
Полная версия
Музейный смотритель
––
У меня дома есть собственная небольшая галерея картин. Не копии – подлинники художников со всех концов страны и зарубежья, по которым меня носило. Правда, не пополняла ее несколько лет. В апреле этого года вдруг в голове молоточком тюкнуло: «Хочу картину!». Удивилась, вздохнула, но поехала в наш Дом художника, выбрала, купила, оставив приличную сумму. Везу домой и думаю: «Больная, да? Больше деньги было некуда деть?». А тоненький голосок тихо свое пищит: «Хочу!».
В тот момент я понятия не имела, куда пойду работать. Это был выход в никуда, просто в открытый космос. А спустя полтора месяца я оказалась в нашей галерее. Теперь смотрю на эту картину и думаю: «Так вот почему мне тебя так хотелось!». Что ни говорите, в жизни все не случайно.
––
Отзывы посетителей о выставке разные, обычно хорошие, но встречаются и совершенно бесподобные, с чудесным юмором: «Это восхитительно, надо именно видеть! Как можно комментировать, скажем, «Квадрат» Малевича? К сожалению, представлен только черный, а он их, оказывается, всех цветов понаизображал! Но кто позировал, так и не сознался!».
––
Посетителей в зале внезапно нет. Стою и читаю аннотацию к одной из скульптур. Вдруг из-за левого плеча бесшумно возникает старшая смены и говорит: «Что пишут?».
Я полдня смехом давилась.
––
Посетитель спрашивает смотрителя:
– Где у вас девочка с персиками?
– У нас отдельно девочка и отдельно персики. Вот девочка (показывает на картину А. Мыльникова «Верочка»), а вот персики (показывает на картину А. Никича «Праздничный натюрморт»).
Нам всем жутко понравилось. Как ни странно, у посетителей этот вопрос возникал регулярно, и столь же регулярно смотрители с тех пор пользовались той же схемой: вот девочка, вот персики.
––
Есть у нас картина Л.В. Кабачека. К великому моему сожалению, почти всегда посетители делают ударение на последнем слоге, произнося: «КабачОк». Но ведь кабачок-то пишется через О, да и ниже повтор на английском, из которого следует, что здесь О никак не может быть. Если сижу рядом с этой картиной, всегда очень благодарна тем, кто не разрывает на части мое филологическое сердце, а читает правильно: КабАчек.
––
Женщина в возрасте с сыном лет сорока смотрит на хрестоматийные картины советского периода: «Свадьба на завтрашней улице» Ю.И. Пименова, «Февраль. Подмосковье» Г.Г. Нисского, «Прибыл на каникулы» Ф.П. Решетникова. Говорит: «А когда-то мы репродукции этих картин из журналов вырезали, чтобы потом любоваться». Святая правда.
––
Есть у нас портрет Николая Гумилева. Смотрю и вспоминаются стихи Николая Степановича:
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер…
…Эх, жираф-жираф. Стихи написаны в 1907-м, картина – в 1909-м. И никто пока еще не знает о том, что будет в 1921-м.
––
Когда начинает идти народ, уже заранее из соседнего зала слышишь, как приближается гул голосов, словно волна накатывает, постепенно приближаясь. Если сильно шумит, думаешь: «Ого! Сколько ж это сейчас посетителей придет? С головой не накроет?».
––
Ежевечерне под сводами нашей галереи раздается громовой глас с небес: «УВАЖАЕМЫЕ ПОСЕТИТЕЛИ!!!». Чуть не подпрыгиваю каждый раз от неожиданности. А посетители замирают, как птички перед грозой. «ВЫСТАВОЧНЫЕ ЗАЛЫ ЗАКРЫВАЮТСЯ В 20.00. ПОЖАЛУЙСТА, ПЛАНИРУЙТЕ СВОЙ ВИЗИТ». Уф… Оказывается, не пожар или еще какое-нибудь ЧП, а совершенно безобидное объявление. И мой инфаркт все еще где-то там, далеко.
––
Диалог двух подруг почтенного возраста:
– Черный квадрат посмотрела?
– А?
– Посмотрела, говорю, черный квадрат?
– А?
– ЧЕР-НЫЙ!!!
– А?
– Ладно, пошли еще раз посмотрим.
––
И снова «Сидящий мальчик»! Ну не дает он никому покоя, хотя просто сидит себе, положив ногу на ногу. Женщина долго ходила вокруг, потом увидела наклейку с перечеркнутой ладошкой и спрашивает: «А это что? Какой-то интерактив?». Ага, нажмешь – ногой помашет или кукарекнет. У смотрителей были и другие версии, очень смешные, но не для печати. Что до посетительницы, то мы, конечно, поняли, откуда такой вопрос: она только что была на экскурсии в интерактивном зале. Видно, одно на другое наложилось, потому и знак «руками не трогать» был неверно понят.
––
Один из экскурсоводов, рассказывая посетителям о картине А.И. Куинджи, замечает: «Многие люди удивляются, как художнику удалось добиться такой яркости красок. Некоторые даже предлагают версию, что за картиной на месте Луны установлена маленькая лампочка. Однако…». Ну и дальше про подбор оттенков и так далее. Сказано в шутку, все вроде поняли и посмеялись, но нет! Фактор «испорченного телефона» неистребим! Через несколько дней ко мне подходят люди и спрашивают: «А где тут картина, позади которой ваши посетители лампочку искали?». Вот так и рождаются городские легенды.
––
Есть пара узких мест в залах (в прямом смысле слова). Когда идет большая экскурсия, возникает пробка. Как автомобилист со стажем воспринимаю покорно. Сигналить бесполезно, через сплошную нельзя. Стой и жди. Но в зале-то я не водитель, а регулировщик. Поэтому говоришь посетителям: «Пожалуйста, пока осмотрите вот это, а сюда чуть позже. Пожалуйста, немножечко подвиньтесь вот сюда». Только свистка и жезла у меня нет. Может, предложить руководству?
––
Подошел молодой человек, спрашивает: «На каких картинах у вас есть котики?». А вот котиков-то я и не приметила! Хоть и люблю их по жизни. Потом-таки вспомнилось. Оказывается, проводится квест. Вот этот (видимо, самый предприимчивый) участник и решил у меня все узнать, сократить время поисков. И вот думаю я: вроде глупо, даже сюда эпидемия котиков докатилась. А с другой стороны – довольно невинная попытка пробудить интерес к искусству хоть так. Почему бы и нет? И надо заметить, что в этом плане перспективы весьма широкие. У нас же еще и собачки есть!
––
В зале авангардизма молодой человек объясняет своей девушке: «Мы этого не понимаем, потому что мы слишком нормальные».
Так… А бывают не слишком нормальные, что ли? Или нормальные так, слегка? Ограниченно вменяемые, если пользоваться языком юристов? В общем, спасибо молодому человеку, задал задачу.
Неплохо было бы найти критерии нормальности. Пока никому не удавалось. Пушкин был нормальный? Как сказать… Гоголь? Ой, не смешите. А Сальвадор Дали с его причудами? А Ван Гог с его ухом? А Гоген с его «я ребенок и я дикарь»? Но мы же, «нормальные», как-то понимаем их, «ненормальных». И даже ценим.
––
Посетители рассматривают картину А.А. Пластова «Ужин трактористов».
– Не поняла. Что это у них на ужин?
– Молоко с хлебом.
– Это после целого дня пахоты? Представляю, что бы мой муж сказал, если бы я ему такой ужин после работы предложила!
– Сказал бы: «Мяса!».
В одной из аннотаций к этой картине я прочитала: «Герои расположились на зеленой траве, чтобы съесть свой скромный ужин после тяжелого трудового дня». Видимо, в 1951 году, когда была написана картина, такой ужин был нормальным делом. А мы все стонем…
––
Очень частая ситуация: мужчины, останавливаясь у эскиза А.А. Дейнеки «Строители» начинают возмущаться. «Да что же это такое! Все без касок! Где техника безопасности?! А плиты они, как пушинки, поднимают, да еще и женщины! Одежда-то какая праздничная! Художник вообще на стройке-то бывал?!». Да бывал, бывал. Это стиль такой. Соцреализм. Примерно как в фильме «Девчата» или «Высота». Рожденные в СССР понимают и не возмущаются.
––
Снова о нарядах посетителей. Разговаривают две смотрительницы:
– Интересно, как сейчас одежду носят. Кто что! Вот зачем у них юбки теннисисток? Чуть наклонилась – будешь блистать.
– Так в этом и цель.
– Да?!
– Конечно. Просто мы с тобой уже отблистались, вот тебе и завидно.
– Ну может быть… А точно! Помнишь?! Идешь в школу в мини. Одной рукой мелом на доске пишешь, другой юбку держишь, чтобы еще выше не уползла.
––
Очень мне нравится скульптурная композиция из трех фигур. На костре стоит горшочек, мать помешивает в нем ложкой, отец присел рядом, курит трубку, а дочь-школьница уткнулась в мобильник. Ой, нет, в книжку! В небольшую такую, размером с айфон, держит ее перед собой на коленях. Год-то 1963-й! Как же время влияет на наше восприятие! И это ведь не единичный случай. При беглом взгляде на любую статую, у которой голова склонена к плечу, мерещится мобильник. Еще и недоумеваешь: «Руки-то свободные». Посмотришь на картину XVIII века «Семейный портрет» – у пацаненка в центре вообще какой-то гаджет необычный. Приглядишься – а это детская гармоника.
––
Девушка с молодым человеком внимательно рассматривают «Черный квадрат», вдруг девушка говорит: «А ты знаешь, мне кажется, я вижу там, в глубине, какую-то дверь!». Смотрительница, сидящая на стуле рядом, аж пополам согнулась в беззвучном трепыхании. Дело в том, что напротив, метрах в двадцати, действительно находится дверь. Реальная. В другой зал. Вот она и отразилась в стекле, закрывающем картину. Помните, в семидесятых годах прошлого века на поверхности Марса вдруг обнаружили «Храм-лицо»? Многие решили, что некая цивилизация построила на Марсе храм в форме человеческого лица. Позже NASA развеяло этот миф, опубликовав изображение фигуры с другого ракурса.
Так видна ли дверь в «Черном квадрате»? Как вам сказать… Истина где-то рядом.
––
У нас в смене из двадцати человек семь Ирин. Это тридцать пять процентов. Уже один из залов можно полностью укомплектовать смотрительницами-Иринами. Всех туда запихнуть и вздохнуть с облегчением. Пусть они там между собой разбираются, одна другой занятнее. Не смена, а прямо какое-то место притяжения. Мы уже интересовались в отделе кадров: они специально это делают? Говорят, что нет. Станиславский бы не поверил. Мы тоже сомневаемся.
––
Сегодня на самом большом стадионе города футбол. Это рядом с нами, поэтому часть болельщиков до матча пришла в галерею. Ну, скажу я вам, в эти два часа смотрители работали, что называется, язык на плечо. Представьте: все билеты на матч проданы, а стадион вмещает 35 000 человек. Даже если к нам пришел один процент от общего числа болельщиков, это уже 350 человек, а если десять процентов? Вообще народ невероятно жаден (в хорошем смысле слова) до зрелищ. Приходилось слышать: «Ну, в зоопарк сходили, сейчас походим по выставке, а потом – на футбол». Думаю: «А вы ноктюрн сыграть могли бы?»
––
Смотрителям отвлекаться на разговоры в течение рабочего дня не положено. Но бывает, что переговорить нужно до зарезу. Есть прием на этот случай. Становимся спина к спине или плечо к плечу, внимательно смотрим каждая в свою зону и при этом тихонько разговариваем.
И что-то это мне все время напоминало. Вспомнила наконец. Была у моей знакомой замечательная собака. Амстафф Дэззи. Когда хозяева в городе жили, ей матрас стелили в коридоре. И она знала, что в комнату нельзя. А попасть в комнату очень хотелось! И вот… Сидит Дэззи на матрасе, а передние ноги на полу. Она на них подтягивается и смещается немного вперед. Потом еще немного, и еще, и еще. Приедет так, сядет в центре комнаты: рот до ушей, попа на подстилке. И ничего ведь не скажешь.
Понятное дело, вспомнила я это не для сравнения. Я про находчивость. И про то, о чем когда-то говорил М.М. Жванецкий: «Если нельзя, но очень хочется, то можно».
––
Перед закрытием залов проверяем, не осталось ли посетителей, и если никого нет, говорим по рации: зал такой-то – нулевой. Сегодня так сказали, потом оборачиваемся – какой-то мужчина рысит в соседний зал:
– Это же не нулевой!
– Нет, это мой муж!
– Э… Нулевой?… Муж?…
Теперь наша смотрительница иногда так и подкалывает свою половинку: нулевой муж. По-доброму, конечно. Семья очень хорошая.
––
Помещение для смотрителей небольшое, но уютное. Шкафчики для одежды и скамейки между ними, как в фитнес-клубе. Отдельный шкаф для верхней одежды с плечиками, большой стол, два дивана, лавочки, кулер. Не номер люкс, но вполне достойно. Тесновато бывает, когда вместе собираемся. Ну да ладно. Зато чувствуешь не только плечо товарища.
––
Смотрительница говорит другой, проходящей через зал:
– Хочешь залезть в голову Шостаковичу?
– М-м-м?… Звучит заманчиво…
– Я в прямом смысле.
– ?!
Дело в том, что скульптуры из бронзы пустотелые. Толщина стенок составляет от 5 до 8 мм. Обычно этого не видно, так как пустота – со стороны основания. А вот тут как раз видно, потому что скульптура приподнята на специальной подставочке. Даже и залезать в голову Шостаковича не нужно, можно просто заглянуть, если знать, куда смотреть. Ну или действительно засунуть руку, как в Петрушку. Конечно, мы люди культурные и этого не делали (вроде бы).
––
Сегодня узнала, что у картины Карла Брюллова «Всадница» есть реальные прототипы – воспитанницы графини Самойловой. Сама же графиня изображена на картине того же Карла Брюллова «Портрет графини Юлии Павловны Самойловой, удаляющейся с бала с приемной дочерью Амацилией Паччини». Понятно, что Самойловых в России пруд пруди, а все ж таки занимательно. Теперь смотрю на картину и думаю: привет, тезка.
––
Бронзовая фигурка пастушка. Мальчик с дудочкой сидит на пенечке, положив ногу на ногу. Похоже, это любимая поза мальчиков у скульпторов. Подходят двое мужчин:
– Смотри-ка, прекрасно сформированная стопа. Плоскостопия нет и близко.
– Да, большой палец ноги образует одну прямую линию с пяткой.
– Но патологически короткий мизинец.
– Брахидактилия?
– Возможно.
Очень хотела попросить у них номера телефонов. Хороший ортопед – человек нужный. Постеснялась.
––
Те, у кого день рождения выпадает на рабочий день, проставляются: приносят что-нибудь сладкое к чаю. Это могут быть конфеты, торт, кексы. Ну когда что. Вот придешь в такой день на обед, попьешь чайку с шоколадным конфетами, а потом – ой-ой-ой… Не поверите: ни от чего не тянет в сон так, как от сладкого. Сидишь в зале и думаешь, как та лягушка-путешественница из советского мультика, которую селезни на прутике несли: «И надо же мне было… И зачем только я…». Но все совершенно точно знают, что в следующий раз будет то же самое.
––
Смотрительница уходит на обед, оставляет мне свою тревожную кнопку. Она из новеньких, поэтому думаю: «Проверю-ка я ее на чувство юмора». Возвращается, протягивает руку за кнопкой, говорю: «Только за частушку!». Она тут же подбоченивается, отставляет ногу, изображает частушечное выражение лица, делает вдох… Я лихорадочно решаю сделать задание невыполнимым, добавляю: «Матерную!». Она с еще большим энтузиазмом: «Могу!». И снова изготовилась! Позорно бегу с поля боя, бормочу: «Ладно, ладно, бери. Я обедать». Откуда только таких боевых к нам набирают!
––
На выходных гуляю вокруг озера. Иду сегодня, слышу позади разговор двух туристок про наш музей.
– У нас в Самаре музей такой же, но он в сравнение не идет с этим.
– Ну да, наш-то в старом здании, а тут такой шикарный новострой, столько воздуха, столько места!
– И картин поэтому больше.
– Да, впечатление огромное.
Ну и дальше все в превосходных степенях. Слушаю, думаю: «А про смотрителей-то, про смотрителей скажут?». Нет, ничего не сказали. Пошла дальше, ощущая себя бойцом невидимого фронта. Да оно, пожалуй, и к лучшему.
––
В моем зале стоят в ряд три скульптурных портрета. Одна женщина говорит подруге:
– Смотри-ка, носы у всех такие остренькие и с горбинкой.
– Наверное, тогда мода такая была.
––
Среди дня слышу какой-то непонятный шум на входе. Как будто пластиковые ведра ляпают. Клининг?! Точно. Набежали, быстренько метелочками-совочками обмахнули пол и скрылись так же стремительно, как и зашли, не помешав посетителям.
С наступлением осени залы приходится убирать чаще. То тут маленькая кучка земли с подошвы, то там. Если это становится заметно, скоростная уборка неизбежна. За что и спасибо службе клининга.
––
Вижу, как мужчина разглядывает картины. Вернее, как раз на картины-то он и не смотрит почти. Максимально приблизившись, изучает багеты, снизу посмотрит на раму, с одного бока, с другого… Не реагировать? Ага… фильм «Старики-разбойники» помните? Так… Вызывать службу безопасности? Но стоит ли впадать в паранойю? Ладно, попробую прощупать ситуацию сама.
Тихо возникаю у мужчины из-за спины и очень вежливо, с искренней заботой спрашиваю:
– Вас интересует, как закреплены наши картины и насколько прочно?
– Нет-нет, я реставратор. Смотрю, как рамы обработаны. Я ведь многое иначе, чем посетители, вижу.
Ну и рассказал, что именно видит и вообще немного про свою работу. Интересно. А там и его жена с дочкой подошли, отправились дальше все вместе.
––
В залах в полу кое-где находятся лючки с крышечкой для одиночных розеток. Маленькие, буквально сантиметров шесть на шесть. Это на случай, если в зале ведутся какие-то технические работы, или съемка, или что-нибудь еще подобное. Они незаметные, серенькие. Их никто и не видит обычно. Но среди сотен тысяч нашелся один особо глазастый посетитель.
С противоположного конца зала вижу, как молодой человек стремительно подходит, почти подбегает, к розетке, наклоняется, открывает крышку, втыкает зарядку для телефона и быстро уходит, затерявшись в толпе. В оторопи подхожу к этому месту. Да, зарядка. Рядом, на полу, лежит смартфон (по виду). Оборачиваюсь, ищу глазами того, кто в зале без телефона. Никого. Все как раз что-то фотографируют. Мучительно вспоминаю, что парень был очень высокий. Может, этот? Он тоже фотографирует картину, но все-таки подхожу.
– Это вы поставили телефон на зарядку?
– Да, я.
– Пожалуйста, уберите.
– А что такого?
– Это категорически запрещено.
Пожал плечами, но отключил. У него, оказывается, было два смартфона. Один разрядился. Ну хоть бы спросил у меня сначала. Может быть, у нас там не 220 в сети, а 400? Про наши риски я уж молчу. А зарядка есть абсолютно легальная в фойе.
––
В одном из залов стульчик смотрителя расположен напротив пейзажа, нарисованного в XIX веке. Вода, камни, немного деревьев… Вроде ничего особенного, а взгляд не оторвать.
Сегодня подошла женщина, говорит:
– Вы заметили на этой картине лицо старухи?
– Где?!
– Вот, смотрите, на камнях. Вот глаза, вот нос, вот прическа.
– Да нет… Это просто игра теней.
– Что вы, что вы! Многие художники так специально делают. Это картина с секретом, с загадкой!
– Да нет же… И не обязательно старуха. Это больше на мужчину похоже.
– Старуха-старуха!
Ну вот зачем она это сказала?! Конец чудесному пейзажу. Теперь только эту старуху и вижу.
––
Сегодня с небольшой разницей во времени по галерее прошло три взвода: сначала моряков-срочников, потом контрактников в парадной форме и потом – контрактников в форме полевой. Все три захода протекали по одной схеме. Старший офицер рассматривает картины, а срочники и контрактники тем временем несутся оленятами – и вот уже они в последнем зале. Потом снова возвращаются в первый зал, и так раза три.
Яркий пример типичной картины. Обычно, чем старше посетитель, тем медленнее и внимательнее он рассматривает экспонаты. А молодые чаще всего несутся по залу так же, как и по жизни.
Когда мне было лет шесть-семь, а маме моей примерно 35, она работала в финчасти морской бригады. Рассказывая вечером отцу, как прошел день, часто говорила про ребят-срочников: «мальчики». Я про себя строго покачивала головой и думала: «Мама! Ну какие же они мальчики! Я же их видела. Они дяденьки!» А сейчас смотрю на них в нашем музее и думаю: «Ну какие же они дяденьки. Они мальчики». И снова жизнь показала, что мама была права.
––
Прочитала отзыв в интернете про наш музей: «Сотрудники приветливые. Есть один нюанс, который нас немного удивил. Зачастую в музеях сидят древние старушки-смотрители. А здесь – приятные, улыбающиеся, красивые женщины. Это необычно. Стало поводом для семейной дискуссии о новых подходах к работе музеев. Спасибо руководству музея за современные взгляды».
Да, мы все здесь такие. От рядового до генерала.
––
Бывают ситуации форс-мажора, проще говоря – обстоятельства непреодолимой силы. Но не забывайте и про фактор непосредственного ребенка! Особенно, если вы работаете в музее.
Экскурсионная группа детей семи-восьми лет заходит в зал современного искусства. Какой-то непосредственный ребенок говорит: «А это еще что за размазня?» Экскурсовод с улыбкой ласковым голосом подхватывает: «Да-да, ребята, давайте-ка посмотрим, а что же это у нас за размазня? Вот, обратите внимание. Смотрите, это как будто голова лошади. А вы что видите?». Я бы не смогла даже предположить, что это на картине. Голова лошади? Да? Ну ладно, о’кей. Но тут еще один непосредственный ребенок громко говорит: «Это коза!».
Следующим было полотно И.К. Айвазовского, на котором изображены шторм, накрененное судно, хватающиеся в волнах за бревна люди. Пытаясь подвести детей к мысли о том, что это судно, терпящее бедствие, экскурсовод задает вопрос: «Ребята, а что же это за корабль?». Очередной непосредственный ребенок говорит: «Пиратский, конечно!».
И вот триптих «Люди голубой планеты». Запечатлен выход А.А. Леонова в открытый космос. И снова нашелся непосредственный ребенок! «То говорят, собаки летали в космос, то Гагарин, тут Леонов. Так кто-то скажет нормально, кто же все-таки летал?!».



