Пегас расскажет правду

Пригибаясь и стараясь ступать неслышно, она кралась за мальчиком и конём. Приходилось следовать очень изощрённым маршрутом, прячась за деревья и кусты, потому что светлое платье в темноте можно было без труда увидеть.

Они сошли с большой дороги и двинулись по дну большой промоины. Евдокия вспомнила, что почти тем же путем её вел дракон Феликс. Опасаясь снова попасть в какой-нибудь забытый капкан, Евдокия старалась идти след в след за Лопушком и Федотом. Наконец они вышли на ровное место, к лесу. Федот негромко и коротко свистнул. Потом развязал коньку морду. Тот довольно всхрапнул.

– Ш-ш-ш, – предостерегающе зашипел Федот и оглянулся.

Лопушок послушно замолчал. Евдокия присела, чтобы её не заметили. Примерно минуту все трое провели в молчаливом ожидании. Потом Евдокия услышала знакомый шелест колокольчиков, и из лесу вышел… Игруша!

– Здравствуй, Игруша! – поздоровался Федот.

– Здравствуй, здравствуй! Опять пришёл? С коняшкой пришёл?

– Это Лопушок.

– Хороший коняшка! Это ему нужен вьюн-говорун?

– Да.

– Что ж, Игруша даст, Игруша не жадный. Есть у Игруши вьюн-говорун. Вот, возьми.

С этими словами Игруша вытянул из своей взлохмаченной гривы какую-то траву. В темноте Евдокия не могла разглядеть её хорошенько, но, судя по движению его рук, это была длинная плеть вьющегося растения. Вьюн-говорун.

– Спасибо, Игруша! – сказал Федот, принимая траву и пряча её за пазуху. – А вот это прими в подарок.

Он что-то протянул Игруше.

– Подарок? – обрадовался человек с копытами. – Игруша любит подарки!

Он принял из рук мальчика какую-то вещицу и пристроил её… тоже у себя в волосах. Лопушок подошел к нему и добродушно ткнулся в плечо. Но Игруша вдруг потупил голову и отступил.

– Не пойдёт Лопушок к Игруше. Хороший коняшка, а не пойдёт.

– А ку… куда же ему идти, Игруша? – взволнованно спросил Федот.

– Скоро узнаешь, – ответил Игруша.

Это было последнее, что он сказал. Потом повернулся и пошёл обратно в лес своей раскачивающейся походкой.

Федот похлопал Лопушка по спине.

– Ну что… коняшка? Порезвиться хочешь? Только недолго.

Попона упала. Лопушок радостно заржал. А Евдокия громко ахнула, напрочь забыв о конспирации.

На спине у жеребёнка проклюнулись крылья. Совсем маленькие, не больше голубиных, но самые настоящие!

– Кто здесь? – Федот молниеносно набросил попону обратно.

Скрываться дольше не имело смысла. Евдокия поднялась с земли.

– Ты? – изумился Федот. – Ты всё видела!

Наверное, теперь он вынужден меня убить, отстранённо подумала Евдокия, продолжая смотреть на спину Лопушка.

Тот, почуяв свободу, снова сбросил попону и теперь с явным наслаждением расправил крылья.

– Как ты сюда попала? – не унимался Федот.

– Уймись! От тебя шума больше, чем от нас обоих. Я всё знаю! – Евдокия решила пойти в наступление. – Я с ним разговаривала.

– Врёшь ты всё! Он ещё не пробовал побеги вьюна, он не может разговаривать!

– А мне не нужно, чтобы он говорил на нашем языке! Мы и так друг друга понимаем!

– Если ты собираешься использовать коня в своих целях, то это подло!

– А не подло держать взаперти такое чудо?

– Это не твоё дело!

– А это не тебе решать!

– Да ты просто наглая выскочка!

– А ты самоуверенный тупица!

– Неумёха!

– Хам!

Обмен любезностями прервал Лопушок. Он вклинился между спорщиками и примирительно заржал. Евдокия погладила его по шее.

– Я не враг, – сказала она.

– Тогда зачем следишь за нами?

Евдокия пожала плечами.

– Пытаюсь разобраться, что происходит. Ведь пока я не попала домой, мне приходится жить здесь.

Она снова залюбовалась жеребёнком. Крылья у него разве что формой напоминали птичьи. Никакого оперения на них не было. Еще меньше они походили на перепончатые крылья летучих мышей. Евдокия скорее сравнила бы их со стрекозиными: такими они были светлыми, прозрачными, чуть серебристыми.

– Почему ты скрываешь его ото всех?

– Лопушок – не простая лошадь. Он, как видишь, из породы пегасов. Если его обнаружат, ему вырежут язык и обрубят крылья.

– Почему?

– По приказу короля Макса. Никому не нужны говорящие лошади.

– Варварство какое! – возмутилась Евдокия.

– После такой операции пегасы долго не живут.

– А для того, чтобы он заговорил, ему нужна вот эта травка? – Евдокия ткнула пальцем в грудь Федота, где он прятал стебель чудесного вьюнка.

– Вьюн-говорун. Очень редкая трава. Не каждый может её найти. Вот Игруша знает, где она растёт. Ладно, пойдём домой, – забеспокоился он. – Поздно уже.

Он кликнул Лопушка, и они пошли обратно. На конька снова накинули попону. Крылья, плотно прижатые к спине, были совсем не заметны. Еще не выросли. Если всё так, как говорит Федот, пегас в настоящей опасности!

Евдокия, по-прежнему опасаясь капканов, осторожно ступала за Федотом, глядя в землю.

– А про то, что Лопушок крылатый, знаешь только ты? – спросила она.

– Мама ещё, – признался Федот. – Если до отца дойдёт, хорошего не жди. Он вопреки королевской воле пегаса скрывать не станет. А уж если Филипп узнает… Ты смотри, не говори никому! – спохватился он.

– Мог бы не предупреждать.

– Не то прилетят Максовы слуги на корхунах, и конец Лопушку. А заодно и хозяевам, которые его скрывали.

– Что еще за корхуны? – заинтересовалась Евдокия.

– Страшные птицы. Не едят, не пьют, убивают просто так. Они слепые, поэтому ими управляют наездники – именитые.

– Кто такие именитые?

Федот цокнул языком, сокрушаясь, что она не знает таких простых вещей.

– Приближённые государя. Люди, заслужившие громкое имя, – пояснил он. Они носят шестиконечную звезду на алой перевязи. Вот так, – показал он.

Евдокия покивала.

– Филипп мечтает выбиться в именитые, – неохотно сообщил Федот.

Они вернулись во двор. Федот завёл пегаса в стойло, и они вместе прошли в дом. Их никто не встретил.

12.

Утром Евдокия проснулась от громового голоса Фомы. Поспешив на кухню, она увидела, что он распекает Федота. Тот стоял красный и смотрел в пол.

– Откуда это, я тебя спрашиваю? – орал Фома, размахивая рукой перед лицом сына.

В руке он сжимал обрывок плети вьюна-говоруна. Федот упорно молчал.

– Думаешь, я не знаю, для чего нужна эта травка? – надрывался Фома.

Филипп сидел за столом. Наблюдал молча и не вмешивался, но взгляд у него был недобрый.

– Последний раз спрашиваю: зачем тебе вьюн-говорун? – снова приступил к сыну Фома.

– Это моё, – неожиданно вмешалась Евдокия.

Все обернулись к ней.

– Твоё? – изумлённо переспросил Фома.

– Ну да. Это я принесла. Я люблю цветы. А что такого в этой травке? – невинно спросила она. – Она ядовитая?