П.И.Р.

Один из мальчишек подпрыгнул, как ошпаренный, и ногами, обутыми в резиновые сапоги, столкал выпавшие поленья обратно в огонь. "Деда, ты рассказывай! – повернувшись к старику, прошептал он, – Мы не боимся!"В этот миг прямо у лица парнишки возникла жуткая морда с пустыми глазницами и зверинным оскалом. Со стороны сидящих пацанишек раздался то ли писк, то ли визг. Стоявший мальчишка, вздрогнул при появлении страшной твари. Он не закричал, а непроизвольно отшатнувшись, зажмурил глаза и шлепнулся на землю рядом с костром. Безглазая морда, увеличиваясь в размерах, разинула свою пасть, и из нее вырвался жутчайший звук, в котором смешались и боль, и угроза, и ненависть. Один из мальчишек перекрестился, другие, заметив это, тоже начали неистово креститься. Тот, что шлепнулся на землю, схватил две палки, валяющиеся у костра, и, скрестив их, выставил перед собой. Кто-то забубнил слова молитвы, путаясь и начиная ее заново.

Все это происходило на фоне не затихающего голоса старика, который буд-то бы впал в транс. Его взгляд был направлен на огонь, лицо абсолютно ничего не выражало, лишь губы попрежнему шевелились: "…багровая луна, огромная и страшная, висела в небе! Казалось, что кровавые сгустки потоком льются на землю, чтобы затопить, уничтожить все, что есть здесь живое. Живые – люди ли, звери – видевшие это, приходили в ужас! Их охватывало отчаяние и чувство неизбежной погибели. Спрятаться было негде! Бешенные твари, вырвавшиеся из столетнего заточения, крушили и рвали все живое, что встречалось им на пути! Искали! Искали они виноватых, тех, кто по их мнению, обрек их на муки страшные и вечные!"Старик вдруг замолчал. Мальчишки даже не сразу поняли, что в кокофонии звуков не хватает его голоса. Им сейчас было не до стариковой страшилки, потому что на яву происходило нечто более ужасное, чем какой-то рассказ старика. Бестелесный монстр, напугавший их своей безглазой мордой, уже не был в одиночестве: появились другие. Их было много. Они летали вокруг костра, то уменьшались, то увеличивались в размерах; разевали свои зубастые пасти, щелкали зубами. Там, где свет от костра не имел своей силы, где темнота была похожей на сажу, периодически мелькали какие-то фигуры. Мальчишкам не удавалось их разглядеть, но они, уже более менее подавили в себе страх и панику, которая этот страх сопровождала, и отчаянно повторяли молитву "Отче наш", слова которой, наконец-то, вспомнили. К тому же, они заметили, что кроме ужасных летающих морд, в пределы света от костра, никто проникнуть не может. Твари, находящиеся в темноте, буд-то натыкались на невидимую стену, когда приближались к границе света и тьмы. Но стоило старику умолкнуть, как вой и крики тварей стали громче. Ребятишкам показалось, что твари обрадовались чему-то. Один пацаненок, перепрыгнув через костер, бросился к старику и стал его трясти:"Деда! Ты что молчишь-то, деда!"Голова старика болталась от тряски, глаза смотрели мимо мальчишки. "Пацаны! – крикнул он, – Что с дедом? Он чего замолчал-то? Надо же чтоб…""На том самом болоте, где сто лет назад ползали ослепленные и озверевшие от боли люди… – вдруг как-то глухо заговорил старик, – На том болоте, где сто лет назад гнус болотный начисто обглодал живых людей… На том болоте в ночь кровавой луны, прямо на том месте, где когда-то слепая ведьма светило ночное проклинала… Стояли люди… Несколько человек. Они с вечера пришли-то, место приметное нашли по приметам: все растения, мох под ногами, все отливало серебром! Айка, старуха-ведунья, стояла, обняв внучку, и что-то шептала ей на ухо. Все люди из селения тоже были здесь. Все! И бльшие и маленькие! И все были готовы защищать старуху и ее внучку…"Старик говорил, а мальчишки слушали в пол уха, следя за костром, чтоб не погас, и за снующими в его свете бестелесными мордами. "Но ни бабке, ни внучке не нужна была защита! – на этих словах старика морды замерли, повиснув прямо напротив старика, а он продолжил, – Место это нечистое, ведьмой и ее сородичами, проклятое, не могло навредить ни Айке, ни Мэнуме, потому что однажды это место накрыло серебрянным чистым светом луны! И хоть прятались в топких глубинах прихвостни силы потусторонней и чуждой всему живому, но здесь, в этом месте бессильны они были!"– старик поднял кверху палец, подтверждая своим жестом сказанное. Морды, что внимательно его слушали, вдруг издали страшный вой и, зависнув на мгновение над мальчишками, вылетили из освещееного костерком круга. Старик молчал. Мальчишки какое-то время сидели не дыша. Наступившую тишину нарушал лишь треск костра. "Все?"– спросил один из пацанят и оглянулся вокруг. "Кто его знает!? – ответил подросток, который просил старика рассказать страшилку, – Непонятно, спаслись или нет они тогда!? Че было-то еще!""Ты дурак!? – зашушукали пацаны, – Тебе мало, того что здесь было!? Еще хочешь!?"Подросток с сомнением посмотрел на старика, который так и сидел, с поднятым кверху пальцем и совершенно отстраненным взглядом. "Я-то не хочу! – ответил подросток возмущеным мальчишкам, – Но думаю, что дед страшилку еще не закончил!"В этот момент в костре что-то особено громко затрещало, и в ночное небо вырвался поток ярких искр. Рука старика резко опустилась на колено, а из темноты раздался жуткий скрежет. "Ой, мамочки! – воскликнул мальчишка, который плакал в самом начале рассказа старика, – Не хочу! Не хочу! Не хочу!""Дома надо было сидеть! – рявкнул один из пацанов, кидая поленья в костер, – Дров бы хоть до утра хватило! А то в темноте-то, точно, пропадем!"Скрежет из темноты повторился, но уже ближе. Потом он стал раздаваться со всех сторон, все приближаясь и становясь громче и страшнее. Неожиданно на границе света и темноты возникла белесая фигура. Это существо отдаленно напоминало человека, но не было им. Это была тварь потусторонняя и выглядела она жутко: на твари не было одежды, но понять мужчина это или женщина было нельзя, поскольку у твари отсутствовали какие либо половые признаки. Неестественно длинные руки и, наоборот, короткие ноги заканчивались огромными когтистыми лапами, похожими на грабли. А от вида "лица"твари у мальчишек кровь застыла в жилах, а сердце забилось так, что казалось выпрыгнет сейчас из груди. У твари не было глаз, вернее они были, но совсем не там, где обычно бывают глаза. Там где у людей находятся глаза, рот и нос, то есть на лице, была только огромная пасть, полная огромных острых зубов. Когда тварь распахивала эту пасть, голова, как буд-то переламывалась пополам, и было видно, что на верхней челюсти этих самых зубов не один ряд. Кроме того, из пасти высовывался длиннющий, раздвоенный язык и беспрестанно капала мутная слизь. На лысой голове твари извивался длинный отросток, на конце которого, как гроздь рябины, болталось несколько шариков-глаз.

Тварь замерла на границе света, отросток с глазами застыл, зрачки бешенно вращаясь, ощупали все что было в кругу света костра. Наконец, сперва один, потом другой и вот уже все зрачки были направлены в сторону мальчишек. Тварь высунула язык и облизнулась, пасть с лязгом захлопнулась. Когтистая лапа поднялась, и скрюченные пальцы на ней зашевелились. Мальчишки, как завороженные, следили за движениями пальцев твари, и ужас, липким потом, покрывал их тело, одновременно пробирая холодом до костей. "Ктооо?"– вдруг рявкнул старик. Один из мальчишек опять взвизгнул:"Ой, мамочки!"Другие вздоргнув, непонимающе уставились на старика. Тварь тоже проявила к нему интерес, переместив свой взгляд в его сторону. Старик шепотом повторил свой вопрос: "Кто? Кто из вас девчонка?"Его глаза метались, осматривая пацанов. Наконец взгляд остановился на мальчонке, который каждый раз вскрикивал:"Ой, мамочки!""Тыыы!? – прошептал старик одними губами, – Рыжий? Рыжая!?"Мальчишка опустил глаза, потом посмотрел, на повернувшихся к нему, мальчишек и кивнул. Его рука уже тянула шапку с головы, когда один из мальчишек схватил его за руки. "Не надо! – сказал он, – Сестра это моя, двоюродная. Из городу приехала. Мамка на рыбалку пускать не хотела, типа "гостей развлекать надо"! Вот я ее и взял!""Таааак! – спокойно такнул старик и повторил, – Так! Все правильно!"Он внимательно осмотрел тварь, которая пялилась на него. Потом снова посмотрел на мальчишек:"Даа! Затеяли мы страшилку-то рассказывать! Неспроста все это! Твари-то эти пакостные, в ту первую ночь кровавой луны, очень бесновались, уж так им отомстить хотелось. Дак, только не вышло! Потому как защита была у тех, кому нечисть мстить собиралась. Силы светлые и всемогущие предупредили рыжую ведунью, что только на том самом болоте они будут в безопасности. Свет серебрянный лунный, пролившийся когда-то на то место, всегда их там защищать будет! Сколько бы столетий не прошло, а только там их нечисть не тронет!"Тварь, стоящая на границе тьмы и света задрала голову кверху и, разинув жуткую пасть, громко завыла. Откуда-то из далека раздался ответный вой, потом еще и еще. "Дааа, девонька! – старик посмотрел на девчонку, – Явно, что не зря ты здесь оказалась, ведь в любом другом месте кроме болота нашего, спасенья тебе не будет!"Девчушка закрыла лицо руками. Старик встал: "В ту ночь, когда луна-то багровая в зенит вошла и самые страшные образины повылазили из своих нор, появилась и ведьма, луну проклявшая. Стала она еще страшнее и безобразнее за сто-то лет. На голом черепе безглазом, рыло свиннячье выросло, зубы в черные длинные клыки превратились, кости мхом болотным покрылись. Жуткое зрелище! Вот она-то больше всех мести хотела, злоба, ярость в ней кипели страшно! Много! Ох и много в ту первую кровавую луну мерзостей сотворено было, но до рыжих Айки и Мэнуме и сородичей их, ведьма так и не добралась! Уже перед рассветом тогда столпились чудища эти вокруг, каждый притащил с собой существо какое живое. И вот стали они изголяться на свой лад, веселье себе устроили, пир горой! Рвали тела живых людей на части и пожирали их тут же! А уж перед тем как обратно в глубины, норы свои уползти, встала ведьма перед Айкой и прокаркала, что, рано или поздно, истребят они рыжих ее потомков, потому как в каждую ночь краснополнолунную будут искать огненные головы и страшной мучительной смерти предавать! А потом отродье поганое, попытаясь напоследок все же сделать что-то такое, что к погибели людей бы привело, начало болото рыть и раскидывать. Прямо вокруг стоявщих на серебристой полянке людей. Сперва ров вокруг большой появился, водой стал заполняться. А нечисть все роет и роет: и в ширину, и в глубину! Когда солнце встало, да последнее чудище, с визгом, в трясине болотной скрылось, появилось на болоте озеро с островком посередине! Уж не знаю как, но люди вместе с обеими ведуньями – и Айкой и Мэнуме – озеро-то переплыли и в селение свое вернулись. А ведьма-то свою клятву выполнять старается. Сколько с той поры еще кровавых лун было и не счесть, но каждый раз нечисть охоту на рыжих устраивает!"Старик замолк и посмотрел на луну, та плыла по небу кроваво красным шаром. То и дело, проплывающие в небе небольшие облака, замирали на фоне красного диска, тогда создавалось впечатление, что луна будучи живой, одушевленной хочет очень сильно напугать смотрящих на нее. Черные пятна глаз и рта не мигая смотрели на перепуганных людей.

"Идти нам надо ребятки! – старик оглянулся на темноту вокруг, бросил взгляд на угор, – Если успеем до того как красная красотка в зенит войдет, до того озера добежать, да на островок перебраться, то, считай спасены! Как звать-то тебя, рыжая!?""Айка…"– прошептала девочка, но старик услышал. А еще услышали те, кому не надо было это знать! И хоть девочка назвала свое имя практически шепотом, они услышали это ненавистное им имя, как если бы оно прогремело с неба. Услышали и рванулись к одиноко мерцающему в ночи костерку. "Я Настя! Аська! – залопотала девочка, – Меня только бабушка Мэнуме Айкой называет!""Тааак!"– подумал старик, но больше времени думать у него не было: костер потух. Темнота обрушилась на них вместе с ревом сотен страшных глоток…

Глава 4. Духи

Настя резко проснулась и села. Челка прилипла к мокрому, от липкого пота, лбу. Тело покрыла гусинная кожа. Рот был открыт в беззвучном крике. Она часто дышала, сердце выпрыгивало из груди. "Тааак! – подумала девочка, – Сколько можно-то!? Я так с ума сойду от страха!"

Один и тот же сон снился ей уже несколько месяцев. В первый раз, когда она в своем сне увидела, как на яву, страшное лицо злой ведьмы из рассказа старика, ее крик перебудил весь дом. Прибежали и папа, и мама, и сестра. Перепугались все, а разобравшись в чем дело, отправились на кухню, где до утра донимали ее распросами о том, что она увидела во сне. Сестра, Аленка, вообще решила, что Настя просто хочет к своей персоне внимания привлечь. Нахмурив красивые черные бровки, она так и заявила:"Что-то мутноватая история! Как ты могла видеть сон, в котором ты второстепенный персонаж!? Какой-то старик!? Брат двоюродный? У нас же нет брата! Не могла чего интереснее выдумать!? Опять из себя ведунью разыгрываешь?"Аленка достала телефон и забила вопрос в поисковик. "Ну вот! Сами поглядите! Ни о какой ведьме никто слыхом не слыхивал! А все что известно – это предрассудки!"– она осуждающе осмотрела растрепаное спросонья семейство, ткнув им телефоном под нос.

"Луна кажется красной, потому что освещающий её свет проходит через атмосферу Земли, которая рассеивает синий свет и преломляет красный свет в сторону Луны. – спокойно прочитал папа и выразительно глянул на Настю, – Интенсивность красного цвета определяется положением Луны в земной тени. Древние полагали, что Луна в этот момент обливается кровью от ран, получаемых от нечистых духов. В Древнем Китае считали, что во время затмения луну пожирает дракон. Египтяне усматривали в этом козни злого бога Сета, а древние германцы верили, что Луну пожирает гигантский волк…""Ну хватит! – резко сказала мама и погладила Настю по огненно рыжой голове, – И так все ясно! Приснился кошмар! Выбрось его из головы! Змбудь и не вспоминай! Если, опять, что плохое увидишь, то скажи: куда ночь – туда и сон! И все! Плохое больше сниться не будет!"

Но "плохое", как выразилась мама, снилось и снилось. И что с этим делать, Настя не знала. Сны не прекращались, а лишь обрастали жуткими подробностями и становились еще кошмарнее. Она была согласна с сестрой, что сон страный! Происходящее она видела так, как буд-то смотрела фильм. "Да уж! Фильмец! – вставая подумала девочка, – Фильм ужасов! Всякие там гари потеры, с теми чьи имена нельзя произносить, отдыхают! Что же делать!?"Она подошла к окну, подняла жалюзи. Ночь, как ночь. С седьмого этажа довольно неплохой вид на ночной город, на родную улицу, на небо. Настя приблизилась к стеклу, чтобы получше расмотреть небо. "И небо, как небо! И тучи, как тучи! – подумала она, скользя глазами по темноте за окном, – А вот и наша подружка! Или дружок? Месяц! Только народился! Надо глянуть утром, когда будет полнолуние! И что? Что делать-то?"– спросила она у своего отражения на оконном стекле и резко отшатнулась, чуть не упав с перепуга. "Ехать в Сибирь! В деревню к бабушке! – раздался голосок, – Сколько можно-то?"

– Ой, мамочки! – Настя закрыла лицо руками, она всегда так делала, когда пугалась или переживала.

– Да, вот, уж нет! Ни мамочка, ни папочка, ни кто кроме бабушки! Только она! И то, бабушка надвое сказала! Хихихи! – опять послышался голосок.

– Ты кто? – не убирая рук от лица, спросила девочка.

– Я-то? Как тебе сказать-то? Суеверие я, как люди говорят. Хозяин дооома! Домовой! Зовут Игнат!

– Ты страшный?

– Я очень страшный, когда дома все плохо! Согласно толстой книге на полке, на которой написано эн-ци-кло-пе-дия: "Домовой в религиозных верованиях славянских и некоторых др. народов «дух», живущий в доме. Вера в Д. – пережиток первобытных семейно-родовых культов. Др. название: у русских «дедко», «хозяин», «доможил», «суседко» и прочие; у белорусов «хатник», «господар»; у украинцев «хатнiй дiдко»; у поляков «хованец»; у чехов «скржитек», «рарашек» и др. Согласно поверьям, Д. – не только хранитель дома, но иногда наказывает людей за нарушение обычаев и непочтение, душит их во сне, пугает и т.д. С верой в Д. были связаны некоторые обряды: кормление Д., приглашение на новоселье в новый дом…"– голосок вдруг резко затих.

– Ты тут?

Было очень тихо, где-то между этажами проурчал лифт. Громко тикали часы на стене.

Настя вздохнула и медленно раздвинула пальцы на руках, потом открыла один глаз. Никого не было. Она открыла второй глаз, осторожно оглянулась и тут же присела, обхватив голову руками и прижав ее к коленям. Шепотом она твердила одно и то же: "Ой, мамочки!"А по ее спине ползли жуткие мурашки. За окном плавала та самая страшная морда, которую она видела в своем сне, та самая, что могла проникать в пределы света костра. Насте хотелось закричать, заорать так, чтобы не только все в доме проснулись и прибежали, но и чтобы морда эта перепугалась. Но голоса не было, девочка лишь беззвучно открывала рот. Тут ей припомнилось, как мальчишки в ее сне повторяли молитву "Отче наш". Она начала судорожно вспоминать слова: "… да будет воля твоя и на земле…""Не бойся, – раздался уже знакомый голосок, – Я тут!"Настя вздрогнула, и тут ее нервы совсем сдали, она открыла глаза и уже собиралась закричать, но ее взгляд наткнулся на двух незнаеомцев. Один – совсем маленький, сантиметров тридцать ростом, человечек. Его взлохмаченные светлые волосы торчали из под розовой с голубыми полосками шапочки с балоболкой, розовая телогрейка с аппликацией в виде клубничек на груди была надета на футболку с МикиМаусом. "Это же моя шапочка и безрукавочка! – мелькнуло у Насти в голове, – Я же их совсем маленькая носила! Совсем маленькая…! Тут человечек подмигнул ей: "Я – Игнат!"Настя кивнула и перевела взгляд на второе существо. Ей показалось, что все, вот сейчас она упадет в обморок. Ростиком с Игната, стояло, а вернее, висело над самым полом, самое настоящее приведение, такое, обычно бывает в мультфильмах. Бледносерый или грязнобелый балахон, прорези для глаз, откуда смотрели, прямо в глаза девочки, два зеленых огонька.

– Не боись! – опять, как старый знакомый, заявил Игнат, потом повернулся к привидению и сквозь зубы прошипел, – Договорились же! Сделайся кем попроще, чтобы психику не нарушать!

Привидение "поплыло", меняясь и превращаясь на глазах.

– Психика, это дело серьезное! Но она у нее уже нарушилась бы, если бы слабая была! – заявил серый очень пушистый кот с ярко зелеными глазами, – Полгода такие кошмары каждую ночь смотреть! Я бы свихнулся!

Кот подошел к Насте и потерся о ее ногу, потом поднял голову и посмотрел на наблюдавшую за ним девочку.

– Так пойдет? А то я могу хоть какое обличие принять! Лишь бы психику не нарушать!

Настя глубоко вздохнула, потом выдохнула. Гости смотрели молча. Она оглянулась, опять набрала полную грудь воздуха и зажмурилась.

– Ой, только не начинай опять про мамочку! Тута мы! Никуда не денемся! Поговорить надо!

На следующий день Настя дождалась, когда все разбредутся по своим делам, и она останется вдвоем с мамой. Папа был на работе, а Аленка была занята своим новым увлечением, а именно изучением разных мифов и легенд о красном цвете луны. Настя и Аленка были близнецами, но один день рождения на двоих и был их единственным сходством, в остальном девчонки были абсолютно разные. Во-первых, разной была внешность: Настя рыженькая, носик в веснушках, глаза зеленые; а Аленка темненькая, волосы черные, глаза карие, кожа смуглая. Во-вторых, разные характеры. Настя мягкая и нежная, а Аленка упертая, вспыльчивая. Но несмотря на различные убеждения и взгляды, девчонки горячо любили друг дружку. Вот и теперь Аленка решила разобраться с Настиными снами раз и навсегда, убедить сестру, что никакой ведьмы, злых духов и проклятого болота нет и быть не может. Поэтому она завалила себя книгами и, с энтузиазмом, их изучала.

Настя убедилась, что Аленка не помешает и отправилась к маме, которая пекла на кухне пирожки.

– Мама, а где живет наша вторая бабушка? – спросила девочка, откусывая горячий еще пирожок, – Разве ей не интересно, как мы живем? Разве она не скучает по тебе? Разве ты по ней не соскучилась?

Мама как раз ставила следующий противень с пирожками в духовку. Она, вздрогнув, замерла и, некоторое время, стояла не оборачиваясь. Настя встала и, подойдя к маме, обняла ее.

– Мам, я знаю, что бабушка жива и здорова! Что живет где-то в далекой, глухой деревеньке. Мамулечка, мне очень-очень туда надо!

Мама повернулась к дочке, обняла ее в ответ и погладила по рыжим непослушным кудрям. А потом заговорила:

– Я так молилась, так хотела и надеялась, что этот день никогда не настанет! Что все мы, и ты, и я, и Аленка и папа проживем саму обычную нормальную жизнь, что тебе никогда не понадобится узнать правду…

– Правду? Какую правду, мам?

Настя смотрела в родное мамино лицо, такое доброе и такое любимое. Мама нахмурилась.

– Я родилась и выросла в далекой сибирской деревеньке. Жила, себе, и росла, и была вполне счастлива. Окончив школу, я поехала в город, поступила в институт и там встретила твоего папу, он тоже был студентом…

Мама нахмурила красивые черные брови, "У Аленки такие же! – почему-то подумала Настя, – И глаза у нее тоже, как у мамы карие. У папы тоже карие! У одной у меня зеленые!"

А мама присела, сложила руки на столе и продолжила:

– Мы поженились, потом на свет появились ты и Аленка. Летом мы поехали к моим родителям, все так рады были. Вас просто затискали, избаловали. Вы были совсем крохами. Мы пробыли там почти все лето, там очень красивые места! Река – такая широкая-широкая, деревня наша стоит на высоком угоре. Смотришь с угора на реку, а в голубой воде плывут, отражаясь, облака. Берег внизу, под угором, белый-белый и кажется даже искрится на солнце! Мы с угора по тропинкам в детстве сбегали, чтобы искупаться в речке да на белом песочке позагорать потом. А сколько озер!? Красотища! Грибы, ягоды всякие…

Настя слушала не перебивая, она как наяву представляла все, о чем говорила мама. Мама достала пирожки из духовки и снова заговорила:

– Однажды, уже перед закатом, моя мама позвала меня прогуляться за черникой. Мы ее недалеко от деревни собирали, ее там много! Сладкая пресладкая, я такой больше нигде не пробовала. И вот идем мы по лесу, идем, и начала мне мама старую легенду про проклятое озеро рассказывать, про злую ведьму, да про рыжую ведунью. Короче, то что в твоем сне старик рассказывал. Я и не слишком-то вникала, а мама меня к озеру вывела. Я огляделась – никогда там раньше не была – деревья корявые, трава какая-то черная да пожухлая. Я маме говорю, что пойдем отсюда, а она меня к берегу заболоченному подвела, вперед показала. А там озерко, круглое такое, а посередине него – островок, представляешь!? – мама взглянула дочке в глаза, – Серебрянный островок! Все растения, каждая травинка, как из белого серебра сделаны! Мы к краю берега подошли и в воду глянули… – тут мама судорожно вздохнула, а у Насти по спине поползли мерзкие, отвратительные мурашки. Она уже хотела сказать маме, что не хочет ничегошеньки знать, не хочет вникать в старые легенды и тайны, но в это время из комнаты раздался душераздирающий, полный ужаса крик Аленки…

Глава 5. Встреча

Они рванулись одновременно, но мама первой вбежала в комнату, видимо страх за дочку придал ей сил. Настя вбежала следом, и они с мамой оторопели от, представшей перед ними, картины. Аленка стояла на столе, среди разложенных там, книг и, показывая куда-то пальцем, надрывно орала. Настя оглянулась в том направлении, что указывала сестра.

На кресле, словно послушный ученик, сидел домовой Игнат, сложив ручки на коленях и не проявляя никаких эмоций. А вот рядом с ним происходило нечто, что уму современого человека, совершенно непостяжимо. По креслу катался, второй ночной гость Насти. Не просто катался, а мерцал или мигал как лампочка в новогодней гирлянде, меняя и цвет, и обличье, и становился то пушистым сиреневым котом с рожками на голове, то котом ярко желтым и, почему-то с копытами, то зеленым поросенком с кошачьей мордочкой.

– Он так будет делать, пока она не замолчит! – спрыгивая с кресла, прокричал Игнат, – Спятить может!

– Аленка! Не ори! – крикнула Настя, хватая за руку маму, которая на бегу успела захватить из кухни скалку, и теперь замахнулась на Игната. Тот, не долго думая, исчез, и появился у мамы за спиной.

– Да не ори, говорят тебе!

Аленка резко закрыла рот, кулачки на руках были сжаты, глаза напоминали два огромных блюдца.

– Эээтто что за нечччисть! – спросила она у Насти, переводя взгляд с одного гостя на другого, губы у нее тряслись.

– Я бы попросил не выражаться! – возмутился домовой, – Я ведь и обидеться могу! Уйду, так, другой-то к вам, не пойдет потом! Успокоился! – он смотрел на пушистого синего кота с яркозелеными глазами, – Вона, как тебя перепугали-то!

Игнат сочувственно поцокал языком. А кот фыркнул, плавно спрыгнул с кресла и заявил, подходя к Насте:

– Это я от неожииииданности!