Документ без названия

Подобные отзывы профессор Лэй писал ей неоднократно, когда она защищала работы по психологии для получения докторской степени. Профессор Лэй, был жёстким наставником, но хорошим человеком. Он был умен и считался уважаемой личностью в университете и высшем обществе. К нему обращались, всегда именуя доктором, но сам он больше предпочитал звание профессора кафедры психологии.

К своим пятидесяти годам он пришёл к сокрушительным доводам, что тщеславие губит людей и именно поэтому считал противными лесть и все лишние уважительные слова в свою сторону. Миллагресс прекрасно помнила, как ставила эксперименты по выявлению веществ, способных влиять на психическое здоровье человека. В золотом университете, где она занимала лабораторию, к ней не очень хорошо относились.

Лэй был не исключением, но он поддержал её деятельность, которая хоть и не напрямую, но касалась психологии. Именно он писал на её работы рецензии, когда половина профессоров отворачивались от неё и считали её работу бесполезной. Однако Лэй так не думал, даже больше, он был частым гостем в лаборатории и беседовал с девушкой, наблюдая за её опытами. Сухие слова и вопросы, что были только по делу, но для Миллагресс и это казалось самым тёплым общением.

Ведь приятно осознавать, что кто-то проявляет интерес к тому, чему ты посвящаешь так много времени и отдаёшь себя полностью, не жалея своих сил. Уже сам факт того, что этот человек потрудился высказать свое мнение о чьей-то работе, много значил.

Миллагресс это понимала и решила прочесть рецензию:

«В данной работе рассмотрены самые основные аспекты всевозможных факторов, влияющих на психологию людей. Особое внимание было отдано веществам, которые вызывают психическое расстройство и способствуют нарушению работы нервной системы. Я согласен со всеми веществами, которые были приведены в качестве примера. Но у меня возник вопрос, касаемый вещества сальвинорин А. Насколько мне известно данное вещество не является пуриновым основанием, поэтому выявить так называемую «Сальвию» пуриновой пробой невозможно. Вам следует подумать над этим вопросом во время вашей практики,

доктор Бретто Лэй Хофманн».

– Указал на ошибку и принял защиту… – усмехнулась Миллагресс. – Интересный вы человек, профессор…

Хотя таковой ошибки и не было ведь, скорее всего, здесь описали реакцию с дивиниторином или с другим терпиноидом, содержащем азотистое основание. Пуриновая проба очень избирательная реакция и чувствительная. Возможно, «сальвинорин А» был в не чистом виде и содержал примеси, которые связаны напрямую с данным веществом в растении «Шалфей предсказателей».

Девушка цокнула языком и вздохнула:

– А ведь на самом деле, есть за что зацепиться… Моррель, как и всегда, прав… – улыбнулась. – Пора бы мне уже с этим смириться.

Глаза девушки закрылись, и мышцы лица расслабились. Слух все также резало тиканье часов, а нос щекотал приятный запах кофе и персиков. В такие моменты ей хотелось, чтобы брат был рядом. Просто сидел рядом, даже никакие разговоры были не нужны, просто присутствие родного человека, кто и без слов понимал её. Но нужно ждать и сделать все возможное для восстановления отдела до его приезда, ведь девушка не хотела нагружать его заботами, что ей вполне под силу выполнить.

«Ему хватает сполна…» – всегда говорила себе Миллагресс в моменты, когда нуждалась в брате больше всего.

Она научилась молчать. Молчать, чтобы не волновать лишний раз. Молчать, чтобы быть самостоятельной и не доставлять проблем тому, кто заботиться о ней. Казалось бы, просто смолчать о маленькой проблеме, а взамен видеть, что брат отдыхает, а не носится с тобой или в очередной раз не спит целыми днями, потому что волнуется. Для Миллагресс было счастьем видеть брата, поспавшего, хоть и совсем немного.

И тогда молчание вошло в привычку.

А привычка страшнее лжи. От неё не так просто избавиться, ведь она становится частью человека. Элементом пазла, который в купе с остальными составляет личность. Пазлы бывают разными, как и привычки. Есть старые, слегка порванные, а есть новые, блестящие, но с едким запахом. И решать от чего стоит избавиться, а что оставить, порой, бывает очень сложно. Они все делают тебя тем, кто ты есть.

А если благодаря такому пазлу будет лучше самому близкому человеку, то потерпеть и решить то, что, казалось, требует его помощи, окажется не таким уж сложным.

Захочется ли избавляться от такой привычки?

Ответ очевиден. Нет.

Миллагресс думает именно так. «Скули, но делай…» – шепчет девушка, убирая волосы, спадающие на лицо, за ухо. На часах уже семь утра. Время пролетает незаметно. Оно работает лишь на себя и с этим ничего не сделать, увы.

Через несколько часов приедут практиканты, поэтому девушка направилась к комоду и открыв нужный ящик, принялась вытряхивать и того все его содержимое до тех пор, пока не выпала прямоугольная табличка, завернутая в грубую ткань.

– Ну, здравствуй… – девушка достала из ткани злосчастную железку, на которой красовалась надпись «старший следователь Эм», – не думала, что ты мне понадобишься…

Табличка переливалась на свете, который бил в стекло окна. Девушка держала её в руках и сжимала до такой степени, что кожа на суставах пальцев стала ещё бледнее. Губы предательски дрожали, а ноги уже отказывались стоять прямо, и их обладательница медленно опустилась на пол. Воспоминания нахлынули чередой отрывков из памяти прямиком из тех дней, что принесли столько боли.

Раз, и дорожка слез, идущая от уголков глаз, намочила бледные щеки. Два, всхлипы заполняют кабинет, и все тело берет в плен холод, доводя девушку до дрожи. Три, и ничего не происходит. Тишина. Давать волю эмоциям нельзя. Она не хотела снова волновать брата очередным нервным срывом. Руки заученным жестом смахнули слезы, и выражение ее лица вновь стало леденящим душу. Девушка встала и, взяв связку ключей, вышла за дверь. Поднялась на носочки и аккуратно поменяла таблички местами.

Теперь снова нужно играть роль, только теперь свою. Глаза девушки, что слегка покраснели от слез, посмотрели на пол и та шумно вздохнула. Закрыв кабинет, она медленно прошла по коридорам и спустилась по лестнице на первый этаж. Отвесив приветствие к сладко сопящему охраннику вместе с угрозами уволить и даже не забрав вещи с гардеробной, Миллагресс вышла из здания. Осенний ветер пробирал до костей, но красота наступающей осени завораживала и согревала изнутри, расцветая где-то под рёбрами. Пушистые ковры из листьев на дорожках аллеи так громко шуршали под ногами, будто приглашая прилечь, что хотелось сделать ещё больше с каждым шагом. Запах осени и пожухлых листочков сильно напоминал корицу. Миллагресс резко развернулась на звук спешно сбивающих листву ног и увидела мальчишку лет девяти, в руках у него было пальто и перчатки, которые принадлежали ей.

– Не стоило так беспокоиться, на улице не так уж… – не успела девушка договорить, как мальчик её перебил.

– Холодрыга! – крикнул тот, протягивая на небольшое расстояние вещи, всем своим видом прося Миллагресс наклониться к нему.

Девушка, видя умоляющий взгляд мальчика, наклонилась к нему и прошептала:

– Что случилось, Джинни?

– Вам «привет» из часовой лавки, – мальчишка сунул Миллагресс в руки вещи.

– Когда? – спросила ошарашенная девушка.

– Я был там вчера. Он просил передать вам послание. Оно в перчатке.

Миллагресс кивнула Джину и накинув пальто, в карманы которого положила перчатки, взяла за руку мальчика. Девушка повела его в знакомое кафе, которое работало круглосуточно, и попросила покормить его.

Джин пытался отказаться, но Миллагресс уговорила его поесть. Мальчик за обе щеки уплетал выпечку и виновато смотрел в сторону девушки. Та, взглянув на часы, с грустью подняла на него свои темно-синие глаза и, погладив мальчика по его каштановым волосам, сказала:

– Спасибо. Поешь и беги домой. Скоро начнутся занятия. Мне нужно идти. И возьми обед здесь, не забудь.

– Вам спасибо, – улыбнулся Джин, от чего на его щечках выступили глубокие ямочки.

Миллагресс молниеносно покинула кафе и, сама того не понимая, добежала до участка и заперлась в своём кабинете. Она достала перчатку, в которой что-то лежало, и вытащила эту вещь. Часы. Часы, которые он собирался ей отдать перед отъездом. Его часы. Её лицо озарила почти безумная улыбка, а взгляд стал таким пустым и неживым, что она стала напоминать фарфоровую куклу или марионетку.

– Вернулся, – прошептала Миллагресс.

Глава 2. Темпораллис трудностей

Разум – не подводит лишь бессердечных, ведь он опирается на логику, а сердце – на чувства.

Бессонница в очередной раз вынудила выйти из уютного кабинета во двор здания, которое стало клеткой для девушки. От сада веяло прохладой, от которой все внутри сжалось. Глубокая ночь – ее можно было любить и ненавидеть, но сейчас мысли пожирали изнутри. Тусклый свет фонарей на аллее был таким манящим и умиротворительным, что хотелось сесть на лавку и не думать ни о каких проблемах, но не получалось. Шаги глухим эхом раздавались по территории сада добавляя свою атмосферу в эту прогулку.

Сад морозной прохладой завлекал в свои сети девушку, чтобы рассказать легким шелестом пожухлых листьев и травы, как хорошо может успокоить и придать сил один лишь вдох полной грудью. Звезды и луна завораживающе блестели на черном бескрайнем небе, даря волшебство в эту ночь. Миллагресс нравилось гулять здесь под утро, чтобы встретить рассвет в застекленных беседках у небольшого пруда в дальнем конце сада. Беседки – любимые летние места девушки для уединения и продуктивной работы. Красивые, уютные и просторные – все что нужно для уединения. Время таяло на глазах, пока девушка неторопливо шла по выложенной камнем дорожке к пруду.

Скрип дверцы и Миллагресс вошла в помещение округлой формы. С помощью спичек она зажгла свечи на небольшом рабочем столе, чтобы хоть как-то развеять сумрак. Обстановка была скромной, но такой привычной: старый диван и кресло из прошлого кабинета; стеллаж, в котором хранилась посуда и весь инвентарь необходимый для работы; печь-камин на дровах из прокаленного белого кирпича; лавка из массива, покрытая лакокрасочным покрытием, и дровница. Поежившись от холода, девушка принялась растапливать камин, разжигая сначала старые газеты. Через несколько минут в беседке затрещали сыроватые бревна. За окнами беседки в темно-фиолетовой полосе неба на горизонте показалось светлеющее пятно зарева. Постепенно беседка нагревалась и заполнялась теплом. Миллагресс сидела в кресле откинувшись на его спинку и рассматривала через стекло пруд, в котором изредка что-то плескалось.

Она представила, как брат непременно бы поведет ее гулять около темнеющей воды. Только он понимал ее по одному взгляду, только он решал все проблемы, которые у нее возникали и всегда умел подобрать нужные уместные слова к различным ситуациям. Как же она скучала по его присутствию рядом, поддержке. Вот только Дилан бы не одобрил ее параллельное расследование таинственной смерти родителей и запретил бы заниматься этим, так как лишние эмоциональные потрясения выбили ее вновь из колеи. Ей нужно было скрыть все от него и в первую очередь предупредить часовщика и Морреля, чтобы те хранили молчание. Часовщик уже встречался с братом, поэтому нужно побывать у него и узнать о дальнейших действиях Дилана. Миллагресс думает предупредить часовщика о своем визите и решает отправить записку вместе с Джином сегодня утром, ведь тот сможет передать ее перед школой.

Взяв перо и небольшой лист бумаги, она написала:

«Дорогой Аларик, я давно горю желанием навестить вас. Надеюсь, вы встретите меня радушно. Приеду на днях, привезу вам ваш любимый чай и интересные новости,

Ваша Леди М.»

Отломив веточку вербы из букета, засохшего на столе, Миллагресс сворачивает записку и перевязывает с ней веточку травинкой из того же букета. Намек на события прошлой весны должен был настроить Аларика на предстоящий разговор.

Девушка улыбнулась воспоминаниям и аккуратно убрала творение в карман пальто, которое лежало рядом на лавке.

Утреннее зарево тускло освещало все окружающее – начали гаснуть фонари на аллее. Полуулыбка появилась на ее лице – какой по счету рассвет уже она встречает? Впрочем, неважно. Они прекрасны как свежезаваренный чай. Мягкие пастельные тона расплывались по небу будто раскрывающиеся чайные листья в кипятке, которые плавными волнами окрашивают воду. Услада для глаз, которая душистым медом окутывает и расслабляет, даря хорошее настроение.

До кафе «Лоза» Миллагресс добралась спокойно и, увидев издалека помогающего разгружать поставку продукции Джина, она взмахнула рукой в знак приветствия. На лице мальчика выступили ямочки и широкая улыбка. Однако упавшая коробка с мукой быстро сменила его выражения лица на ужас, так как водитель явно был недоволен тем, товар валялся на земле. Взяв мальчика за ворот, он принялся кричать и потряхивать Джина. Зрелище было не из приятных.

– Прошу меня извинить, я отвлекла ребенка, – окликнула мужчину Миллагресс. – Я возмещу ущерб.

– Ох… – испугался мужчина, ослабив хватку у шеи мальчика. – Уж постарайтесь, уважаемая!

Миллагресс отдала несколько валир шумящему и извинилась еще раз. Мужчина с довольным лицом забрал деньги и даже не сказав ни слова сел в повозку и уехал. Девушка осмотрела Джинни:

– Ты в порядке, беда на ножках? – улыбнулась Миллагресс. – Что-нибудь да умудришься натворить…

– Я случайно, правда… Спасибо, что отогнали его, он бы меня убил… – глядя исподлобья мямлил Джинни.

Миллагресс взяла его за руку и завела в кафе, посадив за столик. Через небольшое количество времени она принесла купленные пирог, булочки и горячий чай. Мальчик за обе щеки стал уплетать еду и рассказывать Миллагресс, что они с мамой наконец-то поговорили с хозяином кафе и теперь он сможет помогать ей. Густые темные волосы Джина были спутаны из-за ветра на улице и Миллагресс аккуратно пальцами поправила небрежно лежащие прядки. Этот ребенок был дорог для нее, и она заботилась о нем и его матери, когда могла это себе позволить.

Она вытащила из кармана записку с веточкой вербы и протянула Джинни, попросив передать ее часовщику, если тот столкнется с ним в Филлиосе, затем вложила ему в руку несколько десятков валиров и попросила передать их матери. Джинни встал из-за стола и подошел к месту, где сидела Миллагресс, чтобы обнять ее.

– Вы всегда нам помогаете, а даже не знакомы хорошо с моей семьей… Тетя Вэйн, вы такая добрая… – мальчик опустил свои глаза в пол с грустью поджимая губы.

– Ты ведь тоже мне помогаешь, Джинни! – потрепав его за розовые щечки сказала девушка. – Это тоже своего рода работа, вот я дарю тебе скромные вознаграждения. Ты ведь такой молодец.

В глазах ребенка показались нотки радости, и он крепче обнял Миллагресс. Маленький человек радовал и грел ее сердце больше, чем кто-либо другой. А стрелки часов тем временем ускорили свой темп и уже приближалось время, когда Джину нужно уходить. Они попрощались и каждый пошел по своим делам.

Джинни направился на станцию, куда за ним приезжал экипаж и отвозил в школу по просьбе девушки, Миллагресс – на аттракцион под названием «практиканты», которые вот-вот должны были приехать из Золотого университета. Так как автомобили и мобильные средства связи на территории Роззаллиса были запрещены законодательством Совета около восьми лет назад из-за теплового эффекта на окружающую среду, то выехать им нужно было глубокой ночью, чтобы приехать вовремя. Если школы для детей были в основном сосредоточены вблизи Дворца Рибейра и Лагеря Теней так, чтобы постоянно находиться под защитой и надзором, то о других учебных заведениях нельзя было сказать то же самое, в основном они были сосредоточены поблизости к Оллидару и Дворцу Робеллис, чтобы путь из обеспеченного района не занимал много времени. Пансионы, в которых проживали обучающиеся, в основном из Аманита и Фоббиоса, находились на содержании Красного Камня и были отстроены несколько лет назад. Они предоставляли проживание и питание для учеников бесплатно. В свою очередь от Совета были отстроены учебные городки, состоящие из небольших вилл, в которых проживали студенты небольшими группами. Если родители могли позволить себе оплатить нечто подобное для своих детей, то чаще всего делали это не задумываясь отправляя их из родительского дома жить в Филлиос.

Часть денег, поступающих в образовательный бюджет, должна была распределяться на бюджетные пансионы и школы, которые были отстроены Красным Камнем, но из-за коррумпированного управления финансами они или вовсе не доходили или доходила лишь сотая часть необходимого. Поэтому содержание и финансирование образовательных проектов для бедного и среднезажиточного населения ложилось на плечи главы Красного Камня. В связи с этим было установлено повышенное ценообразование на расследования, которые было необходимо провести для Совета, так как политические и экономические вопросы носили неотлагательный характер и были сложными в реализации. Положительной стороной таких расследований было то, что их нужно было проводить регулярно, поэтому бюджет Красного камня только преумножался, позволяя оказывать финансовую поддержку жителям страны в нелегкие времена. Здесь уместна фраза, которую любят повторять торговцы – “Деньги любят оборот”.

Решив прогуляться по аллее перед началом нового рабочего дня Миллагресс, решает дойти до каменного сада, где еще сохранились цветы. Розы Эдмунда* могли цвести до первого снега, что делало их главным украшением садов и аллей. Аромат этих цветов был легким и свежим – они пахли морозным утром с нотами карамели. Ноги сами приводят на территорию, где все устлано розовым камнем, из которого отливают красные плиты. Засмотревшись на розы, которые растут промеж камня, Миллагресс врезается в человека и теряет равновесие. Неплохо приложившись о твердую поверхность, она встает не без помощи незнакомца. Парень взял за подбородок Милли и крутанул так, что послышался хруст. В зеленых глазах мелькнуло беспокойство, но быстро сменилось безразличностью:

– Летая в облаках можно и голову потерять, – укоризненно протянул он каждое слово.

Миллагресс смахнула его руку со своего лица. Металлический значок на пальто сразу дал ей понять, что перед ней один из практикантов. Головокружение помутило рассудок, поэтому ничего отвечать она не хотела. Она обошла его и присела на камни рядом с кустом роз, так как их запах медленно приводил в порядок ее голову. Незнакомец немного смутился ее поведением и, поправив свои рыжие средней длины волосы, присел рядом с ней.

– Великолепные цветы! Правда их листья ядовиты, не советую прикасаться к ним, – вздохнул незнакомец.

– Попытку завести разговор сочту за извинения, а вот… Как реагировать на недостоверную информацию? Данные не обновляются во многих источниках, причем даже тех, по которым обучают в самых престижных заведениях, чему я не удивлена, – в глазах девушки заиграл огонек, пока она рассматривала веснушки на лице собеседника.

Юноша вытащил из волос девушки маленький пожухлый листок и стал рассматривать его, будто он мог найти в нем ответы на свои вопросы. Густые брови нахмурились и неожиданно разгладились, будто их носитель был чем-то ошарашен. Миллагресс наблюдала как на его лице играл весь спектр эмоций и мыслительных процессов. Уголки губ незнакомца мягко приподнялись, образуя едва заметные мимические морщинки.

– Но если бы их бутоны или аромат были опасны, то навряд ли бы им давали расти вблизи людей?

– Думая, что опасность может быть только внешняя, долго не проживете… – выдохнула девушка. – Эти цветы отравляют почву, поэтому рядом с ними не уживаются другие растения и даже деревья. Их корневища выделяют токсин, когда происходит процесс всасывания минералов или воды. Таким образом расти в такой неблагоприятной среде не может почти ни одно растение, кроме филизиума.

– А он в свою очередь питается мусором, который отравляет почву. Следовательно, все стебли этой травы переполнены ядом, и они являются главной причиной всех отравлений, так как мелкие волокна попадаются между цветами… – парень развел руками и перевел взгляд на лоб девушки, где красовалась небольшая краснеющая ссадина.

Рука невольно потянулась, чтобы убрать ее волосы с места ушиба, но незнакомец осекся, так как действие было нетактичным. Неловкое «простите» сорвалось с его губ перед тем, как тот ушел.

Миллагресс смотрела на его удаляющуюся спину и думала. Если он станет сотрудником ее отдела, то она с ним не соскучиться. Какие эмоции он у нее вызвал? Она еще не до конца понимала, но однозначно было то, что молодой мужчина ее заинтересовал. Сладкий аромат роз Эдмунда* теперь всегда будет вызывать его образ: темный длинный плащ и яркий шарф цвета бирюзы, которые подчеркивал его глаза; рыжие слегка завивающиеся волосы и лицо, усыпанное веснушками; большие и теплые руки, что одним прикосновением могли подарить покой или по крайней мере складывалось такое впечатление.

Она выдохнула. Во взгляде вновь читался холод и безразличие ко всему что происходило вокруг. В этот момент она так надеялась насладиться чаем и беседой с Моррелем у себя в кабинете, но увы в холле участка ее уже ждали. Отломив ветку с красочным соцветием, она неторопливой размеренной походкой пошла в сторону главного корпуса.

В холле кипела жизнь: разговоры, возгласы, перешептывания, шуршание одежды, личных дел прибывших практикантов, скрип мебели. Моррель уже начал беседу с группой, которую распределили в их отдел. Миллагресс прошла за их спины, не привлекая никакого внимания. Неожиданно со спины чьи-то руки легли на плечи. Один из парней пропустил ее вперед в силу небольшого роста девушки, думая, что она, как и все приехала на практику с дальнейшим трудоустройством. Незнакомец, с которым Миллагресс говорила ранее в каменном саду обратил на нее внимание выдавив из себя улыбку. Их взгляды встретились, но не выдержав холода в ее темных глазах парень перевел взгляд на Морреля.

– Ох! Старший следователь, вы уже здесь! – выпрямился хранитель архива. – Вы как раз вовремя… Пройдите ко мне, вас нужно представить.

Миллагресс развернулась к парню, уступившему ей место впереди и встав на носочки вложила в нагрудный карман его пальто соцветия роз. Посмотрев в его глаза медового оттенка, она поправила сбившейся воротник парня и вышла к Моррелю.

Зачем она это сделала? Ей понравилась реакция этого парня на одно ее присутствие. Или реакция другого. Она не понимала, что ей приносило такую мимолетную, но яркую ноту удовольствия.

– Перед вами – старший следователь и куратор вашей группы, она полностью отвечает за участок и за вас теперь, в том числе. От вас требуется беспрекословное выполнение всего, о чем вас она попросит. Принимать решение о приеме на работу будет именно она, поэтому всем нужно показать себя с лучшей стороны, – уведомил всех присутствующих Моррель, пока девушка поглядывала на практикантов.

– Есть одно негласное правило в этом участке – вы обращаетесь ко мне только как к «старший следователь Эм, «Вэйн» или если есть желание “леди Эм”. Других имен у меня нет. А теперь передайте мне ваши личные дела, и представляйтесь в порядке очереди с левого края по мере освобождения, можете начинать… – Миллагресс протянула руки, чтобы взять папки, которые потянулись к ней со всей группы.

Знакомство закончилось и Моррель объявил о начале экскурсии. Миллагресс нашла дело с красным вкладышем, где красовалось нужное ей имя, и позвала.

– Рафаэль? – спросила девушка, поднимая взгляд на парня, который ранее уступил ей место в толпе практикантов. Парень кивнул в ответ. – Тогда прогуляемся до моего кабинета? Есть разговор.

Поднявшись по лестнице на второйй этаж, Миллагресс все же задала вопрос, мучивший ее со дня прочтения личного дела парня:

– Почему же ты так сильно хочешь работать под началом старшего следователя? Да и тем более личным помощником…

Юноша почесал затылок и взъерошив свои светлые волосы улыбнулся, пожал плечами внимательно рассматривая девушку, идущую впереди.

– Вероятно, не хочу заниматься рутинной работой и ищу что-то поинтереснее. Думаю, что под боком у ведущего следователя в Красном камне не соскучишься… – немного подумав, объяснил Рафаэль, пока разглядывал спутницу.

«Все может быть…» – Миллагресс поправила сбившуюся прядь темных волос и принялась открывать дверь собственного кабинета. Накатившая слабость из-за бессонной ночи начала давать о себе знать. Девушка облокотилась плечом о стену, но это мало помогало, в глазах мутнело с каждой секундой все больше и больше.

Она не заметила, как ее корпус нал медленно сползать по стене, пока ее не подхватил Рафаэль. «Не сейчас, не здесь и не перед этим…» – но болезнь решила за нее, бороться уже не было смысла. Вся ситуация приобретала не лучший расклад для нее. Сознание плыло, но она четко что-то слышала про врача, и когда парень поднял ее на руки, волна адреналина, нахлынувшая с одним осознанием его слов, заставила ее найти в себе силы.