Люциферов писарь

Даниил Белинский

Люциферов писарь

Глава 1

Перед глазами бескрайний туман. Густой, алый, будто воздух насыщен не влагой, а кровью и гнилью. Тягучий, пропитывающий лёгкие страхом и безнадежностью.

Очередной сон?

Люди бегут. Движения замедлены, словно их держит сама смерть. Они оборачиваются, в надежде, что преследования не будет. В их взглядах паника и обречённость.

Но преследование есть. Где-то сзади раздаётся низкий, звериный рык. Трёхглавый пёс вырвался на охоту. Он знает – здесь он сверххищник, а они всего лишь жертвы.

Внезапно из-за спины раздался резкий, холодный голос, пронзающий пространство, как стальной клинок.

– Назад! Не трогать парламентёров!

Женщина говорит это так, что даже монстр подчиняется. Он скользит лапами по багровому песку, оставляя за собой длинный след. Остановился, провожая людей ненасытным взглядом.

Раздался другой голос – дрожащий, полный отчаяния.

– Это неправильно… Это массовое истребление! Мы губим их, а не спасаем! Я хочу всё вернуть…

– Мы спасаем. Без нас, у них не было бы и шанса на выживание. Ни переговоров, ни прошений, ни мольбы, ничего. – сказала женщина командующая псом.

Вдалеке, высоко на руинах покосившегося здания, вырастает силуэт. Высокий. Тёмный. На фоне заходящего красного солнца, он раскидывает руки, как всегда, когда ждет от людей единственного выбора.

Впереди только два пути: преклонить колени… или сгинуть.

Толпа замирает. И затем, как гром, раздаются раскатистые крики, превозносящие фигуру.

Их голоса дрожат, но они продолжают скандировать. Они сделали выбор.

Раздается приглушенный выстрел, эхом прокатившийся по развалинам Московских домов.

Через мгновение пуля достигает цели и силуэт запрокидывает голову назад.

Точное попадание. Но зря, это лишь усугубит ситуацию.

Толпа в ужасе замолкла. Сейчас начнется бойня.

Глаза закрываются, не желая видеть происходящего. Девушка сзади истошно кричит, надрывая связки, и молит фигуру пощадить людей. Тишину начинают раздирать вопли боли и отчаянья. Теперь им ничего не поможет. Антон в ужасе встрепенулся, ударившись локтем о край стола и чуть не опрокинув кружку с кофе. Он снова задремал под вечер.

Сделав несколько глубоких вдохов и протерев веки руками, попытался отогнать навязчивый сон прочь. Это получилось сделать быстро, ему было не привыкать. Такие сны цепляются за сознание на мгновение после пробуждения, но уже через пару секунд тают, как дым на ветру.

Очередной рабочий день подходил к концу, за окном смеркалось, падали крупные хлопья снега. В каморке, которая носила гордое название «Фотостудия Ляпа», горел теплый приглушенный свет. Такой свет обычно согревает душу и дарит спокойствие в промозглые холодные дни, но он был будничным и горел так всегда из-за нескольких перегоревших ламп. В некоторых плафонах они перегорали чаще, а оставшиеся выжившие старожилы, казалось, хвастаясь своей стойкостью продолжали нести дозор по освещению помещения.

Тишину разбавлял лишь небольшой приглушенный радиоприемник, стоявший на столе.

Фотографии здесь делали редко, и чтобы хоть как-то поддерживать бизнес на плаву, в ней предлагались более простые услуги. Продавались рамки к фотографиям, календари, уцененные старые фотоаппараты и простенькое фотооборудование.

Девять лет назад на Садовом кольце в него на скорости влетела машина. Эта авария едва не стоила ему жизни, но отделался он относительно легко. Самое неприятное из того, что произошло, – проблемы с памятью.

Получив тогда сильный удар головой о лобовое стекло, в больнице ему диагностировали потерю долговременной и частично кратковременной памяти. Антон не мог вспомнить ничего из прошлого, как ни пытался. Да чего уж там, он с трудом помнил, где жил. Но родственники его не искали. Никто не искал, а он и не переживал, будто зная, что бесконечно одинок в этом мире. Машину ту он в итоге продал через посредников, поднакопил еще денег и открыл фотостудию. За руль больше никогда не садился.

В этот пятничный вечер клиентов не было, как и в любой другой.

Глядя в окно, потом на часы, потом снова в окно, Антон дожидался восьми вечера. Закрыть студию пораньше? Не имело смысла. Дома его ждала та же скука, а по морозу идти не хотелось.

Музыка по радиоприемнику притихла и голос диктора сообщил.

– А теперь к новостям, дорогие радиослушатели. В столице вновь неспокойно – загадочные убийства продолжаются. Несколько часов назад в Северо-Восточном округе и подмосковном Королёве были обнаружены тела мужчины и женщины средних лет. Полиция ведёт поиски преступника и не исключает, что за этим может стоять некая организованная группа.

– Следствие пока не установило связи между жертвами – как и с теми, что были найдены в прошлом месяце. Однако есть одна необъяснимая деталь: у всех убитых на запястье имеется странный зарубцевавшейся ожог, похожий на отпечаток руки. Ритуал? Месть? Следствие пока не даёт ответов, но призывает горожан быть осторожными.

– Если у вас есть какая-либо информация, немедленно сообщите в полицию – ближайший участок или номер 02. Берегите себя.

– Ну а теперь – к более приятным новостям…

Фотограф молча потянулся к кнопке и переключил волну. Слушать новости у него не было ни малейшего желания, а убийства и прочее его не интересовало, дурных снов и так хватало.

День медленно подходил к концу. Антон, сидя в кресле за стойкой, сделал глоток вечернего кофе, который уже подостыл, и зевая подпер голову ладонью. Снег падал, часы тихонько отбывали в тишине свой такт, словно метроном.

Потянул холодный воздух, приветственно звякнул входной колокольчик, дверь закрылась, о входной коврик вытерли обувь. У стойки стоял мужчина в теплой меховой дубленке и такой же шапке. Очки его запотели, и он пытался восстановить дыхание. Еще бы, студия находилось в переулке, в ста шагах от центральной улицы, которая вела к метро. Дорогу до нее никто никогда не чистил. Мужчина отдышался и поздоровался.

– Добрый вечер, я к вам за заказом. – небрежно ткнул куда-то указательным пальцем в сторону папок на столе. – На той неделе оставлял вам. Помните?

– На той неделе? Эмм… – неуверенно спросил Антон, пытаясь вспомнить клиента.

– В четверг, тридцатого числа. Приносил вам несколько фотографий на обработку. – монотонно произнес он, глядя через запотевшие очки.

– Вы уверены? Может быть, сделали онлайн заказ?

– Абсолютно уверен. Приносил их вам лично. Может проверите наконец, а не будете заставлять меня ждать?

Фотограф в замешательстве почесал затылок.

Глаз за этой пеленой конденсата не было видно, но сам он, похоже, уловил смущенный взгляд хозяина студии. Сняв перчатку, снова указал на папки, добавив к этому жесту небольшой наклон головы, словно подчеркивая нерасторопность Антона.

Хорошо выглядящий мужчина, солидный, одет стильно, явно при деньгах. Но его руки… Ногти – желтые и длинные, словно он никогда не ухаживал за ними и много курил, а палец напоминал какой-то залежавшийся сухофрукт.

За своими же ногтями и внешним видом Антон следил, ежедневно брился, носил чистые рубашки и раз в пару месяцев ходил в парикмахерскую, не позволяя обрастать себе и своим густым черным волосам. А вот за лишним весом следить в его тридцать лет было уже не так-то просто, и несколько лишних килограмм за последнее время поприбавилось.

В папке не было никаких заказов, в этом сомнений быть не могло. Замешательство никуда не делось, но под незримым взглядом клиента все же открыл ее. Резинка, державшая бумаги, явно не снималась давно.

Антон начал перебирать страницы. В ней находились счета за аренду и электричество. Для работы и хранения чего-либо другого она не использовалась. На ней даже было написано «счета и чеки», но, на 6 странице, к его удивлению, обнаружился конверт. Аккуратно приоткрыв его, Антон вытащил несколько фотографий.

– Не готово? – без доли сожаления спросил клиент.

Еще раз прокрутив в голове последние недели, хозяин студии впал в небольшой ступор. Откуда тут конверт? Положил его туда, но забыл? Ведь бывает, что в жизни происходят какие-то странные вещи. Например, когда ты точно помнишь, что положил вещь на полку, а потом обыскав пол квартиры, находишь ее на столе. А может рутина и монотонность работы настолько выработали рефлексы, что он сунул его туда машинально?

Сделав паузу Антон неуверенно выдавил.

– Я не помню этого заказа, к сожалению. – и выпрямившись в кресле продолжил. – Но если вы подождете, то я до конца рабочего дня успею обработать эти фотографии, их тут…

– Четыре. – отозвался клиент скривив уголок рта. – У вас, должно быть, натренированный глаз, раз вы, даже не взглянув можете сказать, что управитесь до восьми.

Он как будто проверял Антона, наблюдая за его реакцией сквозь запотевшие линзы.

Антону на миг почудилось, что за линзами мелькнули алые блики. Сама фраза прозвучала довольно надменно, а интонация показалась какой-то знакомой, и от этого почему-то отталкивающей.

В каморке повисла тишина, нарушаемая лишь ходом настенных часов.

Меньше всего сейчас хотелось выяснять отношения с клиентом, и, хотя Антон считал себя интровертом, навыки клиентоориентированности у него всё же присутствовали, как и неконфликтность – в силу своей замкнутости и неопытности в живом общении.

Друзей у него не было – только знакомые и знакомые знакомых, но не более. Женщина в его жизни тоже отсутствовала, а попыток исправить это досадное недоразумение он не предпринимал уже давно. Последние попытки фотограф бросил пару лет назад, когда, овладев приложением для знакомств, перевел незнакомой зазнобе пятнадцать тысяч рублей на билет в свой город для рандеву. Но овладел, как он потом понял, недостаточно. И оказавшись в черном списке, больше не предпринимал попыток познакомиться с кем-то через интернет.

– Извините. – выдавил он из себя. – Уже смотрю… – опустил глаза на снимки.

Достаточно старые, еще пленочные, по их качеству лет так десять можно было дать. Местами выцветшие, потрепанные и поцарапанные.

Простой заказ. Опыта у него было не отнять: как профессионал, ты первым делом смотришь на состояние, объем работ и возможность реставрации. Что на снимках тебя вообще не должно интересовать. Но некоторые из них заинтересовали его.

На первой фотографии ничего уникального. Перекресток, люди, проходящие по пешеходному переходу. Машина, остановившаяся на красный и любезно пропускающая их. Автомобиль, немного выехал за стоп-линию, что, конечно, не очень хорошо, но не так необычно. Непримечательный перекресток, которых в Москве тысячи. Просто фотография улицы? – немного разочарованно подумал он.

Оставшиеся же удивили – на это обратил клиент.

– Интересуетесь смертью? – впервые за все выразил некую заинтересованность.

Вышло фальшиво.

Антон, вглядываясь, проигнорировал, как ему казалось неуместный и риторический вопрос.

На второй и третей были запечатлены уникальные с точки зрения удачи моменты. Снять подобные кадры – редкость, даже на цифровые фотоаппараты с серийной или высокоскоростной съемкой, которые сейчас используются повсеместно. Моменты трагической гибели, смерти людей, которых ты не знаешь, но которым сочувствуешь и переживаешь этот момент с ними смотря на снимки. Такой материал, как горячие пирожки скупили бы газеты того времени, а новости, сопутствующие им, были бы на первых полосах местных изданий.

Первая фотография. Группа озадаченных людей, склонилась над упавшим молодым человеком. Девушка с лицом полным отчаяния и ужаса пытается привести его в чувства, но безрезультатно. Посмертная улыбка застыла на его лице, словно он не ожидал смерти и был за миг до нее счастлив. Будто кадр из фильма ужасов.

На втором снимке девушка в падении, словно ее кто-то толкнул. Через мгновение надвигающийся трамвай настигнет ее и отправит под свои стальные колеса. Лицо скрыто волосами, но жест отчаяния, замерший в воздухе, понятен без слов. В глазах зевак на заднем плане застыли испуг и бессилие. Никто не успел помочь. Антона передернуло. Подозревая, что на четвертой фотографии его ждет аналогичная картина, он скривился и подумал – “Какой неприятный материал.”, и мельком взглянул…

– Не такой уж и неприятный. – словно гром среди белого дня тишина прервалась короткой и резкой фразой.

Антон в изумлении посмотрел на него. Незнакомец, казалось, улыбался всем своим видом, но при этом никакой улыбки на его лице не было. Капли конденсата скатывались по его линзам, которые привыкли к теплу и прояснились. Глубокое свечение внутри глазниц, красное, будто кто-то вложил в них угли, на которых запеклась кровь.

Антон обомлел, ему не чудилось: человек смотрел на него, прямо в его душу. Внутри все сжалось, из рук выпала последняя фотография, лоб покрыла испарина.

Свет начал предательски мерцать, чего ранее никогда не происходило.

Последние старожилы погасли, закончив свой дозор.

Каморку мгновенно заполнила всеобъемлющая темнота.

Последними источниками света остались лишь мерцающая лампочка выключенного монитора и 2 огня, которые медленно направились в его сторону.

Оцепенев, словно обратившись в камень, от взгляда Горгоны, он безуспешно пытался подавить в себе наступающий ужас. Огни обогнули стойку и замерли в нескольких сантиметрах от лица. Жар окутал лицо. Послышался вдох.

– Интересуетесь смертью?

Голос прозвучал совсем рядом, словно раздался прямо у него в голове.

Антон моргнул.

Темнота.

Две багровых точки зависли в воздухе, мерцая, будто глаза ночного зверя.

Еще ближе.

Он попытался двинуться, но тело не слушалось.

Горячие пальцы сомкнулись на его запястье.

…Часы тикали.

Антон дернулся и очнулся. Он едва не свалился с кресла и в этот раз все же опрокинул кружку.

В студии было тихо. На часах – половина восьмого. Приходя в себя еще пару минут, фотограф твердо решил закончить этот день поскорее.

– На фиг такие сны. Сколько можно? – пожаловался сам себе по нос и положив счета за оплату обратно в папку обернул резинкой.

Спешно выключил свет и закрыл деревянную дверь на ключ. Он не спеша побрел к метро, преодолевая снежные волны и утопающие в нем шаги, и пытался не думать о сне.

– В ближайшие несколько дней обойдусь без фильмов ужасов. – пробормотал он, застегивая пуховик до горла и засунув руки в карманы.

Фотограф с усилием старался переключить мысли на то, как хорошо было бы поскорее оказаться дома и отдохнуть, а с понедельника, с новыми силами, вновь начать рабочую неделю. Составляя план на предстоящие будние, он прикинул, что было бы неплохо прибраться в студии: почистить запылившиеся оборудование, обновить ценники на календарях и заняться уборкой. Все то, чем хозяин должен был заниматься всегда, но часто откладывал в долгий ящик. А сейчас, как будто что-то внутри желало наверстать упущенное и предчувствовало нечто неосязаемо тревожное.

Тогда он еще не знал, что убираться больше не придется, а через месяц другой каморка будет носить название «Ателье Красная Шапочка», и о фотостудии Ляпа вскоре забудут, словно её никогда не было.

Добравшись до своей станции метро, Антон вышел на улицу. До дома оставалось минут десять ходьбы, но нужно еще было зайти в магазин. Обычно он ходил в ближайший к дому, но сегодня настроение располагало к другому.

Как ни пытался прогнать сон из головы, у него не получалось. Этот оказался куда более осязаемее, чем похожие. Ему частенько случалось видеть их. Какие-то яркие и запоминающиеся, а какие-то мимолетные. В них никогда не было сказочных пони или чего-то жизнерадостного, а являлись демоны и происходили невероятные события, словно мир поглощен муками, а он, на службе злых сил. Один из всадников апокалипсиса. Один из тех, кого боятся и ненавидят, как и он себя сам.

Поэтому было решено отправиться в винный магазин на другой стороне перекрёстка, выбрать качественное красное сухое и, вернувшись домой, насладиться им в компании книги, которая поможет отвлечься.

Так и поступил. Ожидая зеленый сигнал светофора, он мысленно перебирал книги из своей небольшой домашней библиотеки.

Светофор переключился на зелёный, и в небольшом потоке пешеходов Антон, ещё думая о выборе книги на вечер, направился к магазину. Почти перейдя дорогу, он вдруг остановился, как вкопанный. Это ведь тот самый перекрёсток с фотографии! Как он раньше не узнал его?

В голове что-то будто переключилось. Он вспомнил ту самую машину, которая была на снимке. Но каково было его удивление, когда он увидел её перед собой! Автомобиль стоял аккурат перед ним, словно перенесённая с фотографии на проезжую часть. Но как?

Фотограф вгляделся в лобовое стекло в надежде увидеть водителя. Тщетно – внутри было слишком темно. Светофор всё ещё горел зелёным, начав мигать, намекая, что пора бы ускориться. Другие пешеходы уже перешли дорогу.

Это не могло быть реальностью. Очередной дурной сон? Я опять заснул в своей студии? – подумал Антон. Он закрыл глаза ладонями и крепко зажмурился, чтобы убедиться в реальности происходящего. Но открыть не успел.

Мгновение – и этого было достаточно. Краем уха он услышал визг шин и взволнованные возгласы людей. Не успев ничего понять, его тело ощутило сильный удар, который сбил с ног. Словно вихрь, он закружился, и пролетел несколько метров упал на спину.

Только теперь Антон почувствовал резкую боль и тепло, которое раскатывалось по телу. Увидел свою обувь, слетевшую с ног от удара. Будто откуда-то из далека наблюдал, как бегут на помощь люди. Как мигает аварийным сигналом машина, в которую на большой скорости влетела фура. И как из грузовика выпрыгивает водитель, не успевший затормозить, в ужасе хватаясь за голову. Затем сознание, борясь с пережитым, отключилось. Антона охватила черная пелена. Удар был смертельным.

Глава 2

В этот же день, но несколькими часами ранее, писарь Тотмес готовился начать свой рабочий день. Его каморка была немного больше, чем у Антона, но имела более хаотичный вид. Посреди стоял большой дубовый стол, на нем парафиновая свеча, посередине – подставка с углублением, а остальное пространство по углам стола было завалено пергаментами. Для более ровного освещения, на стене висела масляная лампа, которыми в городе пользовалась повсеместно.

Заполненные вчера бумаги со стола нужно было убрать и сложить в архив до начала рабочей смены. Именно этим он и занялся. Быстро и без разбора, но очень аккуратно, засунув всё в ближайшую пустую папку и написав на ней вчерашнюю дату, писарь водрузил её на верхнюю полку шкафа. Сам шкаф, конечно же, архивом не являлся. Он использовался в качестве временного прибежища для пергаментов, которые раз в неделю Тотмес относил в настоящий архив, находящийся на горе Сигил.

До начала работы оставалось около десяти минут, и необходимо было сделать еще несколько обязательных приготовлений. Открыв сервант, стоящий в дальнем углу, писарь извлек из него большой узорчатый бокал и зачерпнул из стоявшей рядом амфоры вино.

Отпив пару глотков, и плюхнувшись в своё массивное кожаное кресло, поставил бокал в угол и пригладил уложенные назад черные волосы. Проверив наличие чернил в чернильнице, достал из ящика стола перьевую ручку, готовясь начать двенадцатичасовой рабочий день.

Но оставалось самое важное – дождаться начальника, который приходил каждое утро и приносил то, без чего рабочий процесс начать было невозможно.

Тяжелая дверь открылась и протяжно заскрипела. Высокий и ухоженный мужчина в стильном костюме молча зашёл в помещение, держа в руках деревянный ящик из эбенового дерева, украшенный блестящими камнями. Выглядел мужчина уважаемо. На вид лет сорока пяти, высокие скулы и аккуратный нос, темные и густые брови, гладковыбритое лицо и голова по последнему писку моды.

– Доброго утра, Бальмонт, – безэмоционально бросил приветствие писарь.

– Доброго, – в той же манере ответил начальник и поставил ящик на стол.

Снял с шеи золотую цепочку с длинным ключом и вставил его в замочную скважину.

Сухо продолжил.

– Заберу его как обычно, вечером, в конце твоего рабочего дня. Не заляпай его вином, как это случилось вчера.

С этими словами он открыл его, и помещение залил свет, переливающийся белоснежным и сапфировым цветами. Бальмонт вытащил из нагрудного кармана пиджака платок, наклонился и обмотал сияющий шар, находящийся в ящике. Осторожно достал его и поставил в углубленную подставку на столе. Писарь сразу же записал имя, высвечиваемое на шаре, и оно тут же сменилось другим.

Выпрямившись и поправляя свои черные, как сажа, круглые очки, Бальмонт быстрым движением вернул платок в карман. Писарь задумчиво поинтересовался.

– Разве я его вчера запачкал вином? Не припомню такого.

Демон проигнорировал и обвел глазами помещение.

– А где вывеска с догматами? – бросил он, глядя на стену у шкафа, где красовался четкий след от рамки – светлый прямоугольник на фоне потемневшей стены.

– Эммм… – протянул писарь. – Ну вот ее может и запачкал, но немного. Сегодня, в конце дня, почищу и повешу обратно. Договорились? – протянул руку Тотмес ехидно улыбаясь, надеясь позлить начальника, поняв что на мажорной ноте встреча уже не закончится.

– И снова что-нибудь загадишь, напившись?

– Нет, не планировал. Такого в моем расписании не было. – поводил пальцем перед собой, будто перелистывая воображаемый блокнот. – Да и сейчас я вполне трезв.

– Пока еще трезв… – процедил сквозь зубы демон.

Сделал небольшую паузу и продолжил.

– Ты не особенный, а сама бездарность и безответственность. Будь уверен, за свою халатность и легкомысленность ты скоро поплатишься. – Он наклонился чуть ближе, его голос стал низким и холодным.

– Ты просто завидуешь. В Лимбе огромное количество людей что вы взяли на служение, как и меня. Тысячи! Но если алкоголь жалуют только мне, то почему бы этим не наслаждаться?

Бальмонт лишь хмыкнул, нахмурившись, чем вызвал экстренное собрание всех морщин на своём лбу. Не проронив ни слова, мужчина указал на шар, чтобы пиарь продолжил работу, резко развернулся и исчез в дверном проеме, мелькнув напоследок лысиной.

Отношения с начальником у него всегда были натянутыми, а общение – только в скупой и лаконичной манере, и только в случае необходимости.

– Гавнюк, – подумал писарь, и записал очередное имя, которое сразу же сменилось другим. Была бы его воля, он бы вообще предпочел избегать встреч со своим руководителем. Но в текущих реалиях и положении это было невозможно. Перевестись на другую должность нельзя, попросить сменить Бальмонта – тоже. Да и кто он такой, чтобы просить что-либо, кроме вина, чернил и новых перьев для письма? Всего лишь писарь.

Хоть его должность и носила немного более длинное название, так его никто не называл, вероятно, из-за неудобства. Лишь Айсун, местный бухгалтер, и только потому, что издержки профессии, вкупе с гораздо более низкой должностью, обязывали ее к этому.

Должность же его называлась «Люциферов писарь». И она была вполне себе почитаема и, если задуматься, являлась одной из немногих, которая носила в себе имя Владыки. Самого Люцифера Тотмес ни разу не видел, но многое о нем слышал. Хоть это обстоятельство и вполне обычное, он знал, что Архидемон прекрасно осведомлен о существовании писаря. А на начальных этапах службы даже удостоился от него похвальной грамоты, которую вручил сам Вельзевул, его заместитель и правая рука.

Коллеги с должностями схожими и выше обращались к нему просто «писарь», а все, кто пониже, ещё добавляли «господин». При этом особо важной фигурой он не был, скорее просто уважаемой и известной некоторым обывателям, так как его работа была ценна, хоть и безобразно проста.

Заключалась она в том , что каждые двенадцать часов он записывал на пергаменте имена тех, кто только что почил, а до этого, при жизни, совершил нечто сильно обрадовавшее Владыку, вследствие чего, тот любезно приглашал такие Души в бессрочную ссылку в ад.

Приглашал, конечно же, не сам – слишком много чести. Всё было автоматизировано и работало по установленному порядку. И если человек повёл себя дурно при жизни, то после смерти ему было предначертано отправиться на распределительный пункт – город Лимб. Душа перемещалась в обитель теней и ждала распределения по кругам ада.

Имя новоприбывшей Души, как только до нее доходила длинная очередь, высвечивалось в шаре Спектр, за которым и наблюдал писарь. Потом записывал ее в пергамент, после чего та сразу проходила распределение. Стоило лишь записать его, как на нем высвечивалось новое имя, и так до бесконечности.

Все знали – шар был высшим творением почти безграничных сил самого Люцифера.

Почему почти? Потому, что всемогущим был только Бог Имир, и никто другой.