Люциферов писарь

Пергамент же создавался здесь, но был не менее важен. И если считалось ,что шару навредить невозможно, то изделие для письма было вполне себе повреждаемым и незащищенным. Случайно испортишь записанное имя – конец. Запись будет нарушена, а душа радостно сбежит из Ада обратно в мир людей. Относиться к ним требовалось бережно.

Работы было предостаточно, а количество ожидающих распределения огромным по земным меркам, и только лишь Души девятого круга проходили в него без очереди.

Надо сказать , что Тотмес и его сменщица, которая работала в другие двенадцать часов, хорошо справлялись. Раньше, до появления чернил, работали сотни демонов-писарей, которые ходили по Лимбу и записывали имя каждой Души на глиняных табличках, что тратило в разы больше времени. А потом появился шар, что упростило работу в тысячи раз. Чуть позже – папирус, а затем и пергамент. Задумывались о бумаге, когда ее изобрели, но решили, что она слишком ненадежна для длительного хранения. Да и табличками больше не пользовались.

Они до сих пор хранятся в подземном архиве и охраняются. Казалось бы , что с ними станется? Таблички не пергамент. Прочные и надёжные, и уж точно не папирус, которым здесь больше не пользовались.

Но охрана была необходима. Ведь случись что хотя бы с одной из них, а имена, находящиеся на табличке, утратят целостность – случится страшный скандал, а виновному не сносить головы.

Один раз такое случилось, после чего и появилась нужда в охране.

Пару тысяч лет назад одна дурная Душа, ждавшая распределения, будучи направляемой любопытством, добралась до горы Сигил и спустилась в подземный архив. Бродя по залу, она задела и уронила табличку, из-за чего на той появился скол, испортивший целостность трех записанных имен. В результате, Души этих счастливцев моментально покинули свои круги ада и мигом вернулись на землю.

Но, так как их тела были давно мертвы, они без доли сомнений вселились в первых попавшихся людей, отправив Души тех бедолаг на преждевременное распределение. Кого-то в рай, кого-то в ад.

Нечестно, но ничего не поделаешь. Обстоятельство непредвиденное.

Помнится, кто-то из прислужников Владыки предложил ему воспользоваться хитростью: зайти в Зал Судьбы на верхнем этаже архива, найти имена избежавших наказания и вернуть их из мира людей обратно в ад.

Однако Люцифер идею не одобрил. Вмешиваться в земные дела никто не мог. Одно из многих правил “Догмат людей” гласит: Ни один ангел или демон не может навредить человеку и его душе, пока те обитают в мире людей.

Таким образом земля являлась неприкосновенными ясельками, где Души весело и безмятежно проводят время, а когда тело умирает – начинается взрослая жизнь. Вечное служение с мучениями в аду, или лояльное служение на небесах. Так или иначе, работать придется. Для этого люди и были созданы.

Основная проблема заключалась в том, что сбежавшие Души счастливцев получили не просто освобождение. Они больше не могли попасть в загробный мир по той причине , что уже когда-то получили свое. Молния дважды в одно место не бьёт. Тело с такой душой не старело. Но что случится, если тело кого-то из них умрет? Что произойдет с этими Душами? Этого еще никто не знал.

Это было неожиданной лазейкой в отлаженной системе. Божеству Имиру и Люциферу пришлось перестраховаться. В архиве ангелы и демоны стали пристально следить за сохранностью и целостностью табличек и пергаментов. Демону Бальгиру и ангелу Амиилу, которые и до этого вечность охраняли Зал Судьбы, стало не так скучно на своих постах.

Надо ли говорить , что Имира этот побег, продемонстрировавший несовершенство системы, привел в ярость? Ему было плевать на Души. Ему все равно, что происходит на земле. Люди – расходный материал. Божество идеально, как и все его деяния, и когда дело касается его авторитета перед ангелами и демонами – готов стереть в порошок.

Имир рвал и метал, если подобное происходило, и не упускал возможности обвинить Люцифера в некомпетентности, ткнув его в это носом при всех, чтобы самоутвердиться. Люцифера он ой как не любил, ведь тот, когда был его первым Архангелом, рожденным от его длани, посмел восстать против создателя.

В тот раз каким-то образом конфликт удалось замять.

Провинившаяся Душа без суда и следствия отправилась прямиком в девятый круг, хотя должна была попасть в относительно безобидный третий. Не повезло.

Зато повезло Тотмесу, он узнал о существовании Зала Судьбы, который, как поговаривали, вершил судьбы и хранил их неизменными.

Суждено потерять башмак – тебе это было предначертано.

Суждено тебе найти свою вторую половину – вам это было предначертано.

Неизбежность.

Прошло уже больше половины рабочего дня, еще несколько часов и можно спокойно идти отдыхать.

Осушив очередной бокал вина, писарь записал светящиеся в Спектре имя, размял шею и коснулся шара. Высветилось очередное имя, пергамент вновь впитал в себя чернила. Рутина нарушилось скрипом двери, и в помещение вошла его сменщица.

– Привет, Тот! Как проходит твой день? – с искренней и радушной улыбкой спросила она и не дав ответить, продолжила.

– Представляешь, я только что с базара, смотри что купила! – она завела черные волосы за ушки и, продолжая улыбаться, указала на блестящие сережки.

– Симпатичные, прям как раньше носили. Действительно греющая душу покупка, поздравляю! – улыбнулся в ответ.

Отложил перо и всмотрелся внимательнее.

– На тебе шикарно смотрятся, Сешат. Осталось только подвести стрелки под глазами.

Серьги ему и правда понравились, хоть он и не сильно разбирался в украшениях.

Девушка часто выбиралась на базар. А иногда даже и ему что-то покупала. Последний раз она подарила ему перьевую ручку, которой он использовал исключительно не по работе и хранил её в ящике рабочего стола, в небольшой серебряной шкатулке.

– Рада ,что тебе нравится. – еще шире и лучезарнее заулыбалась сменщица, услышав от него приятный комплимент.

– Так как проходит твой день? – вновь поинтересовалась Сешат.

– Да, как и сотни предыдущих, в безудержном веселье – отшутился он, быстро обведя глазами рабочее пространство.

– Рада, что ты в хорошем настроении и не растерял чувство юмора под конец рабочего дня.

Глянула на бокал.

– Впрочем, вино свое дело делает? Если бы ты пил столько, будучи не земле, попал бы в четвёртый круг после смерти, – звонко засмеялась она.

– Точно, но это тогда… – усмехнулся Тотмес.

Сделав паузу, добавил.

– До того, как многие грехи упразднили. А в девятом и вовсе оставили только убийц, самоубийц и продавших Душу. Стараются идти в ногу со временем. – констатировал, почесав за ухом.

Сешат кивнула головой.

– Всё так. Да и очередь на распределении стала поменьше. Не люблю наблюдать, как томящиеся Души слоняются без дела и наводят тоску.

– С этим не поспоришь. Колобродят везде, ломают таблички раз в несколько тысячелетий, – безобидно съерничал Тот.

– Вот не надо! Знаю , что тебе тоже не по себе от их тягостного и мрачного вида. Никому не по себе.

Скорчив обеспокоенную мину, продолжила.

– К тому же ты не знаешь, какая Душа прямо сейчас могла пройти перед тобой. Может, это какой-нибудь насильник был при жизни! – поежилась Сешат. – Вчера вот общалась с Айсун. Она вообще хочет съехать подальше от центрального проспекта и купить домик поближе к архиву. Там хоть этих Душ охрана гоняет.

– А, – отмахнулся писарь, – брось, они туда уже не забредают. Я вообще удивлён , что та Душа наткнулась на архив, да еще и табличку сломала. Как будто намеренно. Жаль , что с ними нельзя поговорить. Узнать бы, как и зачем она туда пробралась, и кто эти байки среди них распространяет.

Улыбка Сешат стала тонкой и едва заметной.

– Какие? – с недоумением спросила она, подняв левую бровь.

– Да что из Лимба можно улизнуть, если найти тайный выход.

– Не слышала о таком. Но если бы они знали что это невозможно, то не распространяли бы их, – жемчужно заулыбалась она.

Он улыбнулся в ответ, она продолжила.

– И, знаешь, как по мне, каких бы они не доставляли неудобств, возможно, эти байки не так уж и плохи для них. Им же после нашего распределения вечные муки положены, а здесь, пока этого еще не произошло, хоть какая-то надежда и успокоение.

– Ну может быть ты и права, светлая наша Душа – с теплотой сказал Тотмес.

Она отвесила шутливый реверанс.

– Ладно, коллега, работайте, не отлынивайте! – изобразила она тон Бальмонта с наигранной напыщенностью, и смеясь попрощалась. – А я пойду посплю перед сменой. Увидимся, Тот!

– Увидимся. Спасибо ,что заскочила. – подмигнул он ей.

Порхая, как голубка, девушка вышла и закрыла за собой дверь.

Тотмес испытывал к ней исключительно теплые дружеские чувства. Когда Сешат попала сюда, он взялся ее обучать и помог адаптироваться.

Менторство не было его сильной стороной, но, по его мнению, справился он неплохо. Во всяком случае, девушка схватывала все на лету и быстро влилась в ритм.

Обычно те, кто попадал сюда на вечную службу, провинившись в жизни, но избежав наказания в одном из кругов, впадали в затяжную депрессию. Но только не она. С первого дня Сешат была полна оптимизма и заряжала всех своей неиссякаемой энергией.

Как же он был рад , что они познакомились, хоть и при таких обстоятельствах.

За это время подруга стала для него родственной душой. Удивительная девушка! Даже Бальмонт, демон низшего сословия, вечно ненавидящий всех и вся, порой проявлял к ней некое подобие уважения и общался достаточно учтиво.

Прошел еще час.

Писарь поднялся и направился к серванту, чтобы снова налить себе вина. К вечеру стало прохладнее, он слегка открыл вентиль отопления. Теплый воздух, заполнив трубу огнем из глубин адского горнила, равномерно наполнил помещение. До конца рабочего дня оставалось совсем немного. Вино в бокале быстро убавлялось, но он не торопился доливать. Алкоголь уже давал о себе знать. Теперь – спокойно завершить работу и отправиться на отдых.

Чернильница к концу дня почти опустела. Открыв ящик стола, Тотмес достал стеклянный флакон с густой жидкостью, аккуратно снял крышку и принялся заправлять её, попутно размышляя, какой подарок мог бы порадовать Сешат.

Именно в этот момент – то ли опьянение дало о себе знать, то ли задумчивость увела его слишком далеко – рука дрогнула. Чернильница, уже почти наполненная доверху, предательски выскользнула из пальцев.

Пока она падала, у Тота вся жизнь пролетела перед глазами, а она была очень длинной.

Черное пятно поползло по столу, растекаясь, словно тень, от одного края к другому. Пергамент, который только что заполнял писарь, был безвозвратно испорчен.

Имена, находящиеся на нем, навеки скрылись за беспросветным пятном.

Полсписка было залито, около трех сотен имен.

Осознав масштаб катастрофы, он вскочил с кресла, схватил пергамент и попытался как-то стряхнуть еще не впитавшуюся жидкость, но тщетно.

Лучше бы он этого не делал.

Хуже быть не могло, но у него получилось усугубить ситуацию до вселенских масштабов.

Чернила с пергамента в огромном количестве направились прямиком на Спектр.

Окутав шар со всех сторон, его поверхность потемнела, а белоснежно-сапфировый свет излучаемый им, почти полностью померк.

Писарь в ужасе схватил шар, но в панике не учел, что тот стал невероятно скользким.

Он готов был поклясться – будь он сейчас в мире людей, его бы хватил сердечный приступ.

Шар с грохотом приземлился на каменный пол и издал самый ужасный звук, который только мог издать. Звук треснувшего стекла.

– Но это невозможно! – истерично взвизгнул Тотмес, бросаясь к нему и едва не падая.

К счастью, Спектр не раскололся, как сначала показалось.

Но от него отлетел небольшой цельный кусочек.

Схватив осколок, писарь, словно нашкодивший ребенок, в панике поспешил его спрятать.

Не найдя ничего лучше, он трясущимися руками открыл ящик стола и сунул обломок в серебряную шкатулку с подаренной Сешат ручкой.

Тотмес стоял неподвижно, весь испачканный и перемазанный, с застывшей гримасой ужаса на лице.

Он представлял, как прямо сейчас триста счастливых Душ, только что распределенных, спешно покидают чистилище и направляются на землю.

С минуты на минуту должно было случиться страшное: они вселятся в первые попавшиеся тела и вытолкнут Души ничего не подозревающих бедолаг, которые преждевременно отправятся в ад или на небеса.

Но сейчас это было неважно.

Сейчас он боялся только за свою судьбу, и, по всем прогнозам, его будущее виделось неутешительным.

Тишину, которая всегда царила в каморке, нарушил вой сирены.

По всему Лимбу, второму кругу, третьему и далее поочередно включался сигнал тревоги.

С каждым гудком он будто высасывал из писаря последние капли жизни. Он слышал этот звук лишь однажды – когда нераспределенная, дурная Душа уронила табличку.

– Мне конец – промелькнула мысль.

Тотмес пожалел что, будучи в мире мертвых, он не мёртв окончательно.

Дверь с грохотом распахнулась и чуть не слетела с петель – в его кабинет ворвались, едва все это успело произойти. Как будто знали что случится, и ждали за дверью. На пороге стоял Бальмонт.

Вельзевул восседал в своем зале и казался абсолютно спокойным. Зал был длинным и вытянутым, как змея, и наполнялся красным светом от витражей и свечей.Трон, расположенный в самом конце, был огромным, под стать владельцу.

За несколько минут до прибытия Тота и Бальмонта отсюда вылетели десятки испуганных прислужников, а рев демона, казалось, еще не утих в темных, неосвещенных углах. Этот рев не услышал бы только глухой.

Сейчас же царила гробовая тишина. Тотмес стоял в центре, и, как ему казалось, стоял там вечность. Чуть поодаль, сзади, опустив голову и погруженный в глубокие раздумья, поеживался Бальмонт.

Архидемон буравил взглядом писаря. Под этим взглядом хотелось расплавиться, провалиться под землю или исчезнуть в небытие. Но такой роскоши провинившийся позволить себе не мог.

Буквально через несколько минут решится его дальнейшая судьба. Заместитель Люцифера словно смаковал момент: молчал и медитативно постукивал пальцами своей огромной лапы по подлокотнику трона.

Увидев Архидемона однажды,забыть его было уже невозможно: уродливое и страшное лицо, большое и мощное тело, местами обтянутое кожей, но по большей части изъеденное личинками,крылья внушительных размеров, выглядящими столь же мерзко, как и все остальное. Его грудь вздымалась при каждом неспешном вдохе, а на выдохе что-то внутри издавало ужасающий булькающий хрип.

Вельзевул наконец-то прервал молчание:

– «Люциферов писарь»… – сделал он паузу, – А знаешь, писака, я ведь тебя вспомнил, – медленно пробасил он и немного приподнял свое развалившееся на троне тело, приняв более комфортную позу.

– А вот инцидентов подобного масштаба припомнить не могу, – задумался он. – Да, пожалуй, этот станет самым запоминающимся и нанесет удар, от которого репутация Владыки сильно пострадает.

Писарь, не поднимая головы,зажмурился что было сил, словно надеясь проснуться от кошмарного сна. Не получилось.

Архидемон взревел.

– Как ты умудрился повредить шар, кретин?! Он защищен от любых повреждений!

Душа ушла в пятки. Дрожь била по всему телу.

– Ты! – рявкнул верховный демон уже на Бальмонта, еще сильнее повышая свой тон, от чего витражи зала затрещали в унисон. – Ничтожество, смеющее называться демоном и быть к нам причастным, как ты мог такое допустить? Мне помнится твое повышение было одолжением, а единственной задачей , чтобы этот писака и его подружка исправно исполняли свою работу и не натворили чего-то подобного!

Бальмонт ничего не ответил, лишь еще больше склонил голову, полностью положив подбородок на грудь и оставив на обозрение только выбритую голову.

– У меня нет никакого желания тратить на вас свое время! Вы оба получите то, что заслужили. Ты, писарь, будешь вечно отбывать наказание в девятом кругу ада. Я лично вручал тебе грамоту, теперь лично отправлю тебя на вечные мучения! – С этими словами он встал, и тьма нахлынула на весь зал.

Свечи начали плясать в бешеном танце и едва не погасли, когда демон расправил крылья.

Неспешно спускаясь с трона, он направился к провинившимся, продолжая выносить вердикт.

– Букашка! – его холодный взгляд остановился на Бальмонте, – Ты будешь разжалован до низшего звания, и вновь отправлен к людям на землю, вечно шляться в загоне этого скота! Доверие к тебе исчерпано.

С каждым его шагом, Тотмес чувствовал надвигающийся жар. Демон буквально источал пекло сотни адских кузниц.

Писарь не смотрел в направлении приближающегося чудовища, но ощущал его всем своим маленьким и таким ничтожным телом.

Казалось, демон находился уже в нескольких десятках шагов, еще немного и беднягу бы испепелило от этого жара. Но тут Вельзевул остановился.

В окно влетела огромная птица, напоминающая ворона.

Все в преисподней знали, кому она служит. Птица пролетела несколько раз вокруг зала, привлекая внимание, и села на уродливое плечо Архидемона. Он склонил голову в ее сторону, не отрывая взгляда от Тотмеса и Бальмонта, и внимательно выслушал послание.

Всего несколько секунд и птица вновь взмыла к потолку, еще раз облетела зал и исчезла в окне.

На минуту повисла тишина. Архидемон нарушил ее.

– Сюда направляется небесный маразматик. И в этот раз – с организованной им группой для расследования, – с сожалением произнес он.

Бальмонт с удивлением приподнял голову.

– К Люциферу, не сюда! – заметив это, цокнул языком Вельзевул.

– Извините, господин Архидемон, я так и подумал, – спешно выговорил Бальмонт и потупил взгляд.

– Что же, не такое наказание я для вас готовил. Но посмотрим, чем это для вас обоих обернется – почесав подбородок, задумчиво произнес он.

Сделав непродолжительную паузу,продолжил.

– Сюда прибудет Имир. Начнется тщательное расследование случившегося.

Прорычал, обращаясь к писарю.

– Тебе повезло, твоя должность носит имя самого Владыки. С нашей стороны было недальновидно упоминать в ней Люцифера. Благо, Имир пока не знает о её существовании. И не узнает. Нам нужно от тебя избавиться – как будто тебя никогда не существовало, – тихо прорычал он.

Архидемон сжал кулак.

– Упоминание Владыки в этом инциденте недопустимо! Нельзя, чтобы имя его величества каким-либо образом фигурировало в этой истории, и он оказался в центре расследования. И, конечно, нельзя давать Имиру такой козырь – к таким последствиям мы не готовы.

Немного поразмыслив, продолжил.

– Твоя коллега пока что будет работать за двоих, как ни в чём не бывало.

Оскалил желтые клыки.

– А ты, Бальмонт, прямо сейчас отправишься подчищать все концы. Очистить шар «Спектр», найти отломившийся осколок и принести мне, доставить неповрежденные записи в архив. Всё остальное ,что было в этой каморке, сжечь и ждать дальнейших распоряжений, не попадаясь никому на глаза.

Хрипло вздохнув, прорычал задумчиво.

– Устроим так, будто у нас всегда был один «Люциферов писарь». Она не замешана в проступке, к ней вопросов у расследовательной группы не будет.

Сделал пару широких шагов.

– Скажем , что в том помещении хранились пергаменты перед транспортировкой в архив. Случилось возгорание из-за неисправности системы отопления, но нам удалось спасти все записи, кроме той, с тремястами Душами.

Бальмонт учтиво кивнул, показывая всем своим видом покорность.

Жар Вельзевула моментально стих.

Он быстро направился к писарю, чтобы исполнить задуманное.

Тотмес молча стоял, прокручивая в голове фразу: «Как будто тебя никогда не существовало».

Что это значит? Что теперь со мной будет? Что будет с Сешат? В безопасности ли она? Чёртов день! Чёртов ад и Бальмонт, из-за которого я здесь! Будь проклята моя недальновидность и доверчивость! Чертов алкоголь и чертовы чернила! Чернила! Будь проклят тот день, когда они были придуманы…

На половине этой мысли писаря окутал ослепляющий свет. Всё исчезло.

Глава 3

Стоял обычный безоблачный день. Фивы жили своей повседневной жизнью. В горячем воздухе стояла пыль , с рыночной площади доносились звуки толпы. Люди старались избегать прямого палящего солнца, передвигаясь по тени прилавков, а на открытых пространствах старались не находиться. Египтяне были привычны к палящему светилу и благословляли Ра за каждый посланный луч, но здравый смысл все же брал верх, и когда это было возможно, они избегали лишнего контакта с солнцем.

Вдоль Нила, где было прохладнее и можно было смочить голову ,чтобы избежать солнечного удара, стояли навесы для просушивания ткани. Каждый день мастера и ремесленники приходили сюда утром, промывали свои изделья водой из реки, а сажа и различные красители стекали в лужицы под тканями и к полудню высыхали.

Двадцатилетний молодой человек, младший жрец при храме Амона, знал об этом.

Уже несколько недель, как только последний из мастеров покидал сушильни, он подходил к навесам и аккуратно собирал в небольшие глиняные сосуды столь ценную для него жидкость, пока она стекала с тканей.

Он делал это тайком , чтобы его не уличили в безумии или глупости, ведь эти грязные отходы были никому не нужны. Но молодой человек был другого мнения.

Одержимый своей идеей и движимый любопытством, он хотел совершить чудо.

Служа в храме он занимался переписыванием священных текстов и вел счета для старших жрецов. И, как и все в то время, использовал для записи краски.

Это было обыденно, но однажды, переписывая очередной текст, он понял,что краски не хватает. Брать новую нужно было в подвальном хранилище, а жрец, хранящий ключи, куда-то отлучился. Чтобы не тратить свое драгоценное время, юноша, недолго думая, решил схитрить.

Тексты не были столь важны, и ему оставалось дописать всего несколько строк. Взяв немного сажи, он подумал: «А что, если…?» И дописал последние строки на папирусе сажей. Это было менее практично, чем краска, но натолкнуло его на идею создания возможной альтернативы.

К сожалению, об использовании сажи вскоре прознали верховные жрецы и сочли это неуважением и несерьезностью в служении. После этого он оказался у них не на лучшем счету, а попытки привнести что-то новое подвергались критике и отклонялись из-за нежелания нарушать традиции. Но попыток парень не оставлял.

С тех пор прошло уже пять лет.

Самый дальний угол его дома за это время превратился в некое подобие лаборатории.

В ней было все необходимое для его экспериментов: каменный стол, глиняные сосуды и чаши, папирусные свитки, каменные пестики и ступки для измельчения. На полках хранились ингредиенты, с которыми он возился и изучал, пытаясь подобрать наилучший состав.

Здесь была и сажа, и масло из лампад, и древесный уголь, и охра. Но все это нужно было как-то скрепить, иначе жидкость не схватывалась и растекалась по поверхности.

Он подбирал разные вязкие субстанции. Позже к его ингредиентам присоединились смола из высохшего сока акации, мед, сок смоковницы и гранатовой коры. Для всего этого растворителем служила вода из Нила. Однако самый важный ингредиент жрец еще не нашел.

Но этим утром его осенила идея.

Сидя на корточках Оглядываясь по сторонам, он собирал стекающую с тканей ферментированную жидкость. Он прекрасно знал , что она является остатком брожения растительных компонентов, которые впоследствии давали кислоты.

Но даже с этим ингредиентом новая красильная жидкость не обладала нужной стойкостью.

Чего-то не хватало.

Последние несколько недель ежедневного посещения красильни не приблизили его к желаемому результату. Поэтому он решил воспользоваться сегодняшней спонтанной мыслью.

Собрав достаточное количество жидкости и аккуратно уложив все глиняные сосуды в сумку, молодой жрец направился к центральным улицам, где располагался базар. Пройдя под навесами, осторожно огибая оживленную толпу, он направился к ремесленной пивоварне, находившейся на северном холме города.

Работающих там он не знал, но других идей у него не было. Пивоварни храмового хозяйства, где варили пиво для подношений богам, не подходили. Там бы его заметил и это вызвало бы ненужные вопросы и гнев верховных жрецов.

Поднявшись на холм и приблизившись к пивоварне, он увидел сидящего на скамейке у входа крупного мужчину, который пересыпал из мешков в корзину эммер – самый распространенный в Фивах сорт пшеницы.

– Живите, благоденствуйте и процветайте! – учтиво поклонился молодой человек.

Пивовар посмотрел на него снизу вверх, щурясь и прикрывая глаза от солнца.

– И вам благоденствовать! Чем могу помочь в столь жаркий час, да осветит нас Ра? – выпалил он, не скрывая удивления.

Подобные гости к нему не заглядывали.

– Неужто пришли выпить пиво в разгар рабочего дня? – загоготал он, закинув голову – Или в храмовом хозяйстве закончилось пиво, боги все выпили? – не унимался он, весело смеясь.