Сказки Лас Вегаса

Я исполню все твои мечты, дай срок,

Нет преград, я всё бы смог,

Я пройду миллион дорог –

Знай о моей любви.

Говорят, ресторанный оркестр на «Титанике» играл веселые фокстроты до самого последнего момента, до полного погружения… Нет, Алексу погибать сейчас нельзя, он еще не прошел свой «миллион дорог» ради незнакомки. Станет она его айсбергом или «воротами в небо»?

Ответ придется искать самому.

– …представляешь, сколько ей досталось пережить, – рассказывала Энн, не догадываясь, что Алекс только секунду назад вынырнул из воспоминаний о прошедшей ночи, пропустив большую часть ее повествования.

Последние слова удивительным образом перекликались с его собственными мыслями о вчерашней девушке, заставили его вернуться в «здесь и сейчас», прислушаться. Он слегка наклонился к Энн, показывая – продолжай, я весь внимание.

Энн продолжала:

– Саския показала мне свое фото на телефоне: ей одиннадцать лет, сидит на коленях у матери, а на следующий день мама умерла. Хорошо, она потом удачно вышла замуж (знала своего Ганса с четырнадцати лет), но два года назад он умер. А еще раньше умерла дочь, в двадцать три года, у нее какое-то редкое заболевание было… атрофия мышц… болезнь Дюшенна или что-то в этом роде… А ты что такой мрачный? Твоя-то дочь в порядке. Я только вчера с Наоми разговаривала.

– Извини, мам, какой-то суматошный день сегодня.

– Это из-за ретроградного Меркурия. Я в гороскопе прочитала. Что-то серьезное?

– Да нет. Все как всегда. Ты продолжай, мне интересно. – Может быть, ему все же стоило сконцентрироваться на разговоре с Энн – слушая о чужих проблемах, забываешь свои.

Алекс прямо-таки заставил себя сосредоточиться, но хватило его не надолго. Голос Энн растворился в окружающем шуме, слова перестали различаться, мысли потекли в своем направлении, как ртуть, которую куда ни направляй, она всегда выбирает собственное русло.

«Все как всегда» было не совсем «как всегда».

Началось с самого утра. Алекс и Дэнни ожидали приезда богатых инвесторов из Саудовской Аравии и перед их приездом проштудировали деловой этикет страны, чтобы избежать ошибок от незнания обычаев и не делать круглые глаза, замечая «странности». Особенно касалось Алекса. Он должен был их встречать и целый день сопровождать (всячески ублажать и потакать капризам… то есть пожеланиям – в исламских странах любые, самые малые знаки внимания считают не навязчивостью, но проявлением уважения).

Когда ехал в аэропорт, разбитый, вернее, побитый самим собой, проклинал самую первую «странность» инвесторов – решение прилететь в воскресенье: в Саудовской Аравии это обычный рабочий день. А в Америке – обычный выходной, и его Алекс хотел бы провести совсем по-другому… сам не знал как, но не в серьезных переговорах, когда надо напрягать мозги, три раза думать прежде, чем говорить, и не выказывать недовольства даже бровями, если в самый важный момент переговоров гости вдруг встанут и удалятся для совершения намаза.

Ну, и другие «мелочи» не стоит выпускать из виду: при рукопожатии не смотреть в глаза – могут расценить за наглость, удерживаться от похлопывания по плечу – панибратства там не любят, и не вздумать обсуждать вопросы общественного устройства в их стране, особенно положение женщин.

Прям экзамен на политкорректность какой-то…

Презентацию делала Джина, как всегда профессионально – из трех составляющих: содержание проекта, наглядная информация и эмоциональное воздействие сделала упор на последнем. Однако глава делегации, занимавший должность наследного принца, Мохаммед ибн какой-то, сын такого-то… долгое перечисление арабских имен… невозможно запомнить (Алекс называл его почтительно «ваше сиятельство») больше следил не за ее расчетами, а за ее грудями.

Они, конечно, заслуживали внимания, но в нерабочее время, да и тогда принцу не на что было бы рассчитывать. Джина не делала грудями карьеру – ни собственную, ни работодателей, для служебного продвижения использовала исключительно знания, опыт и деловое чутье. Она так же, как Алекс, целый день сопровождала гостей, обеспечивая им комфорт и отвечая на вопросы. Но даже ее присутствие не помогло им прийти к окончательному решению – инвестировать ли в развитие «Золотой Лихорадки» и в каком виде.

В четыре пополудни гости закончили переговоры благодарностью за прием, расплывчато пообещали «подумать и сообщить в ближайшее время» и отправились на молитву, потом в ресторан. Алекс вздохнул с облегчением, глянул на Джину – она выглядела ненамного лучше своих предков, отработавших световой день на хлопковой плантации. Алекс ее пожалел, отправил освежиться под душем и зарядиться новой энергией в спортзале. Поднялся к Дэнни, рассказал о результатах, вернее, об отсутствии таковых и прошелся по чисто арабской привычке к неопределенности.

– Представляешь, за целый день ни словом, ни намеком не дали понять – что у них на уме. Улыбаются учтиво, кивают головой… Может, и не собираются в нас вкладывать, а приехали просто бесплатно пожить да поиграть. Я вот что думаю. Если сегодня, самое позднее завтра до ланча не дадут о себе знать, буду искать других инвесторов.

– Только не в мусульманских странах. Завтра начинается Рамадан, деловая жизнь замирает. Будь сегодня на связи, держи телефон под рукой, – предупредил Дэнни. – Мой номер ты им, надеюсь, не забыл дать?

– Конечно, и Джины тоже – на случай, если я буду в ванной комнате или посплю минут пятнадцать, чтобы восстановиться.

Алекс направился к себе, собираясь принять контрастный душ – чередование горячей и холодный воды будит скрытые силы организма и бодрит, как снег после сауны. Услышал раздвигавшиеся двери лифта, увидел выходившего Боба Райера и по его тревожным глазам понял – омовение откладывается.

– Алекс, у нас проблема, – сказал Боб точно таким тоном, как в фильме про астронавтов «Армагеддон», только там вместо «Алекс» было «Хьюстон» – позывной Центра управления полетами. В отличие от арабских инвесторов, шеф секьюрити рум никогда не ходил вокруг да около: есть проблема – сразу в лоб.

Обсуждать личные дела казино на бегу, в коридоре, на виду у гостей – не метод управления серьезным заведением. Оно, конечно, не космический центр, где каждая мелочь обсуждается на коллегии специалистов. Но и не булочная, где вопросы решают по ходу дела, смешение ингредиентов производят «на глазок», и недосып или пересып чего-то не так смертелен, как недолив или перелив топлива в «Шаттле».

Алекс жестом пригласил Боба в небольшой зал отдыха между номерами. Взяли по чашке кофе из автомата, сели на диван перед окном с видом на Стрип. Боб держал чашку в руках, ожидая, когда остынет. Алекс любил именно горячее, ароматно дымящееся – отпил своего эспрессо и пустым взглядом уставился на Эйфелеву башню. Чем дольше смотрел, тем сильнее злился.

На себя? Или на башню?

На нее, конечно.

Да чем же она провинилась?

Показушница, обманщица, фальшивка.

Днем она выглядела как кружевное сооружение из простого, черного металла, на закате же – облитая солнцем и подсвеченная лампочками, сияла, будто сделанная из чистого золота. Обман зрения, киношный спецэффект, пустышка под красивой оберткой – типичный Лас Вегас, где все выглядит совсем не так, как есть на самом деле, и сказка разбивается о реальность, едва ступишь за Стрип.

Туда не рекомендуется заглядывать туристам. Там буксует машина счастья. Там второе лицо Вегаса – как обратная сторона глянцевой открытки: на парадной стороне утопающий в лучах света город и надпись «Добро пожаловать в сказочный Лас Вегас!», на другой – нищие дома с фанерой вместо стекол, а на заборах надписи аэрозольной вроде «пошли вы все на…» и гигантский фаллос. Именно потому, что этот грешный город выдает себя за рай, особенно режут глаза бездомные, наркоманы, инвалиды в камуфляжах, сидящие на земле, выпрашивающие подачки. Лучше деньгами: подающие думают «на еду», принимающие используют «на рулетку».

За пределами сияющего огнями и возможностями Бульвара воздух пахнет не духами от «Дольче и Габанна», а марихуаной и прокисшим пивом, на тротуарах валяются использованные презервативы, объедки и лужи блевотины. В городе, где официально запрещена проституция, агрессивно предлагается секс: объявления на каждой стене и тумбе, на окнах забегаловок, на бортах машин. «Доставка женщин в отель всего за двадцать минут». Это быстрее, чем доставка пиццы.

В качестве иллюстрации к объявлениям по улицам фланируют девушки, призывно покачивающие полуголыми задницами, одетые ангелами – с пушистыми белыми крыльями за спиной и нимбами над головой. Но не обманывайся, прохожий-приезжий, их святость обманчива, как и всё в этом продажном городе – за хорошую плату эти девушки готовы вывернуться наизнанку.

Может, и незнакомка, в которую так неосторожно влюбился Алекс, совсем не та, за которую он ее выдает…

Черт, совсем расклеился… Эта ночь… и этот день… Этот Боб еще с его проблемой… С нашей проблемой…

А есть ли на свете места без неприятностей и люди без проблем? Говорят, собаки кокер-спаниэли не подвержены перепадам настроения и двадцать четыре часа в сутки находятся в состоянии безмятежной радости. Надо завести такую собачку, чтобы заряжаться позитивом…

А пока зарядиться терпением и выслушать Боба.

– Выкладывай.

– К нам заселился один человек под именем Джон Пэрри. Наша система распознавания лиц узнала в нем Джеймса Тайлера. Лучший карточный шулер нашего времени. Про него даже программа была по Дискавери пару лет назад. Я смотрел, но сейчас его не узнал. Подстригся, отпустил бороду, надел очки. Феноменальная ловкость рук. Творит чудеса без компьютера в туфле, просчитывающего карты, или помощника, издалека подглядывающего в чужие карты.

Тасуя колоду, Тайлер может ровно через три или четыре карты, в зависимости от количества игроков, положить тузы так, чтобы они попали именно к нему. Не говоря про расклад колоды идеальным веером, доставание ее изо рта и другие фокусы. В программе он говорил – тренировался семнадцать лет, чтобы достичь мастерства. Если сядет играть, разденет казино догола. Многие на Стрипе запретили ему вход. Выдворить его?

– Подожди. – Алекс допил кофе, поставил чашку на столик, чтобы руки были свободны, неподвижны, и ничто не уводило мысли в сторону.

Он не умел думать о чем-то серьезном, теребя пальцами ручку или шагая из угла в угол. Все другие движения, кроме мозговых, отвлекали – заслоняли собой главное, задвигали на второй план, рассыпали бусинками по полу. Кофеин, как слабый возбуждающий наркотик, помог сосредоточиться – хоть и на короткое время, то этого хватит. Алекс уставил взгляд на ничем не примечательную пальму в углу и запустил мыслительный процесс. Мозг его был остёр и вгрызался в проблему, чтобы добыть решение, как бур вгрызается в породу, чтобы добыть нефть.

– Он уже играл? – спросил Алекс. Для вынесения вердикта следует собрать побольше информации.

– Нет. Ходит, присматривается. Я приставил к нему моих парней. Как только соберется сесть за стол, они возьмут его под руки и вежливо попросят удалиться.

– Как думаешь – что ему нужно? – спросил Алекс, отвел взгляд от пальмы и посмотрел в нефтяные капли зрачков Боба. – Играть? Думаю, не рискнет. Хоть изменил внешность, а камера его вычислила, и он это знает. Слушай, Боб. Мы могли бы использовать его талант в своих целях.

– Как это? – Боб выпучил глаза и без того круглые. Еще немного – они выскочат из глазниц, как у героя фильма «Маска», и с превеликим удивлением уставятся на собеседника. – Предложить охмурять других клиентов в нашу пользу?

– Конечно, нет. Можем, например, предложить, чтобы показал мастер-класс. Зрители любят, когда раскрывают фокусы, особенно карточные. Шулеры, в отличие от иллюзионистов, этого не боятся, потому что подобные фокусы – это «всего лишь»… – Алекс показал пальцами жест «в кавычках» – …ловкость рук, которая вырабатывается годами. Пусть он почувствует себя желанным гостем, а не мошенником, которого отовсюду гонят. Вдобавок заработает легально. И нам клиентов привлечет.

– Думаешь, согласится?

– Уверен на девяносто процентов. Тут психология работает. Если долго и упорно над чем-то трудишься и достигаешь, хочешь признания. В чем бы он ни преуспел: криминальном или вполне легальном. Человек по натуре тщеславен. Порой хочет простого восхищения сильнее, чем финансового вознаграждения за труд. Почему, думаешь, преступник возвращается на место идеального убийства?

– Ну… посмотреть – не оставил ли улик или еще чего…

– Нет. На месте идеального убийства улик не остается. А возвращается он, чтобы тайком посмотреть на реакцию полицейских – как они будут удивляться и восхищаться его чистой «работой». В общем, понаблюдай за этим Пэрри. Если заметишь у него честные намерения, то есть нежелание садиться за стол, пригласи для беседы на тему, которую мы только что обговорили. Если согласится, я или Дэнни заключим с ним джентльменское соглашение.

– О кей, – сказал Боб, но уходить не поспешил.

– У тебя еще что-то? – спросил Алекс и услышал писк телефона – пришло сообщение: через полчаса ужин с Энн. Черт, совсем забыл. Ужин с мамой – это святое. Только пожар или наводнение могли бы его отменить, будем надеяться ни то, ни другое в ближайший вечер с казино не случится. – Давай коротко, у меня еще дела.

– Хорошо. Как ты знаешь, в отеле гостит член монаршей фамилии одной великой европейской страны. Он уже два дня пьянствует в номере и с девочками развлекается. Как напьется, ведет себя неадекватно, а сегодня вообще учудил. Стоял голый перед окном и орал: смотри, Лас Вегас, на мое королевское достоинство!

– А как вы узнали? Он же, вроде, где-то на верхних этажах проживает.

– Мы регулярно запускаем дроны, чтобы с внешней стороны следить за состоянием отеля. Сделали фотографии…

– Слейте их анонимно в интернет. За принцем наблюдайте, но ничего не предпринимайте. В опасных случаях вмешается его охрана. А нам его чудачества только на руку. Бесплатная реклама. Соображаешь?

– Понял. Сделаем. Спасибо, Ал. – Боб поднялся. – Ты вверх или вниз?

– Сначала вверх, приму душ, потом спущусь в зал. Ты далеко не уходи. Покажешь мне этого знаменитого шулера…

– …а Марайка молодец, не унывает, – продолжала Энн, запивая стейк тосканским красным «супервином» Сассикайя Болгери.

Она полюбила его после того, как узнала, что в Тоскану часто наведываются члены голландской королевской семьи и, скорее всего, пьют лучшие местные вина.

Удивительно, какое влияние имеют знаменитые на обычных. Как пастух на стадо. Как идол на поклонников.

Неумение самостоятельно мыслить, слепое следование чужим советам – начальная стадия идиотизма. Американцам его не занимать: «золотые» кроссовки Трампа сразу после презентации разошлись за считанные минуты, хотя он сам их не создавал, не носил и не имел представления об их качестве. То же самое с омолаживающей косметикой от одной из красоток семейки Кардашьян – расходится мгновенно, хотя эффект не доказан, а цена выше средней. Ну и что? ЭТО не может быть плохо по определению, ведь ЭТО рекомендует все-американская звезда, самая молодая девушка-миллиардер в истории страны. Она знает больше и лучше других – дураки миллиардов не зарабатывают.

Они на дураках зарабатывают.

Стадное поведение соотечественников иногда поражало Алекса, но оно же помогало процветать его заведению, потому не вызывало особых нареканий. И кстати, не было свойственно Энн -достаточно мудрой и трезвомыслящей, чтобы не дать себя охмурять рекламными акциями. Если она чем-то восхищалась, то не слепо, но осознанно – испробовав на себе, и часто это было связано с ее родиной, тогда к восхищению добавлялись нотки патриотизма и ностальгии.

Ее вкусу Алекс доверял. «Супервино» было действительно супер. И стейк – ничего плохого не скажешь, качество приготовления на высоте, а потребления… Был бы Алекс в другом настроении, ел бы не спеша, долго жевал каждый кусок, гоняя по рту, возбуждая пищевые рецепторы, заставляя мозг вырабатывать дофамин – гормон счастья.

Теперь же ел быстро, проглатывал, почти не замечая выкуса, и прикончил стейк только из уважения к японскому повару и собственной матери – чтобы не портить ей удовольствие от ужина с сыном и не дать повод к расспросам о его самочувствии. Пусть лучше продолжает рассказывать о вновь приобретенной подруге…

– Удивительная женщина, имя у нее тоже необыкновенное – старо-голландское, как у жены Рембрандта, – продолжала Энн. – Другая бы заперлась в четырех стенах и топила горе в кофе. Только не Саския. Погоревала и взяла себя в руки. Дома не сидит. Каждый день гуляет на природе, пять раз в год ездит в отпуск. По стране и по Европе. Теперь вот в Америку наведалась. Совершенно одна! (Helemaal alleen! – сказала Энн по-голландски. Время от времени она вставляла слова на родном языке, чтобы, по ее мнению, точнее выразиться).

– Впрочем, ездит иногда с подружкой из Ирландии. Они познакомились на Санторини. Я там была, кстати, с твоим отцом еще. Помню, купила специально белый сарафан на бретельках и синюю соломенную шляпу, чтобы быть в одном стиле с белыми домами и синими крышами… А какие там бараньи ребрышки (lamskotelett)… А какие живописные закаты… Знаешь ли ты, что самый последний закат Миллениума компания би-би-си снимала именно на Санторини?.. Да ты не слушаешь совсем. В каких облаках витаешь?

– Извини, мам. День сегодня какой-то… напряженный.

Мягко сказано. Вернее, полный стресса день – он до сих пор не упокоился, наоборот, бродит, бурлит, как прокисшее вино в бочке. Недалек момент, когда она взорвется, разлетевшись на дощечки, и нельзя допустить, чтобы они попали в Энн.

– Не обидишься, если я не останусь на десерт?

– Не обижусь, дорогой. И не буду скучать в одиночестве. Сейчас как раз придет Саския, я хотела ее с тобой познакомить. Но если спешишь, ничего. В другой раз как-нибудь. Иди-иди. Обо мне не беспокойся. Я тут посижу, с подружкой поболтаю. По-нашему, по-голландски. Ты-то уже подзабыл родной язык. Он тебе практически не нужен.

В голосе Энн мелькнула жалость, легкая и быстрая, как тень от пролетевшей низко птицы, и тут же растаяла под лучами энтузиазма, свойственного пожилым дамам, умеющим создавать себе настроение. Скорее всего Саския из той же когорты неунывающих – подружки нашли друг друга, значит, ближайшее время Энн проведет на волне воспоминаний о старом, добором прошлом.

– Съедим по огромной порции мороженого. Мне обычно нельзя, но сегодня можно. Постоянный отказ от вкусняшек (lekkernijen) плохо влияет на психику. Вообще-то я насчет лишнего веса не особо расстраиваюсь. Слежу, конечно, но не фанатично. Люби себя какая есть – первый завет боди-позитива! Саския тоже его придерживается. Мы сначала угостимся, потом, может, еще на слотах поиграем, доход вам принесем. Ха-ха-ха!

Энн положила вилку и протянула Алексу левую руку, унизанную перстнями и браслетами, для дружеского пожатия. Раньше, когда сын был маленьким, она постоянно к нему прикасалась: обнимала, целовала в макушку – в самый завиток или круглые, теплые щечки, прижимала к себе, стараясь укрыть от угроз большого мира.

Теперь он вырос и сам справляется с угрозами мира, но для нее остался тем же маленьким, милым, белокурым мальчиком, которого хотелось целовать и защищать. Жаль, те времена прошли, обращаться со взрослым мужчиной, как с малышом нелепо, а на людях даже смешно. Крепкое, теплое, по-настоящему родное рукопожатие – это почти все, что ей осталось. Энн довольна, у Саскии и того нет.

– Спасибо, мамочка, люблю тебя. – Алекс благодарно улыбнулся, поцеловал ее руку, заплатил за ужин и направился обратно в «Золотую Лихорадку».

Время перевалило за семь часов. Рабочий день в Саудовской Аравии давно закончился, инвесторы наверняка уже сидят за игровыми столами или развлекаются в элитных борделях пока их закутанные в хиджабы жены развлекаются в элитных магазинах. Деловых новостей ждать – пустая трата времени, Алекс мысленно освободил себя от обязанностей и воспользовался правом на отдых. Наконец, можно заняться собой, и в первую очередь своей головой, там опять завертелся червячок недовольства – сказались переговоры без результата, ночь без сна, ужин без аппетита…

Недовольного червячка склюет разговорчивая птичка.

Срочно надо с кем-то поболтать, чтобы проникнуться его проблемами и забыть о своих – хотя бы до завтра, а лучше навсегда. Самая подходящая кандидатура для беседы о неудачах – Стивен Паркер, в прошлом успешный делец, в настоящем опустившийся имитатор, в будущем скорее всего неизлечимый наркоман и труп в пустой квартире. Чтобы жить и процветать в городе искушений, надо иметь алмазной твердости яйца. Паркер не справился с Лас Вегасом, и тот его перемолол.

Алекс направился в бар «Тропик рака» и еще издали увидел Паркера, сидевшего на том же месте, в той же позе, что и вчера. Толстый, апатичный – так выглядел бы Элвис, если бы прожил еще лет двадцать, не поменяв кулинарных пристрастий. Голова Паркера опиралась на твердо торчавший ворот костюма, и если бы не он, упала бы на грудь. Щеки висели депрессивно, как у смертельно больного бульдога. От вчерашней веселости, впрочем – наигранной, не осталось и следа.

– О чем грустишь, Стив? – Алекс подошел, заказал себе мохито с двойной дозой рома, присел рядом. – Выглядишь, будто тебе поставили диагноз «клиника острого горя». Умер кто-то? – спросил ради шутки.

Стив вскинул голову и с неподдельной печалью в голосе ответил:

– Да. У меня умерла…

– Жена?

– Если бы… Умерла мечта. Стать «Элвисом года». Черт побери! В кого я превратился… В клоуна, который пугает детей и смешит взрослых. А ведь когда-то был одним из лучших брокеров Нью Йоркской биржи. Да свернул не на ту дорожку. В Европе все дороги ведут в Рим, в Америке – в Лас Вегас. Город призрачных надежд обобрал меня до трусов и выплюнул на обочину. Что я еще тут делаю – не понимаю. Самого от себя тошнит.