Документ без названия

Чжэнь Мо

Документ без названия

Пролог. Август, 20ХХ

«Тихая улица и накрапывающий дождь.

Мрачно, но так хорошо, ведь вокруг ни души, и ты понимаешь, что ради таких моментов можно продолжать цепляться за свою никчемную жизнь.

Хотя, какая черту жизнь?

Это ведь и выживанием назвать трудно… Скорее существование с малой долей мотивации, которая как кораблик во время шторма движется к скалам. Только вместо моря жизнь, такая чёрная и мерзкая, которая в любой момент готова затянуть на дно.

Но ведь ты и так на дне, глупая?

Снова эта полубезумная пустая улыбка. Осознание того, что тебе ужасно нравиться разрушать себя на частички, молекулы и атомы, а затем собирать заново. И вроде бы все также, но каждый раз ты теряешь составляющие, потому что ты так и не повзрослела. Ты все та же маленькая девочка, которая теряет ключи, наивно верит людям и любит запах лайма на одежде. Не меняешься. Почти.

Ты перестала верить в людей и в себя.

Ты и идёшь, не понимая куда, все происходит интуитивно, даже под ноги не смотришь, а я все также наблюдаю за тобой из-за мокрых стёкол автомобиля.

Глупая.

Я часто задумывался о том, почему ты стала такой. Почему ты превратилась в то, кем ты сейчас являешься? Ответ прост, человека меняет только боль. Сколько нужно было испытать на себе, чтобы стать такой?

Многое.

Я часто после работы сижу в автомобиле и наблюдаю за прохожими, мне нравиться смотреть и изучать людей, но ты самая интересная из них. На тебе нет маски, ты настоящая. Маленькая и хрупкая, но уже сломанная.

С детства мне внушали, что нельзя показывать свои чувства окружающим; говорили, что эмоции – это проявление слабости. Заставляли надевать маску безразличия. Вероятно, родители хотели сделать из меня бесчувственную машину, которая только и может управлять людьми. Меня лишили детства, ведь все моё окружение лицемерно улыбалась мне в глаза, при этом лелея желание убить меня и получить деньги семьи.

Смешно.

Каково же было их удивление, когда наследник рода Р. бесследно исчез из их жизни. В возрасте четырнадцати лет я сбежал, просто сбежал от проблем, не в силах терпеть окружающую обстановку, рутину дней и эти надменные лица. Меня долго искали, но, к счастью, службу безопасности не интересовали оборванцы вроде меня. Я стал никем, пустым местом, от которого отвернулся весь мир. Мне ничего не хотелось, я был настолько опустошен и изнеможён от всего, что хотелось лечь и заснуть навсегда.

Да и даже спать не удавалось, находились те, кто легко мог посчитать себя интеллектуально развитыми людьми и решить, что отбросы общества не должны жить вовсе. Битье и издевательства, сломанные кости, боль, много боли и пустота.

Иногда били так, что очнуться едва удавалось через большие промежутки времени. Неудивительно, что меня принимали за мёртвого и сбегали, боясь последствий. Но как только я приходил в себя, все повторялось снова, через день, через два, меня находили, и снова боль.

Я иногда не чувствовал ничего, удары не приносили никакого дискомфорта, только гематомы, покрывавшие все тело. Весь круговорот повторялся, пока я не встретил эту девочку.

Она изменила мою жизнь.

В этот день я сидел спиной к стене, очнувшись от очередного избиения этих не нормальных ребят, что любили толпой давить одного человека, беспомощного и изувеченного. Я был таким жалким. Хотелось уснуть, но шмыганье и попутное всхлипывание меня вернули в реальность.

Как сейчас помню её голубое платье и чёрные босоножки на худых ногах. От неё веяло теплом, и она была такая светлая как ангел. Она смотрела на меня и тихо плакала, наверное, испугалась. Мне искренне хотелось её успокоить, но…

Не было сил сказать ей и слова.

А дальше моё сознание медленно уплывало в неизвестном мне направлении. «Засыпаю ли я? Навсегда?» – пронеслось в мыслях.

Затем пустота…»

Пролог. Сентябрь, 20ХХ

«А вы задумывались, что бывает после смерти? Что произойдёт с нами, когда души покинут этот мир, а сознание прекратит существование? Нет?

А я думал. Много раз, сидя где-то на карнизе заброшенного здания с бутылкой вина. Мне нравится провожать закаты и встречать рассветы с высоты, которая открывала вид на ночной район.

Завлекает. Затягивает.

А если глубокой ночью посмотреть на этот сумасшедший мир, то он будет уже не таким и мерзким. Лишь огни проезжающих машин, фонари, что яркими цветными огнями освещают парки, свет, бьющий на улицы из окон. И никаких людей, прохлада и умиротворение. Но меня мучает вопрос, любопытство кипит и нарастает подобно снежному кому. Интригует. Вопрос, на который ещё никто не дал ответ. Бесполезные, не подтверждённые теории. Хотя, как их подтвердить, если никто не возвращается назад после смерти?

Что будет после?

Я смотрю вниз. Лёгкое движение и я узнаю. Так хочется встать и полететь вниз. Я умру? Или буду лететь в лучший мир? Вино делает свое дело. Я танцую на карнизе, и меня не заботит ничего. С каких пор я перестал бояться высоты? С каких пор в последний рабочий день на неделе я стал приходить сюда вместе с любимыми Шардоне и апельсинами?

Я так делаю, делал, и буду делать всегда.

Меня никто не ждёт, ровно также, как и я не жду ничего. У меня нет цели. Я просто хочу выжить. А для чего и зачем не имеет значения. Жить, назло тем, кто хотел моей смерти. Жить, ради тех, кто спас мне эту чёртову жизнь. Жить ради неё.

Ради той девочки, что нашла меня. Я хочу стать её стеной, хочу защитить от этого мира, хочу укрыть от лицемерных глаз, но… Она уже все пережила. Сама. Без моей помощи.

Её взгляд пустой, чёрствый и такой пугающий. Уже нет той ангельской теплоты, исходящей от её глаз. Она стерлась болью, грязью и прочей мерзостью, в которой её искупало общество.

Боль меняет, ломает, прогибает и убивает.

Так мучительно медленно, изнутри, поглощая все, что могло вселять надежду на что-то лучшее. На свет, который, как по щелчку пальцев, пролившись в вязкую и черную тьму, спасёт. Вытащит из грязи, лжи и предательств. Но, как ни крути, этого не будет. Счастливый конец бывает только в сказках. А жизнь не сказка, тем более у тебя, глупая.

Но ведь это не конец?

Хочу быть рядом, но есть что-то, что мешает мне сделать это. Каждый раз, когда хочу забрать, увезти из этого ненавистного мне и тебе места, я останавливаюсь. Не хватает смелости, дрожь идёт по коже. Ты ведь можешь оттолкнуть, да? Можешь. А я не хочу принуждать. Ведь ты привыкла так существовать. Привычка – очень страшная вещь.

Это зависимость. Не так просто заставить бросить. А сам процесс отвыкания настолько мучителен, что не редко задумываешься, а не будет ли лучше, если все оставить на своих местах. Ведь ты столько повидала, и довериться кому-то навряд ли сможешь.

Или, я – просто трус, ищущий отговорки?

Смешно. Так смешно, что слезы просто скатываются с глаз. Беспомощен и сломан. Как и ты. Нам суждено быть вместе? Нервно сглотнув, я выкинул бутылку с остатками вина, которое теперь и видеть не мог. В один миг стало противно от самого себя. Сижу и запиваю свои душевные терзания вместо того, чтобы начать что-либо делать. Лязг дошёл до моих ушей, и ухмылка коснулась уголков губ. Идиот, что ещё могу сказать».

«Зато самокритичный…», – мысль заставляет девушку улыбнуться.

Пролог. Октябрь, 20ХХ

«Как бы я не хотел, я не в силах изменить этот мир. Даже если изменюсь сам, то это будет ничем по сравнению с моей масштабной и сумасшедшей целью, которая лишь при её упоминании разливается в мыслях чем-то тёплым и в то же время душащим, выворачивающем сознание.

Мир, погрязший во лжи, можно спасти, но я не луч света в тёмном царстве, чтобы иметь такую возможность. Я – никто. По крайней мере, сейчас.

То, что мне всегда напоминает окружающая меня обстановка, сравнимо с человеком, погрязшим в ночной кошмар. Пугающий, и в то же время он заставляет в него верить всем сердцем. Принуждая смириться и жить с ним. Вернее, погрузиться в него настолько, что реальность смешивается с кошмаром и уже не отличить, где правда, а где ложь.

Люди здесь живут так давно.

Они привыкли к страху и не пытаются изменить это. Как я и говорил, привычка страшнее всех из зол, от неё сложно отказаться. Иногда мне кажется, что единственным выходом в этой ситуации будет только перебить всех, кто не хочет перемен и построить новый мир. Но ведь это жестоко?

Или жестокость здесь и нужна?

Грезить идеальным будущем так просто, но будет ли оно? Для идеального будущего нужен фундамент из безупречных людей, которые смогут удержать бремя, что оставили нам предки и сделать мир лучше.

Нужно сломать прошлое, и никак иначе.

Сломать никому не нужную верхушку пирамиды в лице властей и дать людям свет, что олицетворит свободу, которой никогда не было.

Свободу выбора.

Прошу, дай мне немного времени, и я совершу для тебя это. Я сломаю этот мир, и на его руинах мы построим новый. Не будет больше боли, страданий и обязательств, приставленных к людям ещё до их рождения. Я обещаю.

Дождись меня…» – девушка выдохнула, переосмыслив прочитанное.

Стрелки часов перевалили за три часа ночи, а она снова увлеклась делом десятилетней давности. Потрепанная записная книга в чёрном переплёте в её руках не давала ей покоя. В который раз она вчитывается в страницы дневника незнакомого ей человека и понимает, что тот близок к её восприятию мира.

– Интересно… – протянула девушка, сидя в кресле, обитым в вишневую ткань.

Пальцы водили по переплёту дневника, а их обладательница нервно сглатывала.

Её несказанно радовало, что ей наконец-то вернули полномочия. Теперь не придется теряться в догадках о личности этого человека, составляя его психологический портрет и мучиться из-за неведения. Личный дневник – оказался настоящим сокровищем, которое вскоре поможет раскрыть столь запутанное дело, что долго пылилось в архиве.

Участок под номером сорок семь, который занимался расследованием замороженного дела примерно год назад, вышел на таинственный особняк вдали от основных районов Роззаллиса, практически в глуши, на территориях принадлежащих некому "Эверборну". Прозвище гуляющее в местных байках и страшилках. Говорят, что никто никогда не видел его лица, от чего его личность стала главной загадкой Роззаллиса. Все кровавые дорожки от пропаж, убийств и вплоть до насилия вели на эти заброшенные территории в Эвейле. Несколько сотен дел, замороженных с периода, который начинался чуть ли не три-четыре десятка лет назад и завершался настоящим временем, оказались взаимосвязаны.

Вот только через несколько дней после обнаружения поместья Эверборн, штат сотрудников участка был уволен добровольно по неизвестным причинам.

Брат и сестра Шелдоны, вернувшиеся в Красный камень после долгого отсутствия на своих постах должны были восстановить и привести в порядок перевернувшуюся с ног на голову систему Красного камня. Задача не из лёгких, но нужно постараться, ведь иного рода развлечения были скучны для этой семьи.

На полную подготовку участка к работе Совет предоставил всего два месяца. Половина из предоставленного времени ушла на ознакомление с общей картиной образовавшихся дыр в системе безопасности Роззаллиса. Красный камень работал на последнем издыхании держась лишь на четном слове.

– Всего год и тебя практически растащили по кирпичику, – фыркнула девушка, поглаживая стены родного Дворца Рибейра, в котором базировался участок. – Как же раздражает!

Положив дневник на колени, она откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. Усталость брала верх над организмом, и сон стал нагнетать стремительным темпом.

Так темно.

Мы видим весь мир вокруг во всех его красках и ракурсах, но стоит закрыть глаза, и ничего, кроме пустоты, мы уже не увидим.

Печально, да?

Глава 1. Пропавший силенсиум

Душа – это суть человека, его внутренне состояние, то, как он себя ощущает в этом мире и, возможно, нечто большее.

В кабинете было тихо, и лишь раздражительное тиканье часов прерывало тишину в это утро. За окном медленно просыпалась аллея, обрамлявшая здание участка. Лучи поднимающегося солнца застенчиво заглядывали в окно тусклым светом. Девушка, заснувшая в кресле, застыла, будто восковая фигура и, казалось, что она вовсе не спала, а лишь прикрыла глаза. Не естественная, напряжённая поза лишь подтверждала это, но она действительно находилась в царстве Морфея. Об этом говорили мягко вздымающиеся при вдохе острые плечи. Тонкая фарфорового цвета кожа в контрасте с чёрным деловым костюмом делала её ещё больше похожей на хрупкую куклу, которую бережно хранят в футляре. Иссиня-чёрные волосы добавляли шарма к выразительному разрезу глаз с пушистыми ресницами. А припухшие губы в купе с ярко выраженным скулами добавляли томительную мягкость её лицу, но в то же время делали его горделивым и жестоким.

Аристократически длинные и худые пальцы одной руки лежали на чёрном дневнике и изредка подрагивали, будто она боялась потерять столь важную вещь.

Миллагресс всегда засиживалась допоздна на рабочем месте, не только потому что усердно работала, а из-за атмосферы, которую дарило ей это место. Здесь не мучили кошмары, было тихо, никто не мешал, разве только надоедливые часы с громким тиканьем, которые частенько заставляли бросить в себя чем-нибудь. Ей было нужно совсем немного сна, чтобы восстановить силы, нормального сна, которого она так ждала во время годового отстранения – периода, когда Совету пришлись не по вкусу методы ведения расследований брата и сестры Шелдонов. Зато теперь они знамениты на весь город благодаря этому инциденту, пусть и дурной славой.

Уголки губ девушки легко дрогнули и та, поморщив острый носик открыла глаза. Размяв спину, она отложила дневник на стол и открыла окно, жадно втягивая прохладный воздух, в котором был сладкий аромат увядающих цветов и сухих листьев. По коже прошла волна дрожи, такой приятной, что девушка улыбнулась, искренне радуясь этому утру.

Она редко улыбалась кому-то так, как делает это сейчас, она улыбается только наедине с собой. Даже брат за последние годы не видел на её лице искренности, только безразличие ко всему, что происходит вокруг и холодное спокойствие, разбавленные диковатым огнём в синеве глаз.

Миллагресс не испытывает ненависти к людям, её чувства страшнее в разы, она просто равнодушна. Многие факторы из её прошлого сыграли здесь немаловажную роль, но о них позже.

Девушка очень много думает. Думает, что ничего не помнит из того, что было с ней, но зато помнит боль. Боль, которую ощущала. Фантомную боль, что часто возникает и пронзает тело, словно тысячи игл. Даже транквилизаторы редко притупляют её. И всему виной ведь люди?

Что здесь можно ощутить? Наверное, это ощущение сходно с ноющей болью в груди или разочарованием? Большим разочарованием в людях. Никогда не будет понятно, почему люди решаются на такие жестокости, что их толкает на это и с какой целью они причиняют столько вреда другим?

Именно люди сделали её такой, какая она сейчас. Но она никого не винила, скорее была благодарна им. Благодарна за опыт и приобретённые жестокость и расчетливость, за маску, которая защищает её от окружающего мира.

Девушку из мира размышлений вырвал робкий стук в дверь. «Кого могло занести в такую рань?» – хмыкнув, Миллагресс достала из кармана связку ключей и, отыскав нужный, открыла дверь нарушителю покоя.

На пороге стоял пожилой мужчина и ласково улыбался девушке, вызывая её ответную реакцию. В его руках были пакет и два стаканчика кофе, от которых исходил приятный аромат.

– Ты сегодня засиделась, Милли… – сказал старичок и, протянув ей кофе, вошёл в кабинет. – Совсем не ешь и не спишь из-за работы.

– Мистер Моррель! – рассмеялась девушка, поставив стаканчики на стол, – Умеете вы поднимать настроение!

Миллагресс закрыла дверь на ключ и убрала документы со стола в стоящий рядом стеллаж, затем достала тарелочки и складной нож из ящика в столе, в то время как Моррель уже домывал принесенные им фрукты. Он знал, что Миллагресс, как и он, практически живёт в своём кабинете и редко выходит оттуда, поэтому всегда в свободное время старался заходить к ней, а она охотно выпускала его.

Он знал, что девушка плохо спит. Знал, что она любит разговаривать. Знал, что часто чувствует себя одинокой и что забывает элементарно поесть. Знал многое, что не знал даже её брат. Доверие, которого он добивался долго, и преданность, что никому не удавалось заслужить. Миллагресс всегда заступалась за него перед Советом, который неоднократно присылал прошения на сокращение кадров в пользу юных и талантливых сотрудников. Опыт пожилого человека, по мнению многих, не значил ничего, но только не для старшего следователя. Для Миллагресс смотритель архива Красного камня был значимым человеком, знающим свое дело. Он стал для неё единственным, кто был действительно достоин уважения. И Моррель это понимал, поэтому дорожил расположением Миллагресс и всячески заботился о ней. Для него она была как дочь.

– Так и не научилась нормально держать нож, – цокнул старик, забирая персики у девушки. – Нельзя тебе острые предметы доверять.

– А вы все также считаете меня ребёнком, Моррель, – выдохнула Миллагресс. – Время идёт, а вы все тот же.

– А ты все также любишь недозревшие персики, – улыбнулся мужчина, щуря свои глаза, в уголках которых выступали морщины.

Очистив и порезав персик, Моррель придвинул тарелочку девушке, которая с аппетитом запивала кисловатые дольки горьким кофе.

Нервно размяв свои руки, на которых выступали крупные вены, он не мог подобрать правильные слова. Пытаясь смягчить реакцию девушки на новости от начальства, которые часто сообщали ей именно через него, он все же заговорил.

– Завтра в отдел приедут практиканты с Золотого университета. Вчера в архив мне принесли их личные дела… – замялся Моррель.

– Всё настолько плохо? – изумилась девушка с набитыми щеками. – Не стоит удивляться, там сейчас ничему хорошему не учат. Разве только платить деньги.

– Милли, я… В общем, эти практиканты теперь под твоей опекой. И твоего брата, конечно, тоже… – выпалил Моррель на одном дыхании.

Миллагресс замерла от его слов, нервно опустошив перед этим стаканчик с её любимым кофе. Моррель в свою очередь молчал, понимая в какой теперь ситуации старший следователь отдела, в котором практически нет никого, кроме неё.

Возродить такой масштабный участок, да ещё и с зелеными практикантами. Тут легче сымитировать самоубийство собаки из-за не разделенной любви к коту, чем сделать то, что поручили ей.

– Они хотят моего самоубийства? У них с каждым разом получается все лучше, – буркнула девушка, чуть ли не закатывая глаза. – Практиканты? Из такого прогнившего места?

– Ты права, но там все же есть за что зацепиться. Я принёс диссертации тех, кто, по-моему, способен работать. Посмотри позже, – подал голос Моррель, положив на стол папку.

– Сколько их? – холодно спросила Миллагресс.

– Не больше восьми человек на управленческие должности, а остальные будут проходить обучение в соседних корпусах.

– Вы ведь проведёте ознакомление с Дворцом Рибейра в их первый день? – умоляюще спросила девушка. – Мне нужно распределить инструктажи для новоприбывших сотрудников из других участков, это займет время.

– Ты тоже должна присутствовать. Они не знают тебя в лицо, успокойся. Как насчёт того, чтобы вернуться к тому, с чего вы начали в Красном камне с братом? – Моррель провел по волосам девушки своей рукой.

– К лжеистории Леди Вейн и Грэя? – голос девушки предательски задрожал. – Вам напомнить чем это закончилось в прошлый раз?

– Зато ваши личности не раскроются, – пытался успокоить её Моррель. – Будет лучше, если они первое время не будут знать, что ими управляют носители фамилии Шелдон. Вы стали главными занозами для всех Оллидарцев весьма за короткий срок.

Миллагресс вспомнила, как пришла на работу к брату. И как он попросил называть его Грейем, оправдывая это тем, что раскрывать имена здесь не положено. Так и родилась Вэйн. По началу, Миллагресс нравилось, что люди ничего не знали о них, её это забавляло. Но спустя какое-то время работы в «Красном камне» окружающие начали считать их обрученными. Они с братом отрицали это, но, в конце концов, смирилась, ведь раскрывать, кто они на самом деле было опасно, потому что так сказал брат.

На протяжении последующих двух лет они лгали другим, лгали самим себе. Но любая ложь в итоге раскрывается, то же ждало и их. Сначала раскрылась то, что они брат и сестра, это повлекло за собой грязные слухи о запрещённых отношениях.

Затем раскрылось их происхождение, из-за которого могла пострадать репутация агентства. За любой промах брат и сестра жестоко наказывались и балансировали на грани между вылетом и работой.

В этом мире все решают деньги, чем богаче твой род, тем выше репутация и влияние места, где он работает. Их семья… Она состояла из них двоих. Что они могли против этого прогнившего общества? Только терпеть это унижение.

Последней каплей стало временное отстранение за нестандартные методы ведения расследования, которое подразумевало понижение в должностях обоих Шелдонов.

На этот раз нервы сдали у обоих, но Миллагресс это подкосило сильно. На следующий день, после того как их унизили, у неё случился нервный срыв, во время того, как она забирала вещи со старого рабочего месте. Разгромив весь кабинет, она стулом разбила оконное стекло и изрезала осколками практически все тело. Брат, пришедший, чтобы помочь перенести вещи был в шоке от увиденного.

В этот день он забрал Миллагресс и бесследно ушёл из агентства.

За год репутация семьи Шелдон взлетела. Однако дурная слава о жестокости и взбалмошном характере обоих темным ореолом окутывала их личности. Сейчас они являются одними из самых влиятельных людей в Розаллисе. Ни следа и намёка на прошлых брата и сестру. Только успех и построенная ими репутация.

Вот только шрамы есть и останутся.

Люди лицемерны, до сих пор ходят слухи о запретной связи брата и сестры, в купе с сотрудничеством с известными наркоторговцами из островов Роддоса и многое другое. Зато теперь они вернули власть в Красном камне и стояли чуть ли не на одной ступени с господствующим в стране Советом. Но осадок от пережитого остался. Горький, причиняющий боль.

Миллагресс подняла глаза на Морреля, глаза, наполненные отчаянием.

– Я каждый день лгала, пока мы с братом здесь работали, – слезы подступили к глазам, но тут же исчезли. – Моррель, вы понимаете, что я говорю не о лжи окружающим. Я о лжи самой себе. Если я хочу начать заново, то только не так.

Почесав подбородок, собеседник сказал:

– А что, если старший следователь Эм? Это ведь не ложь, к тебе ведь многие так обращались?

– Но и не правда, – девушка глубоко вздохнула. – Стоит попробовать, я думаю.

– Не рискуя? – оживился мужчина.

– Не живешь, – сказала девушка уже более нормальным тоном.

Моррель, выходя из кабинета старшего следователя, многозначительно взглянул на девушку и улыбнулся. Они никогда не прощались, будто их диалог ещё не закончен, будто их общению не будет конца. Им не нравилось ставить точку, они отдавали предпочтение многоточию. Миллагресс слегка кивнула пожилому мужчине и закрыла дверь на ключ. На ее душе было так тепло несколько секунд, но потом взгляд упал на синюю папку, лежавшую на столе, которую принёс Моррель. Девушка шумно опустилась в мягкое кресло и, открыв замок на папке, достала её содержимое.

– Джейс Сеймур… – прочитала девушка подпись внизу титульного листа работы, название которой заинтересовало Миллагресс, поскольку теперь уже её подопечный написал диссертацию на довольно большую и сложную тему. – Психологические расстройства личности. Факторы, влияющие на мироощущение человека. Многогранность сознания…

Миллагресс спокойно прочла содержание и мельком посмотрела около десятка страниц.

Читать ей совершенно не хотелось несмотря на то, что автор диссертации смог заинтересовать её. Аккуратно перелистывая страницы работы, которые так приятно пахли свежей бумагой, Миллагресс добралась до рецензии. Отзыв был скуп, но содержателен, впрочем, девушку это не удивило.