Сломанный меч привилегий. Сага Иного мира. Книга вторая. Часть I

– Обещаю, – испуганно прошептала та.

Сверкнуло лезвие кинжала, встрепенулись змеи, тихо взвизгнула Маянагги, но Илли держала её крепко:

– Они не тронут тебя, в тебе течёт моя кровь. Можешь даже коснуться вот этой, с синими глазами, она самая добрая.

Своими телами Илли и Маянагги закрывали происходящее от толпы.

– Запомни, что скажу: ты проживёшь долго. Волшебник вернётся сюда молодым, через девятьсот лет. Спасать вас. Тут будет война с драконами. Его ранит злой летучий дракон. Спаси волшебника.

– Как? – испуганно пискнула Маянагги.

– Накапай ему в рану своей крови. А теперь просто стой тут. Стой, ничего не делай и ничего не бойся. Уйдёшь домой, когда всё кончится. Ладно?

– Ладно… Что «кончится», Умаяла?

Не отвечая, Илли резко повернулась к толпе. Зашипели, раздуваясь, змеи. Шарахнулись от барабанов люди. Замерли танцующие.

– Служанку волшебника захотели? – Илли шагнула вперёд, разгораясь гневом. – Да кто вам сказал, что я «служанка»?! Эти барабаны вам такое настучали?!

Она кромсала барабаны кинжалом, и змеи, визжа, помогали ей.

– Я запрещаю вам любить под эти барабаны! – кричала Илли, рубя барабаны. – Запрещаю любить на песке! Запрещаю любить под пальмами! Запрещаю любить на площади в деревне! Запрещаю ходить голыми! Вы люди, а не звери! Вы ничего не желаете и ничего не умеете, даже танцевать! Лесные бабочки танцуют лучше вас! Даже я танцую лучше вас! Смотрите!

Она выхватила из песка горящий факел и двинулась к кораблю в том танце, какому научила её когда-то Сугтарьёла.

…Уже просохли волосы, она уже швырнула в кучи веток вокруг корабля все факелы, но продолжала извиваться и кружиться в танце, вычерчивая огненными глазами змей немыслимые фигуры вокруг себя.

Огонь поднялся до половины бортов корабля, и она остановилась возле Маянагги. Девушка дрожала, глядела испуганно и восхищённо.

– Если кто обидит Маянагги, – громко объявила Илли окаменелой толпе. – К тому я пришлю своих ужасных змей.

И – шёпотом, девушке:

– Выбери себе одного и люби только его. Как я волшебника. Будь достойна моей крови. Прощай, дочь.

– Куда ты? – еле-еле выговорила Маянагги.

– За мною сейчас прилетят. Оставайся на месте и не бойся гостя.

– Прилетит летучий корабль?

– Не совсем «корабль». Он очень страшный, но добрый. Он тебя не тронет.

Когда она поднималась по лестнице в горящий корабль, на берегу раздался стон ужаса: желанная многими служанка уходила в костёр!

«Где Сяга?» – забеспокоилась Илли.

Она совсем забыла о Сяге.

Пёс лежал, устроив свою голову на лапах, в ногах укрытого простынёй Дъярра. Он был мёртв.

– Н-да, – только и выговорила Илли. Оглянулась в небеса. – Где ты, Уллавехх? Поторопись, мне уже жарко.

* * *

Разгорячённая, она выпала в снег и не стала озираться, как в первый раз. Сразу ринулась к дому.

Дверь распахнулась перед самым её носом.

– Влетай, – Сугтарьёла держала в руке кружку. – На этот раз без сбоев обошлось?

– Лучше некуда, – бросила Иллии и даже оттопырила вверх большой палец: всё отлично! – Запомнят Умаялу, гады.

И замерла на пороге:

– «На этот раз»? Это ты, что ли? В смысле, ты сейчас «госпожа капитан» и лётчица? За мной сюда увязалась?!

– Тебя без присмотра оставь, вмиг напортачишь. Я это, я… Да заходи ты! Холоду напустим.

– А где штаны? – обиженно вопросила Илли в зале, переминаясь и поёживаясь, оглядывая скамью. – Где обещанная рубаха?!

– В сундуке.

– Тащи! – скомандовала Илли и… очнулась.

* * *

…Всё было, как прежде: древний дом, стол, горячие пирожки и Сугтарьёла в униформе капитана авиации.

Они вернулись в прежнее время.

– Вот и всё, – заключила Сугтарьёла, пряча часы в шкатулку. – Мне пора.

– Ты… – в голове у Илли быстро всплывали новые воспоминания: гардины… ваза с виноградом… И опять сапоги с безрукавкой, на голое тело! Меньше прежней безрукавка! – Ты же обещала штаны и рубаху! Ах ты, гидра! Я для дела снялась голой, для спора, а ты высмеивать меня взялась, в похабщину обряжать?! Да я тебя…

Вскочила, поискала яростным взглядом, чем запустить в Сугтарьёлу, но остановилась. Улыбнулась растерянно, села.

И – шёпотом, Сугтарьёле:

– Спасибо.

– Да пожалуйста, – обыденным тоном ответила та, никак не реагируя на гневную вспышку Илли. – За что?

– За четыре часа с Дъярром. Целых четыре часа… Удивительных часа.

– Слаб человек, – вздохнула Сугтарьёла. – И жалостлив. Значит, я четыре часа тебе отстегну вскорости? Не брешешь? Учти: ты эти четыре часа у другого Дъярра умыкнула.

– Другой не в накладе. А сегодняшний мальчишка только к мёртвой руке моей прикоснётся. Это справедливо?

– Нет. Остаёшься дома?

– Поеду в столицу, – сразу оживилась Илли. – Прихвачу деньжат, буду водить его вечерами в приличное заведение. Говорят, в студенческих столовых ужасно кормят. Почти год пробуду с Дъярром!

– И-и-и, голубушка… – усмехнулась Сугтарьёла. – Он из библиотеки не вылезет. «Пробудет» она…

– Ну да, – уверенно подтвердила Илли. – Буду приносить ему книги и сидеть рядом. За библиотечным столом.

– Хочешь, чтобы над парнем потешались? – нахмурилась Сугтарьёла. – Какая-то перезрелая девка, проходимка с улицы, сидит в библиотеке возле пацана-студента и смотрит страстными глазами? Срамота, а не учёба.

– И ничего не «перезрелая проходимка» и не «с улицы», – обиделась Илли. – А «старшая библиотекарша»! Обслуживать студентов входит в круг обязанностей сотрудниц библиотеки. Так написано в правилах. Вот, читай правила. Прислали вместе с вызовом на собеседование.

И вынула из дорожной сумки, что стояла в углу незамеченной, охапку бумаг.

– Ты присмотрела место библиотекарши при Академии Основ Науки?! – удивилась Сугтарьёла, перебирая бумаги с печатями.

– «Старшей библиотекарши», – с достоинством поправила Илли. – То есть самой главной над всеми младшими библиотекаршами. Да, там открылась вакансия.

– Ты не спятила, девка? Гляди, чего от тебя хотят: «диплом… рекомендации… послужной список… научные публикации». Научные публикации! Не удивлюсь, если туда огромный конкурс, место ведь спокойное, курорт для мудреца. «Старшая библиотекарша» она… На этой должности надо быть энциклопедистом, знать библиотечное дело, перечни книг, каталоги всякие, там высоченные полки, лестницы, уйма ящичков с картонными карточками. Там миллионы книг! На иностранных языках есть. Ты ж в этом лабиринте заблудишься, «старшая библиотекарша».

– Шиш! Я теперь в книгах, как рыба в воде! Вот, держи, – и на стол бухнулся роскошный альбом. – Та самая змея. Я её сразу узнала.

– «Ядовитые змеи Вебы» – прочитала название Сугтаръёла. – Надо же, какое издание… Шикарные иллюстрации… О, да тут и закладка роскошная… Накупила закладок впрок, «старшая библиотекарша»?

– Конечно. Пятьсот штук. Буду отмечать нужные страницы в учебниках, для Дъярра.

– Ты экзамен на должность не сдашь. Принимать его будут суровые книжные черви. Тебя с первого же вопроса выпрут, лучше не позорься. Кстати: ты чего им отправила, коль тебе прислали вызов на собеседование? У тебя же ни диплома, ни публикаций. Только тайники с золотом. Монету древней Васдигуры сунула в конверт, что ли?

– Фотографию, – с достоинством ответила Илли. – В рост. В рабочей одежде старшей библиотекарши.

– И всё?!

– Ох, госпожа капитан, госпожа капитан… – укоризненно улыбнулась Илли. – Вот увидишь: «суровые книжные черви» примут «госпожу Иллиёллу» на должность старшей библиотекарши сразу! Моментально! Да-с! Работать-то всё равно будут младшие! Вот они пусть и мечутся между полок по лестницам. Не знаю, какая «гордость государства» отрастёт у меня в следующей жизни, но для книжных червей и этой хватило с лихвой. Я нашла в Вадиръяндре небольшой магазинчик с мячами и опробовала все на предмет упругости. То есть брала и давила каждый. Одновременно я и себя давила, для сравнения. И нисколечко я не рыхлая! Ни спереди, ни сзади! Правда, продавщицы смотрели странно и даже косились. Но я не смутилась и завершила сравнение! Вот так-то. На экзамен приду в рабочей одежде. Белья не надену, разумеется, потому что ещё тепло, бюстгальтера тоже, а корсеты вышли из моды.

– Что за одежда такая, на которую ты киваешь? Что за фото ты отправила?!

Сугтаръёла вздрогнула:

– А ну, покажи фото!

– Не из тех, не паникуй. Ишь, встревожилась.. Оно в бумагах, у тебя в руках. Вот, вот же оно! Какова, а?! Лёгкую блузку с большим вырезом мне сшили с пятого раза. Никак в толк не могли взять, клуши городские, чтобы «строго», но «страстно». Очень дерзкая блузка, да? Полупрозрачная почти. Тесные брючки я сама сшила. Никому не доверила. Эластичные, в обтяжку. Хочешь, примерю? Всё висит в шкафу, ещё не паковала, чтобы не мять. Оценишь воочию, а не на фото каком-то. Мне важно услышать компетентное мнение бывалой женщины.

И тогда в фотографию улыбнулась Сугтарьёла.

Глава вторая

Сирота Агидаши

Где невеста твоя?

Уильям Блейк, «Пророчество»

═════════════════════════════════════════════

Родителей Дъярр не помнил совершенно, минувшая война перемешала многое в Сахтаръёле. Той войны он тоже не помнил, хотя родился незадолго до её победного завершения. По хозяйству он всё делал сам: топил печь и варил еду, рубил лопаточкой капусту на зиму. Старенькая и хворая женщина, к порогу которой его, как судачили старые злобные сплетницы, подкинули в драной корзинке с пришпиленной запиской, умерла рано. Зато соседкой была ослепительной красоты девушка, одинокая и загадочная, неприступная для самых рьяных женихов, которые обивали пороги старинного дома госпожи Иллиёллы – так звали девушку – с утра до вечера. При взгляде на неё у Дъярра всегда сжималось сердце: достанется ведь кому-то такое совершенство! Наверное, госпожа Иллиёлла угадала в мальчишке его первую любовь и благоволила к нему всячески. Из сострадания помогала сироте по хозяйству, всегда была очень ласкова и приветлива. Дъярр рос, а она не менялась нисколько, к его искреннему удивлению. В ней будто остановилось время, и Дъярр решил воспринимать её не сорокалетней женщиной, а тысячелетней богиней – те, как известно, маются вечной молодостью.

– Ты хорошо рисуешь пейзажи, – похвалила она Дъярра однажды. – Научись изображать человеческие тела.

И подарила охапку альбомов. И учебников по рисованию. В одном из альбомов Дъярр нашёл целую пачку фотографий, втиснутых между картонной обложкой и глянцевыми страницами. Фотографии самой госпожи Иллиёллы! На ней… совсем ничего не было! Девушка стояла перед огромным зеркалом, нагая, в различных ракурсах, смеющаяся или совсем задумчивая, трогая губки мизинцем. И не смущалась наготы! Наверное, позировала художнику, так решил Дъярр. Скорее всего, эти фото должны были помочь мастеру кисти угадать нужный ракурс для натурщицы.

Несколько дней Дъярр не находил себе места. Поминутно он вынимал и рассматривал фотографии, находя каждый раз что-нибудь новое в той, что стояла перед зеркалом. И рисовал её, рисовал, рисовал… Но как вернуть госпоже Иллиёлле такие фото?! Она же забыла их в альбоме по ошибке! Вдруг сконфузится и расплачется? Вдруг отвесит пощёчину?!

Но всё решилось на удивление легко. В тот день ему исполнилось пятнадцать, а госпожа Иллиёлла всегда отмечала дни рождения Дъярра. Приглашала в свой дом и накрывала на стол, называя Дъярра почему-то чудным именем «Агидаши».

– Агидаши, – рассеянно бросила Иллиёлла, угощая Дъярра свежим пирогом. – Где-то в альбомах по рисованию завалялись мои старые фотографии, из моей бытности у столичной художницы. Ты оставь их себе. Учись рисовать обнажённую натуру, мастер! Это входит в курс обучения. Нашёл фото?

– Да, – промычал Дъярр в пирог, страшась поднять глаза ни Иллиёллу.

– Давно это было, – огорчённо вымолвила Иллиёлла, вздохнув. – Картину так и не написали, всё пошло прахом, а сейчас я стала совсем старая и некрасивая, наверное. С фотографий ведь не пишут, это халтура! Художнику нужна живая натурщица.

И запросто сбросила на пол свой длинный шёлковый халат. Под ним ничего не оказалось!

Госпожа Иллиёлла повернулась туда-сюда перед Дъярром, высоко подняв руки:

– Глянь, мастер: я не изменилась с тех давних лет? Могу ещё послужить натурщицей? Не насмешу зрителей своей старческой дряблостью?

Посмотрела на пунцовые щёки Дъярра, в его широко распахнутые глаза, захохотала, потрепала ему волосы и… не стала одеваться за обедом, просто накинула халат на плечи, нараспашку: привыкай к работе с натурщицей, юный художник. Это же искусство! В спальне есть мольберт, холст и краски. Начнём творить шедевр? Зачем мастеру старые фотографии, если есть живая модель?!

– У меня имелась задумка, – сообщала госпожа Иллиёлла пунцовому Дъярру уже в спальне, небрежно бросив халат на спинку кресла. – Я стою перед огромным зеркалом мироздания и смотрю из него в жестокий мир, нагая и беззащитная. И потом: так ты напишешь меня всю, сзади и спереди, ежели нет зеркала? Как идея? Хорошая? И сделай раму. Я хочу раму в виде четырёх ядовитых змей. Таких, как на этом амулете. Мне уже доставили четыре бруска драгоценного дерева. И резцы.

В тот вечер пунцовый Дъярр начал рисовать госпожу Иллиёллу, смотрящую на него из зеркала с загадочной улыбкой на устах и странной смешинкой в глазах. Иногда она вставала у него за спиной и всматривалась в холст, покусывая ноготок. И делала весьма толковые замечания. От неё пахло цветами и веяло теплом.

В тот вечер Дъярр понял, что любит её по-настоящему.

За месяц работы картина удалась на славу.

– Агидаши, – задумчиво вымолвила госпожа Иллиёлла, разглядывая законченную картину. – Этот холст написан твоим сердцем. Неужели я смотрю на тебя такими глазами? Потрясающе. Здорово: я тут как живая, а вокруг меня и моего зеркала лишь разноцветный хаос мира, крупные и умелые мазки кистью. Это символично. Это новый стиль в живописи! Сам придумал? Как ты считаешь, может ли жена быть намного старше мужа?

– Да, – молниеносно ответил Дъярр. – Ещё как может!

И закашлялся.

Госпожа Иллиёлла улыбнулась и взяла Дъярра ладонями за щёки, уронив халатик с плеч. Дъярр замер от горячей близости её тела и её глаз, в них впервые появилось что-то непонятное, жадное… Но госпожа Иллиёлла вдруг смутилась и поцеловала его в лоб.

А с какой тоской и досадой он, почти уже взрослый, покидал Лесные владения, поступив в Академию Основ Науки! И какую невероятную радость испытал, увидав в библиотеке академии госпожу Иллиёллу! – оказывается, неприступная девушка его детской мечты переехала в столицу и уже пять дней работает библиотекаршей. Даже старшей библиотекаршей! Погрозила пальцем и сделала строгое лицо: почему не приходишь за книгами? Надо прилежно учиться! Жду!

И засмеялась.

Он, как и сотни других студентов, с появлением госпожи Иллиёллы сразу же пристрастился менять книги трижды на дню. Да что там «студентов»! – в завзятые книгочтеи затесался неоднократно женатый на молоденьких лаборантках и уже лысеющий преподаватель химии, автор солидной монографии и отец взрослого сына-студента. Но только над Дъярром госпожа Иллиёлла потешалась по-доброму, без издёвок и ядовитых насмешек: береги глаза, юный гений Агидаши, нельзя читать столько; – а ведь он действительно читал все взятые книги, в отличие от других обитателей злой очереди к Иллиёлле. Ведь если взял книгу, надо её прочесть? А то как-то нечестно получается и постыдно.

Свои взгляды он излагал Иллиёлле, и та кивала, поправляя ему воротник рубашки на глазах у всего зала, зло играющего желваками. Приносила книги к его столику и не уходила, сидела рядом. И каждый вечер увозила его в роскошное заведение, где играла музыка и подавали икру в блюдечках. Но уходил Дъярр один, ему не хотелось, чтобы к общежитию его подвозили на дорогой машине с шофёром в белых перчатках.

Однажды в читальном зале Иллиёлла наклонилась сзади, обняла и шепнула: нам, одиноким отшельникам из Лесных владений, надо держаться вместе. Приходи сегодня в гости, соседушка, вспомним былые беззаботные дни, угощу тебя настоем лесных колдуний. И ты сравнишь наконец, не постарела ли твоя натурщица за эти годы.

Слегка укусила за мочку уха и сунула ему в карман рубахи записку с адресом.

Она впервые не прикоснулась мимоходом, не потормошила шутливо, она по-настоящему прижималась к его спине всей своей невероятно упругой грудью, а в глазах у неё появилось то самое странное выражение, какое не давало ему покоя со дня завершения картины.

Ревнивый зал и очередь за книгами окаменели, а он едва не лишился чувств от потрясения.

К её маленькому, но роскошному домику он примчался с огромным букетом алых роз, весь пунцовый от возбуждения, ещё не веря в предстоящее свидание; да-да, госпожа Иллиёлла назначила ему самое настоящее свидание, любовное свидание, которое он тысячи раз представлял себе в самых отчаянных и постыдных фантазиях. Именно «свидание», он не сомневался, он снова видел жадный призыв в её глазах и лютую ненависть на лицах книжной очереди.

За незапертой дверью, в чистенькой спальне с его картиной на стене, он нашёл Иллиёллу. Девушка тихо лежала на широкой заправленной кровати, в белоснежном платье старинного фасона, прикрывая холодеющей ладонью, возле самого сердца, амулет: прозрачную безделушку из четырёх змеек, как две капли воды похожую на рукоять древнего кинжала. Эту штуковину на золотой цепочке он видел у Иллиёллы не раз, она почему-то не расставалась с нею, но старательно прятала на людях. Записка, кончик которой сжимали мёртвые пальцы другой её руки, вытянутой вдоль тела, оглушила: ему признавались в любви. «Ты мне дороже жизни, любимый. Я знаю, ты тоже любишь меня. Я отвергала всех, потому что ждала только тебя. Я согласна стать твоей женою». Он топтался по розам, как во сне, а в записке ему завещали амулет: «Мой родной и любимый Агидаши, храни этот амулет и не расставайся с ним. Храни и всегда держи его при себе! Всегда! Отдашь госпоже Сугтарьёле». Какая «Сугтарьёла», что за «Сугтарьёла»… Покойная извинялась: почувствовала-де себя неважно, прилегла малость отдохнуть, но – «на всякий случай!» – черкнула прощальную записку. Ага, «прилегла отдохнуть»… В платье мёртвой невесты! И странные слова: «В амулете есть тайничок, покрути зелёный камешек, он с резьбою. Спрячь записку туда и никому её не показывай!».

Как он не сошёл с ума от горя в тот вечер… Он не смог оставить свою невесту Илли даже мёртвой, он что-то кричал из открытого окна испуганным прохожим, умолял позвать врачей, потом велось следствие, была камера-одиночка и были подозрения – великолепного здоровья девушки не умирают просто так! ишь, «сердце остановилось»! – с какой стати у такой необъезженной кобылицы останавливаться безупречному сердцу? чего интересного знаешь о ядах, которые не оставляют следов, студент? брешут, ты юный гений, вечно с книжками топтался возле неё… бил любовные клинья под красотку-девственницу? смехота: глянь на себя, щенок сопливый! кто она и кто ты! учти, недоносок: её завещание объявят недействительным, шкатулку золотых монет и картину ты не получишь! отвечай, мразь упрямая: позарился на богатство? в миллионеры нацелился? ты за эти ценности отравил её?! чем?! – на все вопросы следователя он отвечал односложно и невпопад. Или не отвечал вовсе. Даже не понял, что началась война; просто у хамоватого следователя сделался в то утро очень испуганным взгляд, следователь обильно потел и что-то услужливо рапортовал в телефон, запинаясь и путаясь: мол, принесу пользы куда больше своею службою сегодняшней, нежели «там»; сколько надо, столько и пришлю князю крепких здоровых арестантов! – и подсунул Дъярру какую-то глупую бумагу: подписывай скорее, убийца-отравитель, и выйдешь отсюда немедля. Прямо сразу выйдешь! Обязуйся искупить вину кровью на всепланетной войне!

Дъярр ничего не понимал сквозь гул отчаянных мыслей. Какой такой «войне», почему «всепланетной»… Да у всей вашей занюханной планеты не хватит крови ни на какой войне, чтобы искупить смерть Иллиёллы! Что толку подписывать всякую чушь?! – Илли ею не вернуть! – на, гляди: «раз» подпись, «два» подпись, и тут, в углу, еще одна подпись, ещё наискосяк; хватит тебе подписей, трус и придурок самоутверждающийся?

Озарения тогдашнего вождя

Все мальчишки Вечной Вехты мечтали сквитаться за позор отцов. В голодное детство всем мальчишкам Вечной Вехты снились окорока и булки. Ему же грезилось странное и непонятное. Какой-то ослепительно прекрасный мир: утопающее в зелени и цветах побережье, белый песок и лазурный океан, в котором купаются совершенного сложения молодые богини. И какой-то странный артефакт, какие-то песочные часы в оправе из четырёх змей. В часах должен бы струиться золотой песок, но в этих каждая песчинка висела неподвижно, будто остановилось время. Он зачем-то вертел в руках часы и нажимал разноцветные камни в их оправе, но злобные змеи не оживали и не раздували свои капюшоны. Они оставались мёртвой каменной декорацией.

Это злило почему-то.

Сон был напоен запахами леса и моря, песок на побережье казался горячим, пальцы ощущали прохладу драгоценных камней на часах-игрушке. Он нажал на какой-то камень… и проснулся.

Подслушанное в том мире не давало покоя. Потому с малых лет он уверовал в свое предназначение; в то, что он избран богами. Часто смотрел в ночное небо, на Знак Скорпиона: она где-то там, эта планета бессмертных, куда уходят настоящие воины. Там они нежатся на белом песке и ведут беседы о своих былых подвигах, любуясь купающимися богинями. С едкой завистью вспоминал одного из них, даже запомнил лицо, почему-то равнодушное к ослепительным прелестям длинноногой и длинноволосой богини, самой прекрасной изо всех; она нежно трепала воину волосы, но тот лишь увёртывался недовольно, будто от рук озорной сестры. Совсем недавно, на аэродроме, он вдруг узнал его в иностранном пилоте-мальчишке. Даже пот прошиб от сходства! Зачем поддался искушению высмеять щенка… В учебном бою молокосос сбил всех его асов. Пришлось выкручиваться и, стиснув зубы, изображать благородного Вождя.

В другом сне ему снова пригрезился мир богов и почудился странный разговор. Сиял тихий вечерний океан, в небе висели две огромные луны, на песке тлел ароматный костёр. Даже дым в мире богов благоухал! В том сне он сидел на уютном песке и снова вертел в руках песочные часы-артефакт, а юные богини ворошили угли прутиками, пекли в костре удивительные овощи и выспрашивали у какого-то юноши всякую несерьёзную всячину.