Разреженная атмосфера

– Мама, а что ты знаешь об антиматерии? – спросила я, вспоминая, как этот термин звучал во время обсуждения. Вообще вопрос был неуместным – мой родитель по профессии была физик.

Она на мгновение задумалась, подбирая слова, а потом ответила:

– Антивещество – это зеркальная противоположность обычной материи. Каждый атом, каждая частица имеет свою антиподобную копию – позитроны вместо электронов, антипротоны вместо протонов. Когда материя и антиматерия сталкиваются, они мгновенно аннигилируют, высвобождая колоссальное количество энергии.

Я нахмурилась, пытаясь осознать масштабы.

– То есть если у нас будет достаточное количество антивещества, мы сможем получить бесконечный источник энергии?

Мама кивнула:

– Теоретически, да, Мицар. Проблема в том, что антиматерия почти не встречается в природе. Весь известный нам мир состоит из материи. Учёные долго ломали голову над тем, почему так произошло. Согласно уравнениям, при рождении Вселенной количество материи и антиматерии должно было быть одинаковым. Но почему-то антиматерия почти полностью исчезла, оставив нам только привычные элементы.

Я задумалась, а потом задала вопрос:

– А если бы где-то во Вселенной осталась целая планета из антиматерии? Что бы произошло, если бы мы столкнулись с ней?

Мама улыбнулась – не от радости, а от неожиданности.

– Это очень сложный вопрос. Если бы такие планеты существовали, мы бы не смогли взаимодействовать с ними. Любое прикосновение материи к антиматерии привело бы к немедленной аннигиляции. Представь, если бы метеор из антиматерии столкнулся с Землёй – это был бы взрыв, по мощности превосходящий все наши ядерные боеголовки вместе взятые.

Я почувствовала, как внутри меня зародилось странное чувство – смесь восхищения и страха.

– Значит, если у нас есть хоть немного антиматерии, это не просто источник энергии… это оружие?

Мама долго молчала, прежде чем ответить:

– Именно. Вот почему те, кто её ищет, могут стать не только спасителями, но и разрушителями. А нам достаточно того, что с Землей сделала сверхновая…

Вздохнув, я взяла полотенца и вошла в душевую кабинку. Это была узкая капсула из старого пластика и металла, в которой вода подавалась порциями, чтобы не тратить её впустую. Я провела шланг с губкой по телу, больше увлажняя кожу, чем по-настоящему смывая грязь. Однако даже такой скромный душ позволял поддерживать гигиену. Каждая капля была ценностью: вода стекала вниз, уходила по трубам в резервуары, затем проходила через фильтры, очищалась и снова поступала в систему. Мы перерабатывали всё – даже собственную мочу, не говоря уже о других отходах. Часть переработанных веществ шла на удобрение почвы в оранжереях, где росли овощи и фрукты. Без этого мы бы не выжили.

Тёплая влага на коже ненадолго расслабила меня, но мысли о предстоящем поиске антиматерии не отпускали. Где её искать? Как вообще можно найти столь редкий элемент в этом мёртвом мире? Никаких подсказок, никаких следов – только догадки. Я старалась отогнать тревожные мысли, но они навязчиво возвращались.

Закончив водные процедуры, я вышла из кабины и встала перед зеркалом. На меня смотрело моё отражение – стройная, жилистая девушка с чётко прорисованными мышцами, выдававшими её физическую подготовку. Короткая тёмная стрижка торчала в разные стороны, словно я только что выбралась из урагана. Глаза – карие, настороженные, изучающие мир с холодной расчётливостью. Высокие скулы, прямой нос, чуть треснутые губы – следствие недостатка увлажняющих средств. Кожа загорелая, с тонкими шрамами на плечах и предплечьях – следами встреч с врагами и опасностями. В других обстоятельствах, в другом мире я, возможно, могла бы считаться красивой.

В обычной жизни, если бы мир не рухнул, я, скорее всего, училась бы в гимназии, сидела за партой, писала конспекты и сдавалась бы экзамены. Я бы читала интересные книги – от классики до модных романов, обсуждала бы с подругами философию и мечтала о будущем. Возможно, я бы ходила на дискотеки, каталась на велосипеде вдоль берега Атлантического океана, ощущая солёный бриз на лице. Может, я училась бы играть на гитаре, пробовала бы петь песни из репертуара Латинской Америки – задорные, страстные, полные жизни. У меня, наверное, был бы друг – не просто парень, а тот, кто разделял бы мои интересы, был личностью, достойной внимания.

Но реальность оказалась совсем другой. Вместо школы – охота. Вместо экзаменов – бои. Вместо книг – оружие. Я стреляю и убиваю. Я размахиваю катаной, рассекая врагов, потому что иначе они убьют меня. Я гоняю свой багги по разрушенным улицам Нью-Йорка, уходя от погони кро-крыс, которые в два раза больше обычных, или зэта-страусов – жутких мутантов, способных разорвать человека в клочья за считаные секунды.

Я сталкивалась с жестокими пиратами – мародёрами, которые убивают ради еды, женщин и технологий. Я встречала киборгов – полулюдей, полумашин, для которых понятие человечности давно утратило смысл. Я сражалась с мутантами, у которых вместо ног были длинные, покрытые грубой кожей конечности, похожие на птичьи. Попадались и те, кого называли «птицами» – людей со страусинноподобными ногами, но в отличие от нашего вожака, Урсы Майора, эти существа были жестоки и кровожадны, чаще всего с примтивным мышлением. Они нападали стаями, их когти могли вспарывать живую плоть с ужасающей лёгкостью.

В шестнадцать лет я познала, что такое страх, боль, голод. Я узнала цену жизни и цену смерти. Я поняла, что в этом мире выживает не самый сильный, а самый быстрый, хитрый, тот, кто не боится перешагнуть через чужой труп. Выживание стало не просто задачей – оно стало самой сутью моего существования.

– Гав-гав! – Варежка прыгал вокруг меня, радостно виляя хвостом, задевая его концом мои ноги и приглашая поиграть. Пес был неутомим: он подпрыгивал, кружился на месте, а потом вдруг бросался в сторону, делая вид, что уходит, но сразу же возвращался, толкая меня в бедро мордой.

– Ах ты мой пёс! – я улыбнулась, потрепала его за ухом и начала натягивать более-менее чистое бельё. Свой комбинезон я сложила для чистки – ткань была пропитана потом, покрыта пылью и мелкими пятнами машинного масла, оставшегося после ремонта багги. Он был прочным, сшитым из композитных материалов, с усиленными вставками в местах возможных повреждений: локтях, коленях и плечах. В этом костюме я уже не раз сталкивалась с опасностями и выходила живой. На груди и спине были следы царапин – не то от когтей мутантов, не то от шипов зарослей, сквозь которые приходилось пробираться.

Мама была занята – она сосредоточенно печатала что-то на старом компьютере, его монитор мерцал, освещая её лицо холодным светом. Я не знала, что именно она записывает – возможно, восстанавливает утерянные данные или ведёт свои исследования, но мне нужно было поговорить.

– Мама…

Она отвлеклась и повернулась ко мне.

– Да, Мицар, что случилось, моя малышка?

– Завтра я пойду на поиски антиматерии, – сказала я. – Хотя, если честно, я её давно ищу. Но пойду одна. Я не хочу быть с группой, так как это ограничивает мою свободу. А одна я лучший охотник. Я нихочу никму подчиняться и быть зависимой

Мама кивнула, словно это было для неё очевидно. Она знала, какая я капризная в этих делах. Естественно, она волновалась всегда за маеня, но виду не показывала. Но с другой стороны, знала, что надо учиться выживать, иначе долго не протянешь в нашем ужасном мире.

– Я это чувствовала.

Я облегчённо вздохнула, чувствуя, что мне не нужно ничего объяснять.

– Вчера я была в одном из офисов компании New Materials and Energy, но, как я поняла, это была секция финансов, аудита и бухгалтерии. Там только бумажки, никаких следов антиматерии…

Мама на секунду задержала взгляд на мониторе, а затем посмотрела прямо мне в глаза.

– Мицар, я работала в New Materials and Energy в качестве приглашённого специалиста, – её голос был спокойным, но в нём читалась серьёзность. – Я подписала множество бумаг о неразглашении, я обязалась хранить секретность. Но компании больше нет. Государства не существует. А значит, мне нечего скрывать.

Она ненадолго замолчала, а затем продолжила:

– Но промышленный шпионаж остался. И за антиматерией охотятся. Дело в том, что она хранилась в отделении на Третьем Авеню. Это хранилище – неприступная крепость, специально создавалась так, что доступ к антиматерии был сложнее, чем к атомному оружию. Там система тройной защиты, так что не подступиться, не взломать. Поэтому никто и не взял её, хотя попытки были. Однако два месяца назад магнитостат изъяли из хранилища. У кого-то были все коды.

Я встрепенулась.

– Но она не попала в те руки, которые хотели её заполучить, – добавила мама. – Поэтому Гигантус ищет её. Ищут и католики из Ватикана. А значит, у нас есть шанс найти её первыми.

– Но как? Антивещество излучает что-то?

– Антивещество хранится в магнитостате – это специальная ёмкость, где мощное магнитное поле удерживает один килограмм антиводорода. Пока батареи работают, магнитные устройства создают устойчивую ловушку для антиматерии. Но если источник энергии иссякнет…

– То антиматерия вырвется наружу?

Мама кивнула.

– И тогда наступит конец нашему миру. Поэтому и смысла не было ее забирать – кто сумеет дать двадцать Тесла для хранения?

По коже пробежал холод.

– Можно ли её отследить?

– Теоретически да, но только в радиусе десяти метров. А это всё равно что искать иголку в стогу сена – учитывая размер Нью-Йорка и его окрестностей…

– Но ты сказала, что звери чувствуют антиматерию? – я нахмурилась, переваривая информацию.

– Да, мутанты – кро-крысы, зэта-страусы, зэто-собаки. Они могут улавливать её на больших расстояниях. Однако невозможно заставить их искать то, что нам нужно. Эти хищники не поддаются дрессировке.

В этот момент Варежка гавкнул и потёрся о мою ногу, требуя внимания. Я посмотрела на него, и в голове вспыхнула идея.

– Думаю, мама, у нас уже есть помощник!

Мама тут же догадалась, о чём я.

– Ты хочешь взять с собой пса?

– Да! Чем он хуже зэто-собак? Может, он тоже сможет учуять антиматерию!

Она задумалась, затем подозвала меня к себе и крепко прижала к себе.

– Ладно, малышка… Береги себя. И Варежку тоже – он добрый пёс!

– И я тебя люблю, мама.

Варежка вдруг заскулил и начал толкаться между нами, словно возмущался, что его забыли. Он фыркал, задирал нос и тыкался в нас лапами, требуя внимания. Я рассмеялась и погладила его.

– Хороший мальчик, ты же пойдёшь со мной? – спросила я.

Пёс радостно тявкнул и завилял хвостом, словно подтверждая моё решение.

– Сначала – спать, – приказала мама. – Потом отправишься на поиски. Я дам тебе координаты, где было хранилище. Попытайся взять след.

Я не возражала и легла спать. Варежка устроился у моих ног, свернувшись клубком, но его уши постоянно дёргались, ловя малейшие звуки. Это был смелый пёс, верный компаньон, выживший в этом мире не хуже, чем мы. Его шерсть была густой и жёсткой, защищая от холода, а лапы сильными – он мог бежать часами, не сбавляя темпа. Варежка отлично чувствовал опасность, предупреждая меня заранее, и если нужно – сражался, не боясь врагов, будь то мутанты или киборги.

Что мне снилось? Как всегда – бескрайний мрачный мир, полный опасностей и ужаса. Я пробиралась через развалины, среди кривых остовов зданий, проваливающегося асфальта и серого неба, где клубились ядовитые облака. Мутанты скрывались в тенях, их глаза вспыхивали красными огоньками, а вдалеке грохотало что-то огромное, передвигающееся на механических ногах. Я шла вперёд, пробираясь к горизонту, где, за разломанными башнями мегаполиса, я видела нечто иное – мир прошлого.

Там простирались зелёные леса, гладь рек отражала голубое небо, птицы летали над озёрами, в листве шептал ветер. Я видела это не раз – видеопроекции прошлого, которые хранила мама. Она застала тот мир, который исчез. Я тянулась к нему, шла быстрее, но чем ближе становилась граница между ужасом и прекрасным видением, тем дальше оно уходило. Горизонт всегда оставался недостижимым, и чем больше я пыталась приблизиться, тем больше разрушенные улицы и мрак поглощали меня.

Проснулась через шесть часов – я не сплю долго. Поднявшись, быстро умылась, надела уже очищенный комбинезон. Затем направилась в столовую.

Внутри сидели несколько человек. Кто-то собирался на смену, кто-то только что вернулся. Один из механиков, высокий мужчина с короткими рыжеватыми волосами, сосредоточенно ел, крутя в руке гаечный ключ. Девушка с длинной тёмной косой рассказывала что-то товарищу, жестикулируя одной рукой, в другой держа миску с едой. Пожилой мужчина, опершись локтем о стол, сонно потирал глаза. Они кивнули мне в знак приветствия, но продолжили свою беседу. Я уловила тему разговора – запчасти для агрегатов. Больная тема нашего убежища.

Мне подали еду – густую кашу из мяса, картофеля и моркови. Рацион был однообразным, но другого не было. Оранжереи не давали большого разнообразия, а мясо добывали такие охотники, как я. Варежке тоже дали его порцию. Он жадно ел, опустив морду в миску, издавая довольное урчание, похожее на тихое бурчание. Время от времени он облизывался, поднимал глаза на меня, будто проверяя, не заберу ли я его еду, а затем снова принимался за свою кашу, постукивая хвостом по полу.

Ко мне подошёл Генри Ольховский. Он был то ли чех, то ли грек, то ли венгр – точно никто не знал. Высокий, мускулистый, с резкими чертами лица. Его светло-русые волосы были коротко подстрижены, а пронизывающие синие глаза смотрели прямо, внимательно оценивая собеседника. Английский он знал, но говорил с таким жутким акцентом, что порой приходилось напрягаться, чтобы его понять. На бедре у него висели несколько ножей, а рядом – пистолет. Он был главой группы, отправлявшейся на поиски антиматерии. Для меня он был странным человеком, и я никогда ему особо не доверяла.

Он был наёмником, а такие люди легко меняют хозяев. Мне казалось, что его душа была отягощена какими-то жуткими делами, но напрямую никогда не спрашивала. Интуитивно ощущала к нему брезгливость и отторженность.

– Ты с нами или как? – спросил он прямо, без лишних слов. Его глаза хролодно рассматривали меня. Неприятный взгляд, отталкивающий.

– Или как, – ответила я, не поднимая глаз от миски. – Предпочитаю одиночную охоту и поиск.

Генри спокойно кивнул, приняв мой ответ без споров.

– Я понял.

Он отошёл к входу, где уже собиралась его группа – пятеро человек, экипированных до зубов. Их машина ждала у выхода – мощная «Тойота», крытая броневиком с установленным на крыше пулемётом. Это была наша бронетехника, специально доработанная инженерами убежища. В условиях нехватки топлива и кислорода пришлось заменить стандартный двигатель на систему с турбонадувом, адаптированную под разреженную атмосферу.

Я же предпочитала свой электрический багги. Он был лёгким, манёвренным и бесшумным, а старик Яков, наш механик, всегда следил за его состоянием. Я знала, что он уже проверил все механизмы, смазал детали и полностью зарядил батареи. Он заботился обо мне, хотя никогда об этом не говорил.

Я вернулась в нашу комнату. Мама спала, но как только я начала пристёгивать ремни с револьвером, ножами и катаной, она проснулась. Молча наблюдала за мной, когда я проверяла фильтры кислородной маски, крепила бутылки с водой – для себя и Варежки.

Псу пришлось тоже надеть маску. Он терпел это с явным недовольством, периодически фыркая и пытаясь лапой стянуть неудобный ремешок. Но без неё он не протянул бы долго. Дыхание в этом мире стало роскошью, которую позволяли себе лишь мутанты. На лапы Варежке я натянула прорезиненные «тапочки», чтобы он не поранился о ржавый металл или битое стекло. Его густая шерсть спасала его от холода, но я знала, что впереди нас ждут и другие опасности.

– Мы готовы, мама, – сказала я.

Она протянула мне плотный свёрток – внутри была карта с координатами хранилища. Затем обняла меня, долго не отпуская, что-то шепча.

Варежка затявкал и запрыгал вокруг, явно не желая оставаться в стороне.

Мама улыбнулась и, отпустив меня, наклонилась, чтобы погладить его.

– Ты тоже береги себя, пёсик.

Я кивнула, поправила ремень сумки и двинулась к выходу. Варежка, как всегда, был рядом.

Старик Яков, который постоянно охранял вход в убежище, уже ждал меня. Он стоял, опираясь на свой верный дробовик, и кивнул в сторону иллюминатора в массивной металлической двери.

– Глянь, уже мчится.

Я подошла ближе и посмотрела в толстое стекло. По выжженной степи, поднимая за собой облака пыли, уходила прочь «Тойота» Генри. Это был мощный, переделанный грузовик с усиленной подвеской, обшитый бронелистами. Колёса – широкие, грязевые, готовые к любому бездорожью. На крыше вращался турельный пулемёт, за которым сидел стрелок в каске и очках. По бокам кузова можно было разглядеть бойницы для стрелков.

– Бойцы! – с гордостью сказал Яков. А потом нахмурился, вспомнив, что группу возглавляет Генри, которого старик недолюбливал. Он как бывший морпех чувствовал фальш.

– А кто я? – ревниво спросила я, скрестив руки.

Варежка обиженно гавкнул на Якова, поддерживая меня. Старик ухмыльнулся и погладил пса по голове.

– А вы – охотники! Причём лучшие! А они – воины.

Он был прав. В команде Генри были бывшие солдаты армии США и Канады. Люди, которые прошли через войны и мятежи после катастрофы. Эти бойцы ещё знали, что такое армейская дисциплина и командная работа. У них был порядок, тактика, оружие и доспехи нового мира.

А мы были другими. Мы не шли напролом – мы выслеживали, охотились, жили среди развалин, маскируясь и наблюдая. Мы умели чувствовать окружающий мир, предугадывать движение противника, скрываться в тенях.

Мои багги покоились у входа. Они выглядели идеально – Яков самолично следил за их состоянием, не доверяя никому. Гладкие, прочные металлические корпуса, широкие шины с агрессивным протектором, усиленные бампера, прочная рама. Они были созданы для скорости, манёвренности и выживания.

Старик любил меня как дочь и заботился обо всём.

– Патроны взяла? – спросил он.

Я хлопнула по рюкзаку за спиной.

– Взяла.

– Может, ещё надо?

Он протянул мне коробку с патронами .375 Magnum и две коробки с .38-м калибром. Видимо, выторговал у Генри специально для меня.

– Спасибо, Яков, – я шагнула вперёд и обняла его, почувствовав жёсткую щетину на его лице.

Старик сглотнул, а его глаза немного увлажнились.

– Береги себя, девочка.

Я кивнула, садясь за руль. Варежка запрыгнул рядом. Чтобы он не выпал, я натянула на него ремень безопасности. Ему это не нравилось, но правила были правилами. Нам предстояло преодолевать овраги и ямы, холмы и камни. Без фиксации его могло бы легко выбросить из машины.

– Всё, мы готовы.

Старик Яков закинул дробовик за спину и дёрнул за рычаг. С гулом и лязгом металлическая дверь стала отодвигаться. Из щели сразу ударила пыль и холодный воздух. Атмосфера больше не удерживала тепло, поэтому мы всегда носили утеплённые костюмы, иногда даже с электроподогревом.

Я включила мотор, и багги плавно тронулись вперёд, выезжая из убежища.

Поиски начались. Далеко, у горизонта, сверкал на солнце купол Гигантуса – города миллионеров и элиты. Прозрачный, идеально гладкий, он сиял, отражая свет, словно гигантский бриллиант среди серых, выжженных земель. Рядом с ним висел массивный дирижабль, медленно раскачиваясь в воздухе.

Я взяла бинокль и увеличила изображение. На белоснежной обшивке дирижабля отчетливо выделялся золотой герб Ватикана: скрещённые ключи Святого Петра и папская тиара, украшенная тремя коронами. Эти знаки власти и духовного господства были нанесены с фанатичной аккуратностью, будто их создавали с молитвой. Но это был не просто транспорт – судя по усиленной броне и боковым пушкам, это был боевой дирижабль.

Я стиснула зубы. Всё стало предельно ясно. Они здесь с той же целью, что и я.

Глава 7: Дипломатия

Ресторан был роскошен. Казалось, он существовал вне времени, словно катастрофа его не коснулась. Под высоким потолком сверкала хрустальная люстра, её многочисленные подвески переливались в мягком свете, отбрасывая блики на золотую лепнину стен. Бархатные занавески глубокого винного цвета элегантно спускались до самого пола. По периметру зала, в нишах, горели высокие свечи, их мерцающее пламя придавало всему происходящему оттенок средневековой церемонии.

В центре зала стоял длинный стол из красного дерева, его массивная резная поверхность дышала богатством и историей. Всё было выдержано в стиле барокко: тяжёлые позолоченные стулья с мягкими спинками, фарфоровая посуда с тонким узором, серебряные приборы, искусно расставленные бокалы для вина.

В углу, на небольшом возвышении, музыканты играли классическую музыку. Мягкие звуки скрипки и виолончели заполняли пространство, добавляя моменту ещё больше театральности.

За куполом был другой мир – серый, разрушенный, беспощадный. Здесь же время застыло в начале XXI века. За огромными панорамными окнами открывался потрясающий вид. Прямо перед рестораном раскинулись ухоженные улицы Гигантуса – зелёные, чистые, с идеальными дорогами. По заказу, здесь недавно прошёл дождь, оставляя на асфальте едва заметные капли, придавая воздуху свежесть. Лёгкий ветерок доносил ароматы цветов с клумб, а солнце пробивалось сквозь облака, создавая игру теней на аккуратно подстриженных газонах.

Казалось, что этот город живёт по своим правилам, не зная бедствий внешнего мира.

В зале проходил торжественный приём в честь прибывшей делегации.

С одной стороны стола сидел Дон Сезар Себастьян Второй, инквизитор и капитан боевого дирижабля «Томас де Торквемада». Рядом с ним – десять кардиналов, величественных и непроницаемых, их длинные алые одеяния резко выделялись среди золотистого убранства зала. Они спокойно пили вино, неспешно вкушая мясо, салаты, свежий хлеб.

Позади них, словно тени, стояли вооружённые командос – личные телохранители инквизитора. Чёрные бронежилеты, закрытые шлемы, винтовки с глушителями. Они не ели, не пили, даже не шевелились. Просто были здесь.

С другой стороны стола находился Данциг Кролл, глава Гигантуса, и пятеро его ближайших соратников. Им охрана не требовалась. В этом городе они были властью, их слово было законом.

На первый взгляд беседа шла спокойно. Но внимательный взгляд замечал напряжённость в воздухе. Они не доверяли друг другу. Каждая фраза, каждое движение скрывало в себе двойное дно.

– В Ватикане, конечно, у нас всё по-прежнему, – размеренно говорил Дон Сезар, обмакивая кусочек хлеба в вино. – Мы не строили новый город, а просто возвели купол над Ватиканом. Поэтому мы сохранили всё так, как было и раньше. А вот Рим… Рим раскололся. Купольный город и безкупольные окраины. В последнем живут нищеброды и еретики.

Кролл усмехнулся:

– Ваше Преосвещенство, вам не жалко людей? Разве Иисус не призывал нас любить друг друга?

И он добавил, медленно, почти лениво: "Итак, во всём, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом Закон и Пророки." (Матфея 7:12)

Дон Сезар даже не моргнул.

– Вы хорошо знаете Писание, – заметил он. – Но позвольте рассказать вам одну историю.

Он отпил глоток вина и, откинувшись на спинку стула, начал:

– Платон определял человека как «двуногое животное без перьев». Это было его стремление выделить человека среди других существ. Но Диоген Синопский, философ-киник, решил высмеять его. Он ощипал петуха и принёс его в Академию Платона, заявив: «Вот человек Платона!» После этого последователи Платона добавили уточнение: «двуногое без перьев с широкими ногтями».

Кролл склонил голову набок:

– И?

Инквизитор слегка улыбнулся.

– В моём понимании, человек стал ближе к первоначальному определению. Животное. Апокалипсис показал его истинную суть. Людям нужен пастух. Тот, кто поведёт их в будущее, научит их жить, работать, поклоняться…

Один из советников Кролла, Адам Вейштайн, высокий мужчина лет пятидесяти с проницательными карими глазами, нахмурился. Его костюм сидел безупречно, а серебряные запонки переливались в свете свечей.

– Вы хотите стать новым пророком, Ваше Преосвещенство? – его голос прозвучал ровно, но с ноткой сарказма.

Дон Сезар посмотрел на него, не скрывая своей уверенности.

– Если у меня будет антиматерия, я получу власть и влияние. Люди пойдут за мной.

Он сделал паузу и добавил:

– Вода и воздух – это ресурс. А кто владеет ресурсами, тот становится новым пророком.

В зале воцарилась тишина.

– А разве у вас не так, Ваше Превосходительство? – с лёгкой усмешкой спросил Дон Сезар, внимательно глядя на Кролла. – Разве вы не хотите получить власть над миром?

Кролл чуть прищурился. В его взгляде мелькнула догадка.