Визит к архивариусу. Исторический роман в двух книгах (IV)

Лев Аскеров

Визит к архивариусу. Исторический роман в двух книгах (IV)

ЛЕВ АСКЕРОВ

ВИЗИТ К АРХИВАРИУСУ

            (Исторический роман в двух книгах)

                  КРАХ ДЕРЖАВЫ

             (Книга вторая. Часть вторая.)

Тьма, пришедшая от Средиземного моря, накрыла ненавидимый прокуратором город… Пропал Ершалаим – великий город, как будто не существовал на свете. Всё пожрала тьма, напугавшая всё живое в Ершалаиме и его окрестностях.

                        М.Булгаков, «Мастер и Маргарита».

Глава одиннадцатая

ПРЕМИЯ ИУДЕ

Мальтийский сговор. Оплеуха. Последняя командировка. Печальная весть.

1

Уэбстера убрали без особого скандала. Все решилось в кругу домашнем – в Белом доме.

При всей своей амбициозности, он не стал перечить Рейгану, объявившему ему об отставке. После провальных разведывательных операций в Персидском заливе, измены Бена Ладена и зубодробительных заявлений сената по поводу его недееспособности – крыть было нечем.

Стюарту стало легче. Больше никто с операцией «Реквием» ему не мешал.

Новый шеф Роберт Гейтс, проработавший в их же епархии пару десятков лет и, быстро разобравшись, что к чему, не мог не по достоинству оценить того, что Билли сделал за это время. Хотя в ЦРУ Боб вертелся не пятым колесом в дилижансе, тем не менее, о «Реквиеме» он услышал только в день своего назначения. И не от Стюарта, а от самого президента. Это он, с глазу на глаз. посоветовал ему подключиться к Биллу.

– Более важного дела, чем «Реквием», – отрешённо, глядя перед собой, произнёс Рейган, – для меня в твоем ведомстве нет. Кстати, ты слышал о нем?

– Первый раз слышу.

Рейган знал: новый шеф ЦРУ не врет. И то, что он не в теме, ему понравилось. Значит, у Стюарта все без протечки.

– Билли молодец, – похвалил президент, – он даже провалы Уэбстера обернул в пользу нашей операции.

Гейтс вопрошающе посмотрел на Рейгана.

– Через дэзу сумел сделать так, что Советы бухнули в Персидский залив незапланированный ими довольно солидный транш.

– Вы имеете в виду…

– И вооружение и мани-мани, – откинувшись на спинку кресла, засмеялся президент. – Ради господства в мире они бухают вне всяких планов громадные средства.

– И они нас обыграли, – вставил Гейтс.

– То тактическая победа, но отнюдь не стратегическая. Обрати внимание, Боб, все их победы, в конечном счете, оборачиваются в нашу пользу. Внешне выглядит так, что они в выигрыше, а в реальности… – Рейган качает головой. – На деле же те страны, в которые они вкладывают громадные средства на борьбу с нами, затем становятся нашими союзниками. Потому что насаждаемая там Советами политика губила их экономику. Они начинали нищать… Вместе с тем, обескровливаются и коммунисты. В Персидском заливе они сожгли деньги, необходимые им для внутренних проблем и, как правильно подметил Билли, в пользу нашего «Реквиема».

– Один Афганистан им что стоил! – напоминает Гейтс

Расплывшись в улыбке, Рейган развел руками, мол, о чем речь.

Этот неулыбчивый, с каменным лицом человек, сидящий перед ним, знал что говорит. Именно он, Гейтс, со своими людьми перекусил хребет вторгшемуся в пределы Афганистана русскому войску, называемому Москвой «ограниченным контингентом». Он, на пару с Беном Ладеном, устроил позорный исход Советов. Если начистоту он стал, не лучше того унижения, какое пережила Америка, когда ее побитая армия покидала Вьетнам.

Там, во Вьетнаме, Москва, стоявшая за узкоглазыми недомерками, сумела раздолбать их, а в Афганистане Вашингтон поквитался. Причем с лихвой, без особых потерь и трат. И понятно почему. Дело там делали не солдафоны-начальники и не коммандос зеленых беретов, а всего лишь сотня агентов разведки, под командованием двух людей – Гейтса и его резидента, арабского миллиардера, Бена Ладена. Благодаря им все вожди пуштунских племен и даже узбеков, на которых Москва делала ставку, взяли сторону американцев. Они устроили им такую партизанскую баньку, что уже через полгода Кремль стал подумывать, как уволочь оттуда свои задницы, чтобы сохранить лицо. Их азиатчине афганцы противопоставили свою – рафинированную, первобытную. У Рейгана волосы становились дыбом, когда он читал приходящие из театра военных действий отчеты. Хотя как таковых действий, в их классическом понимании, то есть решающих, масштабных сражений, там, по существу, не происходило. Шли, так сказать, бои местного значения, засады, ночные набеги…

Нэнси, взявшая почитать один из афганских отчетов, несколько ночей не могла сомкнуть глаз. Ее мучили жуткие кошмары. Пришлось прибегнуть к помощи психотерапевта. Потом врач, в удобоваримых формах, выговаривал Рейгану:

– Сэр, что может вынести мужская психика, то может быть невыносимым для женской.

– Моя Нэнси сильная, док.

– Когда люди говорят о женщине «сильная», они имеют в виду характер. Но характер и психика – вещи разные. Психика – мать характера…

– Она у меня феномен природы.

– Феномен… – лицо врача тронула ироническая усмешка, и он едва не ляпнул: «Феномен – это отклонение от нормы. Грань шизофрении». Другому не постеснялся бы и вмазал. Тут же случай особый – президент США и первая леди. Подумать можно о чем угодно и как угодно, а вот озвучить то, о чем подумал, не всегда можно. И док быстро нашелся, чем оправдать свою неуместную усмешку.

– Сэр, – сказал он, – характер и склад ума входят в структуру психики. Женщина может обладать выдающимся характером и необыкновенным складом ума. Как наша первая леди. Но она – женщина. Дочь, мать, жена… В этом ее сила и фатальная слабость… От такого, что она вычитала, даже моя психика запаниковала. А я, как вы понимаете, профессионал, обладающий определенным арсеналом защиты психики от самых неожиданных атак…

– Ну, хватит, док! – раздраженно обрывает его Рейган.

Он злится не на врача, а на себя. Ему нельзя было позволять Нэнси читать те злосчастные бумаги, приложенные к очередному отчету об афганской кампании. А как он мог отказать ей? Она была в курсе всего. Она имела право, как соавтор разработанного им с Кейси изощрённейшего плана, значащегося в секретной службе страны под кодовым названием «Реквием». Причем доминирующим соавтором.

В первый же «а-ля фуршет», устроенный Рейганами для родственников и друзей в честь его избрания, она, перед их приходом, поправляя на нем, скошенную на бок бабочку, сказала:

– Стать президентом, Рони, – полдела.

– А с другой половиной дела, дорогая, надеюсь, мы с тобой справимся.

– Оно, милый, должно быть таким, которое могло бы увековечить тебя в истории.

– Я уже в ней. Спросят: «Кто был сороковым президентом Америки?» И потомки ответят: «Рональд Уилсон Рейган!»

– Это статистика. Портрет в веренице предыдущих и последующих президентов… И все! – справившись с бабочкой, усмехается она. – И еще, – ласково оглаживая его фрак, продолжала Нэнси, они спросят: «А что он такого замечательного сделал?»

– Снизил налоги, поднял экономику, страна благоденствовала…

– Милый! – останавливает она, глядя на него как учительница на школяра, зазубрившего урок, но не понимающего его сути. – Почти все, кто был до тебя, плохо или хорошо делали это. А вот когда произносят:«Джордж Вашингтон», – тут же, помимо того, что он Первый, еще, как синоним к его имени, добавляют: «Независимость страны»… Авраам Линкольн, хотя и 16-й по счету, но с ним связана отмена рабства… 32-й Франклин Рузвельт – победоносная война над Гитлером… Гарри Трумэн – холодная война… Они вошли в историю прогремевшими на всю планету теми или иными громкими делами, делавшими историю…

– Что ты хочешь сказать, Нэнси?

– В одном из своих предвыборных выступлений ты хорошо сказал: «СССР – империя зла». Блестящий экспромт! Твоими устами в тот миг говорил сам Господь…

Нэнси тут немного и очень по-женски слукавила. Эту мысль, приблизительно теми же словами, она высказала ему в тот день, когда стало известно, что Рональд стал одним из двух кандидатов, реально претендующих на пост президента страны. Он был в состоянии эйфории. Впереди маячила победа. Пусть еще призрачная, зато воодушевляющая. Из десятка претендентов в лидерах двое. И он, Рональд Рейган, один из них.

Один из двоих – не единственный. Соперник был не из простых. За ним стояла сила. Он располагал хорошими средствами. Но за ним тянулась одна червоточинка в репутации. Средства массовой информации обсасывали ее и так и эдак. И вдоль и поперек. Тем не менее, могло перетянуть первое. Оно существеннее… Тем более и его журналисты не обходили соперника своими злыми перьями. Вышли на первую жену, воспитывавшую его сына. Вышли и ушли с носом. Кроме комплиментов в его адрес ничего дурного о нем они не услышали.

Пытаясь из первой благоверной вытянуть что-нибудь с запашком, дотошный корреспондент «Вашингтон пост» упрямо талдычил: «Почему же вы расстались?»

«Мы были молоды, – сказала она. – Мне хотелось больше внимания. А он – трудоголик. Для него важнее всего дела. Без них он загибался»…

Умная женщина. Не стала вымазывать его, хотя между ними бывало всякое. Рональд обижал ее. Чуть ли не в открытую крутил с не дающими ему прохода поклонницами. Ночи напролет кутил с друзьями. Ну, кто, спрашивается, по молодости не грешил?… А он еще красавец, популярный артист…

Писаки пытались ухватиться и за это. Не обрыбилось. Они так и норовили ткнуть людям в глаза, мол, человеку легкомысленной профессии доверить президентство – дело несерьезное. Прямые вопросы и намеки на его актерское прошлое приводили Рональда в ярость. Но, как учила его Нэнси, он не избегал их, а, скрывая гнев за добродушно-снисходительной улыбкой, старался отвечать на них с юмором. Пожалуй, он единственный раз не пожалел, когда ему задали такой вопрос. Это было на чаепитии с отцами города Бостона. Оказавшийся на нем репортер «Нью-Йорк таймс» подошел к нему, когда Рональд стоял в тесном окружении хозяев города.

– Мистер Рейган, вам доводилось играть роль президента на съемочных площадках, а не сложно ли вам будет сыграть ее, став президентом?

Рональд, лучезарно улыбаясь, сказал:

– Если я, вдруг, стану президентом, я сделаю все, чтобы сыграть ее так, как достойно президента великой страны. Во всяком случае, лучше, чем на экране.

– В таком случае я вот что вам скажу: мистер Рейган, вы станете президентом.

Все рядом стоявшие зааплодировали. От столь неожиданного предсказания Рональд, аж, растерялся.

– Спасибо, – мастерски смутившись, поблагодарил он.

Предсказание журналиста окрылило претендента. И уже в номере гостиницы, где остановилась чета Рейганов, он, с тайным намерением снова пережить тот приятный момент, спросил жену:

– Нэнси, ты слышала, как тот паренек из «Нью-Йорк таймс» сказал: «Мистер Рейган, вы станете президентом»!.. Репортер, а славный парень!

– Всё слышала и видела, – с явным намерением сбить с него флер мальчишеского восторга, бесцветно проговорила Нэнси. – Рони, он не оракул. Сказал, сделал тебе приятное, и ладно.

– Чем ты недовольна? – зная хорошо жену, насторожился он.

– В твоих встречах с избирателями, в том числе, и в этой, с бостонцами, я заметила, что в речах своих ты вроде избегаешь проблем внешней политики. Они у тебя размыты. Не имеют четкости, позиции, целенаправленности.

– Людей интересует внутренняя жизнь. Их благосостояние.

– Ошибаешься. Благосостояние – хорошо, очень хорошо. Но, какое оно может быть без благополучия? То есть его защиты извне?

– Что ты имеешь в виду?

– Рони, помни и ни на секунду не забывай: ты замахнулся на то, чтобы быть президентом страны, а не губернатором штата… Хозяин Белого дома, глядя в окно, видит не улочку со сквером, а мир и свою страну в нем. Люди хотят видеть Америку первой страной мира. На подсознательном уровне каждый американец понимает: если его страна лидер – значит их президент лучший из всех. Американцы хотят этого. И очень не хотят с боязнью оглядываться на тщедушного, голодного монстра с атомными зубами, который с алчной плотоядностью посматривает на них. Я имею в виду царство рафинированного зла. Зоологически ненавидящий нас Советский Союз. Его, как Карфаген, надо разрушить. И я, американка, от своего будущего президента хотела бы услышать, что мы будем обладать мощной армией с не имеющим аналогов вооружением и что хитроумной своей дипломатией покончим с исчадием ада – коммунистическим царством зла… Ты этим выстрелишь сразу по нескольким вальдшнепам. Оно понравится массе обывателей, а главное – монополиям, производящим оружие, и интеллектуальному срезу общества, определяющему потенцию развития страны…

Нэнси излагала свою точку зрения, избегая обидного критического тона. Без намека на менторство. Словно рассуждала вслух, сама для себя. Он, казалось, ее не слушал и находился под гипнозом тех медоточивых слов репортера, произнесенных им на чаепитии. Но она слишком хорошо знала своего мужа. Он слушает ее, а главное – слышит. И для многочисленных советников, приставленных к нему, бывало всегда неожиданным, когда он отступал от написанных ими текстов и высказывал мысли, не стыкующиеся с их задумками. Правда, потом они признавали их приоритет. Но то потом. После того, как резонанс от них имел большую эффективность, чем та, на которую они рассчитывали.

Им долгое время было невдомек, что многое из этого шло от держащегося в тени советника – Нэнси. Наверное, они не догадывались об этом, потому что она была все время на виду и не вмешивалась в их дебаты. Стоя возле мужа, светло и радостно улыбалась и позволяла себе говорить только в случаях, когда к ней обращались. Но она зорко следила за всем. Все подмечала. Не упускала ни одной реплики, наводишие ее на точно выверенные тактические шаги. Разумеется, не свои, а мужа.

И если обстоятельства требовали того, она, обаятельно улыбаясь, показывала острые, жалящие зубки. Ей хорошо помнилось, как один из советников, известный в Республиканской партии под прозвищем «мозговой лис», возмутился и пенял Рональду на то, что тот назвал СССР империей зла.

– Вы пока не президент, чтобы позволять себе бряцать оружием…

Мило улыбаясь «мозговому лису», Нэнси, не без морозца в голосе, заметила:

– Сэр, на мой взгляд, позицию кандидата в президенты только недруги страны могут отнести к агрессивности его намерений. Позиция – это не угроза, а озвученное гражданином понимание ситуации с точки зрения национальных интересов… И, если хотите, это утверждение высокого достоинства народа Америки, демонстрирующего свою приверженность к идеям мира, человеколюбия и демократии…

«Мозговой лис» смешался и, что-то пробормотав о демагогии, отошел в сторону, всем своим видом показывая, что не хочет связываться с ничего смыслящейв большой политике, женщиной. В тот же вечер политобозреватели национального телевидения и радио показывали и вещали свои блиц-интервью, взятые у простых американцев, называвших Рейгана «своим парнем», настоящим патриотом, радетелем безопасности народа… И почти каждый из опрошенных отмечал его очень образную и точную характеристику Советскому Союзу. Уже на следующий день фраза «империя зла» стала крылатой. Страну коммунистов так теперь все и называли. Рейтинг Рейгана взлетел сразу на порядок.

«Мозговой лис» был посрамлен. А команде советников только тогда и стало понятным, кто в действительности ходит у шефа в главных наставниках.

Расчет Нэнси был точен и бил, как говорится, в десятку. За валом позитивных публикаций стоял богатейший денежный мешок Америки – военная монополия.

… И вот все позади. Рональд Рейган – президент. И он с Нэнси на своем ранчо, по этому случаю, для родичей и друзей устраивают а-ля фуршет.

Гостей еще нет. Они одни. Нэнси еще раз придирчиво осматривает его.

– Ты, Рони, теперь всегда должен выглядеть безукоризненно. Быть бодрым, светиться изнутри… Ты – лицо нации… Ну-ка, подними руки, – командует она. – Опусти. Под мышками не жмет?

– Хватит, Нэнси, – останавливает он жену. – Не уводи разговора.

– Какого разговора, Рони?

– Не прикидывайся. Не ты ли сейчас задвигала мне об истории?..

– А-а-а, – припоминает она, – ты вот о чем?.. Тогда присядем на минутку.

Она усаживает его в кресло и садится напротив.

– То, что я хочу сказать, очень серьезно, – в ее улыбчивых глазах сверкнули острые искры наледи. – Я тебе, дорогой, «задвигала не об истории», – ядовито надавив на эти его слова, продолжала она, – а о том, как остаться в истории. Так вот, для того, чтобы в ней остаться, надо делать ее. Судьба тебе дала такой шанс. И предоставила очень удобный момент для этого. У тебя реальные рычаги, широкие возможности – деньги, армия, разведка.

– Суть! Нэнси, суть! – потребовал он.

– Тебе нужна победоносная война.

То была не просто фраза, произнесенная хрупким, изящным существом женского рода, то был гром среди ясного неба. И не от звука грудного голоса этого существа, а от смысла сказанного ею у Рейгана раскрылся рот.

– Подними челюсть, Рони. Я не о кровопролитной бойне, которую следует развязать. Ни в коем случае! Я о той, которая идет… О той, что развязали без тебя много лет назад. Пришло время побеждать. Господь вывел тебя на это время.

– Холодная война, – уходя в себя, догадывается он.

– Она самая, милый. Сокрушишь ее, «империю зла», – и вечная память тебе… У них, судя по поступающим оттуда сведениям, большие проблемы. Народ ропщет. Лишь жесткий диктат держит его в узде…

– Теперь я буду знать обстановку из первых рук… Надо будет подстегнуть ЦРУ.

– Именно! – с воодушевлением поддерживает Нэнси. – Об ахиллесовой пяте Советов хорошо было известно Гитлеру. Он, когда шел на Москву, рассчитывал ударить по ней. Полагал, что Советский Союз заполыхает межнациональными конфликтами… Небеса, однако, были неблагосклонны к нему. Не дали ему того удобного момента, какой предоставляют тебе… Надо тебе сыграть на этом. Обескровливать экономически, стравливать, дать ход таким козырям, как демократия, свобода слова, права человека…

– Нужна полная картина того, что там происходит. Чтобы проанализировать, выявить наислабейшее и перспективное… Мне нужен свой человек в ЦРУ.

– Тебе везде нужны свои люди.

– Само собой, – согласился он.

В дверь постучали. Это был слуга.

– Гости! – просунув голову в комнату, сообщил он.

Рональд вел себя как обычно – шутил, смеялся, рассказывал и слушал анекдоты. Старался подойти к каждому и с каждым пообщаться так, как это принято было на их семейных и дружеских вечеринках. Чтобы – Боже упаси! – кто из них не смел подумать: Рони стал другим. И всем своим поведением он давал всем понять: «Ребята, я все тот же».

Может, кто и не заметил разницы между тем, недавним, бесшабашным и открытым в кругу близких ему людей, только не Нэнси. Занятая гостями, она, тем не менее, не выпускала его из виду. Он был весь в себе. Верней не в себе. Нэнси знала его как саму себя. Она знала причину. Он весь в их разговоре. Он задел его за живое и ему не терпелось действовать. И поэтому, когда Рони вдруг исчез, она нисколько не удивилась. Более того, не любившая врать Нэнси, чтобы прикрыть мужа и отвести от него обиду гостей, сказала, что кому-то из официальных лиц понадобилась его консультация и он вынужден был отлучиться.

– Теперь все, ребята, Рони ни нам, ни самому себе не принадлежит, – резонно заметил кто-то.

Гости отнеслись с пониманием к его внезапному исчезновению.

Едва успела закрыться дверь за последним из гостей, Нэнси подошла к телефону и набрала номер.

– Добрый вечер, Кейси. Как чувствуешь себя?.. Рони у тебя?

– Рони, она вычислила тебя, – крикнул он другу, а в телефон спросил:

– Подозвать?

– Не надо. Передай, что гости ушли и он может не торопиться… Пока. Больше не болей.

– Есть! – бодро откликнулся он и, пожелав ей доброй ночи, дал отбой.

2.

Нэнси была в курсе всего. Она прочитывала все отчеты, представляемые Рональду по афганским событиям. Она знала день и час, когда они поступали в канцелярию президента. Иной раз, с его позволения, конечно, Нэнси сама забирала их. Бывало это в тех случаях, когда он по макушку увязал в других проблемах. Потом она пересказывала ему самое главное и они обговаривали варианты действий…

Так у ней в руках оказался и тот Отчет с приложениями.

Рейгану и самому стало не по себе, когда он прочел тот самый, присовокупленный к Отчету, дневник советского солдата. Он так потряс Нэнси, что пришлось звать к ней психотерапевта.

И сейчас, сидя у себя в кабинете и дожидаясь врача, проводившего в их домашних покоях последний сеанс психотерапии, после которых, как он уверял, с нервами Нэнси будет все в порядке, Рейган снова стал перелистывать тот злополучный Отчет, ставший причиной психического срыва жены. Повернул одну страничку, другую и… незаметно для самого себя, вновь, с головой, окунулся в эти, имевшие гипнотическую силу записи…

Выдержки из дневника сержанта Советской Армии Мунира Аглиуллина и тексты, обнаруженных в нем писем от матери. (Переводчик, специалист высшей категории майор военной разведки Самарий Калиберда)

21 сентября 82 г. Ночью упал с полки. Наверное, резко дернулся с места паровоз. Упал удачно, на гору рюкзаков, сваленных в нашем купе такими же новобранцами, как и я. С нее скатился на нашего «покупателя» – капитана. Он был мертвецки пьян и даже не шелохнулся. Его напоили провожавшие меня мои однокурсники по вечернему политехническому институту. Водки было хоть залейся, а жратвы – две буханки хлеба, куча отварной картошки в мундире и кастрюля кислой капусты. Мой друг Васька Редин прибежал на вокзал позже всех, зато на чемодан, служивший нам столом, выложил деликатесы – консервированных бычков в томатном соусе, которых в Красноярске достать сейчас можно было по большому блату. Целых три баночки. Капитан, взяв консервы, сказал, что мы здесь богато живем и что у них, в Оренбурге, за бычки в томатном соусе могут пришить, не моргнув глазом. Он пил много, жадно, с удовольствием. От каждого стакана, что ребята вливали в себя, меня передергивало. Я на дух не переношу даже запах водки и ненавижу, когда курят. Купе было все в дыму. Опьяневший капитан клятвенно обещал моим друзьям определить всех нас в команду для школы сержантского состава. И во все горло, обнимая, поплывших от водяры моих однокашников, вдруг запел.

Как по речке, по реке, плыли две дощечки.

Эх, еп-твою-мать, плыли две дощечки!..

«Петь со мной!» – приказал он. И я с ребятами пел вместе с ним. Мы тянули первую строчку, а он, хлопая себя по ляжке, с вдохновенной отчаянностью выгаркивал вторую.

Мой полет с полки и русская народная песня в интерпретации капитана обещают хорошую службу. А мне было все равно.

Иссяме1, мой дорогой, единственный и бесценный мальчик!

Каждый день вижу тебя во сне. Сегодня видела большую реку. Вода в ней прозрачная-прозрачная. И ты в ней плаваешь. Я с полотенцем жду тебя на берегу, а течение уносит тебя далеко-далеко. Мне сказали, что сон очень хороший.

Слушайся командиров и, очень прошу, не водись с плохими ребятами. Они могут научить тебя курить и пить. Знаю, ты весь в папу. Он ненавидел водку и не переносил табачный дым.

Здесь у нас сплошная пьянь. Прямо ужас. И девчонки пьют.

Что тебе хочется, сынок? Что тебе послать? Если холодно, мы с Альфией свяжем тебе шерстяные носочки и варежки. Вчера испекла перемячи, и Альфия три перемяча отложила в сторону. Сказала, что она их отошлет своему любимому братику Мунирчику.

Как кормят там вас? Здесь с продовольственными продуктами напряженка. Но мы обходимся. Хорошо, ввели талоны на продукты. Теперь убегать с работы в очередь за маслом или мясными изделиями не приходится. На Новый год, как я тебе писала, нам выдали талоны на полкило конфет. Альфушка умяла их за милую душу. Учится она хорошо. Недавно получила тройку по математике, так я ее припугнула, что напишу тебе. Как она плакала, дурешка. К концу недели звонит мне на работу и радостно сообщает, что исправила тройку на пятерку.

Вчера в профсоюзном комитете мне пообещали, что где-то в мае или июне, как сдадут строящийся дом, нам, как семье погибшего на производстве кормильца, дадут квартиру.

Вот и все, мой любименький. Береги себя. Будь умницей.

Крепко-крепко и много-много раз целуем.                   Мама и Альфия.