Король

Я так устал, что размышлять о подобных вещах просто не было сил.

И я позволил сну завладеть мной.

Глава 6

Мне снилась тюрьма. Меня заточили не с королем, а с Рисом. Тесное сырое узилище с каменными стенами и полом, с крошечным световым окошком; в нос бил запах мочи и кое-чего похуже. Нашим строгим надзирателем был Генри – жандарм, которого я убил. Помощником при нем состоял безбородый юнец, зарезанный мной в Удине. Фиц-Алдельм заходил иногда, чтобы позлорадствовать. Он плевал мне в пищу, угрожал, бил Риса, тогда как я, удерживаемый под угрозой меча одним из его дружков, мог только смотреть в бессильной ярости. Меня он не трогал, говоря, что король хочет видеть меня целым и невредимым в тот день, когда передаст палачу.

Фиц-Алдельм ликовал, заявив, что мне придется наконец заплатить за убийство его брата. Когда я справедливо указал на то, что Гай первым напал на меня, Роберт рассмеялся мне в лицо и сказал, что нельзя верить ни единому слову лживого ирландского ублюдка. Безразличный, что со мной будет, я бросился на него, но был сбит с ног его гогочущими приспешниками.

– Будь ты проклят, Фиц-Алдельм! – взревел я.

– Руфус!

Я резко вернулся к действительности и обнаружил, что нахожусь не в темнице, а в задней комнате дома вдовы. Твердый пол подо мной был из утоптанной земли, не из камня. Я приподнялся на локте.

– Сир?

– Ты кричал. С тобой все хорошо?

Король говорил шепотом, чтобы не разбудить Гийома и Бертольфа.

– Всего лишь ночное удушье, сир. Как вы себя чувствуете?

– Слаб, как котенок. – Темнота не могла скрыть досады в его голосе. Зато в следующих словах прозвучала надежда: – Лихорадка отступила. Будем уповать, что насовсем.

– Дай бог, чтобы так и было, сир, – с жаром подхватил я. – Пить хотите?

– Как под Арсуфом, – ответил он, закашлявшись.

Я выбрался из одеял и подал ему чашку воды, которую заблаговременно поставил вместе с кувшином у изголовья кровати.

Он осушил чашку, потом другую, затем вернул пустую посудину, тихо поблагодарив.

Я ждал, не понадобится ли ему еще чего-нибудь.

– Ты произнес имя, Руфус. Выкрикнул.

Сердце мое забилось, как форель на крючке.

– Неужели, сир?

– Я не расслышал как следует сквозь сон, но мне показалось, что ты сказал «Фиц-Алдельм».

– Не помню, сир. – Никогда я не радовался так сильно темноте, позволявшей скрыть выражение моего лица. – Один из тех тягостных снов, которые не запоминаются. Ну вы знаете.

Он произнес тихое «хм-м-м» как человек, погрузившийся в размышления. Я прикусил язык и стал молиться, чтобы король не возвращался к этому.

К моему огромному облегчению, Ричард вскоре снова уснул.

А вот ко мне благословенное забытье не приходило. Я лежал на полу и мрачно размышлял – не о юнце из Удине, который в конечном счете сам напал на меня, но об убитом мной Генри. Несмотря на все мои старания забыть его, все подвиги, совершенные во имя Господа в Утремере, он продолжал преследовать меня. Я переживу это, решил я, как бывало прежде. Генри не существует, да и Фиц-Алдельма с его угрозами здесь тоже нет. Скорее уж я окажусь в темнице, но только вместе с Гийомом и королем.

Эта неприятная, как свернувшееся молоко, мысль долго не давала мне уснуть.

Проспал я совсем немного, или мне так показалось. Гийом тряс меня за плечо. Я посмотрел на него слипавшимися от усталости глазами:

– Что такое?

– Король хочет воспользоваться ночным горшком.

Мы трое переместились в комнату вдовы, а Гийом прикрыл за нами дверь, чтобы король мог уединиться. Хозяйка улыбнулась нам беззубым ртом и спросила что-то по-немецки. Ответ Бертольфа, похоже, удовлетворил ее, потому что она продолжила мести пол метлой из веточек.

– Хотела узнать, как чувствует себя наш господин, – пояснил Бертольф.

– За ночь ему, кажется, стало намного лучше, – заметил я.

– Да, и его состояние устойчиво, – согласился Гийом. – Утром он хорошо поел и потребовал добавки. Бертольфу вскоре придется сделать вылазку за сыром.

Я вздохнул:

– Мы так не договаривались.

– Я старался как мог, – сказал Гийом. – Попробуй сам разубедить его.

Под словом «его» он имел в виду Ричарда.

Толку от такой попытки едва ли дождешься, подумал я, да и невелик риск, если Бертольф наведается в лавку. Я выглянул в окно: еще не рассвело до конца.

– Сколько времени?

– Прошло больше часа с часа первого, так мне кажется, – ответил Гийом.

– Бертольфу лучше пойти сейчас, пока людей не так много.

На том и порешили. Бертольф ушел и вернулся ко времени, когда церковные колокола прозвонили час третий. Он был еще более доволен собой, чем прежде, заявив, что на улицах Вены спокойно и в снегопад никто его толком не разглядел. При этом он ослушался моего приказа и принес не только сыр, но также медовые пирожные и вафли с миндалем. При виде сладостей взгляд у Ричарда вспыхнул, и я выругал Бертольфа только для отвода глаз.

Слава богу, король явно шел на поправку. В течение дня он вставал с кровати и настоял на том, чтобы помочь вдове в хлопотах по дому. Та, довольная, болтала с ним по-немецки – Бертольф служил переводчиком, – покуда нарезала капусту и лук. Нас с Гийомом это немало порадовало.

– Так и подмывает сказать ей, что ее новый поваренок – английский король, – сказал я.

– Меня тоже. – Гийом кивнул. Вдова выговаривала Ричарду за то, что он недостаточно тонко порезал лук. – Думаешь, она устроила бы ему такую же выволочку, если бы знала?

Я весело фыркнул:

– Да она бы, наверное, со страху померла.

– Ему это нравится, – сказал Гийом.

– Простая работа и честный труд лучше всего другого помогают отвлечься от тяжких дум.

– Верно. Вот только надолго ли хватит этого средства? Можешь представить себе, как он делает это каждый день?

– Нет, – с улыбкой ответил я. – Но если он продолжит идти на поправку, то здесь не задержится.

Моя догадка оказалась правильной. Тем же вечером Ричард заявил, что намерен на следующий день отправиться в путь. Нам с Гийомом удалось уговорить его провести еще одну ночь под кровом вдовы.

Очередное утро выдалось еще холоднее предыдущего. Бертольф собирался на очередную вылазку, так как у нас заканчивался хлеб, а еще я хотел запастись на дорогу настоем лапчатки. Это средство оказалось самым действенным против лихорадки короля. Я готов был рискнуть и разрешить лишний раз зайти к аптекарю, чем остаться без снадобья: вдруг государю станет плохо по пути в Моравию?

Бертольф закутался в плащ и накидку, вновь пообещав быть осторожным и ни с кем не разговаривать. Ричард дремал. Я рассудил, что его вполне можно оставить на попечение вдовы, и направился к дому кузнеца, где Гийом проверял наших коней. Мы вместе работали в стойлах, храня дружелюбное молчание, чистя шкуры и расчесывая гривы. В конюшне было тепло, стоял густой, приятный дух сена, лошадей и навоза. Два ободранных кота наблюдали за нами с потолочной балки. С улицы доносился звон молота, а по временам – шипение, с которым раскаленное докрасна железо погружают в холодную воду.

– Думаешь, у нас получится? – спросил я, понизив голос. Мы были одни, и мне не хотелось, чтобы кто-нибудь слышал французскую речь. Старуха знала, и этого было довольно.

– Добраться до границы Моравии?

– Ага.

– Пару дней назад я сказал бы, что нет. – Гийом смотрел на меня поверх конского крупа. – А теперь начинаю думать, что надежда есть.

Мы широко улыбнулись друг другу. Я с чувством вины вспомнил про Риса, де Бетюна и остальных, но утешился тем, что их вскоре должны были выкупить.

К тому времени, когда мы перешли через дорогу к дому вдовы, Бертольф еще не вернулся, что показалось мне немного странным. Я поделился этой мыслью с Гийомом, и мы сошлись на том, что юнец предпринял очередной набег на торговые лавки. Я настолько размяк, что, переодеваясь, думал о том, какие еще вкусности раздобудет парнишка.

Гийом вышел на маленький задний двор – он обещал вдове наколоть дров. Ричард сидел на кровати, привалившись спиной к стене, и водил по клинку точильным камнем.

– Вот бы знать, когда снова доведется помахать им в битве, – с грустью промолвил он. – Божьи ноги, а ведь мы славно позабавились в Утремере, а?

Я встретился с ним взглядом и улыбнулся:

– Это точно, сир.

Многие из тех событий навсегда отпечатались в моей памяти. Высадка на берег близ Акры под шумные приветствия христиан. Арбалетный поединок Риса с Грайром. Избиение тысяч мусульманских пленников. Марш на юг по жаре, с наседающими от рассвета до заката сарацинами. Пыль, чертова пыль, проникающая повсюду. Непрестанная жажда, от которой распухает язык. Груды трупов и конских туш, брошенных нами по пути. Сражения: Акра, Арсуф, Яппа, задворки Иерусалима. Ричард провел нас через все битвы, даже когда обстоятельства целиком, вопиюще складывались против нас.

И Джоанна, незабвенная златовласая Джоанна. Сердце мое таяло при одной мысли о ней. Сестра короля пленила меня с первой встречи на Сицилии. Там я потерял голову из-за любви к ней и там же сорвал свой первый поцелуй. В Утремере наш роман расцвел полным цветом – я сделался любовником королевы. Стрела печали, горькой утраты пронзила меня: не удержавшись, я вздрогнул. Я хотел бы провести всю жизнь рядом с ней, отдал бы все ради этого. Даже дружба с королем не казалась слишком высокой ценой за счастье.

Но этому не суждено случиться. Не судьба.

Простой рыцарь не может жениться на королеве, тем более на сестре повелителя Англии. Джоанна уехала, и хотя я, возможно, увижу ее снова по возвращении в Нормандию или Аквитанию, никогда больше она не будет моей. Женщина ее положения, в расцвете лет – ценнейшая фигура на доске. Ричард никогда не заговаривал о возможных партиях. Меня как кинжалом в сердце ранила мысль о том, что ей придется выйти замуж за человека, которого она не знает, не говоря уж о любви. Прежде я гнал прочь мысль о ее браке. Говорил себе, что важна только моя служба королю. А теперь вдруг понял, что не могу не думать о ней и о ее судьбе.

– Руфус?

Мой взгляд, до того рассеянный, сосредоточился на лице Ричарда. Было ужасно сознавать, что какой-то частью своего существа я ненавижу его в эту минуту. Поменяйся мы местами, подумалось мне, я бы разрешил тебе жениться на ней, и к черту последствия.

– Фердия!

– Сир?

– Ты опечален, как и я. Наверное, тоже жалеешь, что мы не остались в Утремере и не закончили начатое.

Нет, хотелось сказать мне. Мне нет никакого дела до Саладина и Иерусалима. Я люблю Джоанну. И только она важна для меня.

Король истолковал мое молчание как согласие.

– Однажды мы вернемся, Руфус, вот увидишь. Нам бы только выбраться из этой трясины и попасть в Англию, а там я быстро расставлю все по местам. Джонни приползет, поджав хвост, как всегда, а его сторонники попрячутся по норам. После этого мы переправимся через Узкое море[11] и поквитаемся с Филиппом – это будет сложнее, но вряд ли займет больше года. Самое большее – полтора.

Внутри похолодело, я кивал, как бы соглашаясь. Он способен видеть меня насквозь, думал я. Даже после многолетних стараний я так и не научился принимать личину непроницаемого безразличия, ставшую привычной для короля.

К счастью для меня, у Ричарда прорвалась наружу страсть к войне в Утремере. Он разразился длинной речью, живо описывая огромное войско, которое соберет. Ошибки, сделанные во время предыдущего похода, не повторятся. Не пройдет и года с нашей высадки, объявил король, как Иерусалим будет взят.

Я пройду рядом с тобой каждый шаг на этом пути, продолжал размышлять я. Это мой долг как вассала. Любовью к Джоанне придется пожертвовать, пусть это и мучительно больно. Мой взгляд вернулся к Ричарду: он расхаживал по комнате, говорил и размахивал руками. Я малость приободрился: невозможно было не восхищаться твердостью его духа, его тягой к жизни.

Мое счастье покромсал на куски повторяющийся звук с улицы, громкий, резкий, как удар мечом.

– Сир! – прошептал я.

Он не слышал того, что уловил я, – топота ног.

– Что такое?

На его лице отразилось недоумение.

– Снаружи люди, сир. Много.

У меня заныло под ложечкой.

Король крепче стиснул рукоять меча, как человек, готовящийся вступить в бой. Затем с печальной улыбкой осознал действительность и положил оружие на кровать.

– Руфус, выйди и посмотри.

– Да, сир.

Я застегнул пояс. Гордость не позволяла мне выйти безоружным, сколько бы ни было врагов. Я вышел из комнаты и встретил Гийома – он возвращался со двора с заржавленным топором в руке. Лицо у него было мрачное.

– Ты тоже слышал? – спросил он.

– Да.

– Что сказал король?

– Велел выйти и посмотреть, кто там.

– Я пойду с тобой.

Я с гордостью посмотрел на него. Пусть снаружи нас ждет целое войско, но, Христос свидетель, никто не помешает нам сразиться с ним и, если придется, погибнуть, защищая короля.

Вдова уже стояла у парадной двери, припав глазом к замочной скважине. Я легонько постучал ее по плечу и спросил:

– Soldaten?[12]

Обратив ко мне перекошенное от страха лицо, женщина кивнула и не возразила, когда я знаком предложил ей отступить в сторону. С колотящимся сердцем я наклонился к замочной скважине и отпрянул при виде широкой, одетой в кольчугу фигуры, приближавшейся к двери.

«Бум, бум, бум», – раздался стук. Доски затрещали, передо мной замелькали облачка потревоженной пыли.

– Wer ist das? – спросил я. – Кто там?

– Aufmachen, im Namen von Herzog Leopold![13]

Дверь затряслась от новой серии ударов. Новости хуже этой нельзя было и вообразить. Я посмотрел на Гийома. Тот кивнул. Я отодвинул засов и открыл дверь.

На пороге стоял светлобородый рыцарь примерно моих лет. Поверх кольчуги на нем было сюрко[14] в черно-белую клетку, на поясе – меч. За его спиной толпились десятка два жандармов, все с арбалетами. Бертольфа я не заметил, и это было куда страшнее, чем если бы он присутствовал здесь. Его наверняка взяли в плен и подвергли пыткам, чтобы выяснить, где мы. Другого объяснения для прихода рыцаря с солдатами не было.

Он строго посмотрел на меня:

– Wo ist der König?[15]

– Вы говорите по-французски? – спросил я.

Он нахмурился:

– Немного, Ja.

– А я почти не знаю немецкого.

Надменный кивок.

– Тогда будем говорить по-французски. Где король?

На мгновение я подумал, не сказать ли, что Ричарда тут нет, но быстро понял, что это пустая затея.

– Он внутри, – сказал я.

– Приведите его.

Я выпятил подбородок:

– Зачем?

– Я здесь, чтобы взять его под стражу.

– Взять под стражу? – Я фыркнул. – Это же король Англии!

На щеках австрийца проступили алые пятна.

– И тем не менее мне приказано взять его под стражу и поместить под замок.

– По какому обвинению?

– Незаконное похищение Исаака Комнина Кипрского и его дочери, убийство Конрада Монферратского и, не в последнюю очередь, оскорбление, нанесенное герцогу Леопольду в Акре.

– Эти обвинения нелепы! Кто посмел их выдвинуть? – осведомился я, хотя ответ был у меня перед глазами, как мой собственный нос.

Рыцарь поджал губы. Он понимал, что я веду себя дерзко лишь ради сохранения лица.

– Герцог Леопольд.

Меня подмывало загнать этому рыцарю зубы в глотку ударом кулака, выхватить меч и броситься в переулок, рубя направо и налево. Славная смерть, но бессмысленная – и мне пришлось проглотить гордость.

– Ждите здесь, – процедил я и захлопнул дверь перед носом у австрийца. Я почти ожидал удара ноги, обутой в сапог, о доски, а следом – появления толпы идущих на приступ жандармов. Ничего такого не случилось. Вместо этого я услышал приглушенный вопрос, видимо от подчиненного, и раздраженный ответ рыцаря.

– Они боятся короля, – сказал я, обменявшись с Гийомом гордым взглядом.

Когда я проходил мимо вдовы, та, с благоговейным выражением на лице, прошептала:

– Der König?[16]

– Ja, – ответил я, и она расплакалась.

Я вошел в нашу комнатку. Ричард ждал со спокойным, почти безмятежным видом.

– Это люди герцога Леопольда?

– Да, сир. Двадцать жандармов во главе с рыцарем. – В голове промелькнула отчаянная мысль. – Мы с Гийомом задержим их, а вы переберетесь на крышу соседнего дома и…

– Все кончено, Фердия, – прервал он меня. (Я раскрыл рот.) – Хватит мне бегать.

– Сир… – проговорил я, ощущая, как мое тело охватывает жуткое оцепенение.

– Но простому рыцарю я не сдамся. – В глазах короля вспыхнул огонь. – Пусть приведет сюда Леопольда, тогда я выйду.

Когда я передал послание короля, борода рыцаря в прямом смысле слова встала дыбом. Я же наслаждался каждым словом и получил еще большее удовольствие, когда во второй раз захлопнул дверь у него перед носом. Он не стал высаживать ее и приказал большинству своих людей оставаться на месте. Минуту спустя я услышал постепенно затихавший стук копыт.

Пользуясь временем, Ричард расчесал бороду и облачился в лучшую одежду, тщательно выбрав тунику и шоссы. Затем нанизал на средний палец левой руки перстень с рубином, тот самый, который мы показывали Энгельберту, и дал мне закрепить пояс. Его сапоги бедняга Бертольф начистил еще накануне. Короны на голове не было, лицо от усталости покрылось глубокими морщинами, но выглядел он царственно, как всегда: высокий, широкоплечий, обладающий такой статью, что и слепой заметит.

Когда он вышел из комнаты, пребывавшая в тревожном ожидании вдова бухнулась на колени и принялась целовать ему ноги. Она плакала и причитала по-немецки. Ричард повел себя ласково: наклонился, помог ей встать, сказал по-французски, что все хорошо.

– Что она говорит? – спросил он у нас.

Женщина продолжала тараторить, перемежая слова слезами и вздохами. Мы с Гийомом прислушались.

– Похоже, извиняется, сир, – сказал я через минуту. – За то, что заставила вас резать овощи. Просит прощения. Она даже не догадывалась, что вы король.

Ричард улыбнулся и заключил одну из ручек вдовы в обе свои могучие ладони.

– Мадам, – сказал он. Притихнув, женщина подняла голову и с трепетом посмотрела ему в глаза. Король продолжил: – Вам не за что извиняться. Для меня было удовольствием остановиться в вашем доме, пусть и скромном. Danke. Danke.

У вдовы трясся подбородок, слезы стекали по щекам. Она кивнула, давая знать, что поняла его.

Удовлетворенный, Ричард велел мне выглянуть в замочную скважину.

– Ну? – спросил он и хмыкнул. – Умаялись ждать и ушли?

Я мало что видел, но разглядел трех жандармов.

– Нет, сир, – уныло доложил я.

– Ну же, Руфус, – сказал король задорно. – Хотя бы твоя задница должна быть довольна, что ей не придется больше елозить по седлу день и ночь. Моя-то уж точно.

Я уставился на него. Уголки его губ вскинулись. Я не смог удержаться и рассмеялся. Король и Гийом присоединились ко мне, сотрясаясь от хохота. Бедная вдова в полном недоумении таращилась на нас.

Мы втроем вернулись в свою комнату и, по указанию Ричарда, раскинули кости на кровати. Никогда прежде не видел я короля за игрой: он действовал с таким же яростным напором, как и во всем остальном. Ни я, ни Гийом не удивились, когда он облегчил наши кошельки сначала на серебряный пфенниг, затем на две, три, шесть монет. Не сомневаюсь, что мы проигрывали бы и дальше, не подоспей Леопольд. Несомненно, это был именно он: слышались голоса, храп и топот коней, гул собравшейся толпы.

Мы перешли в главную комнату. Перепуганная хозяйка не сводила с нас глаз, на которых вновь выступили слезы. Я как мог успокоил женщину, уповая, что моих скудных запасов немецкого хватит, чтобы она поняла: Ричард настоятельно попросит Леопольда не наказывать ее. Не знаю, разобрала ли она что-нибудь; по крайней мере, небольшой, но веский кошель с монетами осушил ее слезы.

Дверь затряслась от мощных ударов кулака.

– König Richard! – донесся до нас чей-то голос.

– Откройте, – распорядился король.

Я повиновался, и мы с белобородым рыцарем в третий раз уставились друг на друга. Заглянув поверх его плеча, я увидел герцога Леопольда верхом на великолепном скакуне. Герцог привел с собой еще два десятка жандармов и дюжину рыцарей. За ними колыхалась большая, возбужденная толпа; уже виднелись направленные на нас пальцы. Из уст в уста перелетало слово «König».

Как я понял, Леопольд велел разнести весть повсюду. Когда нас поведут из Эртпурха, для герцога это станет победным шествием.

– Сэр.

Белобородый рыцарь отвесил мне надменный кивок. Я ответил тем же.

– Как вижу, герцог Леопольд здесь.

Он кивнул и сказал по-французски:

– Ваш король…

Я замялся.

– Здесь, – произнес голос у меня за спиной.

Я проворно отошел в сторону, дав Ричарду выйти в переулок. Белобородый рыцарь попятился, по лицу его разлилось глубокое благоговение. Он низко поклонился. Король не удостоил его вниманием, скользнув взглядом по ряду жандармов с нацеленными на него арбалетами. Гордость наполнила меня: большинство солдат почтительно склонили головы и, если бы не строгий приказ сержанта, наверняка опустили бы оружие.

Леопольд был одет подобающим образом. Подбитые мехом плащ и мантия смотрелись великолепно. Перстни на пальцах искрились, пояс и ножны тоже были отделаны драгоценными камнями. Однако лицо герцога было, как и прежде, багровым; кроме того, будучи низкорослым, он не стал сходить с седла, чтобы казаться выше Ричарда.

Их взгляды встретились.

Король величаво-презрительно вскинул бровь:

– Вот мы и свиделись снова, герцог Леопольд.

– Король Ричард. – Леопольд пренебрежительно кивнул. – Это все-таки ты, хотя и одет, как бродяга. Я поначалу не поверил, но напрасно удивлялся. Твой мальчишка-посыльный пел, как канарейка.

Кровь забурлила у меня в жилах. Ричард, не показывая этого, был задет не меньше меня – он превыше всего ценил верность.

– Ты пытал Бертольфа? – отрезал король. – Ребенка?

– Он почти уже взрослый мужчина, – возразил Леопольд. – И я не сказал бы, что пытал его. Скорее, убедил.

– Не причиняй ему больше вреда, прошу тебя, – сказал Ричард. – И не наказывай вдову, живущую в этом доме, – она понятия не имела, кто я такой.

– Изволь. – Леопольд махнул рукой. – Оба они мне без надобности.

– Зачем ты приехал сюда? – спросил Ричард твердо и уверенно.

– Чтобы взять тебя под стражу. Преступник должен понести наказание.

Ричард фыркнул:

– И в каких же преступных деяниях я повинен, скажи на милость?

– Тебе это прекрасно известно, ведь ты захватил в плен одного моего родича, Исаака Комнина, и приказал убить другого, Конрада Монферратского.

– Исаак получил по заслугам, подлый пес. Он не единожды нарушал свое слово, а его люди стреляли в меня отравленными стрелами. Это вполне оправдывает мое обращение с ним. Что до Конрада, то любой, кто был тогда в Утремере, подтвердит, что я не имею никакого отношения к этой смерти. Его убил ассасин, не я.

– Моя тюрьма забита теми, кто вопиет о своей невиновности, – заявил Леопольд. – Подозреваю, что ты из их числа.

Они с Ричардом воззрились друг на друга. Ни один не желал отвести взгляд первым.

– По доброй воле пойдешь? – спросил герцог.

Король ответил не сразу, и напряжение заметно возросло. Я встал за правым плечом государя, Гийом – за левым. Жалкий, отчаянный поступок – нам не под силу было сражаться против тридцати, тем более что у противников имелись арбалеты. И все же мы были готовы встать на защиту короля, если бы он отдал приказ.

– Руфус, Гийом, спокойно.

Голос Ричарда звучал глухо. Сквозившая в нем безнадежность ранила почти так же больно, как удар клинком.

– Ты человек чести? – обратился король к герцогу.

– Ja, это так.

Леопольд – человек гордый, подумал я. Это видно по его осанке и высокомерной вежливости. Если бы король не унизил его в Акре, мы, возможно, не оказались бы здесь. После взятия города Леопольд, недолго думая, установил свои штандарты на стенах рядом со знаменами Ричарда и Филиппа. Король велел сбросить их в ров. Вскоре герцог ворвался в шатер, требуя вернуть флаги на место, а заодно отдать ему долю добычи. Ему отказали в том и другом. Более того, его разве что не выгнали взашей из резиденции Ричарда. Вскоре Леопольд отбыл из Святой земли домой.

– В таком случае я прошу обращаться с Бертольфом и присутствующими здесь моими людьми, – король указал на меня и Гийома, – так же уважительно, как со мной.

Леопольд поразмыслил, потом кивнул:

– Быть по сему. С ними будут хорошо обращаться.

Достав свой меч и перевернув его, Ричард шагнул к Леопольду. Он не собирался делать глупостей, я знал, но некоторые люди герцога все равно навели на него арбалеты. У меня по коже побежали мурашки. Дрогнет чей-нибудь палец, и король истечет кровью в этой несчастной улочке. Слава богу, стрелкам хватило самообладания.