Король

Ричард протянул меч рукоятью вперед Леопольду. Тот, кивнув, принял оружие, затем передал его белобородому рыцарю.

– Береги этот клинок, – предупредил Ричард. – Он служил мне все то время, что я был в Утремере.

В поклоне рыцаря читалось гораздо больше уважения, нежели выказал его господин.

– О нем позаботятся, сир.

Мы с Гийомом сдали свое оружие. Нас никто не трогал, но мы оказались в окружении жандармов. Любая надежда улизнуть испарилась, и я окончательно пришел в уныние.

Подвели оседланных коней. Белобородый рыцарь спросил у Ричарда, попытается ли он бежать.

– Непременно, – ответил король. – И почему нет? У вас нет права удерживать меня в плену!

– В таком случае мне придется связать вам запястья, сир, – с неохотой проговорил рыцарь.

– Тебе решать.

Король вытянул руки.

Рыцарь посмотрел на Леопольда, тот холодно кивнул, велев ему продолжать.

– Пусть все присутствующие будут свидетелями тому, как обращаются с человеком, с королем, принявшим крест, – заявил Ричард, когда его запястья стянули ремнями. – Я сражался в Утремере, а велевший взять меня под стражу не приложил усилий к тому, чтобы взять Иерусалим.

Леопольд побагровел еще сильнее:

– Я дважды ездил воевать в Святую землю!

– Не думаю, что второй раз стоит принимать в расчет, – отрезал Ричард. Герцог уехал вскоре после унизительной стычки с королем и пропустил главное, включая поход на юг, к Арсуфу и Яппе, а также короткую вылазку к Иерусалиму.

– Посадите его на коня!

Леопольд явно был в ярости, но не желал устраивать перепалку в присутствии нескольких сотен свидетелей.

Затем произошло затруднение. Никто не предвидел того, что король не сможет сам сесть в седло. Нам с Гийомом руки пока не связали. Я шепнул ему несколько слов, и мы шагнули вперед. Ричард с благодарностью посмотрел на меня, когда я переплел пальцы рук. Гийом обошел лошадь вокруг, на тот случай, если наш господин свалится на землю. Было не слишком-то удобно: Ричарду пришлось опереться связанными руками на шею лошади, поставить ногу на мои ладони и запрыгнуть на коня, но он справился.

– Будь это Фовель, – тихонько сказал мне король, – я бы попытал удачу, даже со связанными руками.

Я кивнул. Жеребец, захваченный у Исаака Комнина, обладал отличной выучкой и скакал быстро, как ветер.

Мы с Гийомом дали белобородому рыцарю тот же ответ, что и король, и нам тоже стянули запястья. Рыцарь, как я понял, сочувствовал нам. Он помог нам взобраться на коней и проверил, крепко ли мы устроились в седлах. Когда с этим было покончено, наших коней, у которых вместо уздечки и удил имелись недоуздки и поводки, передали на попечение верховых рыцарей.

Немногое можно сказать о нашей печальной поездке в Вену, по улицам и дорогам, усеянным желающими поглазеть на английского короля, исключая одну странность, случившуюся перед самыми городскими воротами. Чтобы не видеть досужих, а подчас и злорадных лиц зевак слева и справа, я не отрывал взгляда от Ричарда, ехавшего перед рыцарем, что вел в поводу мою лошадь. Но шагах в ста от ворот моя лошадь испугалась разревевшегося ребенка, рванулась влево, и я едва удержался в седле. Прежде чем восстановить равновесие, я посмотрел наверх, налево, направо и вниз. Среди зрительной сумятицы я различил что-то знакомое. Взгляд мой вновь обратился на толпу слева от меня.

Почти никто не смотрел в мою сторону: все разглядывали короля, как и следовало ожидать. Все, кроме человека, закутанного в плащ, с накидкой поверх головы. В глубине этого кокона я различил пару знакомых острых глаз, обрамленных столь же знакомыми волосами, длинными и черными. Рис, это был Рис! Он кивнул мне, я ответил почти неприметным движением подбородка. Больше я ни на что не решился из страха быть замеченным – да и времени не было, а оборачиваться я не стал.

Я испытал удивление, облегчение и радость. Ранее я запретил Рису следовать за мной, но совершенно забыл об этом. Теперь же не мог дождаться, когда расскажу обо всем королю.

Я понятия не имел, что предпримет Рис, но сознания, что он рядом, было довольно, чтобы спасти меня от падения в бездну отчаяния. Рис неподалеку – значит можно задуматься о побеге.

Глава 7

Замок Дюрнштейн на реке Дунай, Австрия, декабрь 1192 г.

Я привалился спиной к каменной стене и вжимался в нее до тех пор, пока холод не стал пробираться сквозь тунику. Я шагнул вперед. Глаза постепенно привыкали к темноте. Крошечное окошко пропускало много ледяного воздуха, но мало света. Оно выходило на запад, а погода с самого нашего приезда была ненастной. Мрачные тучи зачастую окутывали крепость от рассвета до заката. Я проделал дюжину шагов до дальней стены, повернулся, припал спиной к задней стене и стоял, пока не ощутил холод, потом вернулся обратно. По моим подсчетам, я сделал двести таких проходов, а по ощущениям – в пятьдесят раз больше. Я поставил себе задачу совершать подобные прогулки дважды в день. За всю жизнь мне не приходилось выполнять такой надоедливой работы столько раз. Но больше заняться было нечем, разве что валяться на соломенном тюфяке, как делал Гийом. Помимо тюфяков, обстановку составляли два неудобных стула да ведро, чтобы справлять нужду.

Гийом не возражал против того, чтобы проводить в дреме час за часом, но для меня это было верной дорогой к безумию. Его молчание еще сильнее побуждало меня предаваться размышлениям. Уголки моих губ поднялись в печальной улыбке. Теперь я думал все время, когда не спал и не расхаживал по комнате.

Было раннее утро второго дня после нашего приезда, которому предшествовала поездка за пятьдесят миль из Вены. С королем нас сразу разлучили, и мы его больше не видели. Вскоре после того как нас поместили в узилище, я услышал эхо его голоса, разносившееся по коридору, и крикнул в ответ, прежде чем караульные успели нас остановить; из этого я сделал вывод, что ему отвели соседнее помещение. Выяснилось, что одни стражи настроены дружелюбнее других и не мешают нам переговариваться. Благодаря монетке – мне удалось сохранить потайной кошель, который я носил на ремешке на шее, – караульные глохли в нужное нам время.

Обстановка у короля была не в пример роскошнее нашей: кровать, стол и стулья, очаг, даже гобелены на стенах. Но его точно так же не выпускали из комнаты, ни днем ни ночью. К нам с Гийомом посетителями приходили только слуги, приносившие пищу по утрам и вечерам. За ними надзирали молчаливые, суровые стражники. А вот Ричарда навестили Хадмар фон Кюнриг, кастелян замка Дюрнштейн и один из самых доверенных вассалов герцога, и сам Леопольд. У первого из них король выведал, что Бертольф остался в Вене и, если верить словам Хадмара, парня должны были отпустить, как только он оправится от ран.

Второе посещение вышло не таким приятным. Услышав, как Леопольд и Ричард кричат друг на друга, мы с Гийомом приложили уши к двери. Леопольд обзывал короля высокомерным искателем славы, думающим только о себе. Более того, продолжал герцог, он – бессовестный вор, не останавливающийся даже перед убийством. Это был еще один прозрачный намек на Конрада Монферратского.

Ответ короля был подобен извержению вулкана. Он клеймил Леопольда, никчемного хлыща, норовящего выехать на спине у других. Был бы он в Акре, с издевкой заметил Ричард, если бы не его, короля, камнеметные орудия? Так и сидел бы на берегу, повелевая песочным замком, поддел его король.

В последнем замечании была суровая правда – в христианском лагере нередко награждали Леопольда этим «титулом». Взбешенный герцог выскочил из комнаты Ричарда и, чертыхаясь, зашагал по коридору.

Хорошо зная нрав Ричарда, мы с Гийомом не пытались сразу переговорить с ним. После бури наступает затишье, с королем происходило то же самое. В тот день, чуть позже, на службу заступил добросердечный караульный, разрешивший нам перемолвиться парой слов. Первым молчание нарушил Ричард. Он был зол на себя: признавал, что поддался гневу и что эта вспышка не поможет ему наладить отношения с герцогом. Редкий, если не единственный случай, когда король делал подобные признания. Я надеялся, что это не означает душевного надлома, не является скорым следствием пребывания в тюрьме. По своему опыту я знал, как это бывает, так как провел неделю в заточении сразу после прибытия в замок Стригуил. Это было много лет тому назад.

Я спросил у Ричарда, известны ли ему намерения герцога Леопольда в отношении него.

– Нет, Руфус, – ответил он, и только тогда в его голосе прорезалась усталость. Но он тут же рассмеялся и заметил, что, может, и выяснил бы их, если бы не довел Леопольда до белого каления.

Больше о нашей судьбе мы не разговаривали, но было понятно: жизнь Ричарда не находится в опасности, ибо ни один человек в здравом уме не пойдет на цареубийство. Учитывая мстительность Леопольда, королю не так-то просто будет вырваться на свободу, однако, если держать монарха в заточении, это мало что даст. А получив за него выкуп, герцог сделается баснословно богатым. Король твердо стоял на том, что я и Гийом должны быть включены в сделку, и это давало надежду, особенно когда я думал о том, сколько месяцев потребуется, чтобы собрать в Англии деньги. Суровая правда заключалась в том, что нам предстояло провести в плену по меньшей мере год.

Светлым лучом во мраке был только Рис – если ему удалось добраться вслед за нами до Дюрнштейна. Было бы настоящим чудом, сумей он освободить нас из неприступной крепости, полной солдат Леопольда. И поскольку ничего иного не оставалось, я возложил все надежды на Риса, самого преданного из товарищей.

Подступило и прошло Рождество. День праздника был отмечен только пением, доносившимся из замковой часовни, да принесенным в нашу комнату вкусным ужином. Он включал, к моему удовольствию, флягу хорошего вина и блюдо с еще теплым жареным гусем. Король получил приглашение на пир к Леопольду, но отказался. Вместо этого мы провозглашали тосты за здоровье друг друга и громко судачили о том, чем займемся, когда вернемся в его королевство.

Во время этих бесед мне хотелось завести разговор про Джоанну, но я, естественно, не делал этого. Я отважился только полюбопытствовать у государя насчет королевы Беренгарии, отплывшей из Утремера вместе с Джоанной за две недели до нас. Женщины намеревались добраться до Южной Италии, а оттуда по суше отправиться в Рим. Альпийские перевалы небезопасны в конце года, а земли к западу от гор принадлежали графу Тулузскому, заклятому врагу Ричарда. Посему вероятно, сказал король, что они зазимуют в Риме и продолжат путь по весне. Дамы постараются достичь Наварры, а оттуда – Аквитании. Путешествие выглядело небезопасным: даже на море они рисковали попасть в плен, если бы поплыли вдоль берегов, на которые простиралась власть графа Тулузского.

Похоже, это мало смущало короля.

– Вероятность того, что мы оба, я и Беренгария, окажемся в плену, ничтожна, – заявил он с уверенностью, которой мне никак не удавалось проникнуться.

Когда разговор стих и пришло время ложиться спать, меня обуяла печаль. Я лежал в темноте на матрасе, слушал рокочущий храп Гийома и думал о Джоанне. Даже если их с Беренгарией пленят, то отпустят за выкуп, как и короля. Она снова станет появляться при королевском дворе – скорее всего, с Беренгарией, поскольку обе хорошо поладили. Если меня освободят вместе с королем и мы с ней встретимся, надежда на возобновление любовной связи будет призрачной, а само предприятие окажется страшно опасным. Доброе имя Джоанны нельзя подвергать риску, ведь Ричард хочет подыскать ей нового мужа, человека видного положения, способного стать его союзником. Никогда больше она не будет моей. Осознавая жестокую, мучительную действительность, я все же не мог выбросить Джоанну из головы, как ни старался.

С таким же успехом, рассуждал я, можно остаться в Дюрнштейне и сгнить тут. Это будет достойная кара за зло, причиненное Генри и тому юному воришке в Удине.

Но я не позволил себе надолго погрузиться в уныние, которое нагнал сам на себя. Мой долг – служить королю, как я делаю уже десять с лишним лет. А еще я поклялся Джоанне, что буду защищать его даже ценой собственной жизни. И пусть я бессилен что-либо сделать, долг остается долгом, и я изо всех сил постараюсь исполнить его. По крайней мере, я помогу Ричарду уже тем, что не сложу руки.

Прошло десять однообразных дней. Ночь сменялась днем, день – ночью. Мы с Гийомом хором желали королю доброго утра и улыбались, когда ответ звучал громко и весело. Затем наступал черед молитвы. Считая себя проклятым, я приступал к ней с трудом, но все равно касался коленями холодных каменных плит, вместе с Гийомом. Господь примет мои молитвы, твердил я себе, искренне сокрушаясь об убийстве мальчишки в Удине и задвигая в самые глубины души отсутствие раскаяния за смерть Генри.

Завтрак приносили примерно в одно и то же время, незадолго до того, как колокола отбивали час третий. Удивительно, как способен сжиматься окружающий человека мир: выдача хлеба и сыра становилась одним из самых ожидаемых событий дня. Мы с Гийомом предавались воспоминаниям о бытности в Утремере. Подобно всем моим друзьям и товарищам, он любил припоминать мою – едва не закончившуюся печально – встречу с воином-сарацином, когда я справлял нужду за пределами лагеря под Акрой. Я в свой черед смеялся над его испугом в тот миг, когда из сапога, который он собирался натянуть, выпал скорпион. Мы играли в кости на соломинки, вытянутые из тюфяков. Если король хотел пообщаться, мы разговаривали с ним. В остальное время я расхаживал по комнате взад-вперед, а Гийом по большей части спал.

Я всегда бдительно прислушивался к шагам в коридоре. Обычно это караульные приходили сменять товарищей, иногда заглядывали Хадмар, священник или даже Леопольд – поговорить с королем. Да простит меня Господь, я старался как мог подслушать разговор. Гийом не отставал от меня, и мы разыгрывали в кости самое удобное место – у двери. Но что-нибудь разобрать удавалось только тогда, когда Ричард выходил из себя. После ссоры с Леопольдом подобное случилось лишь однажды, в день Нового года. В тот раз тяжесть монаршего гнева обрушилась на Хадмара из-за принесенных им новостей. Пока он их не выложил, мы с Гийомом подслушивали без всякого успеха.

– Что-что сделал Генрих? – взревел Ричард. Ответ Хадмара прозвучал неразборчиво.

Мы с Гийомом озадаченно переглянулись. Леопольд в любом случае известил бы о пленении английского короля своего сюзерена. А вот поведение Генриха предугадать было сложнее.

– Негодяй! Мерзавец! Подлец! Повтори, что сказал Генрих!

Хадмар возвысил голос:

– «Мы сочли уместным известить вашу светлость, понимая, что эти новости принесут вам неизбывнейшее удовольствие».

– Да уж конечно! Филипп горы перевернет, ни перед чем не остановится, лишь бы удерживать меня в плену. Это ты понимаешь? Он все до медяка спустит, только бы добиться этого!

– Господь милосердный! – прошептал я. – Узнав, что Леопольд захватил короля, Генрих послал весточку во Францию.

Гийом скривился:

– Представляю, как Филипп прыгал от радости.

– И что ответил Леопольд, скажи, пожалуйста? – взревел король. – При всей его неприязни ко мне, он ведь не захочет, чтобы меня упрятали во французскую темницу и выбросили ключ?

– Конечно нет, сир, – с готовностью подтвердил Хадмар.

– В таком случае дал он клятву не передавать меня Генриху или нет?

На этот раз ответ кастеляна прозвучал тише.

– Нет, разумеется нет, ведь император – его сюзерен! – пророкотал Ричард. – Как я убедился, у большинства людей порядочность имеет свои пределы, и Леопольд не исключение!

Хадмар не сумел успокоить короля, и вскоре Ричард попросил его уйти.

Когда шаги кастеляна стихли, я немного выждал, давая гневу короля улечься, потом с тревогой спросил у него, все ли хорошо. Ответом был взрыв горького смеха.

– Хуже, чем могло бы быть в первый день нового года, Руфус. Филиппу Капету известно, что я здесь, и он выражает сильное желание внести за меня выкуп. Сдается, какую бы цену ни заломили Леопольд или Генрих, это не имеет значения: Филипп настолько меня ненавидит, что заплатит, сколько попросят, а то и больше.

– До этого наверняка не дойдет, сир, – сказал я, сам понимая, насколько неубедительно звучат мои слова.

– Дай бог, чтобы не дошло, – отозвался король. – Но вам хотя бы не придется разделить мою судьбу – об этом я позабочусь.

– Нет, сир! Мы останемся с вами! – вскричали мы с Гийомом в страхе.

– Не вижу смысла всем троим гнить в тюрьме.

– Мы не для того все это время были рядом, сир, чтобы нас теперь отослали! – пожаловался я. – Наше место всегда возле вас.

На некоторое время воцарилось молчание, потом Ричард рассмеялся.

– Ах, Руфус, Руфус, мой твердолобый ирландец! И ты, Гийом, упрямец из упрямцев. – Обуреваемый чувствами, он добавил: – Воистину, вы лучшие из моих людей.

Мы с Гийомом заулыбались как слабоумные.

Странная штука жизнь. Мы по-прежнему оставались пленниками. Надежды на освобождение оставались неопределенными и, возможно, даже уменьшились после новости о Филиппе, но похвала короля влила в нас новые силы, приободрила: мало что могло подействовать так же.

На следующее утро пришел Хадмар в сопровождении нескольких стражников и увел короля. Я колотил в дверь, пока не ободрал кулаки, требуя, чтобы мне разрешили к нему присоединиться, – все впустую.

– Не причиняйте ему вреда! – кричал я в замочную скважину. – Мужайтесь, сир!

Ответа не было. Я осел на пол, негодуя на свою беспомощность, сгорая от желания сделать для него хоть что-нибудь, пусть самую малость.

– Как думаешь, куда они пошли? – спросил Гийом, переживавший не меньше меня.

У меня не было мыслей на этот счет. И вдруг наступило прозрение.

– Леопольд повез его на встречу с Генрихом, – сказал я. – Есть ли лучший способ подогреть алчность императора, чем показать ему товар лицом?

Догадка оказалась верной. На следующий день двое караульных делились сплетнями близ нашей комнаты. Мы с Гийомом в достаточной мере нахватались немецкого и вдвоем уловили суть беседы, в которой часто встречались слова «König», «Löwenherz» и «Kaiser Heinric»[17]. Еще упоминалось название «Регенсбург». Гийом утверждал, что это город на севере, близ границы с владениями Генриха.

Едва закончив подслушивать разговор, я упал на колени, и молитвы мои давно не были такими горячими и искренними. Мысль о том, что Ричарда передают Генриху, а затем Филиппу, пока мы сидим в Дюрнштейне, не в силах ничего предпринять, была невыносимой.

Наступил безрадостный вечер. Разговаривали мы мало, ели еще меньше. Я без конца ходил взад-вперед, пока Гийом, к которому в этот день сон не шел, не попросил меня перестать. Тогда я, неспособный расслабиться, сел на тюфяк и погрузился в беспокойные думы. Сам того не замечая, я постукивал пяткой о плиты пола, и, наконец, взбешенный Гийом вскричал, что этот звук сводит его с ума. Я огрызнулся: мол, мне тоже противно от его пердежа, но я-то терплю. Я встал и снова принялся ходить, теперь уже не обращая внимания на него.

Спал я плохо, все никак не мог устроиться: завернусь в одеяло – жарко, скину – холодно. А когда забылся, сразу навалились тревожные сны. Я видел Ричарда, скованного, в крошечном каменном мешке без окон. Спутанная борода говорила о долгом заточении. Тюремщики менялись: то Леопольд, то Генрих, то Фиц-Алдельм и даже Саладин. Иногда узником был я, а хохочущий Фиц-Алдельм – стражем. Где-то вдалеке маячил Рис, но как бы громко я ни кричал, он не спешил на помощь. В мою темницу зашла Джоанна, но я никак не мог разобрать, что она говорит. Она ушла явно опечаленной, и, странное дело, вместе с ней была Алиенора.

Рассвет я встретил с красными глазами и в прескверном настроении. Гийом чувствовал себя не лучше, и мы в угрюмом молчании расправились с завтраком из сыра и хлеба. Впрочем, взаимное раздражение не продлилось долго. Слишком многое мы вынесли вместе, чтобы ставить под удар нашу дружбу. Гийом не обращал внимания на мою ходьбу, я же делал вид, что не замечаю его газов. Несколько дней известий не поступало. Затем вернулся Леопольд – это мы выяснили, подслушав разговор караульных, – но без Ричарда. Мой страх по поводу того, что короля выдадут Генриху, слава богу, быстро прошел. Государя поместили в другой замок, тоже принадлежавший Леопольду, только мы не знали в какой. Стражи выстреливали слова так быстро и с таким гортанным выговором, что я не смог даже понять, обсуждают ли они, почему Ричарда не доставили обратно в Дюрнштейн, или нет.

Затем пришлось бороться с отчаянием. Никогда со времени моего заточения в Стригуиле, в бытность зеленым юнцом, я не ощущал себя таким бессильным. Я заставлял себя мысленно возвращаться к счастливым дням. По большей части это было время, проведенное с Джоанной, но также ирландское детство: игры и потасовки с братьями, уроки боя на мечах, даваемые отцом. Я вспоминал, как впервые встретился с Ричардом, как он избавил меня от побоев Роберта Фиц-Алдельма и его дружков. Спустя пару лет я спас королю жизнь, сразу после того как он спас мою, когда я попал в засаду разбойников в лесу под Саутгемптоном. Хороших воспоминаний было много, и я приободрился. Я могу подпитываться ими, когда понадобится, и меня не будут держать в тюрьме вечно. Как и короля.

После всех этих волнений добрые вести пролились как бальзам на душу. Нас проведал кастелян Хадмар, что само по себе было странно. После нашего прибытия он проявлял к нам полное безразличие. Вскоре мы поняли, что движет им. Нас переводили в замок ближе к Вене, где нам предстояло воссоединиться с Ричардом. Мы с Гийомом обнялись, почти такие же радостные, как если бы нас освободили.

– Спасибо, сэр, – сказал я. – Нам хочется одного – быть там, где наш господин.

Хадмар кивнул. Невысокий, худощавый, медлительный, он производил впечатление человека порядочного.

– Я понимаю, – ответил он.

– Почему короля не вернули сюда? – отважился спросить я.

Кастелян замялся:

– Герцог счел, что это слишком рискованно.

Я бросил взгляд на Гийома.

– Из-за императора?

– Да, – признал Хадмар, снова поколебавшись.

– Выходит, встреча прошла не слишком успешно?

– Это так.

– Леопольд опасается, что Генрих может силой забрать короля отсюда?

– Увы, да.

– Такова человеческая природа, – произнес я, безмерно довольный тем, что Леопольду хватило ума не уступить Ричарда своему сюзерену. – Зачем платить за то, что можешь получить даром?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

 Жандарм – в Средние века так назывались тяжеловооруженные воины, как конные, так и пешие.

2

 Утремер (от фр. outre-mer – земля за морем, Заморье) – так назывались в Средние века владения крестоносцев в Святой земле.

3

 Шоссы – длинные, облегающие ногу штаны.

4

 Бус – средневековый грузовой корабль.

5

 Греческое море – имеется в виду Средиземное.

6

 «Dex aie!» (фр. «С нами Бог!») – боевой клич сначала нормандских герцогов, а затем английских королей.

7

 Здесь и далее время дня указывается по богослужебному календарю, в соответствии с которым отсчет ведется примерно с шести утра.

8

 Дормиторий – спальный корпус в монастыре.

9

 Нет, пожалуйста (нем.).

10

 Инфирмарий – лечебница в монастыре.

11

 Узкое море – имеется в виду пролив Ла-Манш.

12

 Солдаты (нем.).

13

 Откройте, именем герцога Леопольда! (нем.).

14

 Сюрко – короткий плащ, надевавшийся поверх доспехов.

15

 Где король? (нем.).

16

 Король? (нем.).

17

 Король, Львиное Сердце и император Генрих (нем.).