Месть за то, что будет. История одного дознания

– Так я вам десницу передам. И маску. – Смотрит на меня с ожиданием.

– Вы мне что?!

– А что вы удивляетесь? Вы вашими выкрутасами с разбойницами, затем с отьями, кому вы подзорную трубу вороном расквасили, уже себе репутацию сделали. Это я ещё про фамильяра передумал вас допрашивать, коль вы добыли мне сведения о бомбистах. Преступное сообщество весьма плотно взаимосвязано, если вы не знали. Теперь у вас один путь – быть на шаг впереди, оседлать гребень волны, так сказать. Я и колу вам отдам. И Пансо. Тем более, что притомился я от него уже. Я в одиночку привык работать. Да и десница не моя, сами понимаете. Я вас научу пользоваться. Опять же, в городе, если ваша наводка верна, я крупный куш сорву. Кроме того, личные у меня кое-какие планы там есть. Война отменилась, не начавшись – это всё меняет. А главное – цель моя основная в рамках дознания находится в другом направлении, судя по документам. По целям сейчас поговорим, все вместе. Вопросы?

Вопросов у меня нет. Есть желание побыстрее пройти в комнату, чтобы воспользоваться предложением налить себе выпить.

⁂

В комнате вчерашние дымы всё ещё присутствуют. Убранство помещения обычное, но добротное. Хотц закрыл окно и прикрыл его сетчатой шторой. Закрыл и комнатную дверь, предварительно поставив перед другой, входной дверью в покои, металлический бак в неустойчивое положение. Дознаватель перешёл на обычную речь и начал:

– Гвидон по политической обстановке из меня так себе, но основные положения я вам изложу, тем более что вчера поступила не только информация о характере нападения на город, но и сводки, касающиеся реакции основных властных и общественно значимых сил. Событие всех расшевелило, многие поспешили, наделали ошибок, раскрыли ненароком агентуру, проявили намерения…

Дознаватель расстегнул ворот ещё на одну пуговицу. В сетку шторы с той стороны настойчиво жужжат осы – что-то липкое разлито на подоконнике. Тим слушает вполуха; для него всё это – наполовину развлечение, наполовину «всё равно жить негде». Штигу, напротив, очень интересно.

– Долгое время на земле был мир, как вы знаете. Ни вы, ни ваши воспитатели войны не знали. Бдительный очень мир, но всё-таки мир. Но сейчас равновесное состояние нарушено. Полный набор причин неизвестен. Один злокачественный фактор назвать можно: если снарядить крупные экспедиции за океан, золотому стандарту конец. Последствия не просчитываемы. Те, у кого золота очень много, то есть наш теневой кабинет и свита короля Маристеи, не только могут иметь разные мнения, они обязательно должны претерпеть внутренние расколы на этой почве. Уже, собственно, претерпели.

– А почему не однозначно «против»? – спрашивает Штиглиц.

– Ну, для примера: можно питать надежды на то, что удастся захватить инициативу и стать во главе нового денежного эталона, чем бы тот ни оказался. Ничто не запрещает просто гнаться за новыми землями – деньги приложатся. И главное: то, что у них много золота, говорят, в основном, они сами. Что там в реальности с нашей казной и запасами иных государств – неизвестно. Зато хорошо известно о водопритоках на золотых копях и других авариях. Как у нас, так и в Маристее.

– Какое дело другим странам до нас и Маристеи? Им однозначно выгодно двинуть за океан и сломать статус-кво, – выдвинул я положение.

– Крушение действующего состояния вообще и денежного стандарта, в частности, спровоцирует внутренние волнения во всех странах. Для народов всё может кончиться неплохо, но тех, кто сейчас у власти, ждёт неопределённость с преимущественно плохим прогнозом. Важнее другое: выйти в океан через ледяные торосы с надёжностью можно только на каменных баржах, то есть ледоколах. А построить и спустить их в океан могут только в Маристее и Арганоре, да и то не факт. Мы вот – не можем.

– Ка-ак так?!

Никто из нас повышенным патриотизмом никогда не отличался, но мы привыкли, что даже в пост-имперские времена наша держава никогда не была ниже второго места в различных измеримых рассмотрениях, не говоря уж о таком вопиющем случае полного отсутствия компетенций.

– Этого я пока твёрдо не знаю. Догадываюсь только, что факторы не управленческие и не политические. Технические. Впрочем, прочесть меж строк формальных донесений не так сложно: я не слышал о кузницах, где бы плавили камень, причём в таком объёме, значит, нужен готовый материал из вулкана. Значит, хверф должен быть высоко по склону Великой горы. Значит, спуск на воду предстоит на мелкой воде в верховьях, среди порогов. Пороги, положим, можно обкопать. Хуже другое: с нашей стороны мира, в окрестностях устья Великой реки Иллюмироса, нет океанских течений. Каменные баржи наверняка окажутся неповоротливыми. Без помощи течения ни один капитан не рискнет вести такой корабль – это слишком сложно и опасно. Навигаторы тоже уйдут в отказ: карт ещё нет. Есть только отдельные свидетельства корсаиров, какое-то количество артефактов. Есть образцы золота, которое точно не с наших земель. Больше ничего нет. А что точно есть, так это политика. Другой фразой: «вы изучаете, что имеете, и уже затем даёте именно этому развитие, но в нужном вам направлении». А ломать всё ради непонятно чего – это авантюризм, а не политика. Авантюристу до высших эшелонов политики не добраться. Ледоколы же не только порушат золотой стандарт и безмерно расширят возможности для игры, они сменят тип игры: игра нулевой суммы передаст эстафету балансированию на гребне волны. Большинству серьезных индивидов это не нужно.

Я залюбовался Хотцем, так он убедителен. Его речь на удивление мне созвучна. Если бы меня попросили, я бы сформулировал точно так же, символ в символ. И доклад интересный. Захотелось оправдать его ожидания.

– Простому населению все эти каверзные проблемы не интересны, у него всё равно нет золота, – сказал Штиглиц.

– Это так, но их мнение пока стоит мало. В наших обществах крупных бунтов не зафиксировано, как вы знаете, кроме тех, что были организованы колгунами при прямой поддержке фракций правительств. Кроме того, есть здравое опасение, что из-за океана привезут мор. Да и озабоченных религиозных индивидов много. Некоторые авторитетные проповедники предрекают взрыв вулкана из-за того, что хверфы в нём будут ковыряться.

– Предки не порицают расселение, – заметил адепт. Сдвинул, наконец, дикую косынку на подбородок.

– Религия вообще не содержат указаний, которые бы можно было однозначно охарактеризовать как требования Предков, – холодно возразил Хотц.

– Так мы-то чего хотим? Что от вас требует теневой кабинет? – спросил я с тревогой. Я не уверен, что Тим не устроит скандала на ровном месте.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Он намекает, что для многошаговых задач нужна внутренняя модель мира. С другой стороны, сообщает мне его фраза, если индивид может успешно выполнять последовательности взаимосвязанных задач, то из его поведения можно алгоритмически извлечь модель того, как устроен мир. Чем лучше индивид справляется с долгосрочными целями, тем точнее его внутренняя модель реальности. Поэтому, говорит мне фраза соседа, он, сосед, долгосрочности целей достигает, в отличие от меня, отношением к жизни “спешить некуда”.

2

Я добрый, но добра не сделал никому. Поэтому я добавляю в формальную окраску своей реплики тот неоспоримый факт, что я являюсь действительным аспирантом Академии изысканий. Я оставил во фразе ровную дыру под недосказанность. В нише оставалось место точно под тот факт, что Клаудо исполняла свои обязанности на пятёрку. По двадцатибальной шкале.

3

Я дополняю фразу абсурдным аккордом намерения, что, дескать, хочу сравнить с собой, который так жутко занят. А регистр степени достоверности подменяю жирным мазком удивления. Жалкая поделка, конечно, но что делать…

4

В регистре намерения показываю, что я допускаю наличие лёгкой издёвки над его мнительностью в своих репликах, однако при этом всецело признаю его финальный вердикт.

5

Имеются в виду две комплементарные, дополняющие друг друга половины. Как, например, ‘прыжок, вспышка, дуга, взмах, качание, стежок, дыхание’, влекущие за собой идею двойственного состояния ‘вниз-вверх, туда-обратно, вперед-назад, внутрь-наружу, полный-пустой’.

6

Как вариант: ‘взаимная бесцельная принадлежность’, где роль двух членов набора не является субъективно определенной чьим-то замыслом, как «ветви деревьев, роща, насыпь камней, несколько индивидов, облака». Но есть противоречие. Когда я стою перед зданием, перед тем, как в него войти, особенно, если это случается в первый раз, я ‘впитываю’ в себя его экстерьер. Это прямым образом влияет на то, как быстро я реагирую на механические воздействия внутри здания. В данном случае ситуация обратная: чем интенсивней я погружаюсь мыслью в ‘вечную ситуацию’ этого перекрёстка, тем более зыбкой я ощущаю почву, на которой стою для её описания. Эта наслоенная, производная, деривативная двойственность отражает отношения между чем-то и чем-то, вновь предполагая, что они могут функционировать как две стороны игры с нулевой суммой. Несомненный характер двойственности дериватива скрывает то, что изначальная ‘двойственность’ двойственностью не является; это скорее проекции цилиндра – круг и квадрат. ‘Цилиндр’, буде он найден, и есть ‘слово’.

7

Тут стоит пояснить, что маэстро Хотценплоц не зря изначально задал ре-модуляцию наших диалогов. Поток его мысли плотнее, чем то, что я слышу в привычной жизни. Скажем, в простом «моём ведомстве» много больше, чем обычное чиновничье чванство. Это не просто выражение самодовольства, рекламирующее никак не меньше, чем взаимозависимость между данным конкретным индивидом и цельным государственным репрессивным аппаратом. Тут – предикат, который указывает на субъекта модального состояния, которого надо [якобы] нейтрально и объективно интерпретировать. Вместо людей в учреждении у Хотца фигурирует непосредственно само учреждение. Причём указано, что оно реально, единично, ограничено, а также контекстно целостно. При этом предопределено, что учреждение изначально нерелевантно в рамках любых рассмотрений, связанных с выгодой или иной нецелеориентированной деятельностью. Бюро статично, имеет статус государственной собственности. Сам Хотц фигурирует в реплике как нейтральный референт ситуации. Для этого, в частности, Хотц вознес аффикс до уровня корня, иначе говоря создал специализированный аффиксальный корень и взял вместо основы восьмую степень аффикса «государственное учреждение/бюро/офис/департамент». В оригинале реплика звучит как «Ëiždo’lëiẓdai liu wäțtákt üzjo a’addraubḑuțkeižbozẓigḑorttru’emțežda».

8

Недочитанная брошюра о важной мутации – там же.

9

Не люблю этого делать, но в данном случае счёл нужным. Она отвечает: «Отья жаждут продать самость не за что-то там, а конкретно за умение превращать бесполезную материю или вовсе нематерию в материю сверхценную. Не камни в хлеба, а пустоту в золото. Алхимическая власть не в том, чтобы богатеть или укреплять здоровье за счёт алхимии, а в том, чтобы убедить продавцов самости, что эти новые блага имеют место в результате применения алхимии. Они искусно врут, что это «улучшение» вообще изначально требовалось. Проблема алхимической власти в том, что ею одной никто никогда не удовлетворялся. Много денег не бывает, правда? Требование чуда – закономерное развитие того, кто сожрал первое искушение, алхимическую власть. Ну, а наглый нахрап на закономерно следующее за этим новое искушение, а именно – чудо, заведомо приводит к разбитому рылу и разбитому корыту».