Сказки Лас Вегаса

Ирина Лем

Сказки Лас Вегаса

Часть 1

Если бы у Алекса спросили «Что самое красивое у женщины?», он бы ответил: ноги. Не глаза, не грудь – ноги. Вот такие, которые он видел сейчас перед собой: тонкие у щиколоток, они тянулись вверх и плавно расходились, образуя идеальной формы икры, затем слегка сужались – ближе к коленным впадинкам. Дальше начиналась юбка, которая скрывала самую интригующую часть женского тела, но она сейчас Алекса не волновала. Волновала романтическая составляющая «преследования» девушки. Он не видел ее лица, да и неважно, по большому счету. К лицам Алекс особых требований не предъявлял, достаточно того, чтобы оно было натуральное – без подтяжек, филлеров и ботоксов.

Это если для серьезных отношений. Которые ему не нужны, во всяком случае, на данный момент… а также на следующие несколько моментов, вернее, лет. Может быть, и никогда более не захочется – после первого брачного опыта. Неудачный опыт отбивает охоту повторить. Отрицательный результат – тоже результат, положительного не имеется и, честно сказать, не хочется иметь.

В данный отрезок возраста ему достаточно несерьезных отношений, вернее, кратких соитий, для которых у Алекса был широкий выбор: танцовщицы, стриптизерши, официантки, барменши, молодые актрисы, не принятые в Голливуд, и прочие охотницы за счастьем (читай – за богатым мужем), прибывшие в «сказочный город» с маленьким багажом и большими амбициями.

Которые разобьются здесь в пух и прах. Мечта «встретить свое счастье» в обличье щедрого и, желательно, неженатого толстосума исчезает в Лас Вегасе так же быстро и бесследно, как утренний туман над пустыней Мохаве. Потому что миллионеров на всех не хватает, а миллиардеров здесь вообще всего четыре, и одна из них – женщина. Но эти, совсем не сказочные, реалии будут осознаны потом, лет через пять-десять.

Пока же мечта сияет, как башня казино «Стратосфера», подсвеченная закатным солнцем, и девушки стремятся ее осуществить. Первый шаг – подправить внешность, подогнать под идеал. Без долгих раздумий ложатся под нож пластического хирурга, чтобы переделать губы, груди, ягодицы и прочие части тела, созданные, по их мнению, с «изъяном».

Мозги у них с изъяном, считал Алекс. Чем и пользовался. Чаще всего одноразово, без романтических соплей, то есть свечей, розовых лепестков в ванной и прочих пошлых приемчиков из фильмов «про любовь», над которыми плачут девочки-подростки и бабушки-пенсионерки. Отказа не встречал. Какая дура откажет мужчине своей мечты? Наоборот, девушки почитали за честь стать предметом внимания молодого, неженатого владельца казино «Золотая Лихорадка».

Вернее, со-владельца, но это мелочь.

А вот ножки, которые мелькают перед его носом, совсем не мелочь, можно сказать «американская мечта». Вдобавок обуты в изящные, лакированные туфли-лодочки, ярко-красные – самый сексуальный цвет. Не зря районы расположения эротических заведений раньше отмечали фонарями возбуждающего кровь цвета. Эти туфли сверкали лаком, будто маленькие фонарики или всполохи огня, на который, как известно, можно смотреть бесконечно.

Он бы бесконечно смотрел на эти ножки. Не тощие – кости, обтянутые кожей, как у манекенщиц. Не широкие, с накачанными икрами, как у танцовщиц. Эти ножки – ровные, удлиненные, похожие на перевернутую бутылку с немецким вином рислинг, горлышко которой упирается в туфлю, а дно уходит под платье.

Не просто рислинг, а именно с виноградников земли Баден-Вюртемберг, который Алексу впервые привезла одна девушка-барменша из Германии. Она несколько лет работала там дегустатором (называла себя по-французски «сомелье»)… имя ее не запомнил, а название и происхождение вина – да.

Потом специально заказывал его для девушек, с которыми иногда проводил вечера. Беспроигрышный выбор. Вино крепостью двенадцать процентов пилось, как лимонад – гладко, незаметно и опьяняло лишь до состояния легкого расслабления, но не до свинства. Содержимое нравилось девушкам, бутылка – Алексу. Перед тем как открыть, он любовался ее экстерьером: одной рукой держал за дно, которое точно умещалось в ладони, другой нежно гладил длинную, изящную «шею».

На этикетках стояло «свежее фруктовое».

Эта девушка впереди тоже «свежая и фруктовая». Кажется, Алекс уловил ее запах – тонкое смешение ароматов морского ветерка и землянично-сладкого фрукта фейхоа. Хотя… запахи нельзя разлагать на составляющие, как нельзя рассматривать картину по фрагментам. Запах – тоже произведение искусства, если составлен профессионалом высокого класса. Произведение искусства – всегда единое целое… это вдохновение и впечатление…

Или это впечатление от ароматизатора воздуха – он уже переключился на вечерний режим? В «Золотой Лихорадке» использовали японскую систему ароматизации: утром – бодрящий лимон, в полдень – легкие цветочные аккорды, после полудня тонкое дуновение роз, а вечером…

Разве уже вечер?

Кстати, который час?

Посмотреть негде. Часов и окон в казино нет. Наручные Алекс не носил: дорогие – чтобы не выдавать благосостояние, дешевые – чтобы не упасть в глазах сотрудников. Посмотреть в телефоне? Неохота отвлекаться от зрелища впереди.

Быстро прикинуть в уме, сколько он сегодня сделал, и сколько времени прошло?

Утром провел переговоры с инвесторами о покупке земли для нового проекта (сейчас кризис, земля дешевая, самое время вкладываться). Потом четверть часа релакса в кабинете, минет с девочкой из стриптиза, душ и ланч.

Потом ездил в аэропорт встречать бизнесмена и миллионера из Луизианы Дэвида Буша – он из тех, кто играет, вернее, проигрывает по-крупному. Их называют «киты» и обслуживают как членов королевской фамилии. Красная дорожка, лимузин со всеми удобствами, президентский люкс и «любой каприз за ваши деньги». О происхождении которых спрашивать не принято.

Про Буша, впрочем, известно, что он бешено зарабатывает: официально – на продаже нефти, неофициально – на продаже оружия. Хобби: разведение собак. Алекс приставил к нему взвод официантов и дворецкого, который разбирается в собачьих породах, как в сортах виски, и в состоянии отличить мастифа от мальтийца.

Потом проверил сообщения на телефоне и отправился в бар выпить кофе по-арабски с корицей вместо сахара. Есть не хотелось, на жаре и в беготне теряешь аппетит. Срочных дел не было, заглянул ненадолго в секьюрити-рум, уставленную экранами не хуже центра наблюдения за полетами. За экранами сидели парни из охраны и с таким же напряжением наблюдали за происходящим в казино, как инженеры NASA наблюдают за происходящим на орбитальной станции.

Хозяина встретил начальник смены Боб Райер: высокий, чернокожий, полноватый, с большими, острыми глазами, которые «считывают» человека лучше любого сканнера, одетый, в отличие от Алекса, всегда официально: белая рубашка, черные брюки (не джинсы) и сверкающие лаком туфли. Боб коротко доложил: ситуация под контролем. Алекс кивнул и отправился в зал – на месте убедиться, что «полет происходит в штатном режиме», и, наконец, поесть в мексиканском баре неподалеку от комнаты «для курящих», где подают вкуснейшее буррито с курицей и рисом.

Поесть не удалось. По дороге в бар наткнулся взглядом на нечто повкуснее буррито…

Итак, сейчас должен быть поздний вечер. В это время воздух в казино освежается ароматом «Тысяча и одна ночь». Хотел бы Алекс провести тысячу ночей с обладательницей двух скульптурно вылепленных ножек, шагающих впереди?

Ну… тысячу, может, и нет, а одну или две не отказался бы.

А она?

Кто она вообще?

Явно не дешевая шлюшка (одета стильно, дорого, но неброско – «скромное очарование буржуазии»). Не актриска-неудачка (по сторонам не зыркает в надежде подцепить спонсора-продюсера). Не скучающая богатая туристка в поисках приключений (уверенный шаг, прямые плечи и полное отсутствие интереса к окружающей суете).

Трудная добыча.

Алекс не из тех, кто отступает перед трудностями. И запах «тысячи ночей» ему в помощь. «Кто владеет запахом, то владеет сердцами людей» – девиз арома-маркетинга. Поможет ли он завладеть сердцем незнакомки или, для начала, хотя бы заговорить?

«Нет… нет…», – раскачивалась из стороны в сторону ее юбка в форме колокола, в стиле пятидесятых годов. Кажется, такие носила та звезда Голливуда, бельгийка по происхождению, с фигурой греческой богини и лицом американской девочки-проказницы… имя вылетело из головы. Ее портрет висел в спальне матери Алекса – Энн (родом тоже из Голландии) с тех времен, когда она была еще школьницей. Потом к нему добавился портрет актрисы постарше – из фильма «Шоколад». Потом еще кто-то известный – с возрастным лицом, потом Шэрон Стоун «после пятидесяти». А недавно мать повесила фото полной, сильно накрашенной дамы со «следами былой красоты» на лице и сигаретой между пальцами.

– Представляешь, – сказала мать Алексу в один из его приездов. – Катрин Денев уже восемьдесят, а она без операций выглядит…

– …отлично для своего возраста, – быстро сказал Алекс, догадавшись, что мать скажет что-то вроде «выглядит на двадцать лет моложе».

Разве это комплимент, сказать кому-то: тебе не дашь больше шестидесяти? Разве есть разница между «выглядеть на шестьдесят» или «на восемьдесят»? Разница есть между двадцатью и сорока – девушка и женщина. А потом… старушка «молодая» и старушка «пожилая».

Возраст к женщинам беспощаден, особенно во второй половине жизни. Надо прилагать «нечеловеческие» усилия и тратить кучу денег, чтобы задержать увядание. Что не подходило Энн – она была слишком ленива, чтобы трудиться над собой. Она любила баловать себя, например, сигареткой Маверик со вкусом ванили и апельсина после ланча или рюмочкой вишневого ликера во время игры с подружками в бридж.

Согласно типично голландской трезвости ума, она жила в свое удовольствие, что сказывалось на лице лучше крема и на фигуре лучше тренажера. Она старела вместе с женщинами на портретах – достойно и без истерик. Алексу нравилась их компания, но особую слабость он питал все же к той, самой молодой – героине фильма «Завтрак у Тиффани». Она была его первой женщиной: глядя на портрет, он, подростком, мастурбировал… прямо в спальне родителей… и много раз потом – на ее фото с голыми ногами в журнале Лайф, найденным в столе у матери.

А теперь видит эти ноги воочию – в остроносых туфлях-лодочках, на тонких каблучках-шпильках, начинающихся не от края пятки, что неудобно, а от середины, что позволяет равномерно распределять и поддерживать вес. Здорово, что «лодочки» опять вошли в моду, как и юбки в форме колокола или перевернутого тюльпана.

Все же раньше мода была приятнее глазу, более лояльна к женщинам, не то, что теперешний унисекс, где разница между полами почти стерлась. Одну и ту же вещь может носить и мужчина, и женщина, и трансгендер всех направлений и названий – кажется, именно на них и происходит ориентация, потому, что моду теперь делают почти исключительно представители нетрадиционных сексуальных меньшинств.

Хоть бы эта девушка к ним не относилась…

Нет, если она увлекается модой пятидесятилетней давности, лесбиянкой быть не должна. В те благословенные времена они, если и существовали, то особо не светились. «Выходить из шкафа» опасались, чтобы не быть обвиненными и посаженными. Алекс не против полового разнообразия, но все же оно не должно слишком агрессивно выставлять себя напоказ.

Как же звали ту актрису…

А как зовут эту девушку – «грустноглазую леди долин» из песни Боба Дилана?

С чего это Алекс взял, что она «грустноглазая», если видел ее только сзади?

Идет она как-то… отрешенно, что ли. От предложенных официантками напитков отказывается, на «живую» рекламу концертов не реагирует, даже красавчика Бруно Марса – звезду первой величины не удостоила взглядом, так же как витрины с женским бельем и ювелирными украшениями.

Последнее вызывает подозрение. Однажды израильская разведка ловила радикального исламиста, который переоделся в женское платье и скрылся под хиджабом. Ни лица, ни фигуры не видно – как распознать его на улице среди одинакового одетых, бесформенных силуэтов, похожих на черные привидения? Задачка на сообразительность.

Которой не занимать израильтянам – они с первого дня создания страны окружены врагами и не могут позволить себе такую роскошь как глупость. Заметили, что одна фигура шла, ни разу не повернув голову в сторону магазинов с ювелиркой и прочими женскими штучками. Все равно что ребенок, ни разу не взглянувший на витрину с игрушками или мороженым. Нелогично.

С девушкой впереди тоже не все логично. Идет по казино, полном людей, музыки, звона падающих монет, разноцветно переливающихся лампочек слотов, музейно-привлекательных витрин магазинов, как по унылой, гудящей от одиночества степи, где кроме гнущегося под ветром ковыля не за что зацепиться взглядом, и только она знает – куда и зачем направляется.

Узнает ли Алекс?

«Нет… нет…» – отвечала юбка, колыхаясь туда-сюда.

«Нет» его не устраивает. Не зря же он прошел за ней половину игрового зала, на приличном расстоянии, конечно, чтобы не словить обвинение в преследовании. Но шел неотступно, как баран, которому показали морковку и повели на скотобойню.

Тьфу! Что за глупое сравнение…

А не глупо – забыв про дела, идти за ножками, еще не увидав лица?

Вдруг у нее нос, как у Барбары Стрейзанд, и улыбка, как у лошади Пржевальского?

Нет, у таких прелестных ножек не может быть некрасивой хозяйки. К тому же в наше время проблемы внешности решаются на «раз-два»: даже средней руки пластический хирург сделает тебе из носа конфетку, а из лошадиной улыбки – голливудскую.

А вдруг она замужем?

Нет, такие замужние в одиночестве по казино не разгуливают. Супруг не отпустит. За ней нужен глаз да глаз, иначе не успеешь оглянуться – уведут. Даже у Алекса, чужого практически человека, шевельнулась ревность, когда заметил реакцию встречных мужиков: глаза делают круглыми, как фишки, присвистывают, цокают языком. Другая девушка на ее месте как-то отреагировала бы – кивком, поворотом головы…

Только не эта. Невозмутима, как египетский Сфинкс.

Зачем она вообще сюда явилась?

Не играть, не пить, не есть. На слоты и рулеточные столы внимания не обращает, к ресторанам-барам не сворачивает.

Подойти спросить «Что вы тут делаете, мисс?» Не желаете ли взять бесплатного гида по казино ? По вечерам у нас множество развлекательных мероприятий, кроме собственно игры: от конкурса красоты болонок до путешествия во времена золотой лихорадки, не говоря об аквариуме с черными акулами, которые фотогенично смотрятся на фоне грунта из разноцветных камешков.

«Нет… нет…»

Нет. Неудобно ни с того ни с сего…

Неудобно ездить на верблюде, особенно между горбами и без седла, как говорит Дэнни де Велла, его друг и со-владелец.

Если хочешь познакомиться, поторопись.

Девушка уже приближается к выходу. Затеряется в толпе… хотя, вряд ли – такую в любой толпе заметишь… но все равно… она, как «нежная фея лугов», может внезапно исчезнуть, раствориться, испариться под неоновыми лучами, как роса под утренними…

Черт! Заговорил… вернее, задумал почти стихами, хотя романтизмом не страдал, стихов не сочинял, даже когда в девятом классе влюбился в длинноногую чирлидершу Тину Кросби. Правда, время от времени, под настроение и бутылку греческого коньяка метакса читал на телефоне поэтические опусы Боба Дилана, написанные еще в молодые годы, под псевдонимом Счастливчик Уилбери. Опусы те были без политических намеков и романтических метафор, просты до примитивности, как информация на шапочке для душа: «Размер – одна голова».

Может «да», может «нет»,

Может тьма, может свет…

Ничего, кроме сегодня.

Босоножки долой,

Ты бутылку открой,

Я буду твой – только сегодня.

Сомнительное обещание, на него не клюнет незнакомка. Алекс усмехнулся про себя и вдруг остро осознал: если выпустит ее из виду, никогда больше не встретит и не узнает – ЧТО именно он потерял. Вернее, он уже сейчас ощущал, что многое теряет: эти ножки в остроносых лодочках, сверкающих в свете хрустальных люстр как рождественские шары, этот гладящий жест рукой по волосам цвета «влажная солома», пышно лежащим на плечах, эту легкую, скользящую походку, от которой качается юбка и на все непристойные вопросы отвечает «нет… нет…».

Терять Алекс не любил. Однажды он летел из Рино в Лас Вегас и уже приготовился прикрыть глаза, чтобы подремать пару часов после утомительного уикэнда на горнолыжном курорте. Взглянул в иллюминатор и… застыл. Правду говорят: природа – лучший художник. Картина открывалась такая, что не в силах был бы скопировать даже Томас Моран, мастер школы Гудзона. Жаль, что он увлекался рисованием пейзажей Гранд Каньона и ни разу не взглянул на закат у Сьерра-Невады.

На темные силуэты горной гряды накатили волны облаков невероятного количества оттенков – от черно-синего до светло-серого. Между ними проскальзывали лучи солнца, слабые, прозрачные – казалось, они не хотели гаснуть и изо всех сил цеплялись за вершины. Вроде, солнце уходило не по своей воле, его тащил кто-то всемогущий, чтобы запереть в одиночке на пожизненные срок. И такая тоска сквозила от всего пейзажа, будто наступал не конец дня, а конец света.

Алекс хотел сфотографировать пейзаж в иллюминаторе, но телефона под рукой не оказалось, он лежал в дорожной сумке под сиденьем. Лезть доставать с пристегнутыми ремнями неудобно, к тому же включать электронные аппараты во время взлета и посадки запрещено. А когда будет разрешено, будет поздно – живые картины меняются в природе каждые десять секунд. Алекс пожалел, потом подумал: будут еще закаты в его жизни…

Да, будут, но уже другие.

Будут еще девушки…

Будут, но другие.

Эту нельзя упускать. Даже не ради секса, а чисто из спортивного интереса. Любопытство зудело и распирало, и самому было смешно – походил на ребенка, которому купили подарок и положили под елку, но запретили открывать до Рождества. А он ходит кругами и придумывает – как бы взглянуть на него хоть одним глазком.

Как бы взглянуть на девушку хоть одним глазком…

Время поджимало. Секунды сыпались, как песчинки в солнечных часах – их становилось тем меньше, чем ближе она подходила к выходу.

От напряжения взгляд замылился, Алексу приходилось чаще моргать, чтобы не терять фокус. Происходящее вокруг размылось и почти перестало существовать. Существовали только девушка и Алекс, который двигался будто в лихорадочном бреду или в параллельной действительности: не слыша ни треска игровых барабанов, крутившихся без передышки, ни музыки, плавно лившейся с потолка, ни запахов из кафешек, навязчиво щекотавших ноздри.

Он ничего не имел бы против, если бы всё окружающее провалилось в тартарары, остались бы только они двое.

В голове проносилось множество поводов, чтобы приблизиться, заговорить, но ни один не казался подходящим. Или слишком оригинальный: «Девушка, не подскажете квадратный корень из 144?» – Алекс будет выглядеть как идиот. Или слишком прямолинейный: «Жарковато здесь, не хотите ли заглянуть в бар «Минус 5», там подают напитки в рюмках изо льда?» – девушка подумает, что ее собираются снять на ночь.

Несмотря на комфортабельную прохладу, выдуваемую работавшими на полную мощность кондиционерами, подмышки вспотели, Алекс некстати вспомнил, что забыл побрызгаться дезодорантом. От воспоминания взмок сильнее, по виску поползла противная, как змея, капля. Как ни странно, она немного остудила его метавшиеся в лихорадке мысли, выстроила в логический ряд. Может не стоит усложнять? Может надо просто: в качестве хозяина заведения – подойти и предложить подвезти ее до дома? Предложить вызвать такси? Предложить поужинать? Предложить провести вместе ночь…

Глупости.

Все поводы фантастичные и ни одного рабочего. Всё! Надоело думать. Надо импровизировать. Подойти, прикинуться простаком, спросить – как пройти на Фримон стрит.

Нет… опять глупость. Они уже на Фримон стрит.

Девушка вышла за двери и тут же попала под радужный неоновый водопад, лившийся с потолка-экрана, где Джон Бон Джови пел про то, что «она в порядке». Его длинноволосая голова плавала, как в аквариуме, между рыбками в оранжево-белую полоску и анемонами ярких до ненатуральности цветов. Народ стоял, массово подняв головы, раскрыв рты и глаза. «Фея» даже не взглянула. Ясно: Бон Джови – не ее кумир.

А кто?

Вероятно, сладкоголосый Роджер Виттакер – от него сходили с ума девушки пятьдесят лет назад. Точно. Эту Алекс впервые заметил, когда она выходила из кафе «Милые 60-тые», где крутят ретро и выступают группы с музыкой, приятной на слух, но не вписывающейся в современные коммерческие рамки.

Может и такое быть, что она сто раз видела клип с головой Бон Джови… или попросту куда-то торопится. Скорее второе. Подошла к лестнице, ведущей на тротуар, положила руку на перила. Сейчас спустится, оставит позади свето-шумовую мишуру и Алекса в придачу, поймает такси (приехала не на своей машине, иначе отправилась бы на парковку) и…

Раздумывать некогда, нужна спонтанная акция. Алекс прибавил шаг и уже приготовился броситься к девушке, схватить за руку, скорчиться от боли, попросить вызвать «амбуланс»… когда услышал скрип. Каблук на правой туфле незнакомки поехал назад, нога подвернулась, девушка пошатнулась и едва не полетела с лестницы вниз. Пусть там было всего три ступеньки, но она прилично шмякнулась бы об асфальт, если бы…

Если бы не Алекс. Он уже был на пути к ней. Забежал вперед, подхватил, поставил на ноги, наконец, посмотрел в глаза.

И утонул.

Он падал в бездну, как в Гранд Каньон, и молча кричал от страха – потерять, позабыть эту девушку со взглядом мудрого, много пережившего ребенка. Это действительно «грустноглазая леди долин», о которой в своей романтичной молодости пел Боб Дилан. Алекс не знал, что такие существуют. Последние годы он общался с девушками примитивного уровня, похожими друг на друга, как ментальные сестры: интеллект куриный, глаза прозрачные и продажные, в зрачках – портреты президентов с долларовых купюр.

Несколько мгновений Алекс и девушка стояли молча, держа друг друга за локти. В киношных мелодрамах в этот момент герои должны были бы приблизить лица и поцеловаться…

Но это в кино, где все совсем не так, как в действительности.

Девушка слегка улыбнулась и обдала Алекса таким теплом, что показалось – он знал ее всю жизнь, но сам не догадывался об этом.

– Спасибо, вы меня спасли, – сказала она и отстранилась.

Неужели учуяла его потные подмышки, испугавшись, подумал Алекс. Но тут же вспомнил, что его постельные партнерши часто говорили – от него пахнет «мужественно и сексуально», и скорее всего не врали. К тому же в воздухе висело множество далеко не всегда «вкусных» ароматов – от бесконечно несущихся по шоссе машин, уставших бродить по жаре людей, а также из углов, которые использовались асоциальными элементами как туалеты, так что разобрать источник какого-то конкретного «благоухания» было затруднительно.

– Спасибо вашему каблуку – он позволил мне спасти вас от неминуемой травмы, – ответил Алекс немного длинно и заковыристо.

Отвечать коротким «пожалуйста» нельзя: на том все и закончится. Она отправится в другую реальность, он останется в своей – их реальности никогда больше не пересекутся.

Девушка неопределенно пожала плечами. Чтобы не возникло неловкой паузы, Алексу надо продолжить что-нибудь говорить – но не избитые глупости вроде «мне лицо ваше знакомо, мы не встречались раньше?», а что-то, подходящее случаю.

– Не сочтите за назойливость, позвольте купить вам новые туфли. Тут полно обувных магазинов. «Валентино Гаравани» подойдет? – Алекс кивнул в сторону витрины с продукцией одного из самых модных и дорогих итальянских дизайнеров: там на полотне золотого цвета, разложенном волнами в виде песочных барханов стояли образцы обуви – от босоножек до сапог.

Ни одна женщина, гулявшая по бульвару, не прошла мимо витрины, не остановившись или хотя бы не повернув головы. Если бы им предложили что-то бесплатно выбрать в этом магазине, они бы, как минимум, рассыпались в благодарностях…

– Нет, спасибо. Я решу проблему просто и без затрат. – Девушка скинула обе туфли, отбросила пинками за кадушку с пальмой и осталась босиком. – До свидания.

– Подождите! – Алекс быстро взял ее ладонь, спрятал между своими, будто согревал, хотя ее пальцы и без того были теплыми и мягкими. Она не выдернула руку. Он осмелел и спросил: – Можно на правах спасителя узнать ваше имя?

– У меня нет имени, – странно ответила она.

– Телефон – пригласить как-нибудь на ужин?

– У меня нет телефона.

Про адрес не стоит и спрашивать, ответ заранее ясен.

– Я так понимаю – адреса тоже нет? – Она отрицательно качнула головой. – Странно. Почему?

– Я не существую.

– Но я вас вижу.