улыбка – он опять победил Инги да и всех участвовавших в соревновании руотси. Тут он хлопнул себя по лбу, развернулся и первым подошел к Хуурту сказать слова одобрения. Вдвоем, окруженные толпой зрителей, они подошли к хёвдингам.

Гутхорм подтвердил награду. Зрители зашумели, одобряя щедрость херсира. Привели молодых пленниц, привезенных с Саба-йоги. Добровольные советчики придирчиво осмотрели и чуть ли не ощупали каждую с ног до головы, все наперебой советовали, какую брать. Хуурту смотрел на них растерянно.

Гутхорм тем временем заговорил с ним. Хельги пришлось помогать в переводе. Лаппи, как и все охотники, тяжело говорил на северном языке. Гутхорм спросил о южных соседях, новых вендах, переселяющихся все ближе сюда, на север. Хуурту, подбирая слова, сказал очень длинную для себя речь:

– Лес подрубят, пожгут, запашут. Не глубоко, не как ваши. Скот немного разводят на брошенных полях. Охотятся… странно охотятся, словно следующего года не будет. Найдут стадо оленей или косуль, перебьют всех. Я им говорю, зачем всех бьешь? А они смеются: другим не достанется. Реку весной перегородят, запруду устроят, рыбы набьют столько, что половина сгниет, потом весь берег тухлятиной воняет. Я им говорю, куда столько бьешь? А они говорят, рыбы много, ее не жалко. Ну, так это слова… А сколько же река может родить? Для них эти реки чужие… А чужую девку, как ни повернешь, все одно, не детей же ей твоих растить.

– Как думаешь, останешься здесь или дальше на север пойдешь?

– Посмотрим, перезимую рядом с Доброй Илмой, поброжу по лесу. Охотники говорят, здесь косули много, бобра, куницы, да я и сам вижу. Путь здесь лосиный большой, сейчас идти будут и весной пойдут.

Девушки ждали. Охотник снова повернулся к ним, не слушая советов, взял за плечо одну. Она была выше него ростом, крепкая, вовсе не похожая на рабыню, в платье с вышивкой, передник в темно-синюю полоску, серые глаза смотрели холодно и насмешливо.

– Вот эту девчонку я, пожалуй, возьму, – охотник подтолкнул ее к Гутхорму. Тот подтвердил переход рабыни в его собственность. Хельги и неревцы свидетельствовали.

– Пошли, – взял Хуурту ее за руку. – Как тебя зовут-то? Саукко, Выдра? Лучшее имя для жены охотника!

– Ты назовешь ее женой? – строго спросила Гордая Илма, оказавшаяся у них на пути.

– Если Добрая Илма говорит за нее…

– Говорю! Я знаю род ее, если не обидишь, она может принести тебе удачу, а я хорошее приданое приготовлю для настоящей свадьбы!

– Сговорились! – На лице охотника застыло выражение изумления от происходящего. – Как по первому снегу схожу на охоту, добуду лося, тогда соберу свадебный пир, приглашу свидетелей на свадьбу, так!

Гордая Илма посмотрела на Хельги. Улыбнулась. Сосед знал свое дело. Осталась дочь Саукко в этих лесах! А уж Илма постарается, чтобы свадьба была настоящая, с приданым и свадебным даром от охотника. Хотя надолго ли задержится здесь этот странник, кто знает.

Вокруг радовались зрители, девчонки и мальчишки разносили ковши с бьёром – не было ни осени, ни грядущей зимы, ни войн, ни похода заморского вождя: как всегда в игре – большое время остановилось.

* * *

Луг, протянувшийся от дома Хельги до святилища, теперь превратился в поле для игры в мяч. Появился и сбежавший было после обидного проигрыша Инги, сумрачно веселый и сосредоточенный. Участники скинули верхнюю красивую одежду, игра предстояла жаркая. Расставили игроков по силам или ожиданиям. Годи установил мяч, отошел в сторону и крикнул начинать.

Побежали навстречу друг другу парни, столкнулись так, что отлетели друг от друга, сцепились, завертелись в схватках, пытаясь откинуть мяч своим. Земля тряслась от топота и падений тел, столкновения становились все ожесточеннее, женщины визжали от ужаса и восторга, а старики-лесовики, оставшиеся зрителями, лишь качали головами – если эти парни таковы в игре, каковы же они в бою?

Мяч надо было закатить в ворота святилища, и продвижение одних вызывало сопротивление других, но после перехвата мяча только что наступавшие занимали оборону.

Радости движения и преодоления хватило ненадолго. После нескольких заносов в ворота, когда грязные, потные и радостные игроки уже достаточно измотались, набили шишек и синяков, игроки преувеличенно замученными голосами стали требовать выпивки.

Годи, следивший за соблюдением правил во время игры, набегавшийся вместе со всеми, поднял руку и, окинув взглядом притихшую толпу мужчин и мальчишек, спросил Гутхорма:

– Согласится ли херсир помочь завтра в одном деле? Если дело удастся, Гутхорм с людьми могут остаться сверх обычного срока и попировать еще пару дней.

– Какое же дело требует помощи херсира? – приосанился Гутхорм, измазанный грязью до самой макушки.

– Огонь без новых дров пожирает себя, вода без притока застаивается и портится, – начал издалека Хельги.

– Красиво говоришь, Хельги, – догадался по зачину Гутхорм. – Род без свежей крови хиреет.

– Объединение родов сопровождается дарами. Дары порождают время годового круга, время порождает имущество, имущество порождает доброе семя, семя порождает истину, истина укрепляет род.

– Род создает память! – продолжил слова Хельги Гутхорм. – Увязать прошлое с будущим, разве может быть что-либо более достойное для херсира? Чье же будущее мы будем увязывать, славный Хельги? Чье слово стоит того, чтобы скрепить связь и затем пировать, как пируют достойные люди?

– Как пируют достойные люди! – гаркнули радостно десятки глоток.

– Завтра нам нужен достойный сват, чтобы сосватать моему сыну дочь Гордой Илмы! – закончил свои загадки Хельги.

– Херсир с дружиной – лучший сват! – подтвердил Гутхорм. – Мы все поучаствуем в этом деле!

Игроки дружно подтвердили обещание херсира.

– Тогда бани готовы, там вас ждет яблочный бьёр, а вечером за столами лучший эль, приготовленный моей женой!

Гордая Илма покачала головой и махнула своим родственницам, что пора возвращаться и готовиться к встрече сватов. Илма, понадеявшаяся, что Инги пришел в себя после поражения, дернулась было к нему, но мать окликнула ее. Правила свадебной игры требовали соблюдения степенности и достойного расстояния.

Руна, жена Хельги, также окликнула своих служанок, побежавших было вслед за игроками, и заставила отправиться к дому. Хозяйкам надо было готовить и тот, и другой дом к большим событиям.

Остальные зрители вместе с игроками шумной толпой отправились в сторону бань, натопленных трэллями Хельги. Разгоряченные игроки несли свои одежды и оружие, молодые женщины и девчонки веселились в ожидании совместного развлечения, их звонкие голоса долетали до священного дуба, в ветвях которого висел одинокий зритель.

* * *

На берегу реки, у костров трэлли Хельги выставили здоровую бадью яблочного бьёра с зацепленными за край черпачками. Игроки бросились к питью, но Инги и без бьёра чувствовал себя от всего происходившего сегодня слегка пьяным. И было отчего: на тинге объявили, что он идет в поход, сегодня же он стал участником человеческого жертвоприношения, которого ни разу до этого не видел, да еще и проиграл в долгожданном соревновании в стрельбе. Теперь же, услышав о сватовстве, он был совсем не в себе.

Мужчины опустошили бадью на раз, и трэлли побежали наполнять ее снова. Игроки развесили верхнюю одежду на сушилки для сетей, что-то бросили на дрова и под навесы, а сами, как были, в грязной после игры в мяч одежде, полезли в осеннюю воду. Девчонки, посмотрев друг на друга, хихикнули и, скинув рубахи под банными навесами, нагишом бросились в бани.

Хельги и Гутхорм со старшими дружинниками пошли в просторную новую баню, младшим досталась старая с маленьким, затянутым бычьим пузырем оконцем, но в ней было куда веселей. Девчонки веселыми птичками тесно расселись на нижних лавках в темной парилке. Парни, прибежав с реки, полезли на верхние полки́. Взаимные шутки и насмешки зазвенели под низким потолком. Инги по-хозяйски устроился рядом с большущей пышущей жаром каменкой. Эйнар и Оттар учили друг друга, как правильно париться, а Инги молчал и даже не пытался рассмотреть цветник из девчонок, которых в темноте было еле видно. Слова отца, сказанные херсиру на поле, крутились в его голове. Когда-то тот объяснял ему связи рун между собой, но тогда это казалось пустым умствованием, а сейчас слова о дарах и прочем прояснили одну из последовательностей рун прямо во время сговора на сватовство.

Включаться в общий разговор Инги не хотелось, хотя народ вокруг получал удовольствие от тепла и дружеского трепа. Посидев с опущенной головой, он вдруг решил, что после всех сегодняшних событий надо бы пропариться так, чтобы изнутри зачесались кости. Подождав еще немного из вежливости, Инги мрачно зачерпнул ковшиком с длинной ручкой воды из бадейки и богато плеснул на черные камни. Баню, видимо, топили с утра, так что от каменки с шипением ударил такой жар, что народ затих, склонив головы и прикрывая уши. Инги, посидев еще немного, пот уже лился с него ручьями, зачерпнул и поддал снова. Пар с шумом выдавил из камней такую волну жара, что девчонки чуть ли не на четвереньках побежали вон из парилки.

– Вот это да! – прошептал рядом Альгис, которому от жара даже рот тяжело было открывать.

– Хорошо-о-о! – согласился Эйнар, пригибая голову к коленям.

Тут Инги крутанул над собой березовым веником, так что раскаленный воздух волной обрушился от потолка вниз. Сыновья Грима скатились с полков на пол. В их краях так не парились. За ними посыпались парни Оттара. Сам Оттар, зажав уши ладонями и пригнувшись пониже, терпел. Инги вошел в раж, принялся хлестать себя веником, и на соседей пошли волны такого жара, что они стали отползать от него подальше, а потом и вовсе повыскакивали из парилки. Инги, покачиваясь, двинулся на выход только тогда, когда в парилке никого не осталось.

Красные лица, красно-мраморные тела в воде. После борьбы и игр, после хорошего пара по костям Инги благодарно струился ток удовольствия. Пытаясь отдышаться, он замешкался на берегу, кто-то с разбега толкнул его, и, падая, он пробежал три шага и коряво шмякнулся в воду. Сзади раздался звонкий смех.

Инги неловко обернулся, пытаясь встать. На берегу рядом с белокурой Салми, малорослой, но грудастой сестрой Эйнара, смеялись девчонки. Блеснули удлиненные серые глаза и белозубая улыбка.

– Помнишь прошлую осень?! За мной должок! – Салми показала ему язык.

Тогда ее, робко заигрывающую с ним, он непрестанно обижал, об этом теперь было стыдно вспоминать. Еще и толкнул перед всеми в воду, вот так же со спины, совсем не соразмерив сил, и она тогда сильно ударилась под общий хохот и сморщилась, стараясь не заплакать. Теперь она сама смеялась над ним, смелая и гордая своим красивым, набравшим женского сока телом.

– Ой, а что это с твоим женишком! Совсем скукожился! Иди сюда, я его погрею!

И она под взрыв хохота наклонилась и покачала своими грудями из стороны в сторону.

– Ну, держись!

Инги огромными прыжками бросился на злоязычную Салми.

– А-а-а, – с визгом кинулась она от него за рубленый угол. Он догнал ее под навесом с другой стороны бани, где обычно развешивали разное для просушки. Там в полумраке она резко остановилась и обернулась, так что Инги как бы сам собой налетел на нее. Они, схватив друг друга за руки, боролись мгновение, глаза в глаза, и вдруг, легко расслабив руки, она дала его телу прижаться к себе. Он продолжил наступать, а она отходила мелкими шажками, пока ее спина не ощутила бревна. Он прижал ее всем телом, так что ее груди вздулись, а его конь уперся ей в живот. Она тихо засмеялась.

– Слышала я тут речи твоего отца! – Ее руки бежали по его спине.

– Как долго я ждал, – он губами водил по ее волосам.

– Тебя вот-вот женят на Илме? – она провела языком по его груди.

– Ты же знаешь, у нас с ней ладится, – он чмокнул ее в носик.

– Жаль, я далеко живу, посмотрели бы тогда, с кем бы у тебя ладилось…

– Я приходил, ты пряталась.

– Братья не пускали. Забыл, наверное, прошлую осень?

– Нет, конечно! Но как же я соскучился…

Инги уже целовал ее. Если бы кто-нибудь заглянул сейчас сюда, то мог бы рассказать Илме весьма для нее неприятное. Хитроглазая Лиса ласкала его и наконец со стоном повернулась к нему спиной, нагнулась, подставляясь, и добилась-таки своего, помогая себе руками. Инги, сцепив зубы в улыбке, толчок за толчком ощущал ее маленькое тело, руки его сжимали ее крепкие бедра, пряди мокрых белых волос метались по ее спине, и она, забыв обо всем на свете, стонала и тявкала, как лиса…

* * *

Инги вышел из-за бани первым, ожидая каких-нибудь глупых шуток и на ходу придумывая ответ, но в это время сыновья Грима, Офейг и Вигфус, приволокли свеженаполненную бадью эля. Все, толкаясь, расхватали черпаки. Эйнар же, выбравшийся из воды на четвереньках, быстро подобрался сзади к девчонкам, зарычал и попробовал цапнуть одну из них за задницу…

– А-а-а! – в смешливом ужасе закричали девчонки, раздаваясь в стороны.

– Умираю, дайте, дайте напиться, а-а-ха-ха, – вопил Эйнар, подбираясь к бадье и делая вид, что сейчас начнет лакать оттуда, как пес. Его братья смеялись громче других, они все-таки гордились своим старшим братом, умевшим и побеждать, и дурачиться.

Но тут мимо костра к реке прошел Инги, и все с подначками перекинулись на жениха. Инги что-то буркнул в ответ и, окунувшись, быстро вышел. Он как раз получил черпак из рук Эйнара, когда из-за бани появилась и Салми. В головах братьев Эйнара что-то сложилось, лица вытянулись, но Эйнар закричал сестре, что бьёр вот-вот кончится. Инги, не допив, подал ковшичек подошедшей к нему Салми. Все продолжили веселиться, и, казалось, никто ничего не заметил.

Салми с задумчивым выражением на лице медленно пила, смакуя каждый глоток. Оттар скользнул глазами по ее ладному телу.

– Мой отец никогда не разрешил бы мне жениться на девушке из вадья, – проговорил Оттар, то ли осуждая, то ли завидуя Инги.

Салми взглянула на Оттара и пошла к воде. Оттар, обернувшись, проводил ее взглядом.

– У меня там есть подружка из них, дочь местного лекаря, обещала дождаться, но вряд ли отец позволит взять ее в жены, родители живут бедно, за помощь берут только то, что сами люди могут предложить.

– Обычное дело: за починку ножа или лодки люди готовы отдавать серебро, а за свое здоровье не очень, – ответил Инги, чтобы поддержать разговор.

Оттар продолжал смотреть на Салми.

– Как думаешь, даст? – прищурил он глаз.

– Это у ее братьев спрашивать надо, – махнул Инги на братьев Салми.

– О, парни, я не знал! Извините! – засмеялся Оттар.

Подростки побежали в баню. Поддавать пар охотников не было, так что хлестались вениками просто для шума и забавы.

Начались вскрики и смешки. Пьяный голос Хотнега, шутившего со своей горластой Туоми, скрывал тишину других парочек, не терявших времени даром. Рядом в темноте кто-то громко сопел. Салми скользнула поближе к Инги, он предложил попарить ее. Она села и нагнулась вперед, опершись локтями в колени. Инги несколько раз провел пальцами по ее шее, сдвигая пряди волос со спины, затем погладил скользкую спину и тихонько начал похлестывать ее легким березовым веником так, словно боялся обжечь горячим паром. Пара, правда, по его понятиям, уже не было. Но он тщательно обрабатывал ее поясницу, лопатки, затем одно плечо, затем другое, а она поворачивалась под его веником, касаясь и прижимаясь к нему. Это было странное действо.

Тут кто-то плеснул на камни отвар можжевельника, приятный запах заполнил парилку. Инги сел рядом с Салми. Она с улыбкой обратила взгляд внутрь себя, словно забыла о нем.

– У твоей будущей тещи сильное слово, так что сведет она меня из твоей жизни, – услышал Инги ее шепот. – Так или сяк. Лучше прямо сейчас попрощаться. Встретимся еще когда-нибудь – хорошо, нет – просто буду тебя помнить.

Инги молча чмокнул ее в щеку, встал и через мыльню, в которой девчонки скребли лыковыми мочалками свои распаренные тела, и сени вышел наружу. Народ с красными лицами еще бултыхался в реке. Мимо, задев его плечом, окутанная паром, идущим от разгоряченной кожи, прошла, не оборачиваясь, Салми и медленно, словно чувствуя его взгляд на своей спине, где сплелись змейками мокрые белокурые волосы, вошла по щиколотки в воду. Инги стоял и стоял, глядя на Салми, на братьев Эйнара, плескавшихся у того берега, на девчонок, зябко болтающих у костра. «Неужели завтра объявят мою свадьбу?»

* * *

Не степенно, не размеренно, без лишних ожиданий, но и то ладно, что до полудня явились сваты к гнезду Гордой Илмы. Там их уже ждали.

– Идут, идут, – бросились в дом с выпученными глазами ребятишки, путаясь в своих и чужих одежках, толкаясь в ногах женщин, пытающихся выйти наружу, и застревая всеми конечностями во всевозможных препятствиях. Наконец все с треском вывалились наружу, только Илма, затаившись в доме, смотрела сквозь щелку, как приближалась к стоящей в окружении родственников ее матери толпа вооруженных руотси во главе с Гутхормом и Хельги. Сердце бешено заколотилось в груди, она закусила губу. Руотси в чистых рубахах, в дорогих гривнах и запястьях, все причесанные и умытые, встали сурово полукругом перед ее родственниками.

Раздались приветствия. Важно помолчали, как бы сомневаясь, кто зачем пришел и кто что задумал.

Илма, бросив подглядывать, начала натягивать на себя юбки. Прибежали, хихикая, подружки с младшими сестрами, таинственно сообщили: «Торгуются!» – и стали помогать одеваться. Когда все опять выскочили наружу, Илма прильнула к дверям.

Слово за слово шла торговля, приближаясь к рукобитью. Тут от волнения Илма перестала почти слышать, только шумело в ушах и колотило сердце. Наконец уговорились по земле и скоту… И тут Илма подумала, что ослышалась, но свадьбу назначили уже назавтра! А как же угощенья, дальние гости, обмен дарами? Впрочем, народа на осеннее жертвоприношение съехалось предостаточно, нечего прибедняться! Ударили по рукам, обнялись, помянули отца Илмы.

– Все! Топите баню! – услышала она голос матери. Девичьи голоса запели песню о прощании с девичьей волей.

– Э-э-э, а смотреть невесту-то! – вспомнили сваты.

– Так ведь по рукам уже ударили…

– Не-е! – зашумели все разом. – Зови невесту, а то сейчас дом раскатаем! Покажь девку!

Илма не заставила мать идти в дом, сама вышла, покачивая подолом платья и позванивая украшениями, улыбнулась, потупила глаза…

– Что ж ты, матушка, за купцов иноземных дочку родную заповыдала, – начала обычное причитание Илма, и чем дальше говорила, тем больше удивлялась чистоте и спокойствию своего голоса, словно знала все, что должно сказаться. Слушала себя и чувствовала, как завороженно слушают ее руотси, даже не понимая, возможно, всех слов, и как улыбки восхищения растягивают их задубевшие рты. Скользнула взглядом по их лицам, полыхнули огнем глаза навстречу. Вновь потупила очи, подняла руки с вышитым полотенцем, подошла, поклонившись, к Хельги:

– Коли баню топить, коли париться, стару жизнь выводить и избавиться, осушить мои слезы пусть жених приготовится и за мной пусть придет, поневолится.

* * *

Следующим утром, когда туман не пожелал уходить с полей, Инги с подарками и новым полотнищем, данным ему Руной в обмен на придирчиво проверенное полотенце Илмы, пришел с Эйнаром и друзьями за невестой, к дому ее матери. Моросил мелкий-мелкий дождь, наполняющий влагой весь воздух. Стоя на дворе, они долго со смехом препирались с подружками невесты. Молодежь не хотела выдавать невесту, особенно усердствовал тут Тойво с лесными ребятами, доведя Инги чуть ли не до ярости, на что Эйнар тихо-тихо пообещал другу, что расквасит вечером Тойво рожу за все его издевательства.

Невеста же отвечала из-за дверей родительского дома, что пусть земля раскиснет болотом прямо во дворе так, что никто не сможет из него выбраться, и что пусть деревья колючие загородят дом ее так, что никто не сможет через них продраться, и что пусть гроза набежит так, что скроется лебедь от сокола востроглазого, – но не выйдет она подобру, по-хорошему к охотникам…

Ее все-таки выманили посмотреть одним глазком на гостинцы, и она тут же попалась под вышитое покрывало Инги. Дру́жки жениха дали выкуп, и Гордая Илма позвала гостей в ригу, где уже ждали столы с угощением.

После подарков и укоров невеста встала, попрощалась с домом и подругами и в сопровождении толпы родственников и лесных людей, воющих праздничные песни, двинулась вслед за женихом через поля мимо желтеющих опушек леса к дому Инги, к дому будущей жизни. Правда, волосы стричь ей пока не будут, походит она в девичьей красе до возвращения Инги из похода.

* * *

Вот скамеечка, на которой они целовались с Инги. У межевого камня встретили их Хельги и Гутхорм с людьми.