Документ без названия

Самое неприятное для следователя в подобных поездках было то, что ее всегда клонило в сон и укачивало. В данной ситуации сон был совсем некстати, потому что она неоднократно прикладывалась головой об оконную раму. К счастью, оставалось проехать совсем немного до нормальной дороги, которая вела к стоянке для лошадей.

Интуитивно проснувшись перед местом высадки Миллагресс растолкала задремавшего помощника и вышла из кареты, не дожидаясь его. Станция хоть выглядела ветхой, но была не самой худшей в Розаллисе. Раньше, когда Миллагресс с Диланом выезжали на совместную работу, они часто останавливались здесь, чтобы погулять и покататься на лошадях. Когда-то давно ее брат помог хозяину купить должное оборудование для самостоятельного сбора овса и производства корма для лошадей. Цены на подобный провиант были всегда высокими, что не давало возможности должным образом заботится о животных и сотрудниках.

Государственная помощь зачастую не доходила до подобных организаций, из-за чего истощались лошади. В следствие не могли перевозиться грузы и люди на большие расстояния, и содержать такие станции становилось все тяжелее.

Поэтому здесь к их семье относились всегда хорошо и радушно принимали, заботились и боготворили. Хозяин станции сказал, что не может позволить им ехать в лес на экипаже, потому что это загонит его лошадей и приведет к плачевным последствиям.

– Мы поедем верхом, я знаю безопасные пути в этом лесу… – уверила его следователь. – С лошадьми будет все в порядке.

– Я и о вас беспокоюсь, возвращайтесь до заката, мало ли, что там может произойти… – пробурчал мужчина.

Вскоре пригнали двух лошадей черной и коричневой масти. Выносливые и в то же время эстетичные животные, за которыми явно хорошо ухаживали, фыркали и постукивали копытами по земле, будто готовясь к скачкам. Гермес и Фобос были в самом рассвете сил и жаждали чего-то нового – такое впечатление складывалось при взгляде на них. Миллагресс погладила уже знакомых ей скакунов и угостила принесенной морковью, пока работники станции грузили на них вещи из экипажа, наблюдая за тем, как сонный Рафаэль вываливается из кареты. Он ошарашенно смотрел на все, что происходит. К нему медленно приходило осознание того, что придётся поучаствовать в конной прогулке. Юноша заволновался, так как для него были непривычны подобного рода занятия.

В Оллидаре было разрешено иметь один автомобиль на семью, но пользоваться разрешалось лишь в пределах этого района. Семья, которая усыновила Рафаэля часто пользовалась этим средством передвижения. А так как детей не хотели оставлять одних дома и нанимать нянь из-за недоверия к персоналу, они часто ездили с родителями на светские мероприятия. Никто не передвигался пешком в Оллидаре, лошадей тоже не использовали, так как они считались «грязными» животными. Если нужно было куда-то уехать, то глава семейства развозил всех по необходимым местам. В случае, когда необходимо было уехать за приделы района, поездка планировалось заранее, так как нужно было забронировать экипаж. Чтобы не нарушать покой животных на станциях нельзя было подъезжать на автомобиле ближе, чем на пятьсот метров к стоянке.

Средства связи были разрешены непосредственно во всех районах и придорожных станциях, так как нельзя было прерывать передвижение между сегментами Розаллиса. К тому же разрешалось применять только внутреннюю систему передачи сообщений, но опять-таки её могли использовать непосредственно в стационарном виде либо же на рабочем месте. Для каждого района и рода занятий были продуманы свои средства, которые регулярно прослушивались системой безопасности «Красного камня» и проверялись для избегания государственного переворота.

Приватным статусом обладала лишь система «Красного камня», так как утечка информации из неё могла подорвать репутацию Совета. Спустя несколько лет работы вместе с братом старший следователь осознала, что организация, в которой она работает являться инструментом давления на людей, сформированный государством. Жизнь жителей страны погружалась в хаос незаметно для них самих, но так прозрачно для тех, кто вел внутреннюю политику все это время. Начало приходить понимание, что все события имеют свой корень, начало которого тем иным образом было связано с правительством. Девушка отрешенно смотрела вперёд и думала, что уже пора ехать, но мысли давили на неё снежным комом и не давали сдвинуться с места. Она почти не моргала и не реагировала на окружающих, лишь изредка поглаживала длинную гриву Гермеса. Хозяин станции беседовал с подчинёнными изредка покрикивая на них. Явно был чем-то недоволен.

Он беспокоился о своих питомцах и людях, которые собираются поехать в богом забытое место по его мнению.

С горем пополам Рафаэлю удалось оседлать лошадь не без сторонней помощи. Фобос был молодым и необузданным жеребцом, поэтому не очень обрадовался своему новому всаднику и даже попытался его скинуть, но юноша держался достаточно крепко. Дорога обещала быть интересной, так как по словам здешних жителей неподалеку случались страшные вещи, хотя, возможно, это были обычные слухи и страшилки для маленьких детей, чтобы те не совались глубже в лес.

Он располагался между двумя крупными районами Роззаллиса, а именно Красным камнем и Филлиосом. Лес разделял ручей, который постепенно переходил в речную сеть Трест. Она распространялась по всей территории Роззаллиса. Однако из-за непроходимости зоны, которая находилась рядом с Красным камнем, туда стекалась основная масса хищных животных, что не были выловлены в соседних районах. Также здесь могли скрываться преступники или люди, жившие вне закона. Поэтому было логичным для местных жителей опасаться этих мест, которые имели свой секрет. Частью которого стали члены семьи Шелдон.

Миллагресс расположившись в седле, ощущала под собой игру жилистых мышц при каждом шаге лошади. Сравнявшись с Рафаэлем, девушка многозначительно посмотрела на него, но всё же не решилась что-то сказать. Следователь уже догадалась что Рафаэль заранее спланировал эту поездку и вовсе не предупреждал никакого друга, что ему нужно будет её сопроводить. Видимо, он был настолько одержим выполнением тестового задания, что уже начал собирать информацию о ней, поэтому решил следовать за каждым ее шагом. «Похвально…» – подумала Миллагресс, держась за поводья и рассматривая дорогу впереди.

– Нам нужно поторопиться, мой друг любит поговорить… За чашкой чая, который он заваривает, время идёт очень быстро, поэтому мы навряд ли успеем прибыть туда до заката, если будем тащиться как черепахи, – сказала девушка, развернувшись в пол оборота и сделав легкий хлопок по спине Гермеса, от чего жеребец ускорился.

На скорости, с которой бежала лошадь можно было рассмотреть всё, что проплывало мимо путников. Например, живописные картины – деревья словно большие великаны тянулись руками к небу, их листва почти не защищала от солнца, но скрывала в легкой сени. Или палящие лучи, которые заставляли жмуриться при попадании на глаза, что было непривычно, так как сотрудники Красного камня всё своё рабочее и свободное время проводили в тёмном и прохладном помещении. Несмотря на то, что эта осень отличалась свежестью и погода была неважная, солнце поднялось достаточно высоко чтобы с почвы потянуло испариной. Пожухлые листья, разбросанные у подошвы деревьев, шуршали резвой мелодией под копытами лошадей. Где-то издалека можно было услышать приглушенный звук журчания ручья, пение кукушки и ещё не улетевших в тёплые края птиц. Дорога была узкой и здесь точно бы не проехал экипаж, а в случае, если бы ему удалось это сделать, то он бы непременно напоролся бы на поваленные деревья или перевернулся на размытых кочках и лужах. Чем дальше они продвигались по тропе, устланной поваленными деревьями и камнями, скатившимися со склона вслед за ними, тем тише становилось в лесу. Тишина пеленой обволакивала пространство, приводила в ужас – медленно с нарастанием, будто насмехаясь над всеми, кто решил потревожить природное единение.

Где-то показались дома, а точнее ветхие хибары, из которых изредка валил дым, создавая иллюзию будто там производят облака. Они медленно тянулись к небу постепенно перерастая в пушистые серые или лиловые одеяльца.

Тишина обволакивала подобие деревни, затягивая вглубь, будто тягучая смесь страха и отчаяния. Впечатление создавалось неоднозначное. С одной стороны, восхищало спокойствие и уединенность этого небольшого кусочка жизни, но в то же время пугали лишь догадки о том, кто проживал в таком месте и почему. Иногда люди сами надумывают себе страхи, но зачастую эти страхи оправданы. Нервная система обрабатывает визуальные и звуковые составляющие, передавая сигналы левому полушарию, которое отвечает за все творческие процессы и наши глаза начинают нас обманывать. Мы видим то, что хотим видеть, опуская реальное на второй план.

Чем дальше они продвигались вдоль потрепанных домиков, тем сильнее нагнетало на путников. Затхлый запах испарины, которая исходила от влажной почвы ударял в нос, но не отрезвлял, а отравлял разум. У Рафаэля кружилась голова, чего нельзя было сказать о его попутчице.

В голову лезли мысли, которые ранее никогда бы не пришли. Напряжение усиливалось, когда пришло осознание, что они не увидели ни одного человека и даже животного. Даже мимолетных шорохов толком не было слышно, лишь взмахи крыльев и крики воронов, которые пронзали воздух, рассекая глушь. Девушка потянула поводья на себя и лошадь замедлилась, поравнявшись с Рафаэлем.

– Время здесь идет своим ходом, сейчас глубокая ночь… – положив руку на плечо разволновавшегося юноши, объяснила следователь. – Мой друг по-своему видит временные рамки дня и ночи.

Приблизившись к довольно яркому для этого места сада, Миллагресс слезла с лошади и отвела ее в просторное стойло, которое было скрыто за высокими кустами ивы. Вода сочилась из почвы рядом с этими деревьями и переходила маленьким ручейком в поилку рядом со стойлом. Чтобы вода не растекалась по дорожкам, ручей был обрамлен речным камнем и глиной. Подобные каменные дорожки с водой пересекали сад, в котором росли различные сорта роз. Но из всего содержимого, что наполняло этот оазис в этой деревушке выделялись те самые розы, которые росли в Красном камне.

Их аромат был словно глоток воздуха среди различных затхлых запахов, которые исходили от почвы. Они обрамляли гранитную табличку, небрежно и косо вкопанную в землю. На ней красовалось надпись: «Аларик, погребённый среди ядовитой красоты». Девушка усмехнулась и начала неестественно для нее смеяться, от чего Рафаэль, следовавший за ней, одернулся и изумленно вгляделся в ее лицо. Будто пытался понять, чем ее насмешило чье-то надгробие. Девушка не в силах больше содрогаться от смеха присела рядом с табличкой на выложенную каменными пластинами тропу и смотрела в пустоту, не отвлекаясь на зовущего ее Рафаэля. Слезы, которые выступили из-за пушистых ресниц ее полуприкрытых глаз от смеха медленно стекали вниз. Соленая жидкость обжигала кожу и оставляла приятный вкус на губах.

– Знал, что моя леди оценит столь глупую шутку! – вскрикнул длинноволосый мужчина, незаметно подошедший с другой стороны сада. – Как добрались?

Рафаэль неприлично рассматривал необычную внешность незнакомца и пытался понять кем является этот человек. Его серая в некоторых местах порванная ряса, подол которой волочился по земле, был мокрым от влажной травы. Он шел ближе к ним еще, босыми ногами переступая ветки розовых кустов. Его лицо озаряла какая-то странная улыбка, а глаза играли безумными огоньками. Миллагресс не реагировала на его слова, пока тот не подошел к ней в плотную. Он коснулся ее плеча, и девушка встала, опираясь на его руку. Мужчина обнял ее, по-отечески положив огромную ладонь на макушку девушки и прижав к своей груди.

Рафаэль хотел было спросить что-то, но осекся и последовал за ними в дом, который находился за садом и был почти не заметен из-за высоких массивных дубов и берез, что росли рядом и своими свисающими ветвями скрывали его от лишних глаз. Никто ни о чем не говорил, не нарушая тишину. В прихожей пахло лаком и свежераспиленным деревом. Зал, куда привел их незнакомец, был усыпан цветами и гербарием. Огромный и низки диван с обивкой цвета грязного золота в центре комнаты был чуть ли не единственным элементом мебели.

Запрокинув голову, можно было увидеть потолок, выполненный из стеклянных вставок, позволяющий наблюдать за звездным небом и движением листвы возвышающихся над домом деревьев. Но ухаживали за ним явно редко, так как с внешней стороны потолочное окно было частично засыпало листвой и испачкано разводами о дождевых капель. Напротив, дивана красовалась встроенная в стенку печь-камин, в которой потрескивали дрова. В углублении над печью закипал громоздкий чайник, крышка которого изредка звенела от того, что приподнималась от переизбытка пара и падала на место.

Барная стойка в другом конце зала, за которой уже замешивал заварку незнакомец, была выкрашена в темно-коричневый цвет. Им перекрывали вишневое дерево, которое выглядывало из-за сколовшихся и облупившихся элементов краски. Стеллаж внутри стойки был переполнен различными банками с травами и кофе, а над головой хлопотавшего там мужчины свисали пучки трав и цветов, которые сушились. Там можно было рассмотреть перечную мяту, чайную розу и редкие в Роззаллисе соцветия тифлиса*, который рос только на востоке.

Когда незнакомец всех пригласил присесть за бар, теплый аромат чая заполнил уже все пространство и навевал приятные воспоминания для Миллагресс. Девушка вдохнула аромат, поднеся к губам глиняную кружку с причудливой росписью, напоминавшей лес, выполненный черными спиралеобразными мазками тонкой кисти для росписи по дереву. В комнате не было часов, но их тиканье будто захватывало все пространство вокруг, превращая в зудящий шум, который как ни странно успокаивал. Мужчина принес из другой комнаты поднос с угощениями. В основном это были сладости из лепестков цветов и семян различных зерновых культур, которые сушили в карамели, меде или сгущенном молоке.

– Прошу прощения, что не представился при встрече… – обратился мужчина к Рафаэлю, протягивая ему руку. – Аларик, часовой мастер и старый друг вашей спутницы.

– Помощник старшего следователя, Рафаэль, – ответил юноша, недоумевая.

Часовщик засмеялся и заговорчески подмигнул Миллагресс со словами, что та воспитывает себе послушных собачонок, а не сотрудников. На что девушка ткнула ему в лоб указательным пальцем в лоб, и продолжила пить чай. Ее лицо расслабилось, и та прикрыла глаза, пока часовщик незаметно для нее подливал ей чай. Рафаэль положил на стол коробочку, которую Миллагресс чуть не забыла перед поездкой и пододвинул ее мужчине, который стоял за барной стойкой и курил длинную черную трубку. Дым ее отдавал приятным и терпким ароматом. Часовщик с интересом рассматривал ее содержимое, изредка вскрикивая что-то невнятное, и улыбался, глядя на своих гостей.

– Как же я скучала, Аларик… – тихо сказала девушка, глядя в кружку не остывающего чая, который всегда дарил умиротворение и отгонял дурные мысли.

Аларик оживился и принялся рассказывать, что произошло за последние полгода пока они не виделись с Миллагресс. Изредка поясняя Рафаэлю непонятные ему вещи. Энтузиазма у него было хоть отбавляй, он говорил почти без остановок изредка попивая чай, который успевал заваривать и разливать гостям рассказывая и рассказывая, будто он ни с кем не разговаривал с последней встречи со следователем.

– Моя леди, а помните вы говорили, что те розы ни с кем не уживаются? А у меня прижились, представляете?! Их чудесный аромат теперь повсюду! Я смог найти растение, которое очищает почву и питает другие растения, я гениален, правда!? – Взмахнул руками часовщик, чуть не пролив содержимое своей кружки. – И знаете, насколько просто это было? Это обычная ива. Из нее можно и антидот приготовить, я уже пробовал на себе, прекрасно работает!

– Завернете мне с собой образец этой ивы? – задумалась девушка. – Это и вправду хорошие новости, но я боюсь, что дело в воде, вы не думали об этом? Почва здесь богата минералами и торфом.

– Ну, это уже ваше дело там во всяких камнях и кристалликах разбираться… Я просто наблюдал только и всего. Расскажите потом, что к чему, – улыбнулся мастер. – О, Рафаэль, вы же не видели мои шедевры еще! А, ну-ка, пойдемте…

Часовщик вышел из-за барной стойки и, порыв в карманах рясы, вытащил связку ключей. Отперев дверь рядом с выходом на улицу, мужчина снял со стены керосиновую переносную лампу и спустился по лестнице. С каждой ступенькой тиканье часов усиливалось.

Темный коридор пах сыростью и слышно было как где-то сочиться вода и капает с потолка вниз в уже скопившуюся лужицу. Часовщик снял засов с еще одной двери и развернувшись попросил снять обувь на вроде.

Комната представляла собой просторное светлое помещение со множеством тумб, стеллажей и столиков. Но главное – часы. Они были везде, различной формы цвета и к каждым была приставлена маленькая табличка с названием или точнее сказать «именем». Каждые из них для него что-то значили и имел свою историю создания и причину. В каждом его творении читалась любовь к своему делу и талант мастера. Трудно предположить сколько ночей он не спал, чтобы создать что-то столь прекрасное. Часы были смыслом его жизни, его хобби, отражением души. Он зарабатывал ими на жизнь, продавая дубликаты своих первых работ, которые бережно хранились в этой комнате. У него было правило никогда не продавать подлинники, так как считал их частичками себя – своей душой. К нему не приезжали покупатели самостоятельно, чаще всего мастер приезжал в районы Роззаллиса, чтобы собрать заказы, а затем самостоятельно развозил их. Миллагресс тоже покупала у него часы для себя и брата, но свои часы она так и не забрала у Аларика, так как тот, всегда отправлял их в случае каких-то чрезвычайных ситуаций, как и в этот раз. Часы брата и сестры были идентичными, но микроскопическая надпись на внутренней стороне ремешка часов девушки не стерлась из-за регулярного ношения. Однако не знающему об этом человеку различить эти часы было практически невозможно.

Рафаэль с интересом рассматривал дизайн часов в форме неизвестного ему пантеона богов, улавливая каждую деталь, которая была прорисована с таким тонким чувством пера, что становилось жутко. Не каждый человек способен сотворить такие прекрасные вещи, но если и способны это делать, то зачастую эти люди больны психически не стабильны. По крайней мере складывается подобное впечатление, но проблема в том, что творческий человек мыслит и видит совершенно не так, как обычные люди. Для такого рода людей весь мир существует в нескольких параллелях, которые доступны только глазам, что искренне любят все происходящее вокруг и желают воспроизвести это в своем творчестве. Будь то писатель, художник или музыкант – все они воспринимают мир по-особенному. Вот только часто людей, мыслящих не так как общество, воспринимают, как ненормальных или сумасшедших. Однако зависть и алчное желание обладать чем-то прекрасным заставляет «нормальных» бояться и уважать «ненормальных». Смешные реалии.

Часовщик, заметив, что спутник Миллагресс увлечен и занят рассматриванием его работ, взял девушку под руку и увел подальше от любопытных ушей ее подчиненного. Говоря, что хочет показать ей работу, которую она ранее не видела, он отвел ее подальше.

– Вы ведь получили часы? – прошептал мужчина. – Он остановился у меня несколько дней назад, должен вернуться на днях.

– Он не заметил подмену? – девушка наклонилась к нижней полке стеллажа, и вытащила из кармана брюк недавно полученные «его часы». – Раз он решил появиться здесь, значит подозревает нас.

Часовщик цокнул языком и почесал макушку с седыми как пепел прядями. Его волосы блестели от яркого света стоящих практически везде ламп, которые горели практически постоянно в этом месте благодаря единственной служанке в этом доме – Эми. Часовщик раньше жил отшельником в этой глуши, но постепенно рядом с его хижиной начали селиться люди, которые любили и почитали помогающего им Аларика, хоти и считали сумасшедшим. Эми он нашел случайно, когда гулял рядом с домом в саду, а та пыталась своровать сливы. С тех пор она работает и живет в его доме.

– Он сделал новый препарат для вас, но сомневаюсь, что он безопасен… – Аларик смотрел на стрелки часов, которые спешили догнать друг друга.

С губ Миллагресс сорвалось тихое «ожидаемо», а лицо медленно мрачнело под потоком мыслей, что брат снова взялся за свое. Она доверяла ему и любила его, но бесчеловечные методы лечения не заканчивались ничем хорошим. Бессонные ночи и кошмары только недавно начали отпускать, но по всей видимости вернуться снова. Дилан боится, что к ней вернутся воспоминания, но так ли страшно узнать то, что уже произошло. Странная забота, которая причиняла даже не боль, а опустошение. В подобном состоянии невозможно было что-либо чувствовать. Сидеть несколько лет на таких препаратах становилось невыносимо, но глушить фантомные боли по-другому не получалось.

– Не грузите себя, я прочел письмо… Попробуйте спросить совет у часов, они не врут, – Миллагресс ошарашено взглянула на него.

«Значит, у него получилось восстановить их… Этому механизму лет больше чем Роззаллису, как ему удалось?», – пронеслось в мыслях у следователя, пока Аларик, вел ее к тумбе, накрытой плотной черной тканью. Часовщик бережно снял ткань с устройства, напоминающего две печатные машины с часами, стрелки которых стояли на месте. Дизайн был выполнен из малахита. Он был расписан и обработан в виде двуглавой кобры, головы которой находились на двух печатных машинках. Само туловище змеи обвивало циферблат часов, будто та его охраняла. Под клавишами находился отсек, куда с каждой стороны был вставлен кусочек пергамента. Эту машину привезли из храма на острове Роддос несколько лет назад контрабандисты, чтобы сплавить за небольшое количество валиров, так как, по их мнению, эти часы были сломаны, да и дизайн у них на любителя был. Аларику повезло заметить их и приобрести, но восстановить их было довольно-таки тяжело, потому что подобный механизм он видел впервые, как и другие мастера. В конце концов Миллагресс удалось найти данные об утерянной древней реликвии, которая умела «предсказывать будущее» и «давать советы ищущему». Их называли «часами проклятых», но часовщику не нравилось название, которое ему дали предыдущие владельцы, поэтому на табличке рядом с ними красовалось «Малахитовый пророк».

– Спросите у них, они не врут, но их подсказки довольно сложные, скорее это загадки… – усмехнулся часовщик. – У них явно есть чувство юмора.

Глава 3.2 Фраджилис времени

Если человек рационально использует время, то он дорожит им больше чем своим счастьем.

Старший следователь не верила в то, что старые часы могут помочь ей, но, когда той весной Аларик их почти починил, они выдали занимательную подсказку про ее лекарство, которое она регулярно колола себе по просьбе брата. И, к ее удивлению, это помогло ей найти в составе лекарств нейролептики для блокировки сознания и левого полушария, которое отвечает за воспоминания и сны. Однако после того раза, часы упали на пол из-за того, что Эми, когда убиралась, толкнула тумбу. Но сейчас, эти часы вновь перед ней, восстановлены и по словам часовщика их подсказки правдивы.

– Задайте им вопрос, моя леди. Один раз они уже открыли вам глаза, смогут удивить и в этот… – часовщик положил руку ей на плечо и придвинув кресло ближе к тумбе, надавил немного на него, приглашая присесть.

Из нижнего ящика тумбы он достал металлическую коробочку с едва ли заметным отверстием для ключа. Бледно-серого цвета этой шкатулки могли добиться за счет налипания пыли на долго сохнущий лак, который покрывал вставки из слоновой кости. Запах от нее исходил едкий, чем-то похожий на запах спирта, но был более глубоким, так как осле резкого запаха оставлял послевкусие дерева. Ключ от нее Аларик снял с шеи.

Он был едва заметен в руках мастера. Создавалось впечатление будто он сломается при каждом его повороте в замочной скважине. На верхней крышке были изображены кремовые змеи, обвившиеся вокруг серого яблока. Это были те же кобры, которые украшали часы, но их клыки застряли в надкусанном фрукте. Они будто говорили смотрящему о том, на сколько велика цена знаний, ведь единственное смертельное оружие змей были утеряны в попытке понять, можно ли есть это «яблоко». В коробочке была маленькая темная баночка с вязкой жидкостью темного цвета, напоминающего гранатовый сок, а вторая напоминала бюкс для хранения сыпучих веществ, но в ней пребывала прозрачная жидкость.

Рядом лежала залакированная деревянная игла, которая была замочена в прозрачной плотной полупрозрачной жидкости, что наполовину заполняла футляр инструмента. Под ними лежала деревянная дощечка с врезанным в нее узором конструкции не симметричной формы, состоящей из девяти ступеней. Каждая из ступеней имела свой узор, не похожий на одну другую ступень, но был не разборчив и тонок, поэтому разглядеть его было практически невозможно.