Месть Посейдона

После просидели они вдовём в безмолвии. Надо сказать, что красное вино немного взбодрило мистера Фенстера, освежив его ум, и он, хлопнув сына по плечу, задумчиво произнёс:

– Знаешь, сынок. Ты прекрасно устроился в жизни, меня хоть это радует.

Беверли Фенстер на какое-то время замолк и, подмигнув по-товарищески Ллойду, уставился на него. Не понимая, на что намекает ему отец, он удивлённо приподнял бровь.

– Что вы имеете в виду? – серьёзно осведомился он.

Капитан снова судорожно засмеялся, чуть басовито, точно старый морской волк, расхохотавшийся после какой-нибудь шуточной байки от боцмана.

– Да как же, старина! Ох, да помилует меня сам сэр Хайд Паркер! – вдоволь насмеявшись, он вскоре принял покой и продолжил уже рассудительно, – То и имею в виду, Ллойд, что пора бы тебе жениться. Возраст у тебя уже не детский, а главное, при деле состоишь, да и каком значимом. Это необходимо, Ллойд, потому не смотри на меня так, словно канонер, увидевший Посейдона, который подплывает к фрегату на дельфине.

– Да и вовсе ничего не имеют против, отец, – промолвил Ллойд, смутившись.

– Вот так, – подтвердил капитан Фенстер, – скажу даже, что у меня есть одна знакомая дама, приличных нравов. С ней, быть может, вы поладите…

И только он выговорил эту фразу, он затих и, нахмурившись, пересел в кресле.

Как раз он и задумал на днях заехать в Челси, дабы навестить её и её состоятельное семейство. И вот тут стоит вновь перейти к подробностям (куда уж без них), какое отношение это самое семейство имеет к жизнеописанию судьбы капитана.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

О том, как капитан Фенстер прибыл на другой же день в Челси, и как его встречали мистер и миссис Линнуэй, а также о том, за кем отправилась их дочь на городской бал.

Путь в Челси, престижный лондонский квартал, где обитала почти вся столичная знать и аристократия, был весьма долгим, поскольку от Куинсферри, расположенного к северо-западу от Лондона, нужно было ехать не много не мало семь миль, проезжая через Вестминстер, где, как мы уже знаем, мистер Фенстер бывал. Для своего заранее обдуманного плана он хотел было взять с собой и Ллойда, но тот сказал, что должен спешно заняться написанием важной бумаги для мистера Лоусона, и потому Беверли пришлось ехать одному. По правде говоря, основной причиной поездки была встреча с той самой дамой, о которой говорилось выше, и на то было множество оснований, о которых мы и узнаем по ходу рассказа.

Как уже говорилось, семья этой девушки была весьма богата по тем временам, что не является удивительным: её отец, мистер Джордан Линнуэй, был коммерсантом, заработавшем на торговле огромное состояние, в том числе и роскошную двухэтажную виллу с мансардой. Говорят, что его ближайшими друзьями были три члена парламента, а соседом – известный аристократ из древнего рода, происходившего со времён Тюдоров. Хороша собой была его жена, Аделаида: артистичная, талантливая, сообразительная, она умело совмещала в себе черты сентиментальной души, умеющей глубоко страдать и восхищаться, и разумной, сдержанной особы, действия которой подчинены законам логики и здравого смысла. Похоже, что этим она и покорила сердце Джордана. Отдельно мы скажем об их дочери, поскольку она заслуживает особого внимания. Кэролайн, которой на момент возвращения капитана Фенстера с войны уже исполнилось семнадцать, была удивительно красивой внешности: голубоглазая, с длинными русыми волосами, вздёрнутым носиком, она скорее походила на шотландку или ирландку, нежели на англичанку. Некоторые даже предполагали, что у Линнуэев есть родственные связи в тех краях, однако сами мистер и миссис Линнуэй это отрицали, что было правдой. Характер у девицы при том был весьма бойкий, поистине нордический: она не любила, когда её заставляли что-либо делать против собственной воли, а если с ней начинали спорить, то Кэролайн могла и вовсе перестать общаться с подобным смельчаком. Впрочем, в последнее время она стала раздумывать над тем, что так она будет скорее отталкивать своих поклонников, чем привлекать. Но её нельзя было назвать избалованной эгоисткой, никак нет! Напротив, она, переняв материнскую чувствительность, была милосердной и сердобольной девушкой, в некоторых вещах даже чересчур. Просто делала она то с достоинством и гордостью, не проливая излишних слёз.

С мистером Фенстером Линнуэи были хорошо знакомы и поддерживали вполне достойные отношения, хоть их и нельзя было назвать дружескими. Речь, конечно, идёт о Джордане и Аделаиде, а вот Кэролайн относилась к капитану по-особенному. Нет, она не стеснялась каждый раз при встречи с ним, как это было с покойной Маргарет (которая, стоит признать, местами походила на Кэролайн), но при том внимательно слушала его рассказы, когда он садился за стол ужинать вместе со всеми; даже бывало, что засмеётся. Фенстер, в свою очередь, считал её более чем привлекательной и благовоспитанной, и он, угнетённый смертью своей любимой супруги, частенько проводил дни у её родителей до призыва на службу. Кроме того, Беверли было лестно ухаживать за ней и всячески подавать знаки внимания, а надо признаться, что никто не делал это с такой страстью, как он. И всё же мистер Фенстер старался быть сдержанным в отношениях с дочерью коммерсанта, так как, во-первых, был женатым человеком и не мог изменить памяти Маргарет, а во-вторых, опасался, как то воспримут её родители, которые, чему он был свидетель, были очень избирательны в вопросе выбора избранника для своего малого дитя. А вот насчёт её знакомства с Ллойдом он думал неоднократно, поскольку это было бы прекрасной возможностью лично ему сблизиться с ней.

«Они были бы счастливы, Кэролайн и Ллойд» – грезил капитан Фенстер каждый раз, как и сейчас, когда он уже подъезжал к Челси.

Проехав мимо сотни маленьких, но уютных и бросающихся в глаза своей изящностью домов, экипаж вскоре притормозил возле здания, расположенного на окраине.

Белый очаровательный дом из известняка, с мансардной крышей и большим садом, окружающим весь дом по периметру. При входе на стальных воротах видна позолоченная табелька, где чёрными буквами написано: «Кингс-роуд 14. Дом принадлежит мистеру Джордану Линнуэю, бывшему члену палаты лордов, старшему советнику в министерстве торговли».

В предвкушении предстоящей встречи, капитан прибавил шагу и смело поспешил к дому. Встретивший его усатый швейцар, непременно узнав в нежданном госте капитана Фенстера, торопливо проговорил:

– Мистер Беверли Фенстер, если не изменяет мне память? И давно вас не было в наших краях.

Пожав ему руку, швейцар отправился доложить о его прибытии.

Перед входом в просторную прихожую, Фенстер тут же принялся спрашивать о Кэролайн, о том, здесь ли она сейчас.

– Мисс Кэролайн в настоящее время нет, – ответил швейцар.

– Вот оно что, – изумился такому повороту событий Фенстер, – куда же она изволила выехать?

– В Лондон, на бал, – сказал швейцар.

– Но мистер и миссис Линнуэй тут?

– Разумеется, сэр. Вот и они.

Из гостиной вышел навстречу капитану, почтительно поздоровавшись, Джордан, вслед за ним – его жена, чем-то обеспокоенная (она что-то бормотала себе под нос).

– Приятно, что вы, мистер Фенстер, навестили нас спустя год разлуки, – начал глава семейства, протягивая руку для пожатия, – А то, знаете, здесь легко заскучать, стоит только проводить гостей.

Пожав друг-другу руки, Беверли и Джордан отправились в гостиную; Аделаида же о чём-то стала говорить со швейцаром.

– Ну-с, как вы поживаете? – задал вопрос мистер Линнуэй, обращаясь к капитану. Тот почувствовал, что в атмосфере этого дома нечто изменилось. Нет том смысле, что всё как-то растворилось в забвении, но тем не менее ощущение отчужденности, какой-то даже неприветливости сильно давило на капитана Фенстера; он стал подозревать что-то неладное, уже в том, что Кэролайн уехала вдруг на бал, как раз тогда, когда он хотел с нею видеться.

«В Лондон, на бал» – этот ответ швейцара звучал как-то недружелюбно по отношению к Фенстеру, словно он давал понять: «А разве вас это касается?»

– Ваша дочь, я смотрю, осмелела ещё более. Уже и позволительно ездить ей в город одной без сопровождения – заявил тут он, желая разъяснись побуждение, заставившее Кэролайн уехать на бал. На неё это было крайне не похоже, поскольку Кэролайн всегда представлялась Фенстеру девочкой, предпочитающей проводить время наедине с собой, как Ллойд. А тут она уезжает в город на такое шумное мероприятие, и конечно, не просто для развлечения, а скорее, для знакомства с каким-нибудь кавалером.

– Но почему-же одна, – с недовольством возразил Джордан, несколько оторопевший от столь резкого тона капитана, – мы бы и не отпустили её одну, уж поверьте.

Пока слуга накрывал стол и готовил всё к трапезе, подошла миссис Линнуэй, которая, заметив опечаленного мужа и сидевшего напротив него капитана, который был сам не свой от этой вести, озадачилась.

– Что-нибудь произошло? – спросила она, глядя на мистера Линнуэя, тяжело вздохнувшего.

– Нет, ничего, дорогая. Мы с мистером Фенстером просто кое-что обговариваем.

Между тем, капитан Фенстер начал постепенно склоняться к той мысли, что было бы лучше, если бы он вообще не совершал сего визита. Однако уходить преждевременно было бы вверх неприличия, потому Беверли решил завести дружескую беседу и смягчить напряжённую обстановку.

– Видите ли, так получилось, что мне пришлось оставить службу на флоте и вернуться в Англию сразу же после ряда военных действии. Вы даже не представляете, что я пережил! Боюсь, одним предложением не описать. Правда, не всё, конечно, замечательно, но, как говорится, что имеем, тем и довольствуемся. Кое-чему морская школа меня-таки выучила, господа!

Вначале – тишина. Аделаида с недоумением смотрела на Фенстера, словно его не понимая, а её супруг, улыбнувшись уголком рта, нарушил вскоре молчание.

– Да, сэр. О ваших похождениях нам хорошо известно. Не правда ли, Аделаида?

Она кивнула головой, принявшись за трапезу вместе с Джорданом, который временами глядел на настенные часы, будто куда-то спешил.

Теперь Беверли стало яснее ясного, что здесь, в этом доме, он стал лишним. И он, кажется, уже догадывался, отчего. Но у него была ещё надежда на Кэролайн, и потому он после обеда решил сразу ехать на тот самый бал.

«Я должен видеть её. Ждать, пока она вернётся – сколько же это я буду тут сидеть? Ничего более не остаётся!».

Но перед тем он хотел больше разузнать про то, с кем она поехала на сие пышное мероприятие.

– Понятия не имеем, – отвечал отвлечённо Джордан Линнуэй, – какой-то молодой господин, вероятно.

– Вы что же, хотите сказать, что не видели его в лицо?

– Он даже не являлся к нам в дом. Скажи, Аделаида?

Та лишь кивнула головой, всё так же измеряя капитана Фенстера своим настороженным взглядом.

– И вы решились доверить её этому неизвестному господину. Бунт на корабле, да может, он мошенник!

Сдержать своего пыла капитан уж не мог более.

Линнуэи испуганно обернули свои взгляды на него.

– Да помилуйте, капитан, что вы говорите? Я вас, право, не понимаю. Кэролайн, вы ведь её превосходно знаете, ответственна и серьёзна, и не станет водиться с проходимцами. К тому же, в таком обществе, где она сейчас изволит находиться. Так что прошу вас не тревожиться о ней, мистер Фенстер.

Капитан, однако, неудовлетворительно сморщил лоб.

– Что ж, раз так, я изволю с вами проститься на неопределённое время, если не будете против.

– Ну, а вы более не желаете продолжать свою службу? – поспешала спросить его Аделаида.

Поскольку подобный вопрос поставил капитана в весьма заструдрительное положение, то он лишь отделался словами:

– Как знать, миссис Линнуэй, как знать. Как карта ляжет, такой курс и будет намечен.

Им не остался незамеченным тот факт, что она была не так равнодушна к нему, как Джордан, и в какой-то степени даже сочувствовала ему. В любом случае, они прознали о его позоре в Доггер-банке, поскольку об этом говорили если не все, то по крайней мере львиная доля уважаемых британских еженедельников.

Вообщем, отбывая из Челси и двигаясь к Лондону, мистер Фенстер был, мягко скажем, разочарован этой встречей. Похожие ощущения наблюдаются в момент, когда корабль вдруг садится на мель и не может никак оттуда сойти, как ни крути штурвалом. Но есть спасительный крюк в лице Кэролайн Линнуэй, за который отчаянный капитан и стремился ухватиться всеми силами.

«Походу, вот оно и есть – начало конца» – подытожил Беверли, выехав давно за пределы Челси.

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Мистер Фенстер узнаёт ужасную для себя новость, которая заставляет его пораздумать хорошенько над своими дальнейшими соображениями.

Уж наступил вечер, а веселье в доме, куда обычно стекались представители молодого поколения, любители помпезных праздненств, не прекращалось: смех толпы и звуки виолончель доносились до улицы, и создавалось впечателение, будто само здание вальсирует в такт находящейся внутри публике.

Так, по крайней мере, показалось Беверли, когда он вошёл туда и лично увидел всю эту картину воочию.

Стоит отметить, что бал уже подошёл к завершению, и гости принялись ужинать, развлекая друг-друга шутками.

– Вы, позвольте узнать, были приглашены на вечер мистера Кимберли? – обратился тут к Фенстеру человек в бархатном желтом жилете и с зачёсанными назад волосами, – Вас я не помню.

– Не знаю, сэр, о каком мистере Кимберли вы толкуете, – отвечал Фенстер, приглядываясь к зале, откуда слышны были разговоры, – Но я пришёл сюда за одной дамой по имени Кэролайн Линнуэй. Она здесь?

Человек, пораздумавший некоторое время, направился вдруг вниз, а спустя минуту вернулся с донесением:

– Да. Она вместе со всеми гостями в зале. Вы её родственник?

– Пожалуй, – послышалось в ответ, после чего мистер Фенстер исчез, растворившись в людской толпе.

На появление незнакомца мало кто обратил внимание. Практически все гости располагались в разных углах комнаты, сидя за столами и, разливая каждому по бокалу красного вина, погружались в увлекательные беседы. Лишь двое из них как-то невзначай обратили свои взоры на него и, что-то себе надумывая, глядели с живым интересом на этого неприглашённого на банкет джентльмена.

Один из них, стоявший у окна всё это время и глядевший в окно, толстый грузный человек, чуть старше по возрасту капитана, с лысиной. Его внешняя чванливость и самодовольство указывали на то, что он в этом вечере был не простым гостем. И эта мысль была тут же подтверждена словами, обращёнными к нему:

– Мистер Кимберли! Можно вас?

Он лениво повернулся к столу и, забыв о Фенстере, ушёл к нему, где сидела очаровательная молодая пара.

Другой наблюдатель был гораздо более грозен, надмен и коварен. Беверли хорошо это знал по той причине, что знал этого человека в лицо, и ему доводилось видеть его не раз. Более того, оба были выходцами из королевского военно-морского училища при короле Георге.

Что ж, здесь мы вынуждены, какую бы то ни представляло опасность, продолжить наше повествование, без авторского вмешательства в виде отступлений.

– Чтоб мне было пусто! – воскликнул не то в отчаянии, не то в гневе капитан Фенстер, приблизившись к нему, – Не старый ли разбойник, Саймон Клефельд, стоит предо мной сейчас. Как тебя, проклятого, ноги ещё держат!

Недобрый собеседник его, прищурив свои маленькие зеленоватые глазки и оскалив зубы, поморщился; затем поднявшись со своего места, злостно усмехнулся.

– О, клянусь святыми угодниками и полярной звездой, бывшей всегда спутницей моей в годы странствий, что будь я знал о твоём прибытии, непременно б с тобою свиделся, дабы задать тебе пару вопросов. Но видишь ли, я не был готов к такому шторму.

– Жалкий пират, – едва слышно пробурчал Беверли, – что он изволит делать в светском кругу?

А сам ему молвил:

– Право, не могу никак взять в толк, какими ветрами занесло тебя в Лондон? Ты, сколь я помню, был мошенником, грабил суда и убивал людей, а теперь тут пляшешь вместе с порядочными леди и джентльменами.

От этой прямоты, очень свойственной Фенстеру как офицеру чести и долга, Саймон расхохотался.

– Сразу видно, что имею дело с солдатом, далеко не глядящим в горизонты политики, удосуживаясь лишь исполнением приказаний свыше. В этом, капитан, и заключается скудость вашего ума. Не спешите на меня бросаться: это я имею в виду не только вас, а вообще всех тех, кто не испробовал истинной службы.

Капитан Фенстер в бешенстве заскрежетал зубами.

– Ты ответишь за свои речи, перед судом короля Георга, слышишь, мерзавец!? – он еле сдерживал себя от выпада в сторону Клефельда, который, чуть отстранившись от него и выхватив наготове револьвер, направил дуло на него.

– Эгэ, по-легче, браток, так могу и пулю в лоб всадить. А на суд попадёшь в итоге ты сам.

Но бравый капитан Фенстер ничуть не отошёл, глядя пристально на пирата.

– Старый дурень, – прошипел он, – ты смеешь мне ещё угрожать. Совершённое твоими руками очередное злодеяние будет лежать пятном на твоей уже и так запятнанной репутации.

Саймон провёл в блаженстве рукой по своей густой бороде (ему крайне доставляло удовольствие потешаться над безоружным капитаном).

– Да уж, о своей-то репутации можешь и не говорить. С тобой и так все ясно. У тебя если не пятно, так целая лужа.

И боюсь, отмыть её вряд ли тебе удастся.

– Какого дьявола! – вскрикнул было Беверли, так, что все присутствовавшие в зале обернулись к нему.

– А что касается нашего короля, – продолжал всё так же Клефельд, не обращая никакого внимания на пристальное внимание окружающих на их разговор, вышедший за рамки простого общения между старыми знакомыми, – то не думаю, что ему приятно будет узнать, что его верный сын отдал фрегат в лапы голландской твари. И да будет тебе известно, раз уж зашла о том речь, что с сего дня я служу его величеству до самого гроба! И с тех самых пор, я более не пират, а капер.

С этими словами Саймон поспешил вынуть из кармана своего длинного пальто, кое носили истинные служители монархии, небольшое письмецо, с жирной королевской печатью.

Капитан Фенстер, пробежавшись по нему своими гневными глазами, так и был готов его порвать на мелкие куски, словно выловленную в море треску. В нём чёрным по белому говорилось, что сэр Саймон Клефельд, уже год состоящий у его величества капером, назначается командующим фрегата «Куин Элизабет», отправляющегося на следующий же день, 19 декабря 1781 года, в Северное море для войны с голландской эскадрой под предводительством того же вице-адмирала Зутмана.

К большому облегчению для автора, господа читатели не застанут сцену, которая могла окончиться невесть чем как для Фенстера, так и для его оппонента, поскольку в этот самый момент сзади послышался женский голос, так хорошо знакомый капитану Фенстеру.

– Боже мой, что вы так раскричались, мистер Клефельд!

Перед взорами Беверли и Саймона предстала красивая статная девушка, русоволосая и с глазами цвета алмаза, наполненными тревогой и раздражённостью.

– Прошу у вас прощения в таком случае, мисс Линнуэй, – ласково сказал Саймон, повернувшись к ней и словно забыв о нахождении здесь поблизости Фенстера, – Где же, извольте поинтересоваться, вы всё это время были? Моё терпение не безгранично, как океанские просторы.

– Можно подумать, у вас одного так, – с гордостью ответила девушка, – Общалась с одним человеком, другом мистера Кимберли. Он захотел ближе познакомиться с моими родителями.

Кэролайн. То была она. Ничуть не изменилась. Всё такая же высокомерная. Увидев её, Беверли сам позабыл и о Клефельде, и об их откровенно недружелюбном диалоге.

Он молча подошёл к ней ближе и, слегка поклонившись в знак высокой признательности их встрече, нежно произнёс:

– Мисс Линнуэй! Вы стали ещё более прекрасны собой! А ведь я вас и искал.

На лице Кэролайн отобразилось смешение чувств, совсем не пришедшихся Беверли по нраву и не соответствовавших его ожиданиям: испуг, любопытство и удивление, причём первое явно преобладало над остальными. По её большим, часто моргающим глазам нельзя было сказать, что она была рада видеть капитана, а скорее наоборот: его появление взволновало её.

– Вы ли, мистер Фенстер? – выговорила она.

На неопределённое время воцарилось молчание, прерываемое лишь голосами посторонних гостей, не ведавших о том, что происходило в дальнем углу зала, где и сошлись наши герои.

– Что ж, полагаю, нам следует с вами идти, – объявил вдруг Саймон, желая скорее отвести «свою» даму от капитана Фенстера, – Вы составите мне пару?

Кэролайн, спешно оглядев гостиную, произнесла с решительностью:

– Хорошо. Но перед тем оставьте нас наедине. Я прошу.

Видя её упорство, Саймон, в душе глубоко расстроившись тем, что, потопив сотни фрегатов за всю свою пиратскую биографию, не мог никак взять на абордаж обыкновенную девчонку и завладеть навечно её сердцем, медленно покинул на время их, присоединившись к гостям, уже кончавших застолье и готовившихся вновь под звуки вальса предастся воле музыки любви.

– Вы когда изволили прибыть в Лондон? – начала первой мисс Линнуэй.

– Позавчера, мисс, – с лёгким равнодушием произнёс капитан Фенстер, потеряв ещё одну надежду на понимание в этом сложном мире, где понятия долга и общественного признания равнозначны, и если одно из них не выполняется, то и второе не может существовать в отдельности.

– Я, признаться, многое слышала о ваших морских странствиях, – сообщила ему с грустью Кэролайн, – правда же, что вы были…

– В плену? – капитан помрачнел и совсем лишился всякой веры в светлую будущность, – Был, мисс.

Кэролайн вздохнула, опустив глаза; Беверли сделал то же. Затем они некоторое время смотрели на радостных гостей, на мистера Кимберли, без умолку болтавшего о чём-то значимом для него, на Саймона Клефельда, сидевшего в одиночестве и думавшего какую-то тяжкую думу.

– Я вас искал, Кэролайн. Мне хотелось с вами свидеться и кое о чём поговорить. Я был у ваших родителей сегодня днём, имел честь с ними разговаривать. Мне думалось, вы будете там в надежде застать вас, но мне пришлось ехать из Челси прямо к вам.

Девушка обратила вновь своё милое личико на капитана, не силясь что-либо сказать.

– И… как же вы возвратились на Родину? Сбежали?

Фенстер недовольно хмыкнул, показывая своё нежелание рассказывать о том.

– Если бы, мисс Линнуэй.

Видя, что Кэролайн требует от него полного изъяснения тех обстоятельств, добавил холодно:

– Если бы было так, я не ударил бы в грязь лицом. Но меня всего-то обменяли с другими несчастными пленниками. Так я и оказался тут. Но что, в самом деле, о том толковать. Ни мне нет охоты, ни вам не в радость. Всё равно уж ничего тем не исправить. Лучше поведайте о себе.

Кэролайн уж готова была о чём-то рассказать ему, как тут мистер Кимберли громогласно объявил:

– Леди и джентльмены, прошу вас найти подходящие пары. Господа виолончелисты, будьте готовы!

И вновь суета заполонила всю гостиную, не оставив ни места для размышлений в уединении.

– Простите, мистер Фенстер, но мне пора, – Кэролайн, взглянув ещё раз на прощание ему в глаза, с жалостью и тоской, оставила его, направившись навстречу Саймону, уже поджидавшему её возле окна. Он искоса при том поглядывал на капитана Фенстера, припоминая ему их разговор до того.

«Чтоб подавился, чёртов капер!» – подумал меж тем про себя Беверли, опустошённый внутри после всего произошедшего.

Капитан не теряя времени вышел из гостиной, слыша, как заиграли инструменты, затанцевали гости. Он уж не смотрел и даже не желал смотреть на то, как Кэролайн кружилась вместе с капитаном Клефельдом, обхватившем её за талию.

Порядочно утомившись, Фенстер решил не медлить с возвращением в Куинсферри, где он так хотел скорее закрыться от всего этого опостылевшего ему сухопутного мирка и никогда более не выезжать без надобности ни в Лондон, ни в Челси, ни в Вестминстер.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Где мы узнаем о том, как поживает капитан Фенстер после трёх месяцев вынужденного расставания с Кэролайн Линнуэй, а также (и это самое главное) о том, что сталось с бедной «Куин Элизабет» и её превосходным капитаном.

По прошествию трёх месяцев мысли о Кэролайн стали в голове Беверли постепенно сменяться другими, более для него многозначительными: его место, его призвание теперь перешло в руки человека, которого он возненавидел ещё очень давно. Примечательно, что история их скрытой вражды была столь длительной, что о ней можно было бы рассказать подробнее в отдельности. Но в настоящий момент это не имеет ровным счётом никакого значения в развитии тех событий, что изложены здесь. Так что мы не станем соскакивать с одной палубы на другую, а уделим всё внимание тому времени, когда Беверли Фенстер из капитана превратился в ничтожество (как бы прискорбно бы то не звучало), а его злейший соперник – из ничтожества в капитана. Так уж устроена жизнь, что все регалии предоставляются тем, кто ведёт своё «судно судьбы» против течения, а не в мирном согласии с ним.