Разреженная атмосфера

Я вздохнула, чувствуя усталость и тревогу, и склонилась над массивной тушей убитой крысы. Время поджимало. Кровь, растёкшаяся лужей вокруг, уже привлекала хищников, которых на этой опустошённой планете хватало. Протерев катану найденной на полу тряпкой, я вложила клинок в ножны и извлекла кривой нож с зазубренным лезвием. Это был мой инструмент для разделки, и я принялась за работу, подавляя отвращение.

Шкура кро-крысы тяжело поддавалась, плотная, пропитанная жиром, она пахла горелой резиной и тухлой плотью одновременно. Но мои руки работали быстро, с механической точностью. Я отделяла мясо полосами, стараясь избегать частей, где могли скрываться паразиты. Потроха, особенно желудок, кишки и печень, я оставила нетронутыми – они были рассадником всевозможной мерзости. Легкие крысы, раздувшиеся и серо-зеленые, выглядели так, будто их поглотила гниль.

Мясо, напротив, отделялось от костей легко. Острый нож скользил по хребту твари, извлекая сочные куски, которые ещё можно было приготовить. Я собрала около десяти килограммов, запаковав всё в старый целлофан, найденный здесь же, в здании. После этого, протерев нож и перчатки пожелтевшими газетами, которые валялись на полу, я невольно взглянула на заголовки, сохранившие хроники конца старого мира:

"Звезда несёт смерть!"

"Сверхновая угрожает жизни на Земле!"

"Правительство строит купола, где смогут выжить люди!"

"Массовые волнения в Лос-Анджелесе, Нью-Йорке и Сан-Диего!"

Фотографии на страницах показывали панические толпы, заполненные улицы городов, пожарные машины и солдат, окружавших разграбленные магазины. На одном снимке виднелись руины, залитые огнём – это были последние дни цивилизации, какой её знали мои предки.

Я отбросила окровавленные тряпки и обрывки газет, вытащила фляжку с дезинфицирующей жидкостью и тщательно обработала перчатки, смывая остатки крови. Нужно было уходить, и как можно быстрее.

Снаружи Нью-Йорк был мёртв. Некогда величественные небоскрёбы теперь стояли, как скелеты гигантских животных. Их стеклянные окна давно превратились в осколки, которые покрывали потрескавшийся асфальт улиц. Ржавые остовы машин, покосившиеся светофоры, мусор и песок – вот что осталось от мегаполиса. Ветер, насыщенный радиоактивной пылью, носил обрывки пластика и старых рекламных баннеров, которые теперь выглядели как насмешка.

Мои родители когда-то жили здесь, но меня тогда ещё не было. Я родилась спустя двенадцать лет после катастрофы, когда человечество разделилось: одни переселились в защищённые города под куполами, другие выживали в примитивных убежищах. Под куполами жили богатые и влиятельные, они сохранили свои жизни и ресурсы. В убежищах же прозябали бедные, борясь за существование. А между этими зонами царила пустота, населённая мутировавшими животными и пиратами, которые на электромобилях бороздили пустынные земли.

Никто не ожидал этого. Арктур – древний страж в созвездии Волопаса, на протяжении миллиардов лет медленно остывавший красный гигант – вдруг вспыхнул. Не постепенно, не предсказуемо – но взрывом, чьё яростное пламя раскололо ночное небо, будто сама ткань космоса разорвалась. Это случилось через 36,7 лет после вспышки, потому что свет и ударная волна сверхновой двигались со скоростью света. Люди увидели это сначала как новую "звезду" – невероятно яркую точку, сиявшую днем и затмевавшую Луну ночью. В течение нескольких дней человечество наблюдало зарево, не подозревая, что за ним несется невидимая смерть.

Люди выходили на балконы, на поля, в парки – с детьми, с камерами, с неверием. Кто-то шептал, что это знамение. Кто-то – что это чудо. Они не знали, что видят могильный свет.

А потом пришло второе дыхание взрыва – ударная волна из релятивистских частиц и жгущего гамма-излучения. Это началось утром. Спутники начали отключаться. Ионосфера – ломаться, как стекло под кувалдой. Секунда за секундой космос становился слишком близким, слишком агрессивным. Солнце всё ещё светило, но больше не согревало как раньше.

Гамма-излучение, прорываясь сквозь стертую атмосферу, прошило планету, как холодный скальпель. Озоновый слой схлопнулся – испарился, будто никогда его и не было. Треть воздуха, некогда удерживаемого гравитацией и магнитным полем, была унесена в космос. Давление упало. Воздух стал резким, разреженным, как в горах.

Без атмосферы солнечная радиация стала убийственной. Кожа жглась на солнце через стекло. Прогулка без защиты – приговор. Озоновые дыры увеличились до размеров континентов, вызывая ожоги и разрушая экосистему. Температура поднялась на десятки градусов в одних регионах и упала ниже нуля в других. Климатическая машина Земли дала сбой: океаны начали выкипать, превращаясь в соляные пустыни, оставляя после себя гейзеры токсичных паров. Реки пересохли, леса выгорели, а животные массово вымерли. Птицы исчезали. Планктон вываривался в морях. Миграции закончились. Стая исчезла как явление.

Радиация проникала повсюду, убивая мелких насекомых и разрушая пищевые цепочки. Вскоре Земля превратилась в пустыню, где редкие лишайники и грибы стали единственной растительностью. Хищные животные, такие как кро-крысы, мутировали, выживая в условиях экстремальной радиации.

Холод наступил, когда накопившиеся атмосферные выбросы начали блокировать солнечный свет. Земля начала напоминать планету на грани полного замерзания. Люди, которые не успели переселиться в купола, погибли от радиации, голода или холода.

Я оглядела серые, пустынные улицы Нью-Йорка. Это был мир, где жизнь цеплялась за остатки надежды. Мы, выжившие, знали: ради продолжения рода мы должны научиться бороться за каждую секунду.

Запах крови разносился по улицам словно сигнал к пиршеству, и другие хищники уже двигались ко мне. Вдалеке раздавались низкие утробные рыки и громкое царапанье по металлу – кто-то карабкался через обломки зданий. Тени мелькали за разбитыми окнами и под развалинами, словно весь город ожил, только чтобы меня настичь. Время играло против меня.

Я побежала, ловко перепрыгивая через бордюры, оббегая проржавевшие автобусы и искорёженные остовы машин. Капюшон моего защитного костюма отражал убийственные солнечные лучи, а маска на лице позволяла дышать в разреженной атмосфере. Через специальные противопыльные очки мир выглядел приглушённым, защищённым от ярких бликов радиационного солнца. Всё вокруг казалось серым и монохромным, только на горизонте колебался раскалённый воздух, будто город сам пылал.

За моей спиной раздавался жуткий, истошный вой. Это кро-крысы. Они чуяли не только останки своего сородича, но и добытое мной мясо, которое я несла в рюкзаке. Их злобный гул разрастался, как лавина, и приближался всё быстрее.

Мой единственный шанс спастись – добраться до багги, лёгкого транспорта на электромоторе. В мире, где двигатели внутреннего сгорания больше не функционировали из-за нехватки кислорода, электродвигатели стали незаменимыми. Мой багги был оборудован мощным мотором на 15 кВт, позволяя развивать скорость до 70 км/ч даже по разбитым улицам и заваленной местности.

Я видела багги вдалеке, но кро-крысы тоже приближались. Вдохнув глубже, я вытащила револьвер. Это был семизарядный «Таурус» .357 калибра Магнум – мощное оружие, которое я берегла для критических случаев. Холодная рукоять успокаивала нервы, но я знала: нужно быть точной, у меня нет права на промах.

Первый выстрел раскатился эхом среди мёртвых небоскрёбов. Отдача была жёсткой, словно удар молотка в руку, но пуля легко пробила броню из плотной шёрстки и рёбра ближайшей крысы. Она взорвалась изнутри, разлетевшись на части. Кровь и ошмётки хищника брызнули в стороны, покрывая землю чёрными пятнами.

Я поймала следующую кро-крысу в прицел, задержала дыхание и нажала на спуск. Стрельба из Магнума требовала концентрации, и каждый выстрел ощущался, как грохот грома в голове. Вторая цель рухнула, визжа, пуля прошла через череп и разорвала её на куски.

Но кро-крысы были быстры. Выпустив все семь пуль, я сумела уложить только пять хищников – ещё двое увернулись, рыская боками, словно умело предсказывая мои движения.

Времени на перезарядку не было. Я отбросила револьвер в кобуру, прыгнула в багги, и сразу завела мотор. Гул электродвигателя раздался, как мелодия спасения, и под колёсами взметнулись обломки, камни и песок. Машина сорвалась с места, унося меня прочь по разрушенным улицам Нью-Йорка.

Кро-крысы не отставали. Я видела их в зеркале заднего вида: их тела стремительно мелькали между остовами машин, когти выбивали искры из обломков. Они мчались, подпрыгивая и меняя траекторию на полной скорости, как кошмары наяву. Уши их прижаты к головам, хвосты, как хлысты, хлестали воздух.

Мой багги подпрыгивал на трещинах в асфальте и провалах мостовых. Ветер рвал мне капюшон, но скорость была единственным, что спасало от острых зубов кро-крыс. Они взвыли, разъярённые потерей сородичей, их голоса звучали как адская симфония.

Небоскрёбы, как мрачные стражи, замыкали горизонт. Они поднимались в небо, треснувшие, покрытые ржавчиной и выцветшей краской. Между ними виднелись узкие проходы, покрытые песком, мусором и осколками стекла. Я нажимала на педаль газа до упора, чувствуя, как вибрация от двигателя отзывается в спине.

Кро-крысы не сдавались. Они мчались за мной, словно фантомы. Один из них прыгнул на крышу автобуса и побежал по ней, используя высоту для атаки. Другой нёсся вдоль, сокращая дистанцию. Они были быстры, но мой багги был быстрее.

Впереди виднелась развилка. Я крутанула руль вправо, занося машину на песке, и резко свернула в боковой проход между зданий. Улицы, словно лабиринт, должны были помочь мне сбросить погоню. Но я знала, что победа – временная. В этом мире кро-крысы всегда найдут свою цель.

Кро-крыса с обрубленным хвостом, видимо, решила, что моя жизнь всё ещё достойна её зубов. Она карабкалась по багги, пока не оказалась рядом с моим плечом. Её пасть, полная острых, как ножи, зубов, уже замахнулась на рывок. Я левой рукой рывком извлекла катану, держа руль правой, и взмахнула клинком. Лезвие прошло через мягкое брюхо твари, словно через кусок ткани, и из раны фонтаном хлынула горячая, вязкая кровь, смешанная с внутренностями. Её кишки выпали прямо на меня, обжигая своим теплом и зловонием.

Тело крысы обмякло и свалилось с багги, ударившись о пыльную дорогу. Вторая кро-крыса, бежавшая за машиной, замерла на секунду, но потом её инстинкты взяли верх. Она бросилась к туше мёртвой сородичи и начала разрывать её плоть, грызя рёбра и вытягивая куски мяса. Каннибализм был привычным делом для этих существ. Остальные, учуяв свежую кровь и падаль, присоединились к пиру, забыв обо мне. Их визг и хруст костей слились с глухим шумом багги, пока я удалялась.

Я вела багги через разрушенные улицы Нью-Йорка, лавируя между искорёженным металлом машин, полузасыпанными песком переулками и обломками зданий. Никто меня не преследовал, но я знала: город не так мёртв, как кажется. В его тени всё ещё скрывались выжившие. Люди, такие как я, бродили в поисках еды, топлива или других ресурсов. Они были осторожны, избегая внимания как хищников, так и таких же бродяг.

Руины Нью-Йорка, казалось, дышали своим собственным ритмом. Где-то вдали слышались звуки шорохов – это могли быть остатки строительных конструкций, скрипевших под ветром, или тихие шаги. Старые дома, как угрюмые стражи, смотрели выбитыми окнами, а их разломанные лестницы вели в никуда. Бездомные птицы, размером с ладонь, кружили над открытыми крышами, выискивая добычу.

Но мне уже было достаточно приключений на сегодня. Я выехала за пределы города.

Слева от меня, на горизонте, сверкал зеркальной гладью гигантский купол – Гигантус, символ роскоши и спасения для избранных. Этот мегаполис укрывал под собой целый мир: дома, небоскрёбы, аккуратно выстроенные кварталы. Там были парки с зелёными деревьями, зеркальные бассейны, поля для гольфа, оранжереи, в которых выращивали овощи и фрукты. В центре высился массивный небоскрёб, откуда управляли жизнью купольного города. Воздух внутри был насыщен кислородом, поддерживалось стабильное атмосферное давление, температура всегда оставалась комфортной.

В Гигантусе жили те, кто мог себе это позволить: миллиардеры, звёзды, политики и их обслуживающий персонал. Ещё за десятилетие до катастрофы тысячи богатых людей переселились сюда, чтобы никогда больше не сталкиваться с внешним миром. Теперь их города стали островками цивилизации посреди пустыни.

Но за блеском купола скрывались ужасающие картины. Прямо перед внешними стенами лежали тысячи обугленных и разложившихся останков. Когда катастрофа накрыла Землю, тысячи людей пытались прорваться в город, но охрана Гигантуса была безжалостной. Пытающихся проникнуть расстреливали из снайперских винтовок, сжигали из огнемётов, подрывали на минах. У подножья стен сохранились воронки от снарядов, а рядом – останки простых людей, отчаянно пытавшихся спастись.

Никто из этих несчастных не приблизился даже к воротам города. Гигантус отгородился от остального мира насмерть, превратив себя в крепость, где роскошь сочеталась с кровью тех, кто остался снаружи.

Гигантус был далеко не единственным. По всему миру построили около тысячи таких городов. Парижский купол укрывал Елисейские поля и Лувр, Лондонский – кварталы вокруг Вестминстера. Токийский купол раскинулся над старым районом Сибуя, а Мумбайский охватывал целый остров, откуда убрали все старые трущобы.

Эти города стали островками нового мира, закрытого и отгороженного. Внутри велась спокойная жизнь: дети играли в садах, роботы заботились о быте, а их жители изолировались от жестокой реальности. Снаружи же их окружали мёртвые земли, пустоши и разрушенные города, где те, кто не успел или не смог заплатить за место в раю, боролись за жизнь в мире, который им больше не принадлежал.

Бедняки, которым не нашлось места в куполах, спасались там, где могли. Они укрепляли подземные помещения: старые туннели метро превращались в целые подземные города, а огромные ангары заброшенных военных баз становились убежищами. Здесь пытались поддерживать стабильный состав воздуха и давления. Взломанные фильтры, вентиляторы и насосы, которые уже давно выработали свой ресурс, чинили подручными средствами.

Еда выращивалась в оранжереях, где мутировавшие растения давали скудный урожай. Почву обогащали искусственными добавками, а воду добывали из-под земли, прокладывая хрупкие пластиковые трубы через руины. Но без энергии всё это было обречено. Солнечные батареи, произведённые десятилетия назад, выработали свой ресурс, и люди из последних сил продлевали их жизнь: меняли модули, использовали найденные запчасти, покрывали панели самодельными покрытиями для защиты от радиации.

Любая работающая деталь теперь стоила жизни. Такие, как я, – охотники за металлом и техникой – рыскали по заброшенным городам. Мы врывались в мёртвые магазины, склады и дома, разбирали старую электронику, вытаскивали платы, медь, даже батарейки. Иногда это превращалось в настоящую борьбу, если на трофеи претендовали другие выжившие.

Кро-крысы были одним из первых генетических экспериментов учёных. Их создали, чтобы строить купола. Эти существа изначально были умными рабочими, выполняя задачи с почти человеческой точностью. Они прокладывали трубы, возводили стены, даже прокладывали электрические сети. Но затем что-то пошло не так: их интеллект вышел из-под контроля. Они осознали себя и решили, что больше не хотят служить людям.

Став хищниками, кро-крысы быстро заняли доминирующую позицию в опустевшем мире. Они легко адаптировались к разряжённой атмосфере, охотясь на всё живое: животных, людей, даже себе подобных. Эти существа стали символом человеческой ошибки – чудовищ, которые мы сами породили.

Но кро-крысы были лишь частью проблемы. В попытках спасти человечество учёные вывели множество других существ, которые со временем стали угрозой:

Зэто-собаки – умные, сильные хищники. У богатых они служили охранниками, но сбежавшие особи образовали стаи и превратились в убийц.

Гига-пауки – гигантские пауки, шившие невероятно прочные сети. Теперь они заполонили северные регионы, делая их непроходимыми.

Да-страусы – агрессивные бегуны, способные развивать огромную скорость. Они нападали на всё, что двигалось.

Эти создания изначально были инструментами для выживания, но мир, в котором они оказались, превратил их в смертельно опасных хищников. Те, кто жил под куполами, были от них в безопасности. А мы, оставшиеся снаружи, вынуждены были ежедневно бороться за свою жизнь.

Солнце садилось за горизонт, бросая длинные, кривые тени. В разряжённой атмосфере оно выглядело пугающе огромным, его цвет изменился до ярко-оранжевого, а затем – до кроваво-красного. Лучи пронзали воздух, окрашивая его багровыми и пурпурными тонами.

Небо казалось пылающим. Осколки облаков, больше похожие на дым, чем на водяной пар, растягивались в рваные полосы, словно раны на теле планеты. Дальний горизонт горел, словно последняя вспышка умирающей жизни, а тонкие нити пыли и песка поднимались ветром, растворяясь в багровом свечении.

Я смотрела на это мёртвое небо через защитные очки. Его красота была зловещей и напоминала мне, что с каждой минутой мой кислород заканчивался. Мне нужно было спешить домой.

Глава 2: В убежище

Я добралась до дома, когда ночное небо уже полностью завладело горизонтом. Свет звезд стал ярче, чем когда-либо. Без толщи атмосферы, которая раньше размывала их блеск, теперь можно было увидеть бесчисленные скопления и галактики. Каждая звезда сияла, словно драгоценный камень на бархатной ткани небес. Прямо передо мной раскинулась спираль галактики Андромеды, а вдалеке мерцали ещё тысячи точек света. Их свет был прекрасен и холоден, как надгробие для погибшего человечества.

Для астрономов это время, без сомнения, стало бы золотым веком наблюдений. Никогда прежде Вселенная не открывалась взгляду столь безудержной красотой. Но для остального человечества это было трагическое время: прекрасный вид ночного неба напоминал о том, какой ценой нам досталось это зрелище.

Среди сияющих небесных огней ярче всего светила звезда Мицар в созвездии Большой Медведицы. Её холодное белое сияние было особенно четким, словно само небо решило сделать её путеводной звездой. Звезда находилась в 83 световых годах от Земли, и её блеск проникал прямо в душу.

Мама рассказывала, что назвала меня в честь этой звезды. Когда я родилась, её первое воспоминание после родовых мук – это вид Большой Медведицы за пределами окна старого убежища, где тогда ещё пытались выжить мои родители. Глядя на Мицар, она почувствовала покой, будто эта звезда даровала ей надежду на лучшее будущее. В честь этого небесного огня она дала мне имя, которое стало моим путеводным светом в этом опустошённом мире.

Наш защитный бункер располагался на месте бывшей ракетной базы. Это место раньше служило стартовой площадкой для «Минитменов» – стратегических баллистических ракет, предназначенных для глобального уничтожения. Теперь шахты, где когда-то стояли ракеты, стали жилыми уровнями, наполненными тихими голосами уцелевших.

База была оборудована всем, что могло обеспечить выживание. Термостаты давали тепло, а кислородные аппараты насыщали воздух в коридорах и отсеках. В одном из шахтных отсеков располагалась оранжерея. Там мы выращивали всё, что ещё можно было спасти от вымирающего мира: морковь, помидоры, чеснок. В искусственно созданном климате эти растения медленно, но верно давали урожай.

Еда была простой. Хлеб мы находили только в старых складах, если он был в запечатанных пакетах. Консервы, несмотря на истекшие сроки годности, были нашим спасением. Даже когда их содержимое начинало портиться, мы научились перерабатывать его, нейтрализуя токсины. Ботулизм уже не был для нас смертным приговором – у нас были свои методы борьбы с ним.

Но свежего мяса всё равно не хватало. Именно поэтому такие, как я, – охотники, отправлялись в вымершие города и заброшенные поселки. Эти походы были смертельно опасными. Мы сталкивались с хищниками вроде кро-крыс или зэто-собак, которые превращали охоту в игру на выживание. Иногда на пути встречались и пираты. Люди, потерявшие последние остатки человечности, они охотились не только за ресурсами, но и за жизнями.

Но самым страшным врагом были зондер-команды из купольных городов. Гигантус и другие мегаполисы под защитой куполов не терпели нашего существования. Мы, те, кто выживал за пределами их идеального мира, считались угрозой. Они посылали отряды, чтобы уничтожать нас так же, как хищных животных. Эти команды охотников очищали территорию огнемётами и снайперскими винтовками, не оставляя шансов на выживание. Они считали нас падальщиками и представляющими угрозу для их жизни.

Война между жителями куполов и бункеров продолжалась годами. Для нас они были врагами не менее опасными, чем монстры, которые бродили по пустошам. Мы знали, что они изолировались, чтобы спастись, но их страх перед нами делал нас мишенью. Тела тех, кто пытался приблизиться к их стенам, так и остались лежать за границей куполов.

Они боялись нас. Боялись того, что мы могли принести с собой – хаос, болезни или голод. И этот страх стал причиной безжалостной войны, которая оставляла нас без шансов на перемирие.

Когда я въехала в бункер, позади меня окончательно потемнело. Солнце скрывалось за горизонтом, и его последние лучи кроваво сияли в разреженной атмосфере. Вдали за небом всё ещё светились звёзды, холодные и равнодушные к страданиям людей. Звёзды были немыми свидетелями нашей трагедии.

Ночью воздух становился ледяным. Разреженная атмосфера больше не могла удерживать дневное тепло. Температура стремительно падала, и даже летом она могла достичь минус тридцати градусов. Тёплую одежду приходилось усиливать встроенными термоспиралями, которые питались от батареек. Они согревали тело, но ненадолго: батареи быстро разряжались, а их замена становилась всё труднее.

Я предпочитала возвращаться домой до темноты, чтобы избежать риска замерзнуть в пути. К тому же ночью хищники выходили на охоту. В темноте, когда человек становится медлительным и уязвимым, они проявляли особую агрессию.

Для защиты наше убежище окружили ловушками. Мы устанавливали простейшие мины, самодельные капканы и сигнализационные устройства. Они издавали звонкий треск, когда кто-то попадался, предупреждая нас об опасности.

Иногда в ловушки попадались дикие свиньи – это был приятный сюрприз, ведь их мясо могло стать редким пиршеством. Однако иногда на ловушки натыкались пираты. Эти банды мародеров охотились за нашими припасами и были не менее опасны, чем мутировавшие хищники.

Я заглушила мотор багги, спрыгнула на землю и подошла к стальной двери бункера. Глухо постучала три раза. Через несколько секунд в небольшом окошке показалось лицо охранника. Это был старик Яков, мой друг и наставник.

Он был худощавым, с изрезанным глубокими морщинами лицом и седыми остатками волос, которые торчали из-под грязной шапки. Его глаза, несмотря на возраст, оставались зоркими, а рука уверенно лежала на винтовке, готовая в любой момент выстрелить. Яков прожил долгую жизнь и видел, как мир разваливался на части. У него был хриплый голос, пропахший табаком, и резкие манеры, но он был надёжным защитником нашего убежища. Мало кто знал, что в прошлом он был из отряда «морскитх котиков». И моим учителем по выживанию. Благодаря ему я умела стрелять и фехтовать, и равным мне в этом в убежище не было.

Убедившись, что за мной никого нет, он кивнул и взялся за массивные рычаги. Дверь со скрежетом поднялась. Едва я вошла, он начал закручивать ручки, закрывая вход.

Внутри меня сразу окутал густой запах машинного масла, пота, металла и старого жира. Воздух был несвежим, тяжёлым. Фильтры справлялись плохо: они давно выработали свой ресурс, и замена деталей становилась всё более редкой удачей.

Горели тусклые плафоны. Электричество мы экономили, поэтому свет был приглушённым, создавая мрачную атмосферу. Вдалеке шумели машины: насосы выкачивали воду из-под земли, перерабатывающие устройства очищали воздух, а генераторы неустанно гнали электричество по проводам.

Жизнь здесь была выживанием в самом буквальном смысле. Но это было наше убежище – место, где даже в такой враждебной реальности теплилась надежда.

– Мицар, как успехи? – спросил Яков, небрежно поглаживая ствол своей винтовки. В его голосе чувствовалась смесь усталости и привычного скепсиса.

– Только мясо кро-крысы, – призналась я. – Я ковырялась в офисе компании New Materials and Energy.

– И что? – Яков нахмурился, словно предчувствовал плохие новости.

– Не успела ничего найти, – вздохнула я. – Появилась кро-крыса, пришлось удирать. Но мне кажется, в бумагах можно найти коды доступа их лаборатории. Надо ещё раз туда съездить. Там слишком много документов об экспериментах с антиматерией… Без кодов просто не проникнуть в здание. Это крепость.