От себя не упадешь

После работы я редко шёл домой. Чаще всего на встречу с Лисицей или с Алиной. С Димкой чаще всего мы просто сидим в какой-то кальянке, может, в игровом клубе, вдвоём мы бываем редко. Когда пытаешься заработать на каком-то странном дерьме, приходится видеться с теми чуваками, что совсем тебе не нравятся. Если эти способы заработка невозможно делать на месте, приходится шататься не пойми куда в надежде, что чудо придёт к нам с небес и позволит ничем сложным не занимаясь, получить дохерища бабок.

Последняя наша попытка заработать была настолько сомнительной, что даже Лисица, у которого, казалось бы, напрочь отсутствовал инстинкт самосохранения, в какой-то момент начал нервничать. Затея была простой: найти доверчивых людей, которые хотят быстро срубить денег, и развести их на «вступительный взнос». Мы продавали им возможность стать частью «эксклюзивной схемы», которая якобы приносит стабильный доход без риска. Суть этой схемы менялась в зависимости от жертвы: кому-то рассказывали про теневой арбитраж, кому-то про скупку цифровых товаров и перепродажу, а для самых глупых – просто про «закрытый клуб инвесторов», куда попасть можно только через нас. Завели несколько фейковых аккаунтов в телеге, нагнали туда подписчиков, создали видимость активного общения. Лисица играл роль куратора, я – технического специалиста, который «разбирается в этой теме уже пару лет», а ещё у нас был левый админ – обычный бот. Раз в несколько дней кидали в канал истории успеха – мол, вот человек вложил пять тысяч и уже через неделю вывел двадцать. Конечно, всё это было враньём. Первыми жертвами становились совсем молодые ребята, студенты, школьники с деньгами родителей. Они охотно вносили небольшие суммы, надеясь на лёгкие деньги. Сначала мы даже выплачивали пару «выигрышей», чтобы создать иллюзию честности, но потом просто исчезали, как только сумма становилась крупной.

Самым рискованным моментом было общение вживую. Иногда находились идиоты, которые хотели встретиться лично, чтобы передать деньги. Один такой случай едва не закончился проблемами: мы назначили встречу в Галерее, где Лисица должен был взять деньги, но парень оказался не таким уж дураком, пришёл с двумя друзьями. Пришлось придумывать на ходу, переводить разговор на другие темы, а потом просто сказать, что «перевод средств только через крипту». К счастью, они отстали, но после этого случая я понял, что продолжать такое становится всё опаснее. Дима же считал иначе. Он уже прикидывал, как можно масштабировать эту бредятину, говорил, что если мы найдём ещё пару человек, то сможем на этом жить. Я же понимал, что рано или поздно это кончится плохо – либо кто-то с кипящей головой нас найдёт, либо просто нарвёмся на мусоров.

И такими были все наши светлые идеи. Как вы поняли, Лисица ни о чём не переживал, как только речь шла о деньгах. Ну как сказать… Если речь хоть на секунду заходила о наркотиках, он сразу в отказ. Даже не прикину почему. А иногда совсем другим становится. Помню множество разговоров, когда он осуждал даже самые классические варианты обмана, а на следующий день их же расхваливал. Работать он ненавидит, даже несмотря на то, что имеет высшее образование.

Он высокий и худой, с ярко-рыжими волосами и ярко-зелёными глазами чурбан. Большой нос, тонкие губы, напоминающие те самые, что все мы рисовали, когда нам было лет 5. Веснушки на худых щеках каждый день почему-то слегка меняют свой оттенок, брови редкие, но разрастаются широко. Кого-то он мне всю жизнь напоминает, но даже спустя 10 лет я не разобрался кого. Но, сука, он умный, как чёрт, и даже грустно видеть, как он это не использует. Мог бы стать отличным успешным программистом, учитывая, что образование-то он уже получил. Это такой человек, которого очень сложно описать, в один день он смеётся над тем, что ты решил научиться играть на музыкальном инструменте, а потом умоляет тебя сыграть его любимую песню, в которой, кроме электроники ничего нет. Такой человек, что будет задаривать девушку самыми красивыми комплиментами, что вы только могли услышать, а потом называть её уродливой дурой, когда вы останетесь с ним наедине. Такой, что может забыть в кафешке зарядник, а потом вернуться через месяц и требовать, чтоб его вернули. Короче говоря, творить херню у него в ДНК.

Но сегодня он занят какими-то семейными делишками, которые у него время от времени появляются, скорее всего, это потому, что его мать женится во второй раз, а он, как любящий сын, помогает ей во всех подготовках к свадьбе. А ведь её прошлый муж был таким свойским мужиком… Даже скучаю по нему время от времени. Бывало так, что мы сидим с Димой у него на кухне, дома никого нет, едим что-то. Тут приходит этот батек, молча достаёт пол литровые бутылки пива, каждому из нас по одной протягивает и с нами садится. И не один ведь раз, а постоянно, как традиция. Но алкашом он, конечно, не был. Это успешный человек, который правда знал толк в хорошем пиве. И я его очень уважал.

У Лисицы, кроме меня, друзей никогда не было, не мог он найти никого, кто его мог устроить, не знаю, как мне так повезло. Так вот, из-за этого, его отец видел меня и только меня, постоянно благодарил, что терплю эдакого идиота и не даю ему сдохнуть от скуки. Они с матерью Лисы развелись без ссор, просто поняли, что вовсе друг другу не подходят и не могут больше так. Мне всегда было интересно, как можно познакомиться, сотни раз увидеться, поговорить обо всём на свете, пожениться, открыться полностью, вместе жить, иметь общего ребёнка и всё равно понять, что вы друг другу чужаки? Как по мне, это полный бред. Как же ты не уважаешь свой выбор, своё время, свои эмоции и силы. Я верю, что всё, кроме измены, можно исправить.

После работы я пошёл домой к Алине. Она жила на Васильевском острове, 8-я линия. У меня разрывалось сердце каждый раз, когда я добирался к ней, я думал о Маше, о том, насколько Маша была чище, добрее, ярче, насколько я скучаю по 6-й линии вместо этой никчёмной 8-й.

Я зашёл в парадную, где было сыро и пахло мокрым металлом, поднялся по узким ступенькам на третий этаж и постучал в дверь. Алина никогда не запирала дверь на щеколду, всегда оставляла открытой, говорила, что так проще, что ей лень каждый раз идти открывать. Это в ней меня всегда бесило. Как можно быть настолько беспечной? А если ограбят, если украдут что-то? Когда я вошёл, она сидела на полу в большой серой футболке и коротких шортах, ковырялась в ноутбуке. На полу рядом с ней валялась открытая пачка сигарет, пустая банка из-под энергетика и пару скомканных чеков. Комната, в отличие от Машиной, была безликой – стены выкрашены в холодный белый цвет, мебель старая, но не в том уютном, винтажном смысле, а просто облезшая, с разводами и следами времени. Казалось, ей было наплевать, где она живёт, главное, чтобы были еда, сигареты и розетка.

Она даже не подняла головы, когда я вошёл, просто кивнула на меня и пробормотала:

– Ты ел?

– А что? – с ухмылкой ответил я – готовить научилась?

Она ничего не ответила. А Маша подколола бы меня так, что мы оба рассмеялись бы до слёз.

Я молча сел на её кровать, скинул куртку и устало потёр лицо руками. Каждая встреча с ней оставляла осадок. Я не мог понять, зачем я продолжал к ней ходить. Может, потому, что мне некуда было больше идти. Может, потому, что я боялся одиночества.

Алина была противоположностью Маши. Она никогда не смотрела мне в глаза дольше двух секунд, никогда не спрашивала, как я себя чувствую, никогда не делилась своими мыслями. Её не волновало, что у меня на душе, но именно ее и держало. Её безразличие было чем-то безопасным. Она не требовала от меня тепла, заботы, понимания. Мы могли провести целый вечер вместе, не сказав друг другу ни слова, и это было нормально. Я думаю, ей на меня наплевать, мне почему-то нравится в этом тонуть. В начале, когда я о ней говорил, сказал, что она добрая, искренняя, с морем любви – это правда так. Но оно совсем не такое, как многие привыкли понимать. Она молча, ничего не говоря, переживает боль и слёзы каждого человека, которого видит, и точно никогда никому не скажет. Очевидно, я до сих пор пытаюсь заполнить своё никчёмное сердце чем-то другим, чтобы не болело, но с каждой девушкой всё становится лишь хуже. Почему Алина не может также красиво выглядеть по утрам, когда мы лежим в кровати и смотрим друг на друга? Я же всё время пытаюсь заставить её быть как Маша, которую я безвозвратно потерял, разве так, может, продолжаться? Разве Алина, которая встречалась с какими-то исчадьями ада, заслуживает такого?

Она села рядом со мной, положила голову на плечо.

– Чего бы ты сейчас хотел? – тихо спросила она – посмотреть фильм? Поесть?

Я на секунду задумался. И правда… А чего я хочу? Очень давно я об этом не думал.

– Хочу сбежать – неожиданно для себя самого выдал я – в самую гущу леса, в самый его тёмный уголок.

Она не ответила, лишь чуть крепче прижалась ко мне, обхватила мою руку.

– И что ты будешь там делать, а, Али? – наконец нежно спросила она, до безумия напоминая кого-то – выживешь там?

– Может быть, не знаю – прошептал я, чтобы ни стены, ни диван, ни шкаф не услышали, только она – я совсем устал от этой своей жизни. Ничего не меняется, не проходит. Я даже сам уже не пойму, живу я или просто хожу туда-сюда, потому что случилось родиться.

– Не хочешь жить? Совсем?

– Хочу… В том-то и дело, что хочу… Но точно не так.

Мы оба тихо вздохнули, я посмотрел на неё, она в потолок. Я подумал, что можно попытаться ещё её понять, постараться не смотреть на неё, как на новую Машу, а как на Алину, которая боится своих чувств сильнее смерти, пытается быть безразличной, хотя на деле прямо сейчас чувствует всю мою боль. Разве плохо иметь возможность иметь рядом другого человека? Совсем другого.

В Первый раз я увидел Алину. Такую, какая она есть, а не как я себе её представляю. Странное чувство, вроде свобода, а вроде какое-то разочарование в человеке, вокруг которого строил иллюзии. Но это уже прогресс.

– О чём задумался? – она дёрнула меня за кофту.

– Можешь очень честно ответить? Ты же не изменяла мне, Алин?

– Нет. Я не люблю это всё. Если бы нашла кого-то другого, сказала бы. Мне само́й изменяли, зачем мне кого-то другого заставлять через это проходить, а?

– Хорошо – я вдохнул затхлый воздух – верю тебе. Это всё Дима глупости говорит.

Мне вдруг стало невыносимо тяжело находиться в её комнате, на этой кровати, среди всех этих сигаретных пачек, пледов с катышками, пустых бутылок. Всё вокруг кричало о том, что я не на своём месте. Я резко встал. Алина чуть покачнулась, потеряв опору, но ничего не сказала, только посмотрела на меня снизу вверх.

– Пойдём, – я протянул ей руку. – Давай сходим куда-нибудь.

– Куда?

– Не знаю. На улицу. Просто пойдём.

Мы вышли на ночную улицу, в свете луны её глаза казались сюрреалистичными, а кожа чуть-чуть сверкала. Холодный воздух покалывал лицо.

– Так куда? – тихо спросила Алина, натягивая на руки рукава пальто.

– В лес, – ответил я, параллельно разглядывая её тихое лицо.

– А ты знаешь, как добраться до леса? Или поведёшь меня в Сосновку?

Я задумался. И правда, как нам попасть в лес? Знаю ли я леса? Куда ехать, на чём? Быстро прокручивал свои знания Петербурга, скорее даже Лен. Области. Есть… Хмм… На ум пришло одно лишь Токсово. Там я никогда не был, даже близко.

– Не Сосновка – сказал я, закатив глаза – совсем меня не уважаешь?

– Ой, ну, извини, ты же мастер лесов…

– В Токсово – перебил я её гениальный сарказм.

– Но… Электричка…

Не дав ей договорить, я схватил её за руку и потащил куда-то, где по моим расчётам должен быть Финляндский вокзал. Давно я не чувствовал, чтобы внутри всё так горело от интереса, буквально всё задрожало.

– Постой… – пыталась успокоить меня она, переводя дыхание – пешком до Финки?

И правда, глупо. Потащил её в сторону метро. Последние электрички уходят до полуночи, так что нам бы поспешить. Сев в пустующий ночной поезд, который, казалось бы, увезёт тебя куда-то в другой мир. Добравшись до вокзала, мы еле успели в последнюю электричку. Надо было бы подумать о том, как добраться потом обратно, но я был слишком увлечён своей неожиданной мечтой, а Алина, видимо, просто плыла по течению. Но при этом нельзя сказать, что она не хотела. Я видел в её глазах такой же огонёк, который знал, что есть у меня.

Электричка тряслась на рельсах, периодически подбрасывая нас вместе с жёсткими, затёртыми сиденьями, которые были явно старше и меня, и возможно, моего отца. Вагон был почти пуст – всего пара пассажиров в дальнем конце: дед в поношенной куртке, похожей на кучу тряпок, дремал, привалившись к стеклу, а напротив него девушка в наушниках печатала что-то в телефоне, наверно рассказывала своей подружке, какой же её хахаль козёл, раз после свиданки отправил её в родное Токсово одной на электричке. Свет в вагоне был жёлтым, немного тусклым, что-то среднее между уютом и запустением. Окна были покрыты тонкой плёнкой грязи и запотевшими разводами, через них едва различались очертания голых деревьев, мелькающих за стеклом. Вдалеке проскакивали редкие огоньки станций, частные дома, изредка фонари просёлочных дорог.

В вагоне пахло электричеством, старым металлом и чем-то сладковатым – возможно, кто-то недавно ел булочку с повидлом. Изредка сквозь стук колёс прорывались звуки – мужской голос объявлял следующую остановку, в соседнем вагоне кто-то тихо переговаривался, затем смех, быстро затухающий, растворяющийся в этом месте, походящим на кусочек прошлого внутри нашей бездушной реальности. Этот шумный неуклюжий поезд очень мне напомнил моё детство, целиком состоящее из всего потёртого, немного советского, странно пахнущего.

Алинин профиль выглядел очень красиво в этой атмосфере, она вписывалась. Кажется, ей вовсе не важно, где она, такие у неё теперь были глаза. Она поймала мой взгляд и вопросительно посмотрела в ответ, я просто помотал головой. Тысячи мыслей одновременно мелькали в голове: про детство, про лес, куда я так стремился, про то, как мою родную сестру целует какой-то отвратительный подросток, про мои ошибки, про всё, что я когда-либо совершил. Но все эти мысли удивительным образом создавали внутри меня такое спокойствие, что не описать.

– Алин – тихо позвал я её – ты со мной едешь, потому что хочешь?

– Мм… – она пыталась что-то сказать, но слова застревали в горле, как если бы я попытался кому-то рассказать про свои самые глубокие секреты. Щёки её немного порозовели – Ты же мне нравишься всё-таки… Ты мой парень…

– И ты мне нравишься, Алина – сам того не ожидая, сказал я и тут же от неё отвернулся, как будто она не услышит, что я сказал, если не будет видеть.

Она улыбнулась, совсем незаметно и легко, уголками губ. За окном мелькали тусклые фонари, которых становилось то меньше, то больше. Мы почти не разговаривали, но тишина была очень родной, практически идеальной. Но всё-таки какой-то мелочи до сих пор не находилось. И было очень жаль, что она никак не появится, ведь Алину я чувствую, как я сейчас осознал, лучше всех других, даже лучше Маши. Это сложно объяснить. Просто не нужно спрашивать, чтобы понять, о чём она думает, или почему она ведёт себя каким-либо образом. Я понимаю, почему она так бежит оттого, что чувствует, и это даже не нужно обсуждать. Относительно всех людей в мире мы очень мало говорим друг с другом. Я знаю её любимый цвет не потому, что мы это обсуждали, а потому что она всегда носит этот цвет. Я совсем не понимаю, как комфортно мне от нашего молчания, когда мы можем ничего не говорить час, потом перекинуться парой фраз и дальше молчать. Никогда у меня такого не было, ни с кем. И с Димой, и с Соней надо что-то вечно говорить, а с ней всё так просто, всё понятно. Она понимает, чего я хочу, я понимаю, чего хочет она. И честно сказать, с таким человеком мне комфортнее всего. Когда я говорил, что это всё не всерьёз, я не говорил правду. Разве смысл не в комфорте? Не в том, чтобы найти того человека, с кем тебе спокойно, кто не заставляет тебя тратить нервы? Это же так правильно…

– Алина… – поглядел я прямо ей в глаза, она на удивление не отвернулась, смотрела обратно на меня.

– Да, Алиш?

– А что для тебя цель в наших отношениях? Что ты хочешь в будущем, Алин?

– Разве это важно знать? – я сам не заметил, как мы держались за руки и оба машинально смотрели в окно, разглядывая мелькающие деревья.

– Мне кажется, что да – я замялся – честно говоря, я сам запутался, чего я хочу…

– Я… Я просто хочу, чтобы всё случилось так, как должно. Не больше – практически прошептала она – если нам суждено пожениться, то я буду этому рада. Если нам суждено спать друг с другом, смотреть фильмы и курить, а потом расстаться через месяц, потому что я тебе наскучила, я это приму.

Этот ответ ввёл меня в ступор. Всегда удивляюсь, когда узнаю новые мнения людей насчёт всего этого мира, каждый раз, как в первый. Ведь два человека не могут относиться к этому миру абсолютно одинаково, и это отношение формируется сквозь тысячи событий, которые человек переживает. И именно это мнение, я не знаю, я слышу это впервые, наверно. Я сразу влюбился в это и хотел бы относиться к миру так. Можно сказать, что Алина просто плывёт по течению, но это же не так. Она делает в своей жизни изменения, принимает решения, но она не перебарщивает с ними. Когда есть возможность довериться жизни, она так и делает. Я взглянул на неё. Что-то во мне так изменилось… Очень захотелось узнать все остальные её мысли, как она думает, ведь, оказывается, не так хорошо я её понимаю. Сейчас в моих глазах она совсем другая, намного красивее, чем раньше.

– Но ради чего ты начала со мной встречаться? Почему тогда на Думской заговорила со мной?

– Почувствовала, что так нужно – пожала плечами она – что-то внутри подсказало.

Снова воцарилось это молчание, и нарушилось оно, лишь когда электричка, скрипя колёсами, остановилась на нужной нам станции. Мы вышли на тихую платформу, воздух тут отличался. Холодная майская ночь заставляла дрожать, но при этом холодно не было. Мы пересекли площадь перед станцией и свернули с асфальтированной дороги, прямиком туда, где частные дома располагались друг к другу всё реже и реже, а пространство между ними занимали куча деревьев, тёмные тропинки, которые вели в ту самую гущу леса, куда я так хотел, поляны и холмики. Гравий раздражающе хрустел под ногами, где-то вдалеке, за закрытыми окнами, играла музыка.

Лес начинался не сразу – сперва была широкая просека с утоптанной тропой. Здесь воздух становился прохладнее, насыщеннее запахом хвои и влажной травы. Мы шли по дороге, петляющей между редкими соснами, а земля под ногами становилась мягче, пружинистее.

– Тебе нормально? – спросил я, бросив взгляд на Алину.

– Да – сделала она глубокий вдох – мне нравится, как тут пахнет.

Постепенно тропа сузилась, деревья стали гуще, выше, скрывая небо. Где-то поблизости раздавался крик птицы, в ветках что-то зашуршало. Теперь шаги звучали тише, мягче, и от этого место казалось ещё более диким, оторванным от всего остального мира. Мы шли всё дальше вглубь леса, где уже не было ни троп, ни следов чужих людей. Тишина то ли давила, то ли, наоборот, успокаивала. Изредка мы могли обсудить какую-нибудь кучу земли или поваленное дерево.

Я впервые за долгое время чувствую себя живым.

– Альберт – окликнула замечтавшегося меня Алина – А ты готов полюбить меня?

– А? В каком смысле? – я совсем не понял этот вопрос.

– Ну вот что для тебя, значит, любить? Можешь рассказать?

Я задумался. Где-то над кронами деревьев какая-то птица пролетела.

– Наверно… Наверно, это когда ты чувствуешь человека, как самого себя…

– А для меня любовь – не больше, чем выбор. – поглядела она на меня в надежде, что я сразу пойму, о чём она, но я не понял. Она, поняв это, продолжила: – ты сам выбираешь, ради кого готов терпеть обиды, меняться, прощать, наступать на свою гордость. Никто никого не заставляет, да?

– И правда…

– Все сами все решают, как и кого любить – заключила она – я считаю так.

– Да… – я смог сказать только это – ты права.

Мы снова замолчали, разглядывая большие ели и дубы, чьи верхушки уходили далеко ввысь и качались от ветра, а корни постоянно пытались подставить нам подножку. Я увидел какую-то норку.

– Так ответь уже на вопрос – напомнила Алина.

– Что? Какой?

Мы шли все дальше и дальше вглубь леса, и только когда мы уже не могли видеть ничего кроме 30 сантиметров, освещаемых фонариком моего телефона, я понял, в какой мы странной ситуации. Наверняка мы заблудимся. Я запаниковал. Сквозь листья всё реже и реже пробивались мигания звёздочек, таких удивительных и далёких, таких недосягаемых.

Вокруг было так тихо, так спокойно, что постепенно я забыл о своём волнении, о проблемах, да обо всём. Прямо сейчас я чувствовал себя так, как нужно, как будто я живу не зря. Всё, что я слышал – это шуршащие от ветра листья, хруст веток под нашими ногами и монотонное приятное дыхание Алины. Мы шли максимально медленно, чтобы не споткнуться об какую-нибудь корягу, она крепко сжимала мою ладонь. Вроде кто-то пробежал вдалеке, а может, мне просто кажется. Свежий воздух пробивал ноздри, привыкшие к дурацким городским запахам. Я не мог ничего с собой поделать и, проходя мимо очередного дерева, непременно проводил по коре рукой. Не могу поверить, что я наконец-то в месте, где ничего и никого нет. Только я. И Алина.

Жалею ли я, что взял её с собой? Над этим вопросом я как следует задумался, пока мы пытались увернуться от торчащих веток и не наступить на что-нибудь живое, случайно уснувшее на земле. И в итоге понял, что совсем не жалею. Посмотрел на неё. Я думаю, любая другая девушка была бы взволнована, нервничала, может, кто-то, наоборот, бы был слишком активным. Но она была как будто идеальной. Не вообще, а именно в этот самый момент, в эту секунду. Это сложно описать, почти невозможно. Я имею в виду, что для меня присутствие человека всегда заметно, необязательно в плохом смысле, даже если в хорошем, всё равно немного напрягает. Ты просто не один, никак не изменишь этого, только если убежать куда-то далеко, и даже там тебя кто-то найдёт. Но одному быть тоже сложно. Очень тоскливо, болит и пустеет сердце. Я никогда не смогу быть один. Мне страшно даже представить, что никто не улыбнётся, никто не расскажет смешную историю.

Но при этом, и этот вариант неидеальный. Всегда приходится подстраиваться, вести себя как-то. То есть, притворяться. С Димой мне надо притворяться весёлым, постоянно вкидывать какие-то приколы, что-то предлагать. С Соней мне надо быть серьёзным, ответственным, поддерживать, заботиться. Со всеми остальными тоже что-то всегда нужно делать, даже с людьми, которых ты считаешь всем своим миром, например, как я думал про Машу. Не мог себе с ней позволить быть слабаком, грубым, отстранённым, потерянным. Всегда надо было быть идеальным парнем, который решит любую её проблему. И это тоже было тяжело, как сильно бы я не любил.

И вот, прямо в этот момент, я был рядом с таким человеком, который ничего не требовал от меня, а просто был тут, рядом. Переварить это открытие оказалось сложной задачей. Быть одному имеет свои плюсы и свои минусы, так же как и в чьей-то компании. А в этот момент я чувствовал лишь плюсы от обоих состояний. И когда ты можешь молчать сколько влезет, почему-то очень хочется говорить.

Я вспомнил про её вопрос, который она задала минут 15 назад. Готов ли я полюбить Алину? В любом случае я бы хотел сказать ей правду. А для этого мне надо было ещё подумать. Так мы и шли мимо здоровых силуэтов деревьев, редких тропинок, виднеющихся вдалеке огоньков частных домов, звука сов и шороха листвы. Мы вышли на очень красивую поляну. Она плавно и аккуратно освещалась лунным светом, трава ровным слоем покрывала землю. Куча одуванчиков и других цветов придавали этой зелёной штуке разнообразия. Тут и там виднелись следы оленей, оставшихся со дня. Я молча вышел к центру полянки, всё ещё держа руку Алины очень крепко, как бы боясь потерять где-то позади. Поднял голову наверх. Над нами было совершенно невероятное небо, наполненное звёздами, большими, маленькими, белыми и слегка синеватыми. Среди них ярче всего сияла луна. Как я начал любить этот странный огромный кусок камня? В детстве, когда отец куда-то вёз нас на машине вечером, я всегда смотрел в окно, следил за ней. Она меня так завораживала, но, когда папы не стало, я совсем про это забыл. А сейчас все воспоминания резко нахлынули. Никогда ещё не видел луну такой красивой. Алина всё так же тепло дышала рядом.

Я медленно опустился задницей на мокрую траву, сел. Потом, увидев, что и она села со мной, я наконец-то решился ей ответить.

– Отвечая на твой вопрос… – я собрался с мыслями – да. Готов. Расскажи мне, как это сделать.

– Я думала, ты уже забыл – сказала она, задумчиво вглядываясь в невероятной красоты, небо, постоянно поправляя волосы, сбивающиеся из-за ветра – а ещё, честно, я тебе не верю.